об опере Дети Розенталя

Вдруг обнаружил, возможно уже устарело! (ВК) Имел честь быть на премьере. В первых рядах в основном дипкорпус и всякие иностранцы. Далее прочие вокруг Хакамады.
из Википедии: "Дети Розенталя — постмодернистская[6] опера в двух действиях композитора Леонида Десятникова на либретто Владимира Сорокина. Мировая премьера состоялась в Большом театре в 2005 году[7][8][9][10]. Опера повествует о клонах («дублях») великих композиторов — Вагнера, Верди, Мусоргского, Чайковского, Моцарта — созданных Алексом Розенталем, учёным, бежавшим из нацистской Германии в СССР[11].
Постановка оперы в Большом театре поначалу вызвала общественный резонанс, связанный со скандальной известностью автора либретто В. Г. Сорокина[12], использованием ненормативной лексики, а также маргинальностью персонажей[13]. Однако опера не была снята с постановки и исполнялась во время гастролей в последующие годы[14][15]. За эту постановку Большой театр был награждён Специальной Премией Жюри на конкурсе «Золотая Маска» в 2006 году[16]."

Мой текст. в сокращении был в "Литературной газете" (2005):
 
  У Андрея Тарковского в «Андрее Рублеве» есть притча: хитрый мальчик объявляет себя хранителем тайны литья колоколов. Ему дают под начало артель, где каждый владеет своим искусством, и мальчик вносит свою лепту в общий труд. Правда, зримым его деянием является лишь требование, чтобы несведущий князь давал как можно больше серебра, которое, как известно, не годится для данного литейного дела. Колокол зазвонил, все чествуют героя, и лишь тогда тот признается, что он не знает никакого секрета, то есть все само так получилось. Эта притча и об артельно создаваемом произведении искусства.
     Большой театр  заказал оперу в расчете на создание классики ХХI века. Сочинить для нее либретто нельзя было доверить никому, кроме Вл. Сорокина. Заказчики полагали, что его скандальная репутация («грязный классик», как определяет его сайт в интернете) обеспечит успех оперы. Некоторые искренне верят, что он «профессионал самого высокого класса».
    Для Сорокина литература – «кладбище стилистических находок», «мёртвые тексты», «гниение стиля» («Постмодернисты о постмодернизме»,1998). У него «феноменальная изобретательность в придумывании все новых проявлений отвратного и безобразного» (В.Б.Катаев, «Игра в осколки», МГУ, 2002).
    Премьере предшествовала длительная борьба за это «гниение стиля». Создать нужное либретто – дело нехитрое, важнее предварительно любую скандальную мелочь вложить в копилку «пиара». Сорокину уже угрожали судом за порнографию. Сорокин бежал в Германию, родину его творчества, для нее он и сочиняет, удовлетворяя скрытые  помыслы: немцы в книгах Сорокина не без злорадства находят Россию как некое недоразумение и извращение. Говорят о травле писателя, поминают то Жданова, то Хрущева.
    На телевидении Андрей Максимов показывает, как сам Сорокин приходит на встречу с ним, и, так и не начав разговора, покидает студию. Придет ли еще такой «знаковый» человек? А говорят, время на ТВ дорого стоит. Тем временем защитник Генри Резник объяснил общественности, что литература в лице Сорокина неподсудна, что бы тот ни написал. Все можно. Божьего же суда нет.  «Члены комитета по культуре Гос. Думы России Любовь Ближина и Ирина Савельева… ознакомившись с текстом либретто Владимира Сорокина для оперы «Дети Розенталя»… не нашли в нем ничего предосудительного» (газета «Большой театр» № 5). Ну, в Думе свои постановки. 
    Литературовед утверждает: «От человека в романах Сорокина ничего, кроме груды фекалий, не остается», – (В.Б.Катаев, «Игра в осколки», МГУ, 2002). «Идущие вместе» настаивали на неуместности появления изделий Сорокина именно в Большом театре: «Нельзя в Большом!», – «а в Малом можно»? – ехидно спрашивает ведущий передачи «К барьеру» Соловьев, сводя диспут к болтовне. Довод «Идущих» слаб: автор в свободное время ест дерьмо. Ну и что, ведь в Большом этого не будет! Точку в дуэли ставит подруга Вл. Сорокина политик Хакамада – вас всех сметет, а он останется! То есть Сорокин войдет в культуру, если ею будут управлять наши новые большевики от либерализма. Любопытно, что именно «гниение стиля» является культурной составляющей либеральных «правых сил». Девиз либерализма в культуре: пусть будет! Если вы ходите безнаказанно оскорбить общество или хотя бы его часть, объявите вашу акцию произведением искусства (напр. выставка «Осторожно – религия!).
      В жизни любого общества, которое разрешает высказывание, должны быть и механизмы защиты от неправильной (лживой или оскорбительной) речи. Где упразднена превентивная цензура, там возникает цензура карательная, поначалу неуклюже, ибо такова наша несовершенная судебная система. Потому гражданское общество куда более драчливо, нежели традиционное.  Одним из самых плачевных следствий нынешнего понимания демократии и свободы в области искусства стало уравнивание бездарности и таланта.
    Видимо, бедные солисты Большого все-таки осознают некоторую безнравственность этого действа. Исполнитель партии Верди Андрей Григорьев: «всем ревнителям нравственности хочется сказать: «не отбирайте у нас хлеб! Мы хотим работать» (газета «Большой театр» № 5, март 2005). После этого испытываешь особое сочувствие к проституткам на сцене и проникаешься мыслью, что кроме Вл.Сорокина Большой театр от голода никто не спасет. Спонсоры под это имя дадут деньги на постановку, а там, глядишь, и на ремонт.
   В процессе пиара, наконец, выдвигается главный аргумент: в новой опере не будет ни порнографии, ни мата! Гендиректор театра А.Иксанов по радио «Эхо Москвы» напоминает невеждам, что во многих классических операх главными действующими лицами уже были проститутки – «Травиата», «Кармен». Общественность и Государственная дума посрамлены.
   Идея клонирования великих композиторов пришлась по вкусу заказчикам. Если в книге («Голубое сало») Сорокин клонирует великих писателей, то в своей устной речи он сам объясняет, зачем он это делает: надо похоронить «смердящие трупы» всех этих Пушкиных и Толстых. Но это он доверительно говорит для немцев, россиянам надо навешать на уши другую музыку: да мы же обожаем эту вашу классику!
     Почему – Розенталь? Быть может, для немцев, но – см. в театральной программке: «Филипп Розенталь, – сын основателя фабрики с 125 летней историей. Совместно с Versace  и т.п.» - как рекламодатель это явно кто-то из спонсоров. Из арии Розенталя, генетика, могильщика и одновременно акушера  (бас): «Вот ключица великого Моцарта…»; «Из пасти могилы Вырвал я Гения сладкий прах…»; «Плоть твоя Будет расти В теплой матке…Сил набираясь В теле упругом Советской женщины бодрой».. Имитация белого стиха под Васисуалия Лоханкина должна усилить запоздалый и без того уже унылый антисоветский пафос этого текста. Дебил Чайковский споет вам пионерские песенки.  Насколько безобидно (думские дамы не нашли здесь пошлости) сценическое клонирование композиторов? Они что, продолжат свою великую деятельность? Нет, клоны – это взрослые, но дети, простые, даже простейшие, они дают потребителю этого действа ощущение равенства с ними,  что, видимо, необходимо для самосознания новых русских (состоятельных людей), впервые попавших в оперный зал. И пошлость в том, что это – тщательно подготовленное низкопробное сочинение.
    «Оживили»  Вагнера, – зачем? Чтобы увидеть сон о «могильных червях», которые «С неба рушатся». Чайковский (ремарка – «он взволнован») способен лишь многократно вякать: «Ах, няня!» Няня же дает точные характеристики «дублям»: «(Обнимает Чайковского) Петруша, успокойся,   Ты тоже в этой колыбельке Лежал и плакал. Что с того? Я всех вас по ночам качала Да нянчила: Тебя, улыбу, Вагнера-крикуху, Сопелку-Верди, Мусоргского-плаксу. Вы все сосали грудь мою.»  А это, кажется, о Мусоргском («плаксе»): «Няня: Внесла его я, как кочан капусты! А он – возьми да обмочи Наскрозь три одеяла кряду» Ремарка – «все смеются», в зале тоже смеются. Чайковский: «А где игрушки наши, которые нам Сталин подарил?» Далее – «убийственная» критика времен Сталина, Хрущева, Брежнева и т.д. от лица недоделанных дублей. Смешно. Пока не возникает дубль Ельцина, призвавший в связи с отсутствием «денег» прекратить «заниматься этой сталинской ерундой». На сцене весьма серьезно валяют дурака, оживляя идиотское сюсюканье средствами басов, сопрано и тенора.  Как не заплакать вместе с Сорокиным над сценой первого свидания этакого парубка «Моцарта», с романтической проституткой: Моцарт: «А как звать тебя, чернобровая?  Таня: Татьяной. Моцарт: А меня кличут Моцартом». Сам Сорокин на наводящий вопрос о проститутке Тане, – насколько случайно выбрано имя, отвечает –  что да, в ней «что-то есть и от пушкинской Татьяны» (интервью в программке). А вот Мусоргский: «Полно, брат, жабу-то давить! Бабла довольно выпить и откушать. Айда скорей в тошниловку, друзья!» Уж лучше бы Сорокин привычно матерился. Было бы менее мерзко. У тех, кто принял это либретто за литературный текст, утрачен вкус. Есть здесь и обращение к невзыскательному чувству юмора: как смешно – оказывается Моцарта отравили «жена и ее любовник», зато, когда прочих композиторов убрали со сцены при помощи крысиного яда,  Моцарта спас «иммунитет».
      Что до безмолвных сцен, то вряд ли еще так много времени (балету?) приходилось проводить на четвереньках и трястись в конвульсиях. Таков замысел творцов – корчи рождения (клонирование!) и предсмертные судороги (отравление крысиным ядом) совпадают по своему пластическому воплощению. Кстати, подобострастные журналистки заискивают перед Сорокиным: «Критика иногда именует вас наследником Льва Толстого…» (какая критика, на каком основании? Что оба в свою меру бородаты?) – и тот отвечает – «Я пластичнее Льва Николаевича…» (программка…)
     Одна германская дама определила эффект Сорокина (показано телевидением): он  пишет (имитирует) как некий русский классик (Тургенев, Достоевский, Толстой) – и вдруг! – вляпываешься в нечто нелитературное и нецензурное. А если этого нет, что остается? Клоны (дубли) самого себя?  Во время «русского года» в Германии (6-го октября 2003) на Гессенском радио читали текст В. Сорокина, где герою настойчиво предлагается «пукать» и «пукать». Ведущий немецкий журналист тут же заметил, что в этом произведении ослаб «шокирующий момент», полагая, видимо, что раньше у Сорокина были бездны гноя и дерьма, а тут – только «пук». Композитор Л.Десятников, имея в виду именно эти  «сильнодействующие средства» в арсенале Сорокина, с сожалением констатирует: «ведь в музыке нет запрещенных звуков» (программка оперы).
      Раньше дуэт Десятников – Сорокин сочинил фильм «Москва», где означенный город явил собой «символ» женского полового органа и был изнасилован негром. Композитор Десятников: «Часто Сорокинский (так в оригинале – с прописной) текст как будто не обладает собственным стилем. Но тем удобнее с ним работать…» (программка оперы). Он же: «Этот союз был необычайно важен. Браки совершаются на небесах, и союз композитора с либреттистом тоже» (газета «Большой театр», № 5, 2005). Ему вторит соавтор: «Он в музыке делает приблизительно то же самое, что и я в литературе: так же трепетно относится к классике…» Славно врут про себя ребята. Классики в ужасе трепещут и корчатся.
      «Вопреки той информации, которая подогревала общественное мнение, в спектакле нет ничего эпатажного. Это было пожелание театра?» – спрашивают главного режиссера А. Ведерникова. – «Нет, это само так получилось» (газета «Большой театр», № 5, 2005). Вспомним притчу о литье колоколов. В совокупности все как будто есть: есть «новая продукция, еще никем не исполнявшаяся» (Р.Муравицкий, исполнитель партии Моцарта), есть «реальная музыка», исполнять которую «приятно, технически не сложно» ( Д.Суриков, исполнитель соло на виолончели), есть текст Сорокина, выигрышный уже тем, что в  нем «ничего вульгарного нет» (он же, виолончелист Д.Суриков),  есть режиссер Э.Некрошюс, как объявлено – «гений драматического театра» (газета «Большой театр», № 5, 2005), есть даже где-то в оформлении – гравюры Дюрера. Но когда в этом наборе истинные мастера не отличаются от «клонов», то результатом совместных усилий будет судорожная имитация успеха. Сорокин: «…обязательны крики «Браво!» в конце». Пусть колокол и не зазвонит, можно и далее клонировать общественное мнение («информационная поддержка»).
   Все это балаганное действо в результате претендует на один единственный смысл – отмывание «грязного классика» Сорокина, который зачем-то  нужен свободе слова и свободе совести. Сорокин: «Я думаю, что многие будут плакать в конце». Возможно, будут плакать счастливыми слезами «близкие нам (по словам Сорокина) слушатели, люди в меру циничные». Однако многострадальную русскую культуру не удивят и не разжалобят очередные крокодиловы слезы.