Поющие сердца зовут... Часть 15

Вячеслав Дорошин: литературный дневник

Автор Яндекс-дзена: В. Марочкин о музыке


Несмотря на возникшие в коллективе распри и взаимную неприязнь участников, «Ария» продолжала ездить на гастроли, поскольку график концертов был составлен задолго до ссоры в Ставрополе. Раскол, произошедший в группе, на концертах был виден невооруженным глазом: Холстинин и Кипелов старались держаться с одного края сцены, а Большаков, Грановский и Покровский – с другого. И даже барабанная установка, казалось, была сдвинута Молчановым в сторону тех, с кем он решил уйти из группы. Кипелов иногда, правда, переходил невидимую границу, разделявшую бывших друзей, но, едва заканчивалась песня, он тут же возвращался на «свою» сторону.


Даже во время пресс-конференции, которую группа дала перед концертом в кафе «У фонтана», что в Олимпийской деревне, Холстинин и Кипелов сидели слева, отдельно от всех, а остальные музыканты – справа, и свои вопросы журналисты задавали отдельно в левую сторону, и отдельно – в правую.


Но однажды Вектштейн подозвал к себе музыкантов и объявил, что на начало декабря намечена серия концертов «Арии» в Москве, в Лужниках, в спорткомплексе «Дружба», и чтобы они готовились играть два дня по два концерта.


- Я выполнил то, что обещал, - сказал Виктор Яковлевич, который все еще надеялся на то, что состав сохранится, если концерты пройдут успешно.


Векштейн попросил музыкантов собраться перед концертами на репетицию, но услышал в ответ, что программа давно уже накатана, а репетирует тот, кто играть не умеет...


Концерты «Арии» в «Дружбе» были первыми большими хэви-металлическими концертами в Москве. В столице тогда уже существовали и другие группы, которые играли такую музыку: «Черный Кофе», «Легион», «Кросс», «99 %», «Металлаккорд», - но они играли в основном в маленьких залах. А тут - большая площадка и четыре сольных концерта подряд! В Москве такого еще не бывало.


На улице стоял жуткий холодище, тем не менее народ выстроился у метро с плакатами: «Куплю билет на «Арию». Счастливчики колоннами двигались в сторону дворца спорта. Площадь перед Лужниками была заполнена автобусами, в которых прибыли поклонники группы из других городов, причем не только из Подмосковья, но и из Тулы, Рязани, Владимира. Среди групп фанов, то тут, то там раздавались крики: «Здесь куют металл!»


Настроение у музыкантов было праздничное, даже у Холстинина, который знал, что еще два дня - и он станет полноправным победителем в борьбе за успешный брэнд. Но за кулисами ощущалась какая-то странная возня. В гримерку заглянул незнакомый солидный мужчина в коричневом пиджаке и галстуке в горошек, как у Ленина. По всей видимости, какой-то важный чиновник из Москонцерта. Он внимательно оглядел снаряжающихся на концерт музыкантов и, не произнеся ни слова, вышел. Векштейн на полусогнутых ногах тут же бросился в коридор догонять его.


Перед самым началом концерта Виктор Яковлевич подозвал к себе Игоря Молчанова и увлек его в дальний буфет. По дороге к ним присоединился Володя Холстинин. Когда они присели за стол, Векштейн задал Молчанову прямой вопрос:


- Игорь, ты все обдумал? Может быть, ты все-таки останешься?


- Ребята, ну о чем вы говорите! Чего же вы раньше-то разговор этот не завели?! А теперь, когда машина закрутилась, уже поздно! – ответил Игорь, подумав вдруг, что именно он эту машину и закрутил.


- Да ты не беспокойся! – в унисон руководителю сказал Холстинин. - Пускай все остальные уходят...


- Нет, - не дал ему договорить Игорь. – Я вместе с ребятами.


Глядя в лицо Володи, он вдруг понял, что если его уговорят остаться, то эта машина начнет действовать против него.


Остальные участники «Арии» в этот момент вышли на сцену, чтобы отстроить звук. За пустующую ударную установку вскочил Витя Михайлин, барабанщик «Автографа», пробежался палочками по альтам и тарелкам, перекинулся свежими анекдотами с «арийцами» и спустился вниз, где его ждали другие музыканты «Автографа».


- Что он тут делает? - спросил Большаков у Грановского, кивнув на Михайлина, но Алик лишь недоуменно пожал плечами.


Тут же, у сцены прохаживался медноволосый парень - гитарист «Металлаккорда» Сергей Маврин. Володя Холстинин, пробегая мимо, обязательно останавливался около него и что-то объяснял, показывая на сцену.


- Ну вот! Нам еще даже заявления об уходе не подписали, а Володя уже замену привел! – усмехнулся Грановский. – Впрочем, нам-то что? Нам это по фигу! Пусть приводит, кого хочет, мы же все равно уходим…


Когда дневное выступление «Арии» в «Дружбе» завершилось, и первая порция фанов покинула дворец спорта, распевая песню «Воля и разум», а музыканты спустились в гримерку, там их уже поджидали Виктор Яковлевич и тот самый незнакомый человек из Москонцерта.


- Так! Всем сесть! – скомандовал Векштейн. - Надо поговорить!


Виктор Яковлевич представил незнакомца. Это оказался действительно «большой» человек, фамилия его была Холопенко, он курировал всю концертную деятельность филармоний. Барабаня пальцами по колену, Холопенко важно произнес:


- Ну, значить, что?.. Я вижу, что вы здесь все крутые и собираетесь, как мне сказал Виктор Яковлевич, уходить. Значить, я хочу вам сказать: первое, если вы уйдете, то у вас больше нигде и никогда концертов не будет. Это, надеюсь, вы понимаете?


Холопенко говорил округлыми, отрывистыми фразами, будто читал по написанному. Музыканты тут же подумали о том, что Векштейн, наверное, специально пригласил москонцертовского начальника, чтобы напугать их, неподдающихся, и это еще больше разозлило наших героев, твердо решивших выбраться из векштейновской мышеловки наружу.


- Вы знаете, кто я? – тем временем распалялся Холопенко. - Я - вам конец! Сразу говорю: работы у вас не будет. Этот вопрос даже не обсуждается.


- А мы все равно уйдем! – сказал Андрей.


- Да вы сумасшедшие! – возопил Векштейн.


- Больные люди! Чего с них взять?! - подтвердил «догадку» Векштейна москонцертовский босс.


Холопенко на самом деле очень беспокоился по поводу возможного ухода музыкантов. Придя на концерт во дворец спорта, он обнаружил там огромное количество зрителей, что изрядно удивило и порадовало его. Холопенко были известны все тайны всех филармоний, он хорошо знал, что именно благодаря этой группе Москонцерт был снят с картотеки, то есть «Ария» кормила всех тамошних лоботрясов. Потерять такую группу было для него делом невозможным. Поэтому, повернувшись к Виктору Яковлевичу всем своим крупным начальственным телом, Холопенко раздраженно произнес:


- Витя, этот вопрос надо как-то решать!


Векштейн крикнул в лицо ребятам:


- Чего вы хотите? У вас же все есть!


- Да! Теперь я хочу послушать вас, - чуть более миролюбивым тоном произнес Холопенко, но глаза его по-прежнему блестели сталью.


- Мы хотим играть рок!


- Да кто ж вам не дает?! – Векштейн уже кричал фальцетом.


- Здесь это уже невозможно, - сказал Андрей.


- Может, мы вам ставки поднимем? – предложил Холопенко.


- Мы не останемся здесь ни при каком условии, - поддержал товарища Игорь Молчанов.


- Вы нас вряд ли поймете! – сказал Алик.


- Да, теперь я тоже вижу, что они у тебя сумасшедшие, - воскликнул Холопенко, вставая и с грохотом роняя стул. Он был зол на строптивых музыкантов, не осознающих, в чем их счастье, на Векштейна, который втянул его в этот дурацкий спор, не подготовив, не унавозив почву, и на самого себя, поддавшегося на Витькины уговоры и притащившегося в этот промозглый день в «Лужу», хотя так хорошо было бы сейчас сидеть дома, в тепле, в уюте и попивать ароматный коньяк «Мартель», который ему недавно прислали из Франции…


...Тут в гримерку ворвались журналисты какой-то американской телекомпании и, тыча микрофонами, стали брать интервью у «арийских» музыкантов. Обиженный Холопенко боком протиснулся мимо оператора с камерой и, выходя из гримерки, громко хлопнул дверью, отчего мелкой дрожью затряслись софиты американцев.


Во время интервью Андрей шепнул Алику:


- Это наш с тобой последний концерт в «Арии», давай отыграем его по полной программе, а то, неровен час, запретят нас завтра!


Как говорят очевидцы, это был лучший концерт первого состава «Арии». Музыканты вышли и сыграли, что называется от души. И неважно, что Володя, как повелось в последние месяцы «пилил» на гитаре, стоя в дальнем углу сцены. У Алика и Андрея был настолько хороший контакт с Валерой, что их совместная энергетика ровным и мощным потоком лилась в зал, откуда, усиленная ревом нескольких тысяч фанов, возвращалась обратно к музыкантам, отчего их песни переполнялись положительными эмоциями.


На этот концерт Львов пригласил Стаса Намина. Он как раз договаривался, чтобы уйти к Стасу и, можно сказать, сыграл свое соло специально для него, чтобы предъявить все свое мастерство. Его палочки порхали над барабанами с такой скоростью, что, казалось, у Львова не две руки, а целых шесть, как у одного индийского бога. Стас не скрывал своего восхищения, он был рад, что ему удалось переманить от Векштейна, своего давнего коллеги и соперника, такого классного барабанщика.


После концерта Стас Намин подошел к Большакову и Молчанову, которые стояли в фойе, и сказал:


- У меня есть к вам разговор. Я прошу вас сегодня приехать ко мне.


Молчанов, Большаков и Львов вместе с женами сразу после концерта тайком, «по стеночке», боясь быть застигнутыми врасплох (Намин жил на одной лестничной площадке с Виктором Яковлевичем Векштейном в доме на Кутузовском проспекте), отправились к Стасу. Хозяин откликнулся на звонок, будто стоял за дверью. Он впустил гостей в прихожую, осмотрел лестничную площадку и, не заметив ничего подозрительного, закрыл дверь, заперев ее на два замка и цепочку.


Гости прошли на просторную кухню и расселись за столом-уголком. Стас начал излагать свою идею, не делая никаких предисловий:


- Я предлагаю вам принять участие в проекте, который здесь никто еще не делал. Есть возможность контракта с одним западным продюсером, очень уважаемым и влиятельным человеком, на один (только один!) русский проект, который будет раскручиваться за рубежом. Я даже придумал вам название! Это будет группа «Адам»!


- Почему «Адам»? – спросил Андрей.


- «Адам» означает «первый». Вы будете первыми!


- Все это здорово, - сказал осторожный Большаков, - но нам не так просто будет уйти от Векштейна.


И он рассказал о состоявшемся накануне разговоре с Холопенко.


Стас Намин выслушал эту «страшную» историю без особого интереса:


- Это все ерунда. Я вас научу, что и как нужно делать.


И он рассказал, какие письма и куда нужно будет написать, с кем нужно будет встретиться и переговорить - и тогда все будет в порядке.


Все, что предлагал Стас, было очень заманчиво. Андрей поразился тому, какой Стас умница, как расписаны у него все ходы, как все разложено по нотам, только нажимай - и сразу все звучит. Но когда уже под утро наши герои распрощались с Наминым и отправились по домам, Молчанов сказал:


- Ребята, я работал с женой Стаса певицей Людмилой Сенчиной и хочу вам сказать, что Стас – тоже из породы векштейнов. Известно же, что, если кто-то его не устраивает, он этого музыканта выкидывает и берет другого.


- Ну, если ты считаешь, что не стоит с ним затеваться… - начал было говорить Большаков, но Молчанов перебил его:


- Да, я считаю, что не стоит. Он будет из нас веревки вить не хуже Виктора Яковлевича…



Другие статьи в литературном дневнике: