Марк Рудинштейн. Убить звезду 4Благодаря данной оскандалившейся статье, очередной номер киноальманаха «Караван историй» смели с прилавков за один день ещё в далёком 2010-м. Когда же на днях «бесстрашный виновник разоблачений» умер, оставшаяся в живых богема припомнила ему это повествование и практически проигнорировала похороны легендарного продюсера. ОКОНЧАНИЕ. * * * На набережной было темно и пусто. Только вдалеке стоял, облокотившись на парапет, какой-то парень. Внезапно я заметил темную фигуру. Она стремительно приближалась к парню. «Эй! А ну стоять!» — крикнул я, бросившись вперед. И подумал обреченно: не успеть! Зрение вдруг обострилось, я видел все очень четко. Скорчившегося беднягу рвало, он не слышал моих криков. «Берегись!» — заорал я изо всех сил. И тут произошло чудо. Парень по-прежнему ни на что не реагировал, но темнота рядом с ним, в низу парапета, вдруг ожила, оттуда взметнулась нога и ударила нападавшего прямо в живот. Следом раздался пьяный вопль: «Что это ты, падло, делаешь?! Да я тебя сейчас самого зарежу, зараза!» Когда я подбежал, нападавшего и след простыл. Но Митя Перфемов (а это был он, родимый!), с трудом поднявшись на ноги, продолжал орать. Рядом выворачивало наизнанку Басырова. Я обнял их обоих: «Дорогие мои, хорошие, как же я рад вас видеть!» А потом, схватив под руки, потащил их в гостиницу. Первым, кого мы встретили в пустом холле «Жемчужины», был Народный. — Марк, беда. Олеся ушла. Он безуспешно пытался сдержать слезы. — Они поругались с Кириллом, и Олеся ушла. С чемоданом. — Куда? Вернулась домой, в Москву? — Нет, к Литовскому, в его номер. Марк, я тебя умоляю, поговори с ним, пусть отдаст Олесю. — С чего ты взял, что Павел станет меня слушать? — Тебя он послушает. Ты умеешь разговаривать с такими людьми. Кирилл без нее не выкарабкается. Народный выглядел совершенно потерянным. — Хорошо, Алик. Я пойду к Литовскому, но ты завтра проведешь церемонию открытия. — Да, Марк, конечно. Все, что хочешь. Только пусть Олеся вернется к Кириллу. Литовский открыл не сразу. А когда увидел меня, страшно удивился. В глаза бросился нераспакованный чемодан, и я решил брать быка за рога. — Павел, отпусти, пожалуйста, Олесю. Она замужняя женщина. — Да разве я ее держу? — изумился Литовский. Бандера, полностью одетая, сидела в кресле и нервно курила. — Олеся, пойдем. Тебя Кирилл ждет. Она подняла темные глазищи, и у меня на миг сжалось сердце. Красавица, сильная девочка. Нелегко ей живется с истеричным мужем. Вопреки моим ожиданиям, уговаривать Олесю не пришлось. Она затушила окурок в переполненной пепельнице, встала и, легко подхватив чемодан, пошла к лифту. Я с удивлением отметил явное облегчение на лице Литовского. Я лег спать только в пять утра. А в восемь меня разбудил телефонный звонок. — Слушай сюда, — развязно начал вымогатель. — В этот раз тебе просто повезло: я не заметил придурка Перфемова. Больше ошибок не будет. Деньги положишь в спортивную сумку. Потом... Я перебил его: — Это у тебя там что, море шумит? Моцион на пляже? О здоровье заботишься? — Не твое дело. Значит, сумку несешь... — Погоди ты. Денег нет. Пока нет. Мне нужен еще один день. Завтра все получишь. Если, конечно, не натворишь глупостей. — Я не понял. Ты мне условия, что ли, ставишь? Семь бед — один ответ. — Кто платит, тот и музыку заказывает. Сегодня у меня открытие. Позвонишь завтра и скажешь, куда нести бабки. А пока — как ты там говоришь? Адьес, амиго? — сказал я, первым закончив разговор. Кажется, начинаю привыкать к шантажисту, еще скучать начну! И тут мне пришло в голову, что я могу застать его на пляже. Ведь в трубке явно слышался шум моря. Но, увы, единственным, кого я там увидел, был Жерар Депардье. Французский колосс сидел за столиком. У меня на глазах он выпил полный бокал вина и вошел в море прямо в костюме и сапогах. Я тут же вызвал охрану, мы его отловили и отвели в номер. Положили на постель в одежде, вес у Депардье солидный, раздеть не получилось. Хорошо бы, проспался до вечера... Наскоро позавтракав, я схватил сценарий открытия и пошел к Народному. Тот встретил меня со своим всегдашним снисходительным радушием — от вчерашних слез не осталось и следа. — Слушай, я сейчас не могу этим заниматься, у меня планы, — сказал он, поглядывая на дверь спальни. — Алик, до открытия несколько часов. Вот сценарий. Постарайся его хотя бы просмотреть. В комнате появилась Полина. — О, Марк, доброе утро. А мы на пляж, да, дорогой? — Вы идите, а я пойду поработаю с бумагами... Присоединюсь к вам попозже, — сказал Народный и посмотрел на меня со значением. Фраза «Пойду поработаю с бумагами» всегда значила у Алика следующее: «Дай мне ключ от одного из твоих пяти номеров». Но надо отдать ему должное, Алик делает все, чтобы жена не узнала об изменах. В его роду женятся раз и навсегда. Лишь однажды он чуть не ушел от Полины — когда сильно влюбился в Проклову. Алик даже объявил об этом жене. Но что-то у них с Леной не заладилось... Ближе к полудню я увидел, как Народный, весь в белом, с корзиночкой свежей клубники направляется к бассейну, где в шезлонге загорала его жена. Сценария он, конечно, не прочитал. Видно, не до того было. За весь день я присел только раз — когда Масков вытащил меня попить кофе. — Мне бы день простоять да ночь продержаться. Сейчас главное, чтобы открытие прошло гладко. Не дай бог, с кем-нибудь из гостей чего приключится. — А может, охрану к «випам» приставить? — Ты что, забыл, как мой бугай сломал челюсть Ярмольнику? — Так ведь он сам нарвался — послал охранника. — Мне эта история обошлась в пять миллионов рублей: физический ущерб, утерянная прибыль, моральный урон... Много всего мне Леня тогда насчитал. Охранники обычно действуют молниеносно, но думать не умеют. Как я им поставлю задачу? Они же будут сбивать с ног каждого, кто приблизится к их объекту. А если это просто поклонник, который хочет взять автограф? Кроме того, их элементарно не хватит на всех «випов». Не строем же звезд водить! Прости, мне надо идти — пора будить Жерара. Я подошел к номеру и постучал: никакого ответа. Пришлось просить портье открыть дверь. ...Депардье лежал на полу ванной комнаты, лицом вниз, и не подавал признаков жизни. «Ну, вот и все», — пронеслось в голове. Я не мог заставить себя приблизиться к распростертому телу. Сказал охраннику: — Посмотри, что с ним. Тот наклонился и потянул носом: — Пьян в стельку! Благодарю тебя, Господи... — Срочно вызывайте «скорую», его надо привести в чувство. Депардье должен быть на открытии! ...И он был. С бокалом собственного вина в руке Жерар позировал фотографам. Молодец, оклемался. Не зря его называют «французским дубом». Я ходил по фойе и чуть не по головам пересчитывал своих знаменитых гостей. Все было в порядке, и вдруг с улицы раздались встревоженные крики. Я выбежал из Зимнего театра, продрался сквозь толпу, которая моментально образовалась у подножия лестницы, устланной синим ковром, и увидел мужчину, лежащего на земле. Рядом на коленях стояла женщина и кричала: «Убили, мерзавцы! — Это артист Молотобойцев из «Ментов», — возбужденно сказал кто-то за моей спиной. — Вы видели, что случилось? — спросил я. — Ну, он шел по лестнице, а потом упал. — И никого рядом не было? Он один шел? — Ну почему один, с женой. — Почему она кричит про убийство? Может быть, его все-таки толкнули? — Да не было рядом никого! Он просто пьяный, несколько раз она его подхватывала, но вот все-таки не удержала. Подъехала «скорая». У нас на фестивале всегда дежурят несколько машин. Врач осмотрел «мента»: «Ничего страшного. Пьяных бог бережет. Трезвый, слети он с такой лестницы, точно бы убился. А этому просто надо проспаться». Церемония превратилась в кошмар: Народный путал текст, заикался, перевирал имена... Я не знал, куда деваться от стыда — за него, за себя, за то, что так бездарно проходит открытие моего кинофестиваля. Возможно, последнего. Но на банкете я старался держаться как ни в чем не бывало: шутил, улыбался. И тут слышу, Станислав Говорухин говорит Народному: «Алик, что за бред ты нес?» В этом весь Говорухин. Коллегам часто от него достается. Он считает, что имеет право говорить все, что думает. И фраза «Что за бред ты несешь» — его коронная. У Народного тут же испортилось настроение, проходя мимо, он бросил с раздражением: — Спасибо тебе большое, опозорил на всю страну. — Алик, ну ты что, Говорухина не знаешь? Такой уж он человек. Не обращай внимания. — Это ты можешь не обращать внимания, тебе терять нечего! Ведь знал же, что нельзя ввязываться в это позорище. — А пионерский галстук нацепить и метлу в руки взять — это не позорище? — сорвался я. — Или для Куснировича и его «Черешневого леса» можно? — Ну а что делать, если ты не в состоянии обеспечить мне соответствующий уровень? — Я понял, Алик. Уровень для тебя — это деньги. У Куснировича их, конечно, больше. К тому же он одевает в своих бутиках все ваше семейство. Где уж мне тягаться. Спасибо, что был лицом «Кинотавра». Высокооплачиваемым, заметь, лицом. Я развернулся и пошел к бассейну. Там и нашел меня Масков. Сунул в руку полный бокал: «Звонков не было?» Я помотал головой. На меня снова навалилась усталость. Если бы у меня были деньги, я бы отдал их вымогателю прямо сейчас — только бы все закончилось. Только бы ушло нечеловеческое напряжение. Рядом послышались шаги. Мы, не сговариваясь, отступили в тень и увидели Народного, который о чем-то разговаривал с молодой украинской актрисой. Они подошли ближе, и вдруг Алик, бесцеремонно взяв девушку за лицо, спросил: — Так что мы делаем сегодня вечером? Я хорошо знаю этот его жест. Подвыпивший Народный переставал быть джентльменом. Обычно дамы смущались, но терпели. А эта девочка неожиданно твердо сказала: — Уберите руку, иначе получите по морде. Народный опешил. Актриса достала носовой платок, брезгливо вытерла подбородок и ушла. А я на миг почувствовал себя отомщенным. «В Америке она бы его по судам затаскала», — заметил Влад, когда мы снова вышли на свет. — Марк! — Знаю, я его и пригласил. — Сидит на пляже с местными бандитами и говорит, что «Кинотавр» вот-вот перейдет к нему. Масков подхватил Грачевского под руку и увел со словами: «Ладно, Боря, пойдем лучше выпьем!» Я поднял голову и уставился в темное сочинское небо. Вот это оперативность. Впрочем, Сам всегда отличался удивительной способностью мгновенно оказываться в нужном месте и в нужное время. Десять лет жизни потрачено на «Кинотавр». И сейчас, когда мое детище уплывало из рук, я вдруг осознал, что ни о чем не жалею. Я создал фестиваль, о котором заговорила вся страна. Возможно, я тщеславный человек, но какой уж есть... Мои мысли прервал голос — рядом кто-то разговаривал по телефону: «Деньги будут. Не так быстро, как планировал, но дело движется. Все, адьес, амиго». В первый момент мне показалось, что это галлюцинация. А потом щелкнула крышечка мобильника, и я понял: человек, который звонил мне и требовал денег, который ради них готов был убить, сейчас стоит в нескольких метрах от меня... Я понятия не имел, что буду делать. Просто пошел вперед. Я хотел увидеть его лицо. Он как раз убирал телефон в карман. Широкие плечи, безупречный смокинг, светлые волосы. «Здравствуйте, господин Тапиев, — произнес я. — Так это вам так срочно понадобились мои деньги?» Тапиев растерялся, хотел что-то сказать, но я поднял руку: «Андрей, мы с тобой не друзья. Даже не приятели. Но я уверен, что у тебя были причины сделать то, что ты сделал. Если ты один — ладно. Если нет, передай своим боссам, что денег я не дам. Их у меня просто нет. И теперь, когда я знаю, кто меня шантажирует, советую как можно скорее убраться с фестиваля. Если здесь какая-нибудь звезда просто ногу подвернет по пьяни, я повешу это на тебя. Понял?» Повернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Больше я Тапиева не видел. Он сбежал из Сочи сразу после нашего разговора. Я ждал телефонного звонка от его хозяев, но никто не позвонил... Через несколько месяцев я узнал о том, что труп Андрея нашли на автобусной остановке в каком-то провинциальном городке. Говорили — ограбление. Странные, однако, грабители попались — они почему-то не сняли дорогих золотых часов с его руки. Да и не ездил Тапиев ни на каких автобусах. Представить такое просто невозможно. Зачем он приехал в эту тьмутаракань? С кем встречался? И кто поставил точку в его судьбе — так и не узнали... «Кинотавр» я все-таки продал. Новыми владельцами стали продюсеры Андрей Ротманский и Игорь Толстой. Эти ребята любят кино не меньше, чем я. Мое детище в хороших руках. Народный тогда на меня обиделся страшно. Он считал, что я обязан с ним поровну поделить деньги от продажи. Мне же казалось, что я ему больше ничего не должен. Алик все эти годы получал солидную зарплату и еще десять процентов от спонсорских средств, поскольку всегда сидел на переговорах и, что называется, торговал лицом. Некоторое время мы не общались, но нас примирила его болезнь. Если бы можно было купить ему здоровье, я не пожалел никаких денег. Нынешние владельцы попросили меня первое время на фестивале не появляться: журналисты непременно стали бы интересоваться, что я думаю о новых организаторах. А потом сами прислали мне официальное приглашение. Я удостоился приза за вклад в фестивальное движение. На открытии ко мне подошли Толстой и Ротманский. — Наверно, странно себя чувствуешь? — Да, многое изменилось. Но самое главное, думаю, вы сохранили. — Ты о чем? — удивились они. — Пять номеров... Ребята хитро усмехнулись: — Целы они, Марк, конечно, целы. Хорошую традицию нарушать нельзя.
© Copyright: Вячеслав Дорошин, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
