Улыбка Моны Лизы
Прошло не так уж много лет, как Мона Лиза...
Автор: Аристарх Басаргин
ПРОШЛО НЕ ТАК УЖ МНОГО ЛЕТ, КАК МОНА ЛИЗА «ВЫШЛА В СВЕТ»
На притяжении долгих лет
жила ОНА без славы громкой
малоприметной незнакомкой,
каких немало знает свет;
и некто – муж её, старик,
уж сотни лет, как канул в Лету:
но нет, не грустен дамы лик,
и нет морщин на лике этом.
Едва приметна, не горда –
века тишайше коротала,
господ за долгие года
немало ею обладало...
Нет, не подумай о плохом!
она – таинственная дама,
чей лик нетленный…–
да, тот самый,
теперь уж каждому знаком.
Но не всегда пред ней вздыхали
её поклонники стеной:
сперва «вдову» не замечали
и обходили стороной.
Она в запасниках скучала,
давно не чая выйти в свет;
не обожал её эстет
и не считал достойной залов!
Но, наконец, настали дни –
нашлось местечко и для «Лизы»:
Её пристроят где-то снизу,
среди внушительной родни.
Лик ироничен и печален,
Всепонимающе скромна;
Её опять не замечали…
Лишь улыбалась вслед она.
Вдруг, судьбоносный поворот:
сквозь анфиладу зал пустынных
пробрался… скажем, сумасброд –
похитить, алчущий, картину.
Он оглядел поспешно зал:
больших особ – ни снять, ни спрятать…
и удостоил ту лишь взглядом,
чей образ скромен был и мал!
Увы, не скоро спохватились,
искали – более двух лет;
узнав о краже из газет,
в неё без памяти влюбились,
И все, под тяжестью утрат,
с утра выстраивались в ряд
и вдохновенно, и в печали
пустую стену изучали.
Да, слава флорентийки этой
достигла сказочных вершин –
прозвали Лизу «чудом света»,
и «величайшей из картин»;
Все, зачарованные тайной,
вдруг вспомнят, кто её создатель!
…Она же, годы, неприкаянно
в пыли томилась под кроватью.
Когда же «беглую» нашли –
круиз по странам, слава, залы!
То был триумф для всей Земли…
и нас красавица пленяла!
И сквозь сфумато, светлым ликом
следит за нами, чуть смеясь…
Чтоб полотну прослыть великим,
его достаточно украсть?..
*****
ПАРАДОКСЫ «ШЕДЕВРАЛЬНОСТИ»
Как рождаются мировые шедевры в изобразительном искусстве – вероятно, полагаете, что появляются они в несравненном мозгу творца, озаренном волей провидения?..
Или считаете, что гениальное творение возникает в тот момент, когда художник кладёт на холст последний мазок?..
А может быть, для рождения гениального творения необходимо «количество, переходящее в качество» - многолетний изнуряющий труд?..
Или шедевры рождаются наперекор обстоятельствам и благодаря запретам, и именно потому, что автору приходится таиться от завистливых гонителей его гения?..
А может быть, когда в клинике умирает не известный никому странный, неряшливый старик – именно тогда и рождается новый гений; а на чердаке среди вороха сваленных в кучу этюдов начинают выискивать будущие аукционные лоты?..
Если какой-либо из предложенных вариантов показался Вам убедительным аргументом, то могу только искренне позавидовать Вашему чистому, восторженному, невинному восприятию искусства!
Предложу неожиданный вариант: представьте, что шедевр – назначается… он приходит в наш мир с первой газетной статьёй о персональной выставке малоизвестного доселе гения!
Чтобы картина стала именоваться великой, можно и не отрезать себе уха…
и не обязательно быть гонимым и высмеянным…
и не придётся проходить через суды инквизиции…
и даже не нужно устраивать ретроспективу работ в подвале и умирать в нищете…
Вам потребуются «соавторы»: желательно - ловкий проходимец, готовый эффектно похитить ваше творение, и обязательно – энергичная до бессовестности группа поддержки в виде средств массовой информации. Конечно, дело не обойдётся и без «спонсора», готового рискнуть небольшими деньгами ради головокружительной выручки!
Прекрасно понимаю, что авторство и соавторство – это всё равно, что пение и сопение; но, увы без множества подобных «соавторов» мало кто из наших кумиров обходился!
Не сомневаюсь, что почти все (кроме самодостаточных янки) наслышаны о «самой великой картине всех времён и народов» - по заверениям очень многих искусствоведов!
Да-да, это - «Мона Лиза дель Джокондо», принадлежащая кисти великого итальянского художника Леонардо да Винчи!
…Хотя, подозреваю, у большинства счастливчиков, выстоявших в Лувре утомительные очереди с желанием ощутить «прикосновение к прекрасному», взгляд становится слегка растерянным, а чувства – сродни ощущениям лосося, облоховившегося после метания икры... Вот только далеко не каждый осмелиться ещё и признаться в этом; вдобавок, начнёт подвирать знакомым, призывая приобщиться к божественному… не страдать же в одиночестве от своего «вопиющего бескультурья»!
Так как Вы полагаете, когда родилось это величайшее из произведений живописи – варианты ответов:
- около 1503 года, когда автор фактически завершил заказной портрет;
- спустя много лет - в 1519, когда престарелый Леонардо всё ещё продолжал накладывать, слой за слоем, тончайшие лессировки;
- в момент приобретения картины самим королем Франции?..
Ан, нет! - «родился» мировой шедевр только 22 августа 1911 года, спустя четыре столетия!
Итак, по порядку: в августе 1911 года из Лувра вдруг исчезает «Джоконда» Леонардо да Винчи – не сказал бы, что до сего момента – широко известная! Как только газеты радостно ухватились за свежую новость и, состязаясь в нелепостях, запестрели сообщениями на тему: кем и с какой целью была украдена «Мона Лиза», посетителей в музее сразу прибавилось. Все спешили посмотреть на пустое место (!), на участок стены, где прежде находилась картина, о существовании которой многие парижане ранее просто не догадывались.
Их толпы подолгу стояли, с благоговением рассматривая крючок, на котором ещё вчера висел непритязательный шедевр, сразу подорожавший в глазах жителей культурной столицы Европы.
В Лувр устремились все те, кто, обитая всего в двух шагах от музея, изо дня в день равнодушно прогуливался мимо этого «вместилища антиквариата», увлечённые созерцанием и поглощением доступных сокровищ улицы Риволи с её блестящими магазинчиками и ресторанчиками.
Да, вплоть до похищения ныне самой известной в мире картины её мало кто замечал.
Она скромно висела в нижнем ряду над полом, под огромным полотном, затерявшись среди многофигурных портретов, не привлекая интереса к своей нецарственной особе, и невесело улыбалась вслед пробегающим мимо посетителям, чьим вниманием всецело завладевали обширные полотна, поражающие своим масштабом…
А ведь когда-то «Джоконда» вообще вылёживалась в запасниках, не будучи причисленной к шедеврам, достойным экспонирования. Она, по мнению музейщиков, даже не входила в сотню лучших картин Лувра. И не только из-за непритязательности сюжета, и «скромных параметров» картины.
У королевского дворца и художественного музея и без неё хватало проблем!
После того, как королевский двор перемещается в Версаль, Лувр даже собрались сносить!
Спасли памятник мировой архитектуры, как это ни покажется странным, парижские торговки, которые 6 октября 1789 года устроили марш на Версаль с требованием возвращения королевской семьи в Париж.
Уверен, что большинству известна предыстория этого неожиданно «распиаренного» произведения кисти великого мастера итальянского Возрождения.
А вот дальнейшие мытарства картины заслуживают сочувствия!
Приемники Франциска Первого, и первого же владельца «Моны Лизы», вообще особого интереса к собирательству произведений искусства не проявляли; так как Людовик XIII был весьма равнодушен к искусству, картина оказалась в коллекции его знаменитого министра - кардинала Ришелье.
Он и завещал своё собрание шедевров французской короне. Перебравшись в помещения «Королевского кабинета», картина находилась в составе нескольких сотен других работ из тогда ещё скромной королевской коллекции. Затем покоилась в запасниках «Центрального музея искусств», в который был превращен Лувр, национализированный революционным правительством в конце XVIII века.
10 августа 1793 года был открыт «Центральный музей искусств», выставивший всего 587 экспонатов.
Коллекцию стали пополнять за счёт конфискаций из церквей и дворцов аристократии. Выдающийся мошенник Наполеон I вообще утвердил систему пополнения музея, реквизируя произведения искусства в покорённых странах: эту систему коллекционирования он называл “славной”!
Причём, даже после разгрома Наполеона и возвращения ряда работ легитимным владельцам, часть их по различного рода обменам, обманам и увёрткам так и осталась в Лувре.
Наконец-то, окончательно прописавшись в основной экспозиции Лувра, творение Леонардо на протяжении долгого времени непритязательно висело в зале «Каррэ», не только не вызывая ажиотажа, но и вообще не привлекая внимания к скромной особе жены какого-то флорентийского торговца.
…Но молодая флорентийка продолжала загадочно улыбаться – она была абсолютно убеждена в своей неотразимости.
Вдруг, в августе 1911, словно по взмаху волшебной палочки (а точнее – по взмаху стеклореза), её заметили… Правильнее было бы сказать, заметили не картину, а её исчезновение!
Только покинув свой скромный пьедестал в музейной экспозиции, «Джоконда» за несколько дней обрела всенародную славу! - Не парадокс ли?
Под магическим воздействием безуспешных поисков она стала превращаться в величайшее творение первого из мировых гениев! Возвращалась “домой” героиня газетных репортажей уже в ореоле славы главного национального достояния. И в дальнейшем популярность «самой-самой» должна была приобретать обоснования её исключительности: усилиями услужливых трубадуров «Джоконда» превращалась в загадку, в полный тайн возвышенный идеал женственности и интимного обаяния, тающий с неуловимой улыбкой в нежной светотени бесконечных Леонардовских лессировок.*
Именно так и происходило зачатие и рождение всемирной «славы»!
Так называемый «гуманистический идеал женской красоты», воплощенный в портрете Моны Лизы, вдруг стал вызывать немало сомнений и споров … возможно в этом и заключается интрига несложного по сюжету произведения. Кто-то находил в нём идеализированное изображение матери художника, иные – собирательный образ, кто-то – мужское лицо (возможно, лицо его юного ученика и любимца), а кто-то отчаянный – рассмотрел даже черты самого Леонардо(?).
Но, на протяжении многих лет «малоприметная незнакомка», являясь просто одним из бесчисленных произведений итальянской живописи, не только не вызывала ажиотажа, но и вообще не привлекала внимания «широких слоёв мировой общественности»...
Увы, действительно не привлекала пристального внимания до тех пор... пока неожиданный «поклонник» не вынес её среди белого дня из самого известного художественного музея мира.
Похититель, ничего не мыслящий в живописи, просто планировал похитить кого-нибудь из итальянских живописцев и вернуть «украденный шедевр» на родину.
Выбор его сначала пал на картину Андреа Мантеньи «Олимп». Но полотно оказалось настолько масштабным, что он, не имея возможности долго обдумывать альтернативу, снял со стены скромную, мало кого привлекающую работу другого итальянца - Леонардо да Винчи.
Уже позднее Винченцо Перуджиа утверждал, что, похитив картину, он совершил акт патриотизма и «доставил юную женщину в страну, где она родилась». Этим поступком он протестовал «против краж, которые Наполеон совершил в Италии».
Пропажу заметили не сразу: о том, что «Джоконда» украдена, стало известно 22 августа 1911 года, утром, когда художник Луи Беру, который решил сделать с неё копию, обнаружил, что «дамы» нет на привычном месте. Это его ничуть не обеспокоило, он даже пошутил с охранником в зале: «Когда женщины не находятся рядом с влюбленными в них мужчинами, значит, они в этот момент позируют фотографам».
Когда наконец-то хватились пропажи, прибыл префект полиции Лепин, сопровождаемый главой службы безопасности Арнаром и шестьюдесятью инспекторами. Целую неделю эта толпа буквально по миллиметру прочесывала музей. Расследование так ни к чему и не привело, хотя картина хранилась в центре Парижа, в квартирке похитителя, всего в 15 минутах ходьбы от Лувра.
Начальник парижской полиции продолжал упорно считать, что преступник носит украденное полотно под верхней одежной, свернутое в трубку. И это несмотря на то, что портрет был написан на липовой доске!
Очевидно таков был уровень образованности и сообразительности не только местных комиccаров Мегрэ, но и консультировавших их сотрудников музея.
Бестолковая пресса усматривала в похищении даже призраки еврейского заговора! Одна из газет будоражила общественное мнение мыслью, что за всем этим стоит германский император.
Скандал разрастался, и директора Лувра поспешили «уйти в отставку».
В парижских кабаре креативные девицы танцевали, одев на лица маски «Моны Лизы».
А 7 сентября «поразительно сообразительная французская полиция» даже произвела обыск в камере у поэта Гийома Аполлинера, который сидел в тюрьме «Санте»! Всё напоминало сумасшедший дом! Некий Жери Пьерэ 28 августа 1911 года появляется в газете «Пари-Журналь» с головой женщины и утверждает, что в 1904 году он украл её в Лувре. Выяснилось, что этот Пьерэ ещё в 1904 году продавал финикийские статуэтки, предположительно украденные в Лувре.
Он заявлял: «Я их спер в Лувре, но это ерунда, они там никак не охранялись». Кстати, такие же статуэтки он продавал и Аполлинеру, и Пикассо. А в Лувре, в результате проведённой после исчезновения «Джоконды» инвентаризации, заявили, что вместе с картиной исчезли еще порядка ста экспонатов. А ведь уволенный директор Лувра, буквально за год до происшествия, легкомысленно острил: «Совершить из музея кражу так же легко, как унести с собой собор Парижской Богоматери»!
Расследование зашло в тупик: интригующе улыбавшаяся «Мона Лиза» растаяла, словно улыбка знаменитого чеширского кота, просто испарилась…
И вдруг, спустя два года, в декабре 1913, пропажа материализуется во Флоренции. В вещах похитителя картина благополучно перебралась в Италию, где один продавец итальянского искусства получает письмо от некоего Винченцо Леонарда, предлагающего купить «Джоконду».
Покупатель предупреждает директора Галереи Уффици во Флоренции, и они вместе бегут в полицию, которая и арестовывает таинственного продавца. Тот признается, что его настоящее имя Винченцо Перуджиа и что именно он устанавливал в 1911 году защитное стекло у «Джоконды».
Перуджиа даже не отрицает кражи и признается, что хотел возвратить «прекрасную итальянку» своей стране. Но отчего же - не бескорыстно!
Конечно же «беглянка» была передана властям и возвращена законным владельцам. Кража, как я уже упоминал, с подачи прессы возбудила интерес общественности, а возвращение вознесло её на вершину славы!
Тем, с какой легкостью может быть похищена у «французских грабителей» почти любая картина, Винченцо поделился с широкой общественностью на судебном процессе: 21 августа, в понедельник, в день, когда Лувр закрыт для посещений, он проходит в музей вместе с остальными работниками. Затем идёт в зал «Каррэ», где висит картина, снимает её и извлекает из рамы. Никто не обращает на него никакого внимания, и он свободно передвигается по музею. Спрятав картину под откидной столик, на котором стекольщик режет стекла, он принимается за привычную работу.
Винченцо Перуджиа приговаривают всего лишь к одному году тюрьмы, затем срок за акт патриотизма сократили вообще до семи месяцев. В итоге, Перуджиа довольно быстро оказался на свободе, а многие итальянцы восторгаются им, считая национальным героем.
До сих пор в Италии сомневаются, вернул ли Перуджиа оригинал, или приносил на продажу предусмотрительно заказанную копию шедевра. Жители итальянского городка Думенц поставили памятную доску на дом, где родился «похититель». Они также уверены: оригинал портрета до сих пор находится где-то в городе.
Итак, Италия всё же возвращает картину в Лувр и, 4 января 1914 года, обретённый шедевр занимает прежнее место.
С этого момента у Лувра появляется собственный «Образ», главный символ крупнейшего музея страны.
Теперь, когда мы с придыханием произносим таинственное словосочетание «Мона Лиза», в нашем воображении возникает образ бывшего королевского дворца в сердце Парижа…
Услыхав «Лувр» - мы думаем, в первую очередь, о ней – «ироничной флорентийке».
И многие туристы едут сюда ради неё, неотразимой; и каждый год оставляют здесь миллионы евро. На вопрос, чему следует уделить внимание в Париже, многие, не раздумывая, ответят: «Увидеть Джоконду и взобраться на Эйфелевую башню!»
Так может быть, Франция просто обязана выразить признательность Винченцо Перуджиа и объявить его национальным героем, выплачивая его потомкам заслуженное вознаграждение от многомиллионных сборов Лувра, «национальной сокровищницы искусств»!
По возвращению картина совершила триумфальный круиз по странам, привлекая всемирный интерес, раздутый до масштабов презентации величайшего из шедевров в истории человечества, - потерянного и чудом вновь обретенного.
После произошедшего вряд ли найдётся человек, не слышавший о существовании «возвышенного идеала женственности» кисти Леонардо да Винчи! «Джоконда» стала вызывать обострённый интерес к своей особе, и злоключения её на том не закончились. В 1956 году один из посетителей музея облил картину кислотой, повредив нижнюю её часть. Другой бросил в неё камень, который содрал фрагмент красочного слоя. Чтобы в дальнейшем избежать подобных случаев вандализма, творение да Винчи защитили пуленепробиваемым стеклом. Последний случай нападения на «провоцирующе-загадочно улыбающуюся флорентийку» произошел в 2009 году - женщина бросила в неё сувенирную чашку, купленную тут же в музее.
Но можем ли мы быть уверенными, что к нашему времени уровень образованности жителей французской столицы сколько-нибудь вырос по сравнению с веком прошлым? Увы… С одним из образов Парижа «Джоконда» ассоциируется лишь у приезжих. Это, вероятно, единственное произведение в Лувре, перед которым скапливаются толпы посетителей**.
Предлагаю восхититься результатами опроса парижан, посвящённого - «одной из главных достопримечательностей Парижа», «жемчужине величайшего собрания ценностей Лувра» …
Вопрос: Вы знаете, кто написал «Мону Лизу»?
Ответы:
- Нет, не слыхал!
- Кажется, итальянский художник – Леонардо ди Каприо.
Ещё более коварный вопрос: Вам известно, кем была женщина, изображенная на картине «Мона Лиза»?
Обескураживающий ответ: Любовницей Микеланджело…
Очередной вопрос на засыпку: Кто из королей приобрёл эту картину?
Ответы:
- Людовик ХIV?..
- Может быть, Наполеон?..
И, наконец, просто издевательский вопрос: Когда она была написана и когда попала во Францию?
Ответ: Сто лет назад…
- А не мало?
- Тогда, может быть - 200… или 300… или 400?...
- Что же, будем считать, что почти попали!
Кажется, можно подытожить сказанное: именно так и работает «механизм обретения славы»! Увы, далеко не всегда заслуженной!
Посетитель галереи, остановившийся в раздумье перед картиной, вряд ли ответит, в чём заключается исключительная ценность живописного полотна, достойно ли оно быть отнесённым к плеяде величайших произведений искусства.
Даже для неординарных творений человеческих применима единая коммерческая формула успеха: «Чем настойчивей реклама, тем востребованней товар».
Внушить человеку можно многое, даже исключительность вкуса пищи, и уж тем более – веру в выдающуюся ценность того или иного товара! При этом, как видно на примере опросов парижан, человек не пытается даже разобраться в истории создания широко разрекламированного произведения! И, тем более, не приходится ждать от посетителя самостоятельной оценки уровня мастерства художника, его способности разобраться в особенностях, определяющих возможность отнесения работы к шедеврам мирового искусства!
Человек просто верит в символ величия, ибо: «Умные люди сказали, что это гениально...»
Довелось однажды услышать от весьма эрудированного экскурсовода по Испании такое заключение: «Принято считать, что три самых великих картины мира – это ‹Мона Лиза› Леонардо да Винчи, ‹Менины› Диего Веласкеса и ‹Погребение графа Оргаса› Доменико Эль Греко».
Что за почётное собрание из искусствоведов и меценатов вынесло этот вердикт, сказать не берусь.
…Но может быть Леонардо до сих пор иронично наблюдает за ними, подсмеиваясь «улыбками Джоконды» со своих поздних картин?
* Сфумато (от итал. sfumato, буквально – исчезнувший, как дым) - в живописи смягчение очертаний предметов с помощью живописного воссоздания окружающей их световоздушной среды.
** Существует в Париже ещё одно место, где не переводятся очереди из туристов. Это – стальная башня высотой 300 метром, сооруженная по проекту А.Г. Эйфеля для Всемирной выставки 1889 года, как символ достижений техники XIX века, – построенная, как временное сооружение, и сохранённая до наших дней, как успешный коммерческий проект, пополняющий бюджет за счет прямых и косвенных доходов. Только за «ритуальный подъём» на Эйфелеву башню туристы со всего мира ежегодно платят в местную казну такие же баснословные деньги, как и за посещение Лувра.
******
PS
Вполне могу объяснить «феномен» популярности Моны Лизы, но не смогу согласиться с тем, что Леонардо как живописец превзошёл Микеланджело и Рафаэля. Никак не решаюсь поставить великого флорентийца впереди этих его соотечественников. Хотя, в наше время слава Леонардо превзошла всех прочих мастеров!
Для понимания причины оценки не потребуется ни специального художественного образования, ни докучливых комментариев. Потребуются деньги, трудовой отпуск и личный интерес: порекомендую взглянуть, например, на роспись свода Сикстинской капеллы в Ватикане, выполненную Микеланджело Буонарроти. Для представления об уровне гениальности мастера достаточно уже одного этого «грандиозного универсума» - можно даже не упоминать о его скульптурных шедеврах и архитектурном наследие.
Ах, Рафаэль!.. Наверное, достаточно просто постоять перед «Сикстинской Мадонной» в картинной галерее Дрездена…
Или полюбоваться на росписи - Станцы делла Сеньятура в покоях Ватиканского дворца…
И, возможно, Вы почувствуете, что несмотря на бесконечный пиар творчества действительно гениального человека Леонардо, несмотря на сериалы о нём, наштампованные в стиле «Phantasy», существует многое из того, что достойно даже большего восхищения.
Может быть тогда Ваше сердце перестанет восторженно колотиться при вглядывании в загадочный лик Джоконды…
А «неповторимую, загадочную улыбку» и даже сам образ Джоконды, Вы вдруг с удивлением обнаружите, даже не покидая Лувра, на других четырёх работах мастера: в лицах персонажей картин «Мадонна в скалах», «Мария с младенцем и святой Анной», и даже в женоподобных «Святом Иоанне Крестителе» и «Вакхе».
Может быть Вам посчастливится найти даже пару «Джоконд» на одной из картин Леонардо- «Мадонна с младенцем, святой Анной и маленьким Иоанном Крестителем» в Лондонской Национальной галерее. Сходство с многими другими образами добавляет и знаменитое Леонардовское «сфумато» - многочисленные лессировки, которые создают ощущение нежной обволакивающей атмосферы. Сам автор говорил, что крайне желательно писать лица в «дурную погоду, к вечеру», либо днём, но «когда облачно или туманно». Тогда таинственность теней придаст объёмам естественную мягкость, тогда лицо приобретает «большую рельефность и особую красоту».
Ангельская прелесть его образов нивелирует половую определённость персонажей, святая Анна становится слегка мужеподобной, а образ Крестителя подозрительно лишен мужественности.
Интересно, что последняя картина Леонардо «Св. Иоанн Креститель» так же непостижимо похожа на «Джоконду». На ней Предтеча выглядит не святым аскетом, он полон эротической двусмысленности и чувственной прелести.
Более того, этот странный бесполый улыбчивый образ напоминает мне «искусителя», нежели Крестителя.
Впрочем, судить о справедливости подобной трактовки священного образа предоставим служителям церкви.
…Но почему во всех этих ликах, «упорно тиражируется знакомый образ», в котором я навязчиво вижу одно и то же лицо – портрет третьей жены флорентийского купца Франческо ди Бартоломео ди Дзаноби?
Так как же вознеслась эта дама с загадочной улыбкой на самую вершину «живописного Олимпа»?
Леонардо приступил к созданию портрета, когда ей исполнилось 24 года, и продолжал вносить изменения на протяжении многих лет, даже переселившись во Францию. О композиции, простейшей, не однажды испробованной, многократно повторённой, сам автор гордо написал: «Мне удалось создать картину действительно божественную».
Удивительно и то, что самое, на мой взгляд, восторженное описание этого портрета принадлежит человеку, даже не видевшему его – Джорджо Вазари, создавшему «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих»!
Не сомневаюсь и в том, что меня, «тёмного» осудили бы стоящие в очереди к самому знаменитому портрету за последующее «кощунственное» высказывание и за моё провинциальное бескультурье… но всё же признаюсь:
я не понимаю причин искусственно созданного ажиотажа вокруг портрета, не испытываю к нему пиетета и, подобно работникам Лувра начала XX века, считаю, что в собрании музея немало произведений великих мастеров, достойных… дипломатично выражаясь, не меньшего восхищения.
*******
С «Джокондой» мастер не расставался до своей смерти в 1519 году.
С 1517 Леонард живет во Франции, куда он приглашён королём Франциском I. На приглашение французского монарха покинуть Италию престарелый художник ответил согласием, подчеркнув:
«Лучше быть первым художником во Франции, чем вторым в Италии», имея в виду Микеланджело.
Затрудняюсь предположить, как именно оценивал мастер своё живописное дарование, но позиционировал он себя, в первую очередь, в качестве исследователя, ученого и инженера.
Ведь предлагая себя на службу миланскому герцогу Лодовико Моро, Леонардо заполняет, как бы это сейчас назвали – «резюме», где указывает множество своих специальностей; причём, живопись он ставит в самом конце длинного списка.
И с 1481 он выступает в роли инженера, гидротехника и организатора придворных празднеств.
Он и живопись не рассматривает вне отрыва от науки: «Живопись, - пишет Леонардо, - наука и законная дочь природы..., родственница Бога».
Итак, на склоне лет, Леонардо был привезён Франциском I в Амбуаз - королевскую резиденцию, и поселен в маленьком шато Сен-Клу.
За право владеть картинами, привезенными Леонардо во Францию, молодой король заплатил большие деньги: за «Джоконду» приближающийся к смертному одру художник получал 4000 экю. Но Франциск согласился повременить и не забирать картины у мастера вплоть до его кончины.
Так несколько работ Леонардо благодаря Франциску I оказались во Франции и теперь экспонируются в Лувре.
Умирал величайший мастер Эпохи итальянского Ренессанса «на чужбине», уже через два года, на руках самого короля Франциска I (если верить известной гравюре).
Его любимица, «Джоконда», совершив немало перемещений во времени и пространстве, наконец-то оказалась в основной экспозиции Лувра.
*******
Обращаясь к творчеству Леонардо, признаюсь: куда более меня волнует его «Тайная вечеря» из трапезной монастыря Санта-Мария делле Грацие в Милане, которую посчастливилось увидеть, как в далёком 1981-м, ещё перед последней реставрацией, так и после неё. Такие встречи, как вспышка сверхновой, даже состоявшиеся единожды, остаются в памяти на всю жизнь.
Зачаровывающая мозаика из мимики и жестов, смятение учеников Христа в ответ на его слова о грядущем предательстве, страх перед раскрытием отвратительнейшего из поступков, буря эмоций, не нарушающая при этом торжественной статичности четко выстроенной композиции…
Но в божественном порядке сцены – рождается смятение! А вы понимаете, что именно в этот момент происходит рождение высшей истины, - с него начинается формирование всего нашего нового «двухтысячелетнего мира».
Вглядываясь в такие разные лики, вы пытаетесь угадать искренность чувств, понять причины волнующе-парадоксального воздействия поступков и мыслей этих людей на умы и сердца многих поколений. Фреска околдовывает многозначительностью сюжета и сложностью образов, призывает задуматься о многом... вы постигаете, что она действительно воспитывает, образовывает и озаряет вашу жизнь высоким смыслом!
При неоспоримом реалистическом мастерстве живописца, сцена не создает впечатления будничности, она не изобилует лишними деталями, не имеющими отношения к сути происходящего. Вас не стараются перенести в реалистичную обстановку того момента - Леонардо умел отобразить неземную суть своих образов, и вы поверите в божественное предназначение этого действа…
И спустя много лет, у меня сохраняется убеждение, что именно Леонардовская «Тайная вечеря» является лучшей из всех, написанных до и после него!
Тщательно прописанная «Тайная вечеря» Доменико Гирландайо, лишенная эмоциональности и малейшего динамизма, больше напоминает мне галерею не связанных между собой портретов, равнодушных к происходящему, но размещенных на фоне райских кущ с бесчисленными плодами, птицами и элементами пышного декора.
Сходные впечатления производят и фрески Беато Анджелико, Андреа дель Кастаньо, Перуджино…
Статичная, очень театрализованная «Тайная вечеря» Андреа дель Сарто в монастыре Сан-Сальви, не вызывает у меня ни малейшего соучастия... и я отхожу с полным равнодушием, лень даже поставить «галочку» в памятном списке увиденных шедевров.
Сумбурно суматошная сцена Гауденцио Феррари в одной из церквей Милана, напоминает мне больше разгар пьяного пиршества, с толпой снующего вокруг обслуживающего персонала, но - никак не христианское таинство, исполненное трагизма.
Потрясающее впечатление производит огромный холст Тинторетто в Венецианской Сан-Джорджо Маджоре со сценой Евхаристии. Многофигурная по-венециански сцена, со сложной композицией, конечно, полна чувственности и мистического смысла…, но композиция картины трудночитаема из-за непредсказуемого поворота оси перспективы и нагромождения попутных персонаже и элементов интерьера, совершенно излишних для сосредоточения на основном. Всё рассеивает внимание, нивелирует тревожность от происходящего, не оставляет чувства сопричастности. Отвлекают от происходящего активные и более живые фигуры второстепенных персонажей, по сравнению с которыми основные «виновники драмы» просто теряются.
Еще более уничтожают впечатление таинства и божественности сцены брутальные, скорее мраморные, нежели воздушные, фигуры ангелов, нависшие под потолком помещения, хотя именно они и призваны были подчеркивать высший смысл происходящего.
Я прекрасно понимаю, что сама тема «Вечери» очень сложна для любого уровня художественного дарования.
А теперь, не будучи исполнительными гидами для толп посетителей художественных галерей, признаемся себе, сопоставима ли с этим творением Леонардо ценность многосмысленной улыбки миловидного лица в ореоле знаменитого «сфумато».
Увы, из-за рискованного эксперимента, на который пошел Леонардо, применив для фрески масло в смеси с темперой, «Тайная вечеря» дошла до нас в поврежденном виде. Из-за нетерпеливости и экспериментаторских порывов великого мастера многие из его работ оказались или незаконченными, или поврежденными, или вообще были погублены им самим же (такие, как «Битва при Ангьяри» или конный монумент Франческо Сфорца).
Не желая обременять себя необходимостью заканчивать каждый участок росписи до высыхания штукатурки, Леонардо отказался от техники фрески и работал методом «аль-секко», что значит «по-сухому», в смешанной технике темперы и масла. Роспись была закончена в 1497 году и сразу начала осыпаться: фреска едва не оказалась утраченной!
В дальнейшем она неоднократно подвергалась подновлению.
Последняя реставрация была закончена в 1999 году.
© Copyright: Аристарх Басаргин, 2020
Первоисточник http://stihi.ru/2020/03/15/6694
Другие статьи в литературном дневнике:
