Вера в себя
Вера в себя
Автор: Виктор Попов 7
Мало кто об этом задумывается. О вере в себя.
Верить в Бога помогает человеку богословие или теология, а вот верить в себя - эту территорию толком не освоили даже психологи. Можно прочесть рассуждения о завышенной или заниженной самооценке, о структуре личности, в которой подавлен "внутренний ребёнок" в угоду "взрослого" или "родителя", но этой ВЕРОЙ В СЕБЯ управлять у нас никак не получается.
Всё дело в специфике нашего мышления.
Свою думу мы думаем не о каких-то абстрактных антимониях, а вокруг готовых шаблонов уже разместившихся в подсознании, как аксиомы веры. Соответственно, потом от веры в себя уже зависят те "шаблоны мысли", которые выдаёт мозг "на гора".
Думаем мы очень редко, фактически процесс "думания" замещён либо воспоминаниями о прошлых событиях, либо мечтами о будущих. Подобно начинающим шахматистам мы не способны обдумывать какую-либо проблему более чем на один-два хода вперёд и не более, чем на три-пять минут (сама мысль представляет собой трёхсекундный фрагмент). После чего эти мысли начинают возвращаться к исходным, не генерируя никакой новизны. Новую проблему наш мозг, как правило, решить не способен, а только предлагает сознанию некий стереотип в виде ощущений на шкале правдивости от 0 до 100%: 0 - ерунда, не верю; 100 - всё так и есть, верю.
Вера - это обобщённая жизненным опытом виртуальная правда, которая после каждого нового опыта приобретает иное значение.
Вначале люди верили, что земля плоская и солнце движется по небосводу (а как иначе!), потом поняли, что земля круглая, а потом, - что она несколько приплюснутая с полюсов. Всякий раз человек не может задумываться о сущности явлений и вещей, он принимает информацию на веру.
Живём мы, как правило на автопилоте, но и расчётные мощности нашего мозга всегда чем-то заняты.
Во-первых, мозг содержит в себе огромную, чрезвычайно сложную модель мира, которую мы принимаем за реальность.
Во-вторых, у нашего мозга уже (априори, как вера) есть чёткие представления о том, что может быть, а чего не может быть.
В-третьих, вся наша мозговая деятельность - это чреда бесконечных предсказаний.
В-четвёртых, учитывая, что жизненный опыт у каждого из нас свой, основанный на мечтах, ожиданиях, страхах, комплексах и провалах, мы видим в происходящих событиях только то, что готовы увидеть. Другую информацию мозг воспринимать не может - действительно, как я могу знать то, чего не знаю.
То, что мы считаем путеводной картой своей жизни, на самом деле является жизненной программой, созданной обществом. И эта программа весьма противоречива.
Обобщая, можно сказать: если из нашего сознания выбросить веру, то останутся лишь животные инстинкты; разум - это информация принятая мозгом как вера. Ведь не зря у первобытного человека первым делом появились боги, чтобы вместе с этой верой в богов активировать процесс мышления.
Поэты знают, что без веры в себя поэт "никто", и звать его "никак".
Николай Глазков
Мне простите, друзья,
Эту милую странность,
Но не выпить нельзя
За мою гениальность!..
Не хвалю я себя.
Просто сам в себя верю:
Откровенность любя,
Не терплю лицемерья…
Игорь Иртенев
Одиноко брожу средь толпы я
И не вижу мне равного в ней
До чего же все люди тупые,
До чего же я всех умней.
В каждой шутке есть только доля шутки.
Вера в себя - это стержень развития личности. Представить себе творческую личность, спортсмена, политика, руководителя или педагога без этого стержня - веры в себя - невозможно. Более того, как раз эта вера и выносит на гребень успеха публичного человека. У спортсменов это называется "проявить характер" - бойцовские качества без веры в собственные силы развивать не возможно.
Природные свойства характера заменить каким-то тренингом, повышающим веру в себя, очень трудно. Тем не менее разработаны всевозможные рекомендации, практики (аутогенная тренировка), медитации, позволяющие добиваться результата.
Результат.
Можно создавать всевозможные модели реальности, разрабатывать заумные теории, но конечным критерием оценки твоей правды будет практический результат: не заниженная или завышенная самооценка, а именно та объективная ВЕРА в себя, которая может раскрыть твой талант.
Как этого достичь?
Творческие личности практический результат - веру в себя - получают простейшим путём. Тот же Николай Глазков в цитируемом стихотворении продолжает:
Как великий поэт
Современной эпохи
Я собою воспет,
Хоть дела мои плохи…
В другом стихотворении уточняет:
В чертей хоть верьте, хоть не верьте,
Но я скажу вам не шутя:
Мне начали являться черти
От многодневного питья.
Они являлись мне ночами
Из тьмы безграмотных веков
И с подоконника кричали:
- Глазков, Глазков, Глазков, Глазков…
Шутки с виртуальным пространством могут заканчиваться плачевно.
Поэтому лучше пользоваться проверенными методом: тренировка рефлексов, подобно опытам с собакой Павлова, может воздействовать на подсознание. Кропотливый труд.
Потому-то давным-давно открытая формула жизненного успеха не меняется: "талант и труд".
"От работы кони дохнут", "работа не волк, в лес не убежит" - с одной стороны.
"Терпение и труд всё перетрут", "кто рано встаёт, тому Бог даёт" - с другой стороны.
"Любишь кататься, люби и саночки возить", "скоро сказка сказывается да не скоро дело делается" - всё в процессе.
"Кончил дело, гуляй смело", "взялся за гуж не говори, что не дюж" - фиксируй веру.
Медитация для обретения веры - это не сильная сторона нашего этноса, но хватает других приёмов для становления силы духа (веры). Суровый климат проживания - один из наших тренажёров.
Роль сознания.
Сознание нужно использовать очень чутко, чтобы не переоценить свои возможности.
Однако, и самоедство не приносит ничего хорошего, а хвалить самого себя нужно ежедневно. Даже в случае неудач себя любимого не следует терзать, вспоминая мудрость из "законов Паркинсона": "Нет такой плохой ситуации, которая не могла стать хуже".
То, что сознание не может влиять на силу веры в себя, нужно понимать, как закономерность: что первично яйцо или курица? Сегодняшние достижения учёных рисуют нам картину, что не мозг есть у нас, а мы есть у мозга.
Подобно тому, как мозг регулирует функции печёнки, селезёнки или кишечника, так мозг (его подсознание) выдаёт готовые мысли нашему сознанию по заданному алгоритму. В свою очередь этот алгоритм определяется верой (шаблонами, стереотипами, КФД - комплексами фиксированных действий). Это программисты, создатели искусственного интеллекта, слямзили механизм решения задач у мозга. Но ВЕРА этого мозга, созданная всеми предшествующими поколениями, генетический код, отражённый в культуре, как виртуальная среда, в виде коллективного бессознательного, славу Богу, не доступны для цифровизации сегодня.
Что будет завтра.
Завтра человек продолжит изучать свойства материи.
Которая, как мы знаем, бесконечна во времени и пространстве, соответственно, и бесконечны способы и приёмы познания этой материи.
Наша вера, основанная на знаниях, вселяет оптимизм исследователям и оставляет пессимистами людей, лишённых веры.
© Виктор Попов 7, 2021
Первоисточник: http://proza.ru/2021/12/16/195
*
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Чёрная Жемчужина
Сказка: по мотивам африканского фольклора
Автор: Важдаев Виктор Моисеевич
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
«X! X! X! X!..» Что это? Что это?! Слушайте, слушайте! Это мой отец. Это отец моего отца!.. Он так дышит! Он задыхается! Он бежит! Вы слышите? Звук жёсткий, сухой. Так под острым мечом, срубленный, падает, падает, падает тростник. Прямой, тонкий, крепкий тростник, в человеческий рост, падает, валится на землю, на землю, на землю... «X! X! X! X!..» Он так дышит! Он задыхается. Он бежит. Мой отец! Отец отца моего! Дед моего деда! Моя мать! Мой брат!. Сёстры мои! Народ мой!..
А позади ~ топот погони. По зарослям тростника. По чаще джунглей! По траве! По камням, по пескам, по земле! По всей земле!.. «X! X! X! X!..» Так дышит мой отец. Мой чёрный отец. Мой чёрный брат! Мой чёрный народ! Любовь моя!.. А за ним — погоня. Нет! За ними. За всеми! Погоня? Что говорю я! Какая погоня?.. Они уже не гонятся. Они окружают, окружили нас! Отца моего, семью нашу, народ мой!..
— Ты мой чёрненький! — шепчет мать. — Ты моя жемчужинка! Тебя не заметят. Ты можешь, ты должен спастись! То ли от слёз, то ли от солнца тепла и горька её рука. Она гладит мне голову, треплет волосы, прижимает к себе. — Чёрная Жемчужинка! Чёрная Жемчужинка! — шепчут губы.
— Ты должен, должен спастись! Во мне нет страха. Я ничего не вижу, ничего не слышу, кроме этого голоса, кроме этого голоса, кроме этих слов. Только тепло, ах, только тепло моей матери, горькое, солёное, никогда б не расставаться с ним, никуда бы не уходить! Навсегда, навсегда!.. А кругом рёв. А кругом стон! Выстрелы, выстрелы. Лай, крик, свист. Бьют барабаны. Грохочут громы. Но земля молчит, и небо молчит. А во мне — тишина. Словно в саванне, когда нет ветра; словно в джунглях, когда застыл зной. Только она — моя мать, и я прижался, прирос к ней, как листочек к ветке, как ветка к дереву... Никто не оторвёт меня, никто не разлучит нас. Никогда, никогда, никогда!..
— Забудь своё прежнее имя! — говорит мне отец. Его голос тороплив, его голос тих, а он гудит, гудит в моих ушах. — Помни: ты — Чёрная Жемчужина! Помни: перед злом не склоняются, с ним борются. Так ты найдёшь себя. Так ты найдёшь нас!.. Сильная рука его на слабом моём плече. Она становится всё тяжелее и тяжелее, и я сгибаюсь под её тяжестью всё ближе к земле. Я уже почти не заметен теперь над землёй, такой я стал маленький, ну словно травинка...
— Сын! — говорит отец. — Наградили тебя мы с матерью всем, чем могли! У тебя зоркие глаза! У тебя чуткий слух! У тебя есть руки!.. Твой разум ещё мал, как гнездо перепёлки, но и орёл рождается всего только из яйца. Видишь, как ты силён! Как ты богат! Помни об этом! «Я силён? Я богат?..» Умолкли громы. Замерли барабаны. Для меня замерли. А в это время, словно соломинку, лёгкую, блестящую, жёлтую, сдувает неслышный ветер, сильная рука меня совсем незаметно отстранила от матери. И я оказался, и я очутился один, один на плоской, твёрдой земле, посреди земли, под огромным небом. Один на всём свете...
— А теперь, — сказал голос моего отца, один только голос звучал, потому что его самого я уже не видел, он был позади меня: сильная рука его не давала мне повернуться, — а теперь иди... Чёрная Жемчужина! Спаси себя и нас!.. Спаси?! И это когда, не таясь, не скрываясь, со всех сторон вышли — во весь рост, — выскочили окружившие нас!..— Вот они, вот они, вот они!.. Вазунгу!.. Лают собаки. Леопардоподобные псы! Леопардоподобные люди. С кожей белой, с кожей загорелой, не такой разве, не такой, как у нас? Они все хохочут. И псы и люди: хохочут, хохочут, хохочут!.. Железными носорогами они прут напролом через чащу. Подминают траву. Срывают ветви. Крушат камни. Твёрдыми сапогами на толстых подошвах. На каменных каблуках. По земле, по земле!.. По Африке!.. Со всех сторон: — Вазунгу! Базу игу!.. Поздно! Наш крик от бессилия. Нас окружили.
У них холодные дротики. Они неподвижны. Они не летят — лают, хохочут, как псы: «Тах! Тах! Тах!..» А у нас — ассегай. В умелой руке он смерть врагу. В неумелой — промах и твоя смерть!.. В нём сила и зоркость брата моего, искусство отца и дедов моих; быстрота, смелость и благородство народа моего. Вот он летит, ассегай, словно стрела, посланный сильной рукой чёрного брата. Сильнее руки — дальше полёт, слабее руки — ближе полёт... А у них — короткие дротики тускло поблёскивают металлическим потом, лязгают, лают, как псы: «Тах! Тах! Тах!» Задыхаются, давятся дымом, злобясь, плюются железом... Чужая сила в чужих руках! Падает тростник. Умирает трава. Обрываются ветви. Падают люди. Стонут раненые. Молчат убитые. Звенят цепи. Слышите? «X! X! X! X!..» Это дышат живые. Мой отец. Моя мать! Мой брат... Их ведут продавать. На рынок, на рынок, на рынок!.. Невольников и рабов ведут продавать. А по бокам и позади — леопардоподобные люди. Бегут, высунув языки, леопардоподобные псы. Просыпаясь, щёлкают кожаные бичи. А я — маленький. Никому не нужный. Никем не примеченный. Я ускользнул. Убежал. Я крадусь в стороне. За отцом своим. За матерью, за братьями и сёстрами. За семьёй. За народом своим. Моя грудь болит. Мой живот пуст. Сердце скачет, как обезьянка, — туда, сюда! — ноги изранены, колени слабеют. Лицо посерело от страха, от ужаса, от слёз, которые застряли где-то, сухие слёзы, которых нет... Динь! Динь! — звенят цепи. Динь! Динь! — звенят кандалы... Звенят, уплывают, тонут в траве, уходят в землю... Я — маленький! Я иду всё медленнее, медленнее — вот так: о н и — два шага, а я —один шаг, о н и —два шага, а я — один шаг.
Они — два шага... Силы покидают меня, я всё слабею, слабею, а они всё идут и идут... Я отстаю. А они уходят всё дальше, всё дальше, всё дальше. Отец. Мать. Брат. Сестра. Через лес, через лес, через лес... Вот так они ушли... Нет! Их увели. А я остался. Один... А где же сказка? Сказка? Вот она. Я шёл, шёл и пришёл туда, уж и не знаю куда, пришёл, пришёл к скале. Силы оставили меня. Больше я не мог идти. И тут я вспомнил, что мне сказал отец: «Ты сильный!» Вот что он мне сказал. И я понял, что могу ещё сделать один шаг. Всего только один, но всё-таки ещё шаг вперёд. Но передо мной была скала. И она преградила мне путь.
— Скала! Скала! — сказал я. — пропусти меня! Но скала молчала. И не пускала меня. Я посмотрел на неё. Она была серая, она была огромная, больше слона! И она была старая. Вся в рубцах. Вся в трещинах. Седой мох рос на её теле и покрывал её голову. Но я не испугался. Пускай она хмурая, пускай серая. Да и откуда ей быть весёлой, если всю жизнь стоит она тут на дороге и думает, думает, думает!.. — Почтенная Скала! — сказал я тогда. — Мне очень жаль тебя, что ты одинокая. И некому с тобой поговорить! Но ведь и я, как ты, один, совсем один в этом мире! Поэтому прошу, пропусти меня!
Но скала молчала.
— Добрая, хорошая Скала! — снова сказал я. — Прошу тебя, пожалуйста, пропусти меня!
— Маленький мальчик! — вдруг сказал чей-то глухой голос из скалы. — Зачем ты ждёшь, чтобы она ответила тебе? Если скала заговорит, земля затрясётся, и я погибну, и вместе со мной погибнешь ты Достаточно того, что она стоит на месте и слушает тебя!
— Кто ты? — спросил маленький мальчик. — Ты, говорящий из скалы и сам не скала?
— Я охотник, — ответил тот. — Я преследовал льва. Я почти настиг его, когда путь преградила скала. И тогда лев сказал: «Мбем бурукйре йена урумби! Камень моих предков, раздайся для нас!». И жала раскрылась, и он исчез в ней, а я, погнавшись за ним, крикнул: «Скала! Я ненавижу тебя за то, что ты помешала моей охоте!» И я ударил её. И тогда скала закрылась, и я остался в ней!
— Так произнеси заклятие, — сказал маленький мальчик, — и Скала отпустит тебя.
— Нет! — сказал голос ещё глуше. — Я могу повторить его хоть тысячу раз и ничего не добьюсь! Ведь я был несправедлив к земле своих тредков. И должен теперь искупить свою вину. Прошу тебя, ты, пришедший сюда с добром и приветом, в кого бы я потом ни превратился — в растение, зверя или птицу — добудь мне счастья: освободи меня!
— Ну что ж, попробую! — сказал маленький мальчик. — Разве может быть большая радость, чем свобода, для того, кто пойман! — И маленький мальчик громко сказал:
— Мбем бурукйре йена урумби! Камень моих предков, раздайся для нас! Едва он произнёс эти слова, тотчас скала бесшумно раскрылась, и из неё выбежал, нет, вырвался на волю в искрящихся, сверкающих одеждах, закрутив над собой белую пенистую чалму, нетерпеливый, бурный ручей. — Спасибо, что ты освободил меня! — радостно прокричал охотник. Да, да! Я не ошибся, сказав «охотник»! Ведь теперь он превратился в ручей. Поверхность ручья залучилась, покрылась морщинками, словно лицо смеющегося человека, и вдруг волна набежала на волну, поднялась серебристым гребешком и с тихим шорохом, будто стайка маленьких птиц вспорхнула из травы, — он швырнул россыпь прохладных, освежающих жемчужных брызг в лицо, на плечи, в руки маленькому мальчику.
— Получай! — прокричал он радостно. — Пусть никогда жажда не мучает тебя! Я напою всех, всех, и тебя, и твоих друзей, и твой народ, и твою землю! — слышался сквозь шелест струй его голос. — Будь счастлив, будь счастлив!.. — как бы прощаясь, журчал он и, говорливый, неугомонный, побежал, побежал прочь вдаль...
А маленький мальчик? Чёрная Жемчужина? Он так обрадовался! Он напился воды, утолил жажду и пошёл вверх по ручью сквозь скалу, сквозь камень предков, своим путём, своим путём. Но что же дальше? Сказка говорит: Один человек шёл, шёл и пришёл в совсем незнакомое место, в далёкое, далёкое селение. И встретил там людей. Таких же, как он. И услышал там затаённый звон... Не сухой, не страшный. Звон колокольчика. Печальный, одинокий, словно то маленькое сердце, которое в тот далёкий день, в тот горький час, будто скачущая обезьянка, колотилось в груди маленького мальчика, который ускользнул, ускользнул... Вы спрашиваете, откуда я это знаю? Хорошо. Я отвечу вам. Я скажу всю правду. Только смотрите, обещаете — никому, никому, никому не проболтаться о том, что я вам сейчас открою. Даёте слово?.. Так знайте: этот человек, о котором сказка говорит, что он шёл, шёл и пришёл, был не настоящий большой, сильный человек, а обыкновенный мальчик. Ну, не такой, как тот, что остался тогда в лесу. С тех пор вед^ прошло много времени. Время шло и шло. И мальчик тоже рос. Он стал старше, но всё-таки ещё оставался мальчиком. Так он шёл, шёл и пришёл в селение. А откуда я знаю? Да потому, что, может быть, мальчиком этим был я! Не верите? А что ж тут удивительного? Иначе откуда бы мне знать, о чём тогда разговаривал мальчик с людьми в селении, когда услышал звук колокольчика?
— Что это? — спросил мальчик.
— Неужели ты не знаешь? — удивились люди.
— Не знаю, — сказал мальчик.
— Откуда ты такой взялся? — спросили люди.
— Я иду из ниоткуда, — печально сказал мальчик. — И сам не знаю куда!.. Где мой отец, где моя мать, мой брат, сестра? Их увели, увели!.. О, как я счастлив, что пришёл сюда, где нет леопардоподобных людей и леопардоподобных псов!.. Но что это за колокольчик звонит в вашем селении и для чего?
— Разве ты не знаешь, — сказали люди, — здесь живёт миссионер, который учит нас жизни и вере в бога.
— Я очень хорошо знал одного бога, — сказал маленький мальчик. — Знал его, и обращался к нему, и разговаривал с ним, и носил у себя на груди. Это был мой собственный бог. Его чудесно вырезали из дерева! Каждый знает, и я знал: в нём заключена таинственная сила, способная преодолеть всё и совершить всё. Но вот когда, словно этот колокольчик, только не так серебристо, а печальнее, страшнее, звенели цепи и вазунгу уводили моих отца, и мать, и братьев, и сестёр, с их амулетами и с их богами, а я остался один, я спросил своего бога: «Что же ты молчишь? Что же ты бездействуешь? Или ты боишься?» И он, как всегда, не ответил мне. Как всегда, говорил-то ведь я один! Тогда я понял: он не слышит меня. Ну, если он не слышит меня, решил я, то, значит, или он не бог, или он глухой, или его нет! А какой же это бог, если он не слышит, если он глухой или если его нет!.. И я догадался, что делать. Я осторожненько — не надо, даже если он глухой или его нет, сердить бога — снял его с себя, со своей шеи и посадил его на зелёный лист, под дерево. И ушёл. Я был один. И он остался один. Я думал так: «Я думаю. Пускай и он подумает»... Вот что сказал в тот день мальчик людям, окружавшим его на улице в посёлке, в который он пришёл.
— Но ты же ничего не понял, — сказали ему эти люди.— Ведь тот бог, которому учит нас приезжий миссионер, совсем другой. Он самый сильный, бог единственный и всемогущий! Верить в него и служить ему выгоднее всего! Мы и сами не знали, что он есть, пока не пришли эти люди и не научили нас.
— Вот чудеса! — сказал мальчик. — Если он единственный и всемогущий, зачем ему было столько времени ждать, пока найдутся охотники прийти и рассказать о нём? И мало того — ещё в обмен на слова, на одни слова! — увести вас, как моего отца, мою мать, моего брата и сестру? И ваших отцов, и ваших матерей!.. Только не убивая и не казня. Ни крика, ни лая!..
— Что ты говоришь! — испугались люди. — Опомнись! Всемогущий покарает тебя, мальчик!.. В это время — вы знаете, друзья, в сказке всегда так случается, — как раз в это самое время в том соседнем доме, откуда доносился далёкий звон колокольчика, открылась дверь, и на улицу стали выходить ученики — чёрные ученики. Парами, парами, парами. А за ними — их учитель-миссионер, белый, белый, белый...
Чёрная Жемчужина! Скажи, почему глаза твои так широко открылись? Почему лицо твоё стало серым, а руки дрогнули и сами сжались в кулаки? Может, они, ученики, дышали так: «X! X! X!» Нет! Они шли спокойно, покорно, парами. Не бежали. Не падали. Никто не стрелял: «Тах! Тах!» Ни слёз. Ни стонов. Не по траве они шли. И не ломали ветвей. Только камешки хрустят под их подошвами. Только тихие голоса шелестят, словно листва. Едва слышно... Ведь это твои братья идут... Вот то-то и оно, что мои братья! То-то и оно, что едва слышно! Они шли не как свободные люди по своей земле!.. Ученики шли, опустив головы, послушные, покорные. Мальчику так и казалось, что не кандалы, нет, нет, а какие- то невидимые путы связали их спокойные руки, накрепко прикрутили к обессилевшему телу... И, обманутые, усыплённые, они дали себя связать одними только словами — пустыми, как тыквенная бутылка, порожняя, в которой один только воздух и ничего не налито, ни капли воды! Тихие голоса их шелестели, словно листья... «На рынок, на рынок, на рынок!..» — вот что послышалось мальчику.
— Что ты молчишь? — спросили его люди.
— Я думаю, — сказал мальчик. — Это как раз то, от чего я бежал! И он ушёл, ушёл, прочь отсюда.
...Опять он шёл. Вверх-вниз, в гору, с горы, дорогами и тропами. И там, где зверь не проходил, и там, где никто не ступал ни ногой, ни копытом. Не шёл, не крался и не проползал. Ни враг, ни ДРУГ. Долгий путь!.. Через лес, через лес, через лес!.. Ну, это только так говорится — «через лес». Он прошёл сквозь заросли. Он переправлялся через реки. Он пересек саванну. Он обходил города. Это правда: он обходил города. А вдруг и там тоже, тоже и опять будут эти люди, как псы, и псы, как люди!.. Но что я вижу? Вы задумались? Что поделаешь, такова жизнь, такова сказка! Настоящая, правдивая, потому что она была. Потому что она ещё есть. Или вы думаете, что сказка
рассказывает только о том, чего никогда не было? Ну, спрашиваю я вас, кому может прийти в голову такая нелепость? Это же не сказка тогда, а просто враньё. Разве может враньё, пустая болтовня, занимать людей, да ещё умных, сильных?..
Знаю, знаю, что ждёте вы от моей сказки... Постойте! А разве случившегося в ней недостаточно не только для маленького мальчика, но и для умудрённого жизнью сильного человека?.. О, если бы в ней случилось меньше того, что произошло на самом деле! Вы только подумайте: и отца, и мать, и брата, и сестру — всех увели, увели, увели! И мальчик, маленький мальчик, остался один. Неужто этого мало?.. И люди, которые дали себя связать по рукам, по рукам, по рукам!.. Разве этого мало?.. И люди, которые, точно ослепнув, не видя этого, с умилением смотрели на учеников и учителя! Разве этого мало? Так если мало этого, я добавлю вам сказки ещё, и ещё, и ещё. Получайте. Берите. Хватайте. Держите!.. Вот она. Шёл мальчик и шёл. Сколько мест миновал он, идя по земле! Не замечая, что оставалось по сторонам, что уходило от него назад и от чего он уходил вперёд.
И вдруг ему повстречался леопард. Как он бежал, этот мальчик!.. «X! X! X! X!..» Теперь-то вы знаете, что это. Он так дышал, мальчик. Он бежал от леопарда, не видя под собой земли, не чуя под собою ног. «X! X! X!» Не удивляйтесь! Кто не знает, что такое леопард? Страшнее его нет зверя на земле! Ведь он кидается даже на слона!.. Кто видел из вас царей? Чья шкура украшает их? Льва? Тигра? Я спрашиваю вас: чья шкура украшает царя? И я отвечаю: леопарда. Шкура леопарда, и только леопарда. Потому что он бесстрашен, ярость ослепляет его, гнев его подобен бешенству. Он жаждет крови. Крови, крови. И ничего более, одной только крови. Теперь вы понимаете, почему мальчик так бежал?..
А леопард? Он и не думал гнаться за мальчиком. Он его не заметил. Как просто — шёл и не заметил. Потому что леопард был погружён в свои мысли. Они, мысли, бывают у всех — у сильных и слабых. Мудрых и глупых. Даже у совсем, совсем глупых... Вы знаете, уж чем-чем, а умом леопард не отличается. Ярость и сила ему заменяют ум. И это вполне справедливо: будь у леопарда ещё и ум, так он уничтожил бы всё вокруг! И не было бы ни зверей, ни людей, ни чёрных, ни белых — никаких! Так вот, леопард был погружён в свои думы. «Зачем, — думал он. — на мне такие пятна, такие пятна — чёрные, круглые! Ах, если бы не было на мне этих пятен! Пятен, по которым меня все узнают!» Вы видели когда-нибудь леопарда? Слышали, как он рычит? Нет, не в капкане, не в клетке. А когда он свободен!.. Когда он может в мгновение настичь, прыгнуть... Теперь вы понимаете, что увидел маленький мальчик, когда повстречал леопарда . Могучий, быстрый, как молния, неслышный, как кошка, скользил, словно вода по камню, хозяин джунглей, оскалив пасть, тревожно и гневно щеря усы, жёлтыми глазами, горящими глазами, пылающими глазами озираясь по сторонам... Он был в такой ярости, что даже, сам не замечая того, думал вслух.
— Пятна! Проклятые пятна! Зачем они мне?.. — грозно бормотал он себе под нос. Ну, когда сам леопард тихонечко бормочет что-то вслух, так его рык гремит на вею округу, и объятые страхом обитатели джунглей шарахаются в стороны, взбираются высоко на деревья, прячутся глубоко в норы или просто спасаются бегством. Но маленький мальчик-то оказался не из тех, кто так просто убегает, едва появилась опасность. Когда леопард так гневно стал проклинать свои пятна, маленький мальчик — вы не забыли, его звали Чёрная Жемчужина, это был он! — сразу остановился. Что случилось? Может быть, он мгновенно стал охотником? И в руках его появился ассегай? Нет! Может быть, он решил победить леопарда? Нет! Может быть, он вспомнил, что ему сказал отец? Да! Он вспомнил: «Мы с матерью наградили тебя всем, чем могли!.. Твой разум ещё мал, как гнездо перепёлки. Но и орёл рождается всего только из яйца!» И он решился добыть у леопарда храбрость. И маленький мальчик пошёл назад, к леопарду.
— А-а! Ты явился! Так говори, зачем мне мои чёрные пятна! — задыхаясь от ярости, прорычал леопард. — Говори, не то я загрызу, и разорву, и уничтожу тебя и всех вокруг... Он умолк. Настала тягостная тишина. Джунгли безмолвствовали. И вот тогда-то маленький мальчик Чёрная Жемчужина смело подошёл к властелину джунглей. Леопард даже присел от удивления, длинным и сильным хвостом касаясь земли.
— Ты спрашиваешь, и я отвечаю! — сказал маленький мальчик, глядя прямо ему в глаза. Когда ты лежишь, твои пятна видят все и узнают тебя. И говорят: «Вождь джунглей отдыхает!» И все идут прочь! Но когда, Вождь-леопард, ты крадёшься за своей добычей, когда быстрее ветра ты гонишься за ней или подобно смертоносной лавине, падающей с горы, прыгаешь с дерева, твои пятна, пятна, пятна мелькают, словно листва! И никто не видит, что это ты, сам Вождь-лео пард, бежишь, летишь, словно у тебя крылья за спиной, словно ты смешался с травой, с ветвями, с зарослями, как воздух с небом, как свет с солнцем! Твои пятна нужны тебе не для того, чтобы спать, а чтобы ветром, невидимкой красться, преследовать и нападать!.. Вот для чего тебе твои пятна! Чтобы быть леопардом!..
Леопард был в восторге.
— Никто не смог бы всего этого объяснить вернее! — сказал он маленькому мальчику. — Дай-ка я тебя обниму!
— Зачем? — удивясь, сказал леопарду маленький мальчик. — Мы, двое мужчин, вдруг будем обниматься, как две женщины!
— Ты сможешь потом рассказать, что сам Вождь-леопард заключил тебя в свои объятия!..
— Слова — это только слова! — сказал маленький мальчик. — Но если ты хочешь меня отблагодарить, прошу тебя, дай мне частицу своего бесстрашия!
— И об этом просишь ты, спокойно смотрящий мне в глаза! — прорычал леопард. — Лучше уходи скорее, пока у меня не появилось желание разорвать тебя, и съесть, и овладеть твоей храбростью! Поражённый умом Чёрной Жемчужины, что мог ещё ответить леопард? Да у него и в самом деле пропала всякая охота обнимать смелого мальчика. Пропала и пропала. И слова так и застряли в горле леопарда. Не отличаясь умом — это уж всем известно, — он растерялся и не знал, которое из слов теперь произнести. Поэтому-то они все перемешались у него в пасти и стали путаться, а тут ещё зубы, зубы, зубы, столько зубов — острых, белых, белых — и клыки!.. Все слова у него перемешались и сами собой разлетелись на кусочки. И глаза его загорелись мрачным огнём, и слова перестали вылетать из его рта, его страшного рта.
— Р-р-р! — только и сказал леопард. Вот что осталось у него от всех слов! Но маленький мальчик — ведь это был Чёрная Жемчужина! — не стал дожидаться, какие сумеет ещё леопард произнести слова, и вспомнил, чему учил его отец: «Если ты встретишь Вождя джунглей глаз в глаз, ты ещё жив. Но если страх повернул тебя к нему спиной, тебя уже нет!» И маленький мальчик бесстрашно сказал:
— Тот, кто шёл, пусть идёт первым!
И уступил дорогу.
— Р-р-р! Р-р-р! — глухо сказал леопард. Не зная, до чего ещё додумается этот мальчик, — что ещё оставалось делать леопарду? — он прошёл мимо, грузно ступая, не глядя и тяжело дыша. — Р-р-р-! Р-р-р! — прорычал леопард и скрылся в лесной чаще. А мальчик? Он шёл, шёл. И наконец пришёл в большое, большое селение. Каких никогда не видал, в каких никогда не бывал. Хижины, хижины, хижины — их было множество, сколько деревьев в джунглях. И кругом была ночь. И он был один. И вдруг услышал: «X! X! X! X!» Но он не испугался. Не убежал. И не стал обходить селение. Как же так? Разве не был он маленьким мальчиком? Да. Но то было. То время минуло. Теперь он уже был тем, кто прошёл через безмолвную скалу. Кто не искал защиты у чужого бога. Кто не испугался лютого леопарда... Вот кто он был. И услышал: «X! X! X!» И побежал вперёд. «А вдруг это отец? Или мать? Или брат? Или сестра?» — так думал он и бежал всё скорее, скорее... А когда догнал, увидел: В чёрную ночь по чёрной земле шли чёрные люди, толпы чёрных людей — шли, шли, шли... Так вода бежит. Так река течёт. Так тучи плывут, плывут, плывут!.. «X! X! X! X!» Тяжело дышали люди. «X! X! X!» Так дышал он, смешавшись с ними. И дыхание его сливалось с дыханием идущих.
— Куда вы? Куда вы?! — спросил мальчик.
— Не болтай! — сказал чей-то голос. — Куда все! Разве ты не знаешь? Или ты не был там?.. Но переспрашивать было некогда и отвечать было некогда. Они торопились: — Скорее! Скорее! Скорее! Чёрная ночь и чёрные люди. Звенят цепи... Нет! Цепи не звенят, и не видно верёвок, и даже не звучит вкрадчивый голос колокольчика... А люди идут, идут. И только светлая луна в небе неподвижна. «С ними! С ними! С ними!» — вот как думал он. И он вошёл в поток людей, стремившихся вперёд, и звук шагов его потонул в топоте тысяч и тысяч. Течёт вода, течёт река, текут облака. Скорее, скорее, скорее!.. И вот они пришли. К воротам. Железным. Высоким. На них огнями горела надпись: «Ли’митед! Ли’митед! Ли’митед! Ко’мпани!» «На рынок! На рынок! На рынок!» — знакомые слова, проклятые слова, лучше бы не вспоминать! А может, ему это всё показалось?..
— Эй, новичок! — раздался голос. — Сейчас ты узнаешь, куда мы идём и на чей карман мы работаем!
— Скорее! Скорее! Скорее! — закричал вдруг страж у ворот, страж с лицом круглым и светлым, как луна. — Эй, кто там мелет вздор и только задерживает всех, когда надо работать, работать, работать!.. И распахнулись ворота, и потекла вода, чёрная вода по чёрному двору в чёрную глотку земли.
— В шахту! В шахту! В шахту! В землю! И чёрная глотка земли, железная глотка ворот глотала их. Вниз, вниз идут люди. Вверх, вверх ползут вагонетки. Вниз — люди. Вверх — вагонетки. С землёй, рудой, с золотом.
«На рынок! На рынок! На рынок!» В душном, тесном, низком проходе он говорил: — Неужели вы торопились, спешили, чтобы попасть сюда? Но кругом всё молчало. Тогда мальчик вспомнил заклятие и сказал: — Мбем бурукире йена урумби! Камень моих предков, откройся для нас! Но земля молчала. Он упёрся головой, плечами в низкий, мокрый, душный каменный свод. Я спрашиваю вас, что может сделать человек, когда его загнали глубоко под землю, когда его приковали к тачке, к кайлу и согнули, согнули, согнули!.. А кругом лязг, кругом грохот, кругом звон. Тачки звенят. Земля грохочет. Лязгают вагонетки. «Лимитед! Лимитед! Лимитед!»
— Всё равно не покорюсь! — сказал он. Сколько дней прошло? Кто знает? Никто не знает. Сколько ночей прошло? Кто знает? Никто не знает. Кончилась смена. Все молчат. Все устали. Скорее наверх. Из ворот. Опять текучей водой, опять рекой — идти, идти, идти — в свои хижины, в свою нищету. А у ворот всё тот же леопардоподобный, злорадный погоняла-слуга, светлый, словно луна. А почему ему, собственно говоря, не радоваться? Эти отработали. Новые люди — вниз. Всё больше золота — наверх! Хозяевам — прибыль, слуге — награда! — Скорее! Скорее! Скорее! Эй, кто там мелет вздор и только задерживает всех!.. Я спрашиваю вас, скажите, разве это справедливо? Разве в том правда, чтобы богатства, богатства, богатства тех, кто сеет, попадали тем, кто не жнёт? Что ж вы молчите? Разве эта сказка не для вас? А ну, ответьте, по вкусу ли она вам? Ну что же, молчите, молчите! Но когда-нибудь придётся сказать своё слово.
— Нет! — сказал мальчик, когда вышел наверх, на землю, и вместе со всеми побрёл, усталый, голодный. — Чем так жить, лучше умереть!
— Это ты говоришь, потому что новичок, — услышал он в ответ. — Потому что никто не плачет в твоей хижине. Да и есть ли она у тебя? А нам куда деться? И тут, и везде — только «Лимитед». И ничего больше.
— Верно, — сказал он. — Они повсюду, куда ни придёшь!.. Эти вазунгу — окружившие нас!.. Так остановимся, подумаем, что делать.
— Видали смельчака! — сказал голос из тьмы. — Да знаешь ли ты, что мы можем только идти, идти, идти... На работу или с работы. А стоять здесь, под небом, на самой дороге и думать!.. Или ты соскучился по тюрьме? По кнуту? По цепям?.. И люди шли, шли, шли, текли рекой во тьме, в ночи в свою нищету, в свою беду, по хижинам своим. «Ах, если бы остановить эту реку! — думал мальчик. — Повернуть её, чтобы она потекла вспять! Но разве можно остановить реку?» А река текла мимо него. Он стоял посреди неё, как тоненькое деревце, омываемое разлившейся водой. И она уносила с собой людские надежды и жизнь. А небо было темно, и черно, и безмолвно. Вдруг, словно стая гиен в джунглях, во тьме завыли леденящие душу сирены. «Оооуууииииип! Оооууиииииип!» — выли они, и вопль их, нескончаемый, долгий, казалось, никогда не замолкнет. Плывёт, плывёт над землёй, надвигаясь, как ветер, как буря, как ураган. И вот уже вырвались, сверкнули адские огни, всполохи молний ударили людям прямо в глаза, ослепили, исчезли, нырнули во тьму. Может, утонули в реке?
Утонули? В реке? В какой реке?..
И снова вынырнули — там, там, нет, там... На спуске с горы, на повороте дороги. «Оооуууииииип!» — надрывались гиены. И снова ударили во тьму слепящие молнии света, зажглись, закачались жёлтые круглые глаза стремительно несущихся филинов и сов, глаза, как фары, и фары, как глаза, и... — Беги! — крикнул тот же голос, уставший голос, но теперь он был неузнаваем. — Беги, парень, спасайся! И... Кто бы мог поверить? В мгновение бесконечный поток людей, эта могучая река, окружавшая мальчика, исчезла, она сразу как бы ушла в землю. Только короткий, еле слышный топот ног по сторонам. Но и он тут же затих. И маленький мальчик остался один на дороге, в опустевшем, высохшем русле реки. Вот уже близко свистят колёса, шипят шины... И появились, возникли они. Сидя в ряд, сидя в ряд, блестя и сверкая железными дротиками, несутся на него леопардоподобные люди. Все в пятнах, в пятнах! В мелькании пятен!.. «Тах? Тах? Тах?» Нет! Словно леопарды, они спрыгнули на землю. Спрыгнули? Да. А мальчик? О-о! Он был уже совсем не тот, кто слабенькой веточкой, листочком трепетал возле своей матери. Не так-то просто его теперь схватить. Поймать. И одолеть... Нет, не просто! Смотрите. Мальчик исчез! Он ушёл, ушёл, ушёл, растворился во тьме!..
...Сказка говорит:
Он ушёл далеко и оказался в лесу. И там повстречал человека. Старика, с головой большой-большой, подобной кокосовому ореху. С головой, поросшей редкими волосами, с телом старым, морщинистым, высохшим.
— Почему ты так дышишь? — спросил старик мальчика. — «X! X! X!»
— Я бежал от леопардов! — сказал мальчик.
— Ты? — удивился старик. — Может ли это быть?
— Может, — сказал мальчик и поведал старику всё. — Что было мне делать? Я маленький мальчик. Я — один.
Старик усмехнулся и сказал:
— Кто сказал тебе, что ты маленький?
— Но я знаю, — сказал мальчик. — Когда уводили моего отца и мою мать, моих братьев и сестёр, я остался один. И с тех пор только шёл и шёл.
— Да, — сказал старик, с головой, подобной большому- большому кокосовому ореху. — Так было. Он как-то странно посмотрел на мальчика и, подумав, сказал:
— Я отвечу тебе сказкой!
— Что может быть лучше! — сказал мальчик. — Я так люблю сказки! Когда мужчины в нашей деревне собирались у костра, мы всегда стояли позади старших, чтобы тоже послушать сказку, не упустить её...
— Моя сказка коротка, короче её нет, — сказал Кокосовый старик. — Моя сказка проста, проще её нет. Моя сказка волшебна, волшебнее её нет!
Как удивился мальчик! Как раскрылись глаза его!
— Пусть скорее придёт твоя сказка! — попросил он старика.
— Я не расскажу тебе сказку, — сказал Кокосовый старик, — а покажу... Он снова поглядел на мальчика, в глаза ему.
— Пойдём! — сказал старик, и его морщинистая рука легла на плечо маленького мальчика. Как тогда... Да, да! Мальчик вспомнил руку отца своего, когда они расставались. Сильную, твёрдую, на своём слабом плече.
...Теперь на его плече лежала старческая рука. И — о чудо! — дряхлая и немощная, она без всякого усилия властно повела его в чащу, где пряталось крохотное лесное озеро.
— Смотри! — сказал Кокосовый старик. Мальчик склонился к озеру и увидел, что из воды на него смотрит мужчина.
— Ты был, и тебя нет! — сказал старик. — Разве это не сказка? Был мальчик и исчез! Разве это не коротко? Ты — мужчина! Разве это не просто? Ты вырос. Разве это не волшебство? Был маленький мальчик, слабый, беспомощный, ничего не понимающий. И вот он богатырь. Посмотри на свои руки. Тебе стоит только схватить леопарда, хорошенько встряхнуть его, и он повалится замертво... Посмотри, твои ноги крепки и неутомимы. Ты прошёл от тех мест, где рождается день, и до тех мест, где начинается ночь... Посмотри на себя: вот они, твои глаза, не светится ли в них сила и воля отца твоего, мудрость дедов твоих!.. Великая африканская земля — твоя земля! — словно бесценная чёрная жемчужина, лежит перед тобой. Ты видел всё, ты испытал всё, тебе только остаётся понять, кто ты сам! Так я спрашиваю тебя: чего же ты боишься? Это тебя должны бояться, а не ты! Мальчик, который стал мужчиной, оглядел свои руки, мускулы свои оглядел: они были крепки, как железо. Они лоснились, они играли под кожей, шевелились, словно лианы. Он повёл плечами — и кости его захрустели, или это лес застонал вокруг... Он вздохнул глубоко — и, насколько хватал глаз, затрепетали ветви. Вот как он вздохнул. — Разве я обманул тебя? — сказал старик. — Разве это не сказка, короткая, простая и волшебная?
— Отец! — сказал мальчик, который стал мужчиной. — Но если я тот, о ком ты говоришь, то как же до сих пор — что может быть проще! — я не узнал самого себя? Кокосовый старик улыбнулся.
— Легче узнать других, чем самого себя, — сказал он. — Знает ли обитатель тусклого кокона, что он станет ослепительной бабочкой. А тот, кто проклёвывается из яйца, более похожего на придорожный серый камень, догадывается ли он, что взмоет ввысь орлом. Маленький ручеёк — его
можно захватить в ладони! — и не ведает, что им начинается многоводная река.
— Это же сказка! — сказал мальчик, который стал мужчиной.
— Нет, — сказал старик, с головой, подобной кокосовому ореху. — Это — жизнь. Я сказал, и ты услышал. А теперь иди!
— Я иду, — сказал мальчик, который стал мужчиной. — Но скажи: кто ты?
— Я — Время! — сказал старик. — Я прихожу и ухожу. Как река, которая течёт... Меня не слышно, и меня не видно. Каждый новый день — я изменяюсь, и всё изменяется вместе со мной. Но я всегда есть, и я не перестаю быть... Так он сказал, этот старик, которого звали Время. А маленький мальчик? Он стал мужчиной. И он стоял и думал.
— Иди!.. — сказал вдруг голос. Чёрная Жемчужина вздрогнул. Кругом не было никого. Лес, лес, лес.
Прозрачная паутинка, словно ветерок пронёсся, поблёскивая, ещё качалась в ветвях... Может быть, кто-то прошёл здесь? Но вот и она замерла. Старик исчез. Он словно бы растаял неслышно, незаметно. Был он или не был? Чёрная Жемчужина стоял не шелохнувшись. И во всём, что окружало его, что видели его глаза: этот лес, эта листва, это небо над головой, чем дышала его грудь — запах трав, прелой земли, тёмной коры деревьев, запах смолистый, медовый; во всём, что окружало его, — вдруг уловил он безудержное, неугомонное движение, непрекращающуюся жизнь. Он шёл день. Он шёл ночь. И снова день... Походка его была легка, мускулы тверды, а дыхание свободно. И вот тогда он встретил людей. Таких же, как он. Но... «X! X! X!..» Так они дышали. Странное дело, так дышали они, хотя сидели под деревом, а некоторые из них даже лежали и не думали никуда бежать.
— Почему вы так дышите, когда вы сидите и даже лежите? — спросил их мальчик, который стал мужчиной. — Можно подумать, что вы стремглав бежали через лес, спасаясь от погони.
— Ты угадал, — сказали ему люди. — Придя сюда, ты не пришёл никуда. Смертельная опасность грозит всем находящимся здесь! Нас преследует страшный великан. Нам удалось убежать. Но он гонится за нами. А мы выбились из сил. Сейчас он будет здесь. Вот тогда мы погибнем! Едва они успели сказать эти слова, как поднялся ветер, налетела буря. Затрепетали ветви деревьев. Прочь понеслась с них листва. Это был ветер, который он поднял своим бегом. А самого великана ещё не было. Ветер бросил их всех на землю, и, чтобы удержаться, они уцепились руками за корни деревьев.
— Это его ветер! — сказали они. И вдруг стало тихо. Только листья ещё продолжали падать на землю.
— Он остановился! — закричали люди. И тут мальчик, который стал мужчиной, сказал им:
— Пойдёмте и сразимся.
— Но он убьёт нас! И съест!
— Разве вы не видите, что я богатырь! — сказал мальчик, который стал мужчиной. — Я прошёл землю от тех мест, где начинается день, и до тех мест, где рождается ночь! Я видел всё! Я встретил старика, с головой, подобной кокосовому ореху, большой-большой, огромной — вот такой! — И он мне рассказал самую чудесную и удивительную сказку, какая есть в жизни. Он сказал: «Узнай свою силу. И никто тебе не будет страшен! Борись!»
— Мы боимся! — сказали люди. — Он великан. И это совсем не сказка. Он там сидит и ждёт нас!..
Тогда Чёрная Жемчужина сказал им:
—Я сам знаю, что это не сказка. Но я говорю: кто не нагнётся, тот не поднимет!.. У тебя есть лук и стрела — ты выстрелишь. У тебя ассегай — ты метнёшь его. У тебя есть нож — ты вонзишь его. У тебя есть палка — ты ею ударишь. У тебя есть щит — ты прикроешь всех. А у меня ничего нет. Но я, богатырь, остальное сделаю сам! И они пошли за ним в джунгли. Вот она, сказка. Она пришла. И они пришли. Вот он, великан!.. Он сидел прямо на земле возле могучего баобаба и был такой огромный, что сидя доставал до самой макушки высоченного дерева. И даже был выше. Вот он какой был, этот великан! Он глядел поверх деревьев, поверх леса. И голова его возвышалась, как скала, посреди джунглей.
— Эй, ты! — сказал мальчик. — Эй ты, сидящий тут! Ты из мира мёртвых или из мира живых?
— Заткни глотку! — сказал великан. — Сейчас я тебе покажу, откуда я и кто я такой!
Но мальчик, который стал мужчиной, не испугался, сказал:
— Зачем ты обижаешь людей? Не лучше ли жить в мире?
— Мир нужен слабым, а не мне! — прорычал великан. Вот я схвачу тебя, раскручу и швырну за те горы!..
Но Чёрная Жемчужина и теперь не испугался.
— Вставай! — крикнул он. — Я готов сразиться с тобой!
— О-хо-хо! А-ха-ха! У-ху-ху! — загрохотал великан. — Это ты и со мной! Сразиться! О-хо-хо! А-ха-ха! У-ху-ху!..
И они схватились. И начали бороться. Их руки сомкнулись. Их .ноги переплелись. Их шеи вздулись. Земля задрожала. Пальмы затряслись. Облака разбежались. Так они боролись.
— Что ж ты не кричишь: «А-ха-ха! О-хо-хо! У-ху-ху»7 — спросил мальчик.
— Потому что мне не до сказок! — сказал великан. — Не до криков. Я тебя победить хочу! Уничтожить! Вот почему.
И он попытался поднять его над пальмами, над деревьями, высоко, высоко, чтобы ударить врага о землю и убить, убить, убить его! Но мальчик крепко держал великана, и тот никак не мог оторвать его от себя и, что ещё более странно, никак не мог оторвать от земли. Не мог, не мог и не мог!
— Послушай ты, чёрный, как жемчужина, — пожаловался великан мальчику. — Что-то у меня не получается: я пытаюсь тебя поднять повыше и ударить о землю и никак не оторву от земли. Что ты мне скажешь на это? Не попытать ли ещё разок счастья?
— Попытай! — сказал мальчик. — Только заранее говорю: ничего у тебя не выйдет! Как же тебе оторвать меня от земли, когда земля — моя, а я — её. Разве можно оторвать меня от меня самого! Но великан и слушать его не захотел. Собрал все свои силы, ещё сильнее напрягся, чтобы поднять мальчика, выше, чем пальмы, чем деревья, выше гор и выше облаков. Захотел его поднять и швырнуть с размаху о землю!.. Хотел, хотел, хотел и... не смог!
— Вот видишь, — сказал тогда ему мальчик. — А ты меня не слушал! Может, теперь поумнел? Пока не поздно, я тебе вот что скажу. Ты великан, ты вождь. Твоё племя большое, моё — малое. Но ты не торопись, задумайся! Нас всех окружили. Вазунги. Всех ведут продавать: на рынок, на рынок, на рынок! Смотри, как бы и твой черёд не пришёл! А ведь мы двое — сила! Твоё племя и моё!.. Не сосчитать людей! Тебе вот о чём подумать бы!
Но великан рассудил по-своему.
— Что-то ты, парень, по-другому заговорил! — сказал он. — Только ты не думай, что если я выше пальмы вымахал, так глупее тебя! Как бы тебе не пожалеть, что ты со мной связался! Но убивать тебя я не стану. А сам стащу на рынок и живьём продам! Продам, продам!..
— Таково твоё последнее слово? — не разжимая рук, спросил мальчик.
— Последнее! — сказал великан — Ты обо мне не беспокойся: продающего не купишь — он сам продаёт!..
— Ну, тогда держись! — сказал мальчик.
— Держусь! — сказал великан. Ах, как они схватились! Ах, как они сцепились! Ух, как они боролись! Земля затряслась. Небо закачалось. Реки из берегов вышли. Даже солнце за край земли спряталось. А они всё не отпускают друг друга. Держат. И один другого одолеть никак не может. Так они и стояли друг против друга, как гром против грома. Долго они боролись. Вот уже птицы рассвет встречать стали. Звери на водопой пошли. Трава новая выросла. А они всё борются. И чувствует мальчик, что скоро ослабнут его ноги. Разожмутся его руки. Вот тогда он тихо сказал. Так, что было не слышно там, наверху, у великана, и было слышно здесь, внизу, у земли:
— Кто не нагнётся, тот не поднимет! И люди его услыхали. Потому что время пришло.
— Что ты бормочешь? Что ты там чепуху мелешь? — спросил великан. — Или тебе не пора умирать?
— Сейчас ты увидишь, кому пора умирать, — сказал ему мальчик. — Сейчас ты узнаешь!.. И вдруг великан... вздрогнул. Это имеющий лук выстрелил в него. Ещё раз вздрогнул. Имеющий нож вонзил его. Ещё вздрогнул. Имеющий ассегай метнул в него. Имеющий палку ударил его. Имеющий щит... Нет! Не пришлось ему прикрывать никого! Снова попытался великан поднять мальчика кверху. Да куда там!..
— Куда там! — сказал ему мальчик. — Если раньше у тебя сил не хватило, так теперь и подавно!
Люди-то, люди их окружили: глядя на Чёрную Жемчужину, они совсем осмелели. А мальчик великана не отпускает: железными руками держит.
— Крепко ли я тебя держу? — спрашивает.
— Крепко, — отвечает великан.
— А может, ещё крепче нужно?
— Крепче — это тебе нужно, а мне — лучше бы послабее! — говорит великан. — Да откуда ты силы возьмёшь, если и у меня на исходе!..
— Ну, тогда погляди! — сказал мальчик. Поглядел великан — потемнело у него в глазах. Со всех сторон к мальчику на подмогу люди спешат: с ассегаями, луками, стрелами. Задрожали у великана поджилки.
— Эй, ты! Продающий и покупающий! — сказал тогда мальчик. — Вижу я, тебе с твоей страшной мордой, наглой, смеющейся, в самый раз сидеть там у ворот, у решётки, и кричать: «О-хо-хо! А-ха-ха! У-ху-ху! Скорее! Скорее! Скорее! » Не тебя ли, погонялу, я крепко держу в своих руках! Собрал он все силы, сколько было, и люди навалились — полетел великан на землю. Он упал? Он убит? Нет! Обернулся великан однорукой старухой. Вскочила старуха с земли. Дряхлая. Зубы острые. Ноги кривые, а рука одна. Длинная-предлинная...
— Дети, дети мои! — закричала старуха. — Посмотрите на этого человека. Достойное ли он дело затеял? С кем борьбу начал! Его надо связать, убить, в котле сварить! А сама шажком, шажком в сторону. За холмы ушла. Скрылась, спряталась. Стоит Чёрная Жемчужина, что делать — не знает. Великан исчез, старухи нет, а глаза её, круглые, жёлтые, за холмом горят. Люди? Что им делать? Они в лесу от смерти своей спасались. Только было осмелели, а злодей исчез.
Смотрят на мальчика, смотрят на Чёрную Жемчужину. Что он скажет.
А он и сам не знает. Вдруг из-за холмов пришла рука. Прямо к мальчику, к Чёрной Жемчужине протянулась. А он увернулся — рука за дерево ухватилась. И ствол его стиснула. Острые когти глубоко в кору впились. Затряслось дерево, застонало. А рука держит, не отпускает. Тут, мало беды, из-за холмов следом сама старуха показалась, вылезла.
— Попался! — кричит. — Теперь не уйдёшь! А сама дерево держит — думает: мальчик! Подбежала старуха, а Чёрная Жемчужина выскочил, одной ногой на тень старухи наступил, а другой притопнул. Старуха споткнулась, закричала, зарычала и вдруг обернулась леопардом. Жёлтым. В пятнах. С горящими глазами. С хвостом, который хлестал его самого, по его же бокам. Вот так. В ярости.
— Р-р-р! — сказал он. — Человек! Сейчас я тебя разорву! Растерзаю! И съем! Но Чёрная Жемчужина не испугался. И он схватил леопарда за глотку и так тряхнул его, что глаза у того, зелёные, жёлтые, горящие, потухли и остановились. Вот так он поступил с леопардом, мальчик, который стал мужчиной. Тогда к нему подошли люди и сказали:
— Спасибо тебе, Чёрная Жемчужина. Ты нас от смерти спас. Мы пойдем с тобой. И они отправились в путь. Они шли, шли, шли... И наконец пришли. В большой город. Дома его были белые. Дома его были высокие. И окна их сверкали. Они прямо светились весельем. И тогда мальчик, который стал мужчиной, нахмурился.
— Я прошёл землю от тех мест, где начинается день, и до тех мест, где рождается ночь, — сказал он. — И повсюду, где бы я ни был, хозяйничали беда и горе. Вот я и спрашиваю: почему такое веселье на нашей земле? Но что могли ему ответить люди, которые шли с ним? Молча они прошли к самому центру города, на самую главную его площадь. И тут они увидели — на площади стоял народ. И ждал. И смотрел.
— Может быть, здесь праздник? — сказали люди, которые пришли с Чёрной Жемчужиной. — В таком городе должно быть богатое угощение! — Наверное, вождь его зарезал сорок быков! — И наварил пива! — И пальмового вина!
— Вовремя мы поспели сюда! Так говорили люди. Но мальчик, который стал мужчиной, покачал головой. — Нет, — сказал он. — Такое бывает только в сказке. Великан остался позади. И леопард остался позади. Не осталась ли позади и сказка? И вдруг ударили барабаны. Барабаны, барабаны. И снова тихо. Тихо. Но что это? Что?.. Откуда-то издалека возник звук. Он приближался. Он набирал силы. Он рос. Вы слышите? Звук — сухой, странный. Так под острым мечом, срубленный, падает, падает, падает тростник. Прямой, тонкий, в человеческий рост, валится, падает на землю, на землю, на землю... «X! X! X!..» «Раз! Два! Три!.. Раз! Два! Три!..» «X! X! X!..» И вот показались они. С короткими дротиками. В любых руках они с одинаковой силой стреляют, блестят, лязгают, лают, хохочут, как псы:
«Тах! Тах! Тах!»
И плюются железом. Чужая сила в чужих руках. Опять леопардоподобные люди... Он узнал их. Мальчик, ставший мужчиной. И тут вновь ударили барабаны. И запели трубы. И зазвонили колокольчики. Распахнулись окна. И открылись двери. И из них на площадь вышли советники, миссионеры, чиновники и торговцы... Они были радостны и веселы. И тогда прибывший с войском главный военачальник подозвал к себе правителя города и, как сказано в сказке и как слышите вы, объявил:
— Я послан моим правительством водрузить здесь наш флаг, потому что отныне эта земля принадлежит моей стране! А люди? Что же люди? Они молчали. Мальчик, ставший мужчиной, огляделся. Вокруг стояли братья его и сёстры. Его народ. И столы не ломились от угощения. И не было пальмового вина. И не было радости. Как всегда, было одно только горе... «Никуда от них не уйти! — подумал мальчик, ставший мужчиной. — Сколько раз я убегал, скрывался, уходил! Разве это помогло? Нет! Это они должны уйти! Прочь с нашей земли!» И он выпрямился, высоко поднял над головой ассегай, потряс им в воздухе и среди тишины громко прокричал на всю площадь:
— Народ мой! Любовь моя Африка! Не верьте им. Это наша земля! Не с миром и не с добром пришли они к нам. Они вазунгу — окружившие нас! И тут случилось то, чего никто не ожидал. Кто-то сухо, отрывисто произнёс: — Раз! Два! Три! И поднялись короткие дротики. Блеснули металлическим потом, лязгнули. Пролаяли собачьим лаем: «Тах! Тах! Тах!»
И Чёрная Жемчужина упал, обливаясь кровью.
— Он жив? — Он убит? — кричали люди. Народ зашумел. — Что он сказал? Повторите! Повторите! Кто стоит впереди, повторите же, говорят вам!.
— Они окружили нас! Это кричали те, кто слышал. — Они окружили нас! Это повторяли те, кто услышал кричавших. — Окружили! Окружили!.. И это его голос или их голоса, но они слились, слились в грозный гул, в гневный голос народа. Будто дробь барабанов, которыми летит тревожная весть из селения в селение, с одного конца земли на другой, разнеслись над всей площадью слова мальчика, ставшего мужчиной. Словно ливень хлынул на спокойную гладь озера: зарябила площадь, зашевелился, задвигался народ. И волнами, волнами из конца в конец, с одной стороны на другую, по всей площади, над всем народом катился стон, катился крик:
— Вазунгу! Вазунгу! Прочь с нашей земли! Слово было сказано. И кровь была пролита. А над ним, над Чёрной Жемчужиной, склонился старик. — Отец! — сказал мальчик, который стал взрослым. — Это ты? Я вижу тебя. Твоя голова, подобно кокосовому ореху, от старости покрыта редкими волосами, но глаза твои полны света и доброты. Ты всё знаешь. Ты прав. Но скажи, скажи, скажи — это сказка или жизнь?
— Это жизнь, — сказал старик. — И ты покидаешь её. Ты стал мужчиной, и ты достоин правды, и я не стану скрывать её от тебя. Сейчас ты умрёшь. Но, подобно мне, ты останешься с людьми навсегда!.. Вот и кончилась сказка: мальчик убит. Убит? Позвольте, позвольте, но что же осталось? Что-то должно было остаться!
Слово, которое прогремело, как гром! Вот что осталось. «Вазунгу! Прочь с нашей земли!..»
Кровь, которая пролилась! Она позвала к борьбе. Народ, который, познав свободу, стал взрослым. Вот что осталось. А Чёрная Жемчужина? Никто не знает, где похоронен мальчик, ставший мужчиной. Может быть, он пророс зелёной травкой в весенних лугах? Может быть, он превратился в высокую пальму, дающую людям прекрасные плоды и живительную тень? Или это он, гора над горами, высоко в небе сверкает снежной вершиной Килиманджаро? Или неслышным облаком скользит по поднебесью? Или прахом ушёл в землю, став тем, кем был, — африканской землёй... Вы слышали сказку, друзья мои? Ведь вы видели всё. Вы испытали всё. Вам только осталось понять всё.
Печатается по изданию (сканированному с книги):
Чёрная Жемчужина (Танзания, народ суахили).
Сказки по мотивам африканского фольклора
Автор: Важдаев Виктор Моисеевич (настоящая фамилия Рубинштейн; 1908-1978, русский советский писатель-сказочник и этнограф)
Художник: Гольц Ника Георгиевна
Издательство: Детская литература, Москва 1960 год
Другие статьи в литературном дневнике:
