Ли Гевара
Mi hermana
Грустится? Глупость. Погрусти,
коль в этом есть необходимость.
Я знаю, каково расти
быстрей срастаемой кости
с восьми до грёбаных шести.
Mi genio linda, buenos dias.
Менять оленей на рога.
Бороться с обществом и мамой.
Стрелять мечтой по облакам,
держать за руку ураган...
Неравен бой. К твоим ногам
mundo entero - todo y nada.
Мы видим сны, которым нет
ответа ни в единой книге, -
да и на что тебе ответ?
Он весит лишних сорок лет,
а нам достанется билет
в иные жизни, mi amiga.
Не бойся! Вот моя рука.
Достанем крылья из кармана -
и образумимся пока...
Так ночь бывает коротка.
Так сочиняется строка:
te quiero mucho, mi hermana.
*Mi genio linda, buenos dias - мой милый гений, добрый день (исп., досл.)
**mundo entero - todo y nada - целый мир - всё и ничего (исп., досл.)
***mi amiga - моя подруга (исп., досл.)
****te quiero mucho, mi hermana - очень тебя люблю, моя сестра (исп., досл.)
----------
Сон Москва-Питер
Вот ведь обидно: я сплю в Москве - а снится зачем-то Питер!
Вот я купаю мизинец в Неве, надеваю цветастый свитер,
забираюсь на крышу (естественно, крыши - питерское клише)
и звучу над городом громче и чище самых громких и чистых вещей,
и скачу по зелёной макушке весны, и швыряю весну в Семимостье,
я в зодиаке теперь - весы, потому что проснулась осенью,
и увидела, как протекает Фонтанка сквозь пальцы, из крана капая,
а за окном из гнезда Останкино вылетают Чижики в лапы мне,
я дую на них - они воспаряют мыльными пузырями.
И небо отныне всё в пузырях, и, пожалуй, случились зря мы
между двух городов.
Окольцован свет
Третьим транспортным безымянно...
Вот ведь обидно: я сплю в Москве - и будто Москве изменяю.
----------
Мир лежит на спине, подставив веснушки Марсу.
Мир лежит на спине – крохотный и безымянный.
Мир лежит. А под ним бегут, а в него стучатся
волны каждого из всемирнейших океанов.
– Открывай, – говорят, – здесь темно, – говорят, – и страшно!
Здесь ко дну, – говорят, – как будто прилипли камни,
они что-то кричат на неведомом черепашьем,
но страшнее всего – когда они замолкают.
Забери нас, пожалуйста, дай просочиться в кожу,
мы наполним тебя живой изумрудной влагой,
мы с тобой – водород с кислородом, мы так похожи...
Мир вдыхает волну за волной.
Мир впивает волну за волной.
Мир листает волну за волной,
и вода с этих пор – бумага.
Мир лежит на спине: чистый лист, ни полос, ни пятен.
Тишина, за которой слову родиться легче.
В тишину ударяют камни – гвоздём в распятье,
оставляют следы и тонут, и Миру легче,
но если прислушаться – вот что они лепечут:
– Ты лежишь на спине и не знаешь о нас ни строчки.
А ведь нас придумали же, оторвали же, спьяну, с корнем,
каждому дали имя, вдохнули почерк,
да и пустили сплеча в ледяное море –
нас, хранящих доселе по отпечатку солнц.
Вымечтали, забыли вовремя отпустить.
Мы должны были стать людьми. Сотвори нас хотя бы мифами...
Мир отрывает от сердца большой кусок с
тонкими рифмами, тёплыми, как песок,
пронесённый в кармане с запада на восток.
Рифмам отныне – сквозь многие штормы плыть.
Сбереги их, Господь, от рифов!..
Плывущему – море,
плывущему – город,
и в счастье, и в горе
блажен, кто плывущ.
Смотри! – вместо мира крохотного,
из стихоплети грохота,
рождается полушёпотом
книга огромных душ...
...Солнце скалится сверху жёлтым осколком бус.
Зной обнимает мир, зной солонит на вкус.
Соль изменяет суть, превращаясь в соло.
С берега Мир зовут поедать арбуз.
Мир отфыркивается, цепляет ногой медуз
и плывёт на голос.
Другие статьи в литературном дневнике:
