Словополье
Юлиан Тувим
Зелень
Словотворческая фантазия
Разговор про зелень беспределен...
Звуком возвеличивая зелень,
Силой вдохновенья умножая,
Буйного добьемся урожая.
Мало видеть слово. Надо точно
Знать, какая есть у слова почва,
Как росло оно и как крепчало,
Как его звучало зазвучало,
Чем должно набухнуть и налиться,
Прежде чем в названье превратиться,
В званье, в имя или в кличку просто...
Прелесть слова – в летописи роста.
Так не лепо ль нам, про зель земную
Словесами предков повествуя,
Эту повесть зачинать издревле!
В недра, в ядра мы заглянем, в дебри,
По нутру пойдем, по корневищам,
В целине ту завязь мы отыщем,
Чтобы голос подал из расщелин
Первый шевелистик, нежно зелен.
Лыко в строку ты не ставь мне с бранью,
Что ломлюсь в подсловья мирозданья.
К семенам, ключам, истокам чистым
В исступленье Слововера истом
И в поля родного Словополья
С палочкой волшебною пришел я,
Чтобы зелени вернуть приволье
В польской речи, в нашем Словополье.
Тот грустит о соловьином свисте,
А другому панка в мае снится,
Мне ж звучат, как женственные птицы,
Словарей пленительные листья.
С каждым маем к юности и воле
Древо-древность ширится всё шире.
Вот мой дом – стиха стены четыре
На полях родного Словополья.
Так сойдем же вместе в детство речи,
Как шахтеры в штрек, чтоб издалече
Мог подземной лампой осветить я
Древние дремучие событья.
Мы – в Эрцинском царстве. А над нами,
Над неполомицкими слоями,
Встало Беловежье пластовое
Древнею, дремучею Литвою,
Иновлодские мои дубравы,
Где кентавр топтал свои пра-травы,
И славянской Атлантиды хвоя –
Всё языческое, вековое,
Мховое... И где-то там, за нею
Геркуланумы дубрав, Помпея!
Где ж найдем мы этих дебрей гуще?
Вот они – овраги, яры, пущи!
Ярогневы неба их спалили,
Их секиры молний повалили,
Всё в ступе тысячелетий сбито,
Чтобы стать пластами антрацита
И опять с огнем соединиться,
И опять в застывшую гробницу.
В эту пропасть пасть, чтоб веял снова
Стужею удушья гробового
Лед алмазный, глетчер онеменья...
Но разбудим древние каменья
Чарозельством. Ведь кладоискатель,
Мертвых дел будитель, воскрешатель,
Видя смерть и жизнь предвечной речи,
Ведает, что дело человечье,
Так же как и деянье лесное,
Всё течет одною глубиною,
Где-то исчезает и таится,
Чтоб наружу все-таки пробиться,
Чтоб сверкнул для разума людского
Ключ живого, луч родного слова!
И, разбужен, забушует уголь
Лесом, полем, медоборьем, лугом,
Солнце поглощенное изринет,
Мох потопом бородатым хлынет,
Чтоб глаголу твари внять могли бы!
Древний ящер выскользнет из глыбы,
Ветер под крылами птиц воскреснет,
Еж и елка заиглятся вместе,
И свои покинет узилища
Крупный зверь: стволы и корневища,
Вдруг очнувшись, все пойдут толпою,
Зеленью сверкнут и – к словопою!
Хлынет ключ из-под корней растений
К жаждущим устам ветвей-оленей.
И тогда очнется от молчанья
Самка-Речь, вдова с времен венчанья
Первородного. И – снова в зелень!
Словизна тут засочится хмелем,
И словесность хлынет коренная,
Кровь – руда, зелица медвяная.
И заблещет лес лучистой речью:
Жмудью, и санскритчиной, и гречью.
Эха тут пойдут по многостволью,
По стране родной – по Словополью.
В полный голос брат окликнул брата –
Все ведь были родичи когда-то,
Кровные сумели стоковаться.
Смехом-эхом стали окликаться,
Ведь взросли-то из единых зерен –
То же словище и тот же корень.
Род их зелен, буен, непокорен!
Спорят, кто измерит бездну Зели;
Кто найдет, придя к предельной цели,
Корень Зели меж других зелинок –
Всяческих зелишек-небылинок,
Кто из них сквозь златоцвель болотца
До истоков зелья доберется,
Зельчиков натеребит зеленых
На межах подсловья отдаленных,
Кто на шумном зельбище природы
Праотца найдет – Зеленорода?!
Ящерицы подали тут голос:
"Мы не падчерицы! В нас – зеленость!
Той же зелени мы плоть от плоти.
Празелень вы в нас-то и найдете!"
Но решило травословных вече
Листьев большинством, что вздорны речи
Ящериц, что – не давать права им:
"Прочь беззельниц! Так позелеваем!"
Отбежали ящерки и плачут:
"Что же, не зеленые мы, значит?"
Как на тризне, стонут о недоле
На своей отчизне – в Зелеполье.
Перерыли зеленостей тыщу –
Всё-то Зельеносца не отыщут,
Ибо то зеленое начало
Не в листве, не в травах зазвучало,
Не в сыром побеге-малоростке,
А в зеленке – искристой стрекозке,
Что порхать в стихах вот этих стала
Между строк от самого начала.
Не она ли на слова садится,
Чтоб им всем насквозь прозелениться,
Сращивает звуки, разделяет,
Упорхнувши, снова прилетает...
Труд Зеленоведа опекает
Стрекоза-зеленка в блестках света...
Не отныне – с давних лет всё это.
Еще зелень тела не имела,
Ни зела в земле еще не зрело,
Желчь и злато гелтасом единым
Не плескались в неманских глубинах
(И теперь – иди за Вильно в поле –
В этом поле не трава, а жоле,
Не зеленят здесь – жельтятся травы,
Тут жолинас – золото отавы).
Еще в Рейне гульт не булькнул, взболтан,
Было всё ни золотым, ни желтым.
И ни в капищах латвийских – зельтсем
(Значит – златом, а слышится зельцем!),
И лоза, пружинясь, не добилась,
Чтобы прусс сказал о ней: "Жалияс",
И жмудин, осознавая ржавость
Рыжей белки, не воскликнул "Жаляс",
И былинка-золка не цвела там,
Всеславянским наливаясь златом,
Как праматерь всех полезных злаков;
Еще мягким не смирился знаком
Грубый ЗЕЛ и нерасцветший жолтик,
Не прося о золоте, был желтым,
Еще жолна (дятлик тот, отзелок,
Chlorophicus, от ствола отстволок)
По-над Влтавой жлутой жлуной стлалась,
Еще Хлоя не зазеленялась,
Не успела травяная поросль
Подсказать эллинам слово: хлорос, –
А уже в "зеленое" играла
Стрекоза со словом! И мерцало
Через мысли – домыслы природы
Робкое сиянье Зелерода.
Вот как было, вот чем завершилось,
Вот как эта песнь озеленилась!
Зеленится зелень от предвечья
В Славополье нашем, в польской Речи!
(перевод с польского Л.Н.Мартынова)
Источник: Век перевода
Какая великолепная игра со словом!
Вспоминается Велемир Хлебников даже...
Другие статьи в литературном дневнике:
