Марк Рудинштейн. Убить звезду«Сколько таких вот бездыханных тел мне пришлось таскать на себе за годы существования «Кинотавра». Богема!» Благодаря данной оскандалившейся статье, очередной номер киноальманаха «Караван историй» смели с прилавков за один день ещё в далёком 2010-м. Когда же на днях «бесстрашный виновник разоблачений» умер, оставшаяся в живых богема припомнила ему это повествование и практически проигнорировала похороны легендарного продюсера. __________________
Более всего строк посвящено так называемому «Народному» или Алику, как кличет его автор материала. Читатель, чуточку знакомый с кино и, в частности, с сочинским фестивалем, сразу узнает в «Народном» Олега Янковского. М. Рудинштейн: «У «Кинотавра» должно быть лицо. Красивое, благородное, любимое зрителем. И уговорил Народного, подозревая, что хлебну с этим «благородным лицом» по полной. Но тогда я ещё не знал насколько его экранный имидж — импозантного благородного красавца — не совпадает с его человеческой сущностью».
— Марк Григорьевич? У меня к вам конфиденциальный разговор, — незнакомец даже и не подумал представиться. — В таком случае перезвоните позже, я сейчас войду в лифт. И вообще, вы кто? — Важно не «кто», — тон резко изменился, — а «от кого». Так что советую найти тихое местечко. Я подожду. Для меня придерживали лифт, но я махнул рукой — езжайте! — и отошел к окну. — Ну и от кого вы? — Батя узнал, что у тебя фестиваль отбирают. Это правда? Я похолодел. — Нет. Информация неверная. С «Кинотавром» все в порядке. — Не свисти. Все уже в курсе, что тебя «сливают». Батя хочет получить свои бабки обратно, а то разбирайся потом с новым владельцем! — Бред какой-то... Где я сейчас возьму деньги? Они же вложены в проведение «Кинотавра»! — Бред не бред, а если не вернешь триста тысяч «зелени», кое-кого из гостей недосчитаешься. И давай без ментов. Батя ведь вошел в твое положение, дал денег на фестиваль. Он может обидеться... Знакомый голос. Или просто знакомая интонация? Вообще-то все бандиты разговаривают похоже: нагло, с ленцой, им кажется — так внушительнее. Уж кого-кого, а эту публику я хорошо знаю. Приходилось сталкиваться. — Пугать меня не надо, пуганый, — сказал я в трубку. — Так дела не делаются. Если у Бати есть ко мне претензии, пусть сам позвонит. Вам никаких денег я отдавать не собираюсь. — Так, значит? — он явно обозлился. — Ладно, у тебя тут много заслуженных и народных, даже иностранцы попадаются, так что жди сюрпризов! Фоном я расслышал женский голос, неразборчиво объявляющий какой-то рейс. Похоже, тот, кто звонит, находится в аэропорту. — Слушайте, это просто смешно. Ну не могу я сейчас деньги отдать. На что мне тогда фестиваль проводить? Так и передайте Бате. — Твои проблемы. И никому ничего передавать я не собираюсь. Мне поручено забрать у тебя бабло, и я его заберу. Адьес, амиго! Странный звонок. Очень странный. Слухи о том, что у «Кинотавра» проблемы, ходят давно. Однако Батя, в миру Алексей Сергеевич Вартанян, президент маленького, но крепкого банка, не из тех, кто, словно крыса, бежит с тонущего корабля. Он меня знает не первый год. В числе других спонсоров не раз давал денег на фестиваль. Да и не стал бы он натравливать на меня своих шестерок... Я потыкал в мобильник, набирая номер Вартаняна, и через несколько секунд услышал: «Абонент временно недоступен». Лифт останавливался на каждом этаже, собирая голодных гостей фестиваля. Улыбаться, говорить «Доброе утро», и чтоб ни одна живая душа не догадалась, что у меня ЧП. Восьмой этаж, седьмой, шестой... Выйти из лифта и спокойно идти в офис. Ни в коем случае не бежать. Вести себя как обычно, потому что идут последние приготовления к открытию фестиваля. В аэропорту уже приземлился чартер, и вот-вот прибудут автобусы с гостями и участниками «Кинотавра». Ко мне подходят какие-то люди из штаба, я говорю «Потом» и продолжаю движение, чувствуя, как неровными толчками бьется сердце. Но вдруг взгляд цепляется за объявления с написанными от руки буквами: А—Ж, З—О, П—Х, Ц—Я. Стойка регистрации. Первое впечатление от фестиваля. — Это что за совок? — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, спрашиваю, тыча пальцем в картонки. — Неужели на компьютере не могли набрать? Девица за столиком хлопает глазами. — Марк Григорьевич, я не виновата, компьютерщик заболел, вот мне и пришлось... Я неожиданно для себя самого начинаю хохотать, и сотрудница удивленно смолкает. Где ей знать, что много лет назад, в день моего освобождения из тюрьмы, вот так же некстати заболела секретарша Верховного суда. А поскольку никто, кроме нее, напечатать нужные документы не мог, я просидел в камере еще восемнадцать дней. Ждал, пока выздоровеет. — Переделать, — приказываю я, отсмеявшись. Девушка, недовольно поджав губы, собирает картонки. — Вера, немедленно соедини меня с банком «Просвещение», — прошу, входя в офис. Но она меня не слушает — сует в руки бумажку. — Вот телеграмма пришла, Марк Григорьевич. От министра культуры. «Приехать не смогу. Швыдкой». Наверно, я бледнею, потому что секретарша испуганно спрашивает: — Вам нехорошо? Может, водички? Мишин отказ может означать только одно: господдержки фестивалю больше не видать и это конец. Денег, нужных для проведения «Кинотавра», мне самому не собрать. Вот, значит, почему звонили Батины головорезы. Но как он узнал? — Соедини меня со Швыдким. И кофе сделай. — Вам в таком состоянии только кофе пить, — начинает Вера, но осекается под моим взглядом. Спасибо за заботу, девочка, но сейчас не время. Сегодня вечером в гостинице «Жемчужина» будут, как правильно отметил бандит, и заслуженные, и народные, и зарубежные. — Марк Григорьевич, не могу дозвониться до Швыдкого, — секретарша ставит передо мной чашку кофе. — Мобильный не отвечает, в секретариате говорят — занят. Что делать? — Сухари сушить, — бурчу я, прикрывая глаза. — Кофе холодный, ты в курсе? Звони в банк «Просвещение». Срочно. — Алексей Сергеевич вчера улетел на сафари в Кению, — сообщает мне помощница Вартаняна. — И как с ним связаться? Он очень нужен. — В ближайшие несколько дней никак. Если сам выйдет на связь, я передам, что вы звонили. Кения, сафари — чепуха это все. Предлог, чтобы не разговаривать со мной. Похоже, Батя и правда дал отмашку, хочет выбить из меня деньги любым способом и не церемониться. — Да там столько бабок в тюнинг угрохано! Ей дай волю, она на открытие придет в чем мать родила! — донеслось из приемной. В кабинет вошла Неля, пресс-секретарь «Кинотавра». Она — кладезь информации, знает все обо всех. — Утро доброе, Марк Григорьевич! Как вы, нормально? Слушайте, не могу дозвониться до помощника Швыдкого. — Неля, Швыдкой не приедет. На секунду она замолчала, потом нервно ответила: — Ладно, скажу им, что все встречи после открытия. — Ты не поняла. Он вообще не приедет. Я протянул телеграмму. — А кто же будет вести церемонию? — растерянно спросила Неля. Хороший вопрос. Очень хороший. — Марк, два дня осталось, — в глазах Нели паника. — Надо срочно что-то делать. Секретарша снова просунула голову в дверь: «Марк Григорьевич, я совсем забыла, вас наш Народный разыскивал. — Вот он и проведет, — сказал я, тяжело поднимаясь со стула. — Раз у нас безвыходная ситуация. — Ну-ну, — буркнула Неля. Чувствуя, как закипает в груди раздражение, я вышел в холл и сразу увидел Народного. — У нас проблемы, — протянул ему телеграмму от Швыдкого. Но он словно не услышал. — Погоди. Тут вот какое дело: один мой знакомый, очень полезный человечек, позвонил сегодня утром и попросился на «Кинотавр». Я молча смотрел на него, мысленно подсчитывая, сколько денег мы уже угрохали на таких вот «полезных человечков». — Владелец водочного бренда. Очень влиятельный. — Алик, он мог бы и сам оплатить свое пребывание. Ты же знаешь, у нас каждая копейка на счету. — Марк, давай не будем, а? Этого человека надо уважить. Жадноват Народный, ох жадноват. Ни рубля в Сочи не тратит: единственный в гостинице «люкс» за девятьсот долларов в сутки ему оплачивает «Кинотавр». Приемы, устраиваемые в этом самом «люксе» для полезных Народному людей, — тоже. — Марк, это должен быть хороший номер. — Ну так, может, уступишь ему свой «люкс»? — вырвалось у меня. — Не смешно. Двенадцатый этаж с видом на море. Ну не жмись. — Ладно, сделаем. Услышав, что хотел, Народный собрался уходить. — Алик, подожди. Номер будет, но у нас проблема посерьезней. Швыдкой не приедет. Народный поднял брови: мол, ну и что? — Ты понимаешь, что Мишин отказ — это практически официальное заявление, что больше мы от Министерства культуры не получим ни копейки? По твоей, между прочим, милости. — А я при чем? — изумился Алик. — Потому что Швыдкой обиделся на твою речь на московской пресс-конференции по поводу предстоящего «Кинотавра»! — взорвался я. — За каким чертом было трогать Аллу Сурикову? — Я всего лишь удивился, что министерство дает фестивалю «Улыбнись, Россия!» столько же денег, сколько и «Кинотавру», — высокомерно ответил Народный. — А идет он четыре дня: открытие, празднование дня рождения мадам Суриковой, закрытие. — Сурикова — теща зама Швыдкого. И ты об этом прекрасно знаешь. Зачем было дразнить гусей? Что мы теперь будем делать? Народный широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу. — Ну, перестань. Чтобы ты да не нашел выход! Марк, ну я же тебя не первый год знаю. Все будет хорошо. — Он должен был открывать фестиваль! Алик демонстративно посмотрел на часы. — Да ты только свистни, к тебе очередь выстроится. Вон сколько народу, проведет кто-нибудь. Извини, я побегу. Обещал встретиться с одним важным человеком. — Я? — Алик посмотрел на меня так, словно я произнес нечто непристойное. — Марк, я лицо фестиваля, а не шоумен. Уволь меня от этого... Ответить я не успел — к нам подошла его невестка Олеся. Она явно была чем-то взволнована: «Вы срочно нужны. Кирилл опять...» Народный осек ее взглядом, повернулся ко мне и сказал: — Сын чем-то отравился вчера. Прости, Марк, семья — святое. И почти бегом бросился к лифтам. Олеся, вся поникшая, пошла следом. В душе шевельнулось сочувствие. «Марк Григорьевич, вам звонят!» — я увидел, как через фойе ко мне бежит секретарша Вера с моим мобильником. — Марик, ну и зачем я тебе понадобился? Почему беспокоишь отдыхающего? На хрена мой офис на ноги поднял с утра пораньше? Батя! — Прости. Но мне звонили твои гориллы, требуют спонсорский взнос назад. Почему такая срочность? Что-то случилось? — Я не понял, — в голосе Бати прозвучала угроза. — Какие гориллы, ты что, не в себе? — Это идиот, который мне звонил, не в себе! Угрожает. Ведет себя нагло. Говорит, ты дал команду. — Значит, так. Никакой команды я не давал. Я вообще не понимаю, о чем речь. Вернусь в Москву через неделю — разберусь. Впервые за день я вздохнул свободно. Однако звонок был. И угрозы были. Я их не придумал. — Пока ты тигров валишь, этот псих мне тут всех гостей поубивает. — Повторяю, я об этом ничего не знаю. Это какая-то разводка. Бабки пока не требую, но и проблемы твои разруливать не собираюсь. Выкручивайся сам.
© Copyright: Вячеслав Дорошин, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
