Евгений Васильевич Клюев. Между двух стульев

Борис Рубежов Пятая Страница: литературный дневник

…Это производило нехорошее сильное впечатление. Петропавел
ринулся было вслед, но поймал себя на мысли, что это глупо --
кидаться вдогонку за всадником, не имея коня, и вернулся на
прежнее место, которое оказалось занятым. На этом месте ярко
одетая девушка обнимала и целовала человека, годившегося ей в
отцы, деды и прадеды, одновременно рассказывая ему о том, как
сильно она его любит, и о том, что это у нее впервые в жизни.
Петропавел очень смутился, застав такой нежный и ответственный
момент отношений двух незнакомых людей. Он сделал шаг назад и
попытался даже произнести какие-нибудь извинения, но не успел,
потому что ярко одетая девушка внезапно перестала обнимать и
целовать возлюбленного и, прыжком переместившись к Петропавлу,
принялась обнимать и целовать его. Объятия и поцелуи
перемежались со словами:
-- О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя
сразу -- сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!
Все произошло так быстро, что Петропавел даже не успел
опознать секунду назад уже слышанный им текст: перед его
глазами моталась красная роза -- голова пошла кругом и,
кажется, начала побаливать. В мгновение ока зацелованный весь,
он почувствовал сильную слабость и с трудом выдохнул:
-- Разве мы знакомы?
-- Мы созданы друг для друга! -- горячо воскликнула
девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на
членовредительство. Петропавел ойкнул, а мучительница
продолжала: -- Хочешь взять мою жизнь -- так на же, бери ее,
она твоя! Для чего она мне теперь, когда я встретила тебя, о
моя жизнь!
Петропавлу не требовалась предложенная ему жизнь, тем
более что его собственная, кажется, была в опасности, но он
ничего не ответил, сомлев от очередного объятия и окончательно
утратив способность соображать.
Когда на время угасшее сознание вернулось, тем, о ком
сразу вспомнил Петропавел, был человек, годившийся девушке в
отцы, деды и прадеды. Все еще осыпаемый поцелуями, Петропавел
уцепился за первую попавшуюся мысль о нем -- мысль была такая:
"Сейчас он зарежет меня". Сосредоточиться даже на этой простой
мысли оказалось невозможно: роза продолжала мотаться перед
глазами и сбивала с толку. Впрочем, Петропавел исхитрился-таки
искоса взглянуть на прежнего возлюбленного девушки, которого
ожидал увидеть с ножом в руке. Однако тот блаженно улыбался и с
удовольствием крестился, глядя на них. Похоже, он был страшно
рад избавлению. "Меня не зарежут", -- с грустью понял
Петропавел: значит, рассчитывать на постороннюю помощь не
приходилось. Надо было самому позаботиться о себе. Но не тут-то
было: руки и ноги отказывались служить ему. Единственное, что
удалось, -- это избавиться от розы: Петропавел изловчился и
вырвал ее из замысловатой прически мучительницы. Отбросив
цветок подальше, он покорился судьбе и беспокойно ожидал
смерти. О пощаде, видимо, не могло быть и речи.
За короткое время Петропавла истрепали всего -- и он почти
не услышал спасительных слов, внезапно произнесенных девушкой.
-- Не люблю тебя больше! -- воскликнула она и с воплем "О
любовь моя!" устремилась в сторону. Перед глазами Петропавла на
мгновение мелькнули уже знакомый ему всадник и вспрыгнувшая в
занятое седло красавица. "Я так долго ждала тебя! Я полюбила
тебя сразу -- сильно и стра..." -- донеслось до него издалека.
Петропавел вздрогнул и забился в тревожном и кошмарном сне. Сон
отличался от яви только невообразимым количеством роз,
украшавших волосы незнакомки, -- и Петропавел все вырывал и
вырывал их из замысловатой прически...
-- Не спи, свихнешься, -- услышал он сквозь ужас сна голос
человека и почувствовал, как что-то упало на лицо. Петропавел
усилием воли прекратил сновидение с розами.
-- Кто это был? -- спросил он. Перед ним сидел прежний
возлюбленный девушки и ел рыбу.
-- Это? -- человек беспечно бросил в Петропавла еще одну
рыбью кость. -- Это Шармен была. Испанка, знаете ли... У любви,
как у пташки, крылья, и все такое прочее... Рыбы хотите?
Петропавел отрицательно помотал головой:
-- А чего она такая... эта Шармен? Налетела, как буря...
-- Полюбила, -- развел руками человек, -- что ж тут
поделаешь? Со всяким бывает. -- Он вытер рот краем плаща и
отчитался: -- Рыбы больше нет. Осталось куста четыре в кусках.
-- А Вы кто? -- спросил Петропавел, не вполне понимая
слова незнакомца и подозрительно его разглядывая. Тот был одет
исключительно старомодно: широкополая шляпа, плащ до земли, под
плащом -- жабо со всеми делами, потом ботфорты, шпоры...
-- Бон Жуан, -- отрекомендовались в ответ.
-- Дон Жуан? -- переспросил Петропавел.
-- Бон! Бон Жуан, я ведь ясно сказал. Дон Жуан -- он
противный очень, бабник и так далее. Я про него такое знаю:
шестой, хоть пятый!
-- Как это -- шестой, хоть пятый?
-- Хоть стой, хоть падай, говорю. -- И Бон Жуан заметил:
-- У Вас со слухом что-то... А я, чтоб вы знали, -- хороший,
отличный я просто.
-- Очень приятно, -- пришлось соврать Петропавлу.
-- Теперь Вы о себе говорите, хороший Вы или нет! --
приказал Бон Жуан.
-- Да как сказать... -- засмущался Петропавел.
-- Скажите, как есть, -- посоветовал Бон Жуан, -- я все
пойму и прощу. Я же Вас не знаю, поэтому Вас для меня пока нет.
Стало быть, можно предполагать о Вас что угодно. Например, что
Вы дрянь.


Евгений Васильевич Клюев. Между двух стульев
© Copyright Евгений Васильевич Клюев
Москва, изд. "Педагогика", 1988 г.
Home page Евгения Клюева: www.kluev.com



Другие статьи в литературном дневнике: