Андрей Тавров
*
КАМБАЛА
*
*
Плывут когтистые корабли.
Ответь, Ахилл, почему уже не уснуть?
Отчего разрывает бабочка на себе рубаху,
а пальцы сделаны из звезды и глины
и сознание омрачено?
Почему ухо, как пеликан, на двух ногах
идет вослед за эхом
и в руки словно вложено по раковине
из кварца и звука,
и от этого они тяжелей и проще?
Отчего дети кричали сегодня ночью,
кто укутал их снегом?
Звуки-узлы в весла сегодня ввязались,
моряки губы кусают, как грушу, чтоб сдвинуть
мель с места, сдвинуть до подбородка,
до сердцевины, до завязи,
до зернышка света, до проростка луча,
в котором ты ловишь себя,
как стеклянного глупого краба
в колодце.
Ты стоишь на месте, но тянется за тобой хвост пыли,
словно после джипа на выгоревшей дороге,
ты все еще ящер, в хвост твой вотканы деревья,
поселки и плач цыганки.
Если не сейчас, то когда же? -
ответь, Ахилл, отчего обеспамятела Елена?
Зеленый вазелин месят весла,
клейстером тянется луч,
я грызу собственную пяту до корней,
до зубов света.
Стоит мировое пространство оловянным вепрем.
Я рою колодец на дне морей, в глазе матроса,
в убитом солдате.
Отупели предметы. Мычит запаянная в быке.
Я подношу медузу к глазам –
гребок, и корабль минует ее.
Я подношу медузу речи к глазам.
Два самолета летят дельфина –
один в Батум, другой
в первую мировую.
Не выговорить слова,
не выстрелить из ружья.
В черном быке плещется черная книга.
Струны лиры натянуты на гласные алфавита,
только тронь – зазвучит Алфито, колыбельная песня.
Я грызу пяту как подкову.
Железный кузнечик играет в шелковый мяч.
Взрывается автомобиль на холме,
черный язык шлепается бабе в подол.
Никто не найдет света, выстреленного в шприце,
замораживающем носорога.
Семь ножей торчат из мускулистых лап улитки.
Кто танцует танец?
Мягкий плюшевый танец в сланцах и ластах?
Кто ищет себя самого руками паука-урагана?
Отчего в улитке кружится мозг Ахилла,
какую Бриссеиду кроит, как доску, до визга?
Рассмотри прозрачную камбалу – не только богов
увидишь в ней – самолеты,
весталок, коней, вопли девок,
простоволосых, ведомых в полон,
бомбардировщик, заходящий на могилу
с кривым, как коготь, крестом.
Рассмотри камбалу своей ладони.
Я споткнулся.
Мои руки ощупывают костяк времени изнутри
не то ящера, не то вымершего гиганта,
не то себя самого.
Вслепую пальцы тычутся
в полировку костей,
звериные выпуклости сочленений,
провалы, отверстия, шероховатости, шорохи.
И я уже различаю, Ахилл, где мы теперь.
Другие статьи в литературном дневнике:
