почему нам нравится обсуждать внешность других«Сердцу не прикажешь: звезды и их жены с нестандартной внешностью», «Богатые тоже плачут» и даже «Секрет успеха некрасивых женщин» — такие заголовки появились в приличных с виду изданиях после того, как Марк Цукерберг выложил в Сети фотографии жены и новорожденной дочери. Ни информация о том, что создатель Facebook (запрещенная в России экстремистская организация) пожертвует 99 % собственного капитала на благотворительность, ни трогательное письмо, которое миллиардер написал наследнице, не вызвали такого всплеска интернет-активности, как внешние данные его супруги. Присциллу Чан обвинили в том, что она чуть ли не приворожила несчастного айтишника, который, кроме экрана компьютера, и жизни не видел, — ведь не может же, в самом деле, нормальная женщина без ТТХ куклы Барби выйти замуж за богача. В этих бесчисленных комментариях было «прекрасно» все: минимум самой Присциллы Чан, зато полный набор комплексов и неудовлетворенных желаний комментаторов. Но самое удивительное — в беседе принимали участие не только тролли, бессмысленные и беспощадные, но и приличные (что бы это ни значило) люди. Они не поддерживали общий злобный вой, но тоже высказывались и тоже судили. Сам факт статьи, которую я сейчас пишу, доказывает: то, что раньше происходило шепотом на кухне, сейчас делается во всеуслышание. Закон джунглей Внешность — это первое, что мы узнаем о человеке, когда его встречаем. Это одновременно и новая информация, и сигнал — свой/чужой, бить, бежать или обниматься. Даже сейчас, когда внешние атрибуты перестали иллюстрировать статус и способны ввести в заблуждение кого угодно (вспомните Стива Джобса в водолазке или герцогиню Кембриджскую в пуловере Gap), с их помощью продолжают выносить вердикты. Хотим мы того или нет, внешность решает: в середине нулевых в Америке провели исследование, которое показало, что полные в среднем зарабатывают меньше худых, брюнетки — меньше блондинок, женщины, которые не красятся, — меньше, чем те, кто использует макияж каждый день. Если вы выше коллеги на 15 см, то, скорее всего, будете получать на $5 000 в год больше, потому что высокие в наше время вызывают повышенную симпатию. Конечно, выводы любых исследований, основанных на «средней температуре по больнице», вдребезги разбиваются о конкретные истории конкретных Наполеонов, и яркая личность всегда сильнее стереотипов, но факт в том, что встречают по одежке — идет ли речь о приеме на работу или общении в соцсетях. Подозрительность и критический взгляд на чужака — эволюционный прием, необходимый элемент системы безопасности, но в эпоху победившей толерантности от нас ждут другого — улыбки, дружелюбия и гостеприимства. И все бы ничего, если бы архаичный инстинкт не давал о себе знать, вступая в битву с новыми правилами жизни. «На заре человечества злословие помогало выигрывать в конкурентной борьбе и занимать высокое положение в стае, — объясняет психолог Ирина Маркова. — Более того, критикуя внешность или поведение другого индивида, наши предки объединялись в группы, это был один из механизмов создания и укрепления коллективного духа». Оскорбляя другого, мы стремимся понизить его статус и тем самым, с одной стороны, исключить противника из списка конкурентов, с другой — самому возвыситься. Под контролем По словам американского психиатра Мюррея Боуэна, в нашем обществе воцарился «вакуум собственного мнения». Личное подменяется тем, что навязано извне: две трети информации в соцсетях — это репосты и рерайты, а производителей уникального контента, по некоторым подсчетам, всего несколько сотен. Мы легко обзаводимся авторитетами, на мнение которых охотно ссылаемся, но так и не становимся авторитетами сами — и прежде всего для самих себя. Потребность в постоянном одобрении и восприятие собственных поступков через реакцию окружающих называется внешним локусом контроля. Выкладывая тонны фотографий, мы как бы уточняем: «Ну как? Все хорошо? Вам нравится?» — а в ответ получаем то, что получаем, — лайки для утешения и критику от тех, кем движет архаичное чудище злословия. Мы сами его кормим, и под «мы» я подразумеваю прежде всего журналистов. Коллеги подтвердят: материалы из серии «Худшие образы вечеринки N» собирают самый большой трафик. Мы живем в уникальное время, когда внешность, отделившись от личности, превратилась в самый настоящий товар, а значит, потребитель имеет полное право ее оценивать. Когда моя бабушка, увидев телесюжет про чьи-то очередные скандальные фото из Instagram (запрещенная в России экстремистская организация), восклицает: «Но ведь это неприлично обсуждать!» — я объясняю, что к реальному человеку это не имеет почти никакого отношения, — как было написано на открытке-демотиваторе, «за фотографией любой успешной женщины стоит 154 снимка, которые ей не понравились». Меня в этой истории больше всего беспокоит другой вопрос: почему мы верим негативным комментариям? Зачем расстраиваемся и переживаем? Тролли зачастую даже не люди, а умело сгенерированная программа, но реакция на нее вполне реальна на уровне физиологии: учащенное сердцебиение, покраснение кожи, легкий тремор, необоснованный гнев и раздражение. Писательница Элизабет Гилберт, которая никогда не читает критические отзывы на свои романы, призывала доверять только тем «правдорубам», которые желают вам добра: «Когда кто-нибудь заявляет вам, что «жесток, зато честен», на самом деле он хочет сказать следующее: «Мне нравится причинять боль. Пожалуйста, дай мне возможность ранить тебя». Я никому не давала разрешения издеваться над собой. Жестокая честность — это не добродетель. Я могу выслушать искреннее мнение, но только когда оно исходит от доброго сердца, которое не жаждет крови». В 1920-х годах бренд Camay вышел на рынок с рекламным слоганом: «Любая женщина участвует в конкурсе красоты каждый день своей жизни». С тех пор, по сути, ничего не изменилось: конкуренция по-прежнему сильна, разве что число судей выросло в геометрической прогрессии. Единственное, зачем участвовать, если вы уже королева? Ольга Сипливая elle.ru © Copyright: Лира Югорская, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
