Из дневников Вацлава Нижинского
(общее впечатление - больно от все нарастающего сумбура... но и тут проскальзывает щемящее мерцание таланта...)
Я человек движения, для которого неподвижность является принуждением.
…
Я Бог, если я ощущаю Его присутствие.
…
Я чувствую вещи только плотью, без участия разума.
…
Ученые ломают себе голову по поводу меня и остаются озадаченными. Из их напрасных предположений ничего не получится; они просто глупцы. Я выражаюсь легко, и мои речи бесхитростны.
…
Человек — часть Бога и поэтому иногда доходит до понимания Его.
…
Люди полагают, что меня подстерегает безумие, что я вот-вот потеряю рассудок. Ницше потерял разум оттого, что много думал. Я стараюсь не думать, поэтому непотеряю рассудок. У меня крепкий череп: в балете ;Шехеразада;, где я изображал смертельно раненного негра, я должен был держать равновесие стоя на голове, и у меня это хорошо
получалось: публика аплодировала. Теперь я буду выражать чувство, и публика, которую я хорошо знаю, так как хорошо изучил ее, безусловно поймет меня. Публика любит, чтобы ее удивляли, но в искусстве понимает не много и легко приходит в восторг. Я знаю, как можно очаровать публику, и в успехе не сомневаюсь. Если бы я обладал миллионами, которыми бы мог распоряжаться, я бы употребил их на то, чтобы развалить биржу и разрушить ее. Я есть жизнь, а жить — означает любить друг друга. Биржа — это символ смерти. Там разоряют бедных людей, которые приносят все до последнего гроша в надежде добиться удачи. Любовь к бедным подталкивает меня играть на бирже, чтобы разорить маклеров. Они спекулируют огромными суммами. Эти деньги олицетворяют смерть и, значит, не имеют ничего общего с Богом.
…
Я живой человек и не люблю мертвые века.
…
Я не хочу обогащаться, но Бог хочет видеть меня процветающим, так как Он знает мои намерения. Если деньги не имеют для меня значения, то народ я, наоборот, люблю, и, когда я обеспечу ему условия жизни, он познает мою истинную природу. Бедные люди не в состоянии зарабатывать на жизнь. Богатые должны прийти им на помощь. Если бы я отдал все, что зарабатываю, благотворительным обществам, результат был бы равен нулю. Эти общества заботятся лишь о собственном обогащении и даже не задумываются об организации помощи. Опасаясь быть униженными или непонятыми, бедные не любят обращаться в такие общества. Они ценят дар, преподнесенный просто. Я выбрал для себя этот способ и не хочу делать из этого событие.
…
Я способен писать и размышлять одновременно над несколькими темами. Я Бог в образе человека. Я ощущаю то, что чувствовал Христос. Я подобен Будде. Я буддийский Бог и все разновидности Бога. Я знаю их всех. Я встречал их всех. Я нарочно симулирую безумие, чтобы добиться своего. Если бы люди знали, что я безобидный безумец, меня бы никто не боялся, в этом я уверен. Мне не нравятся люди, которые видят во мне опасного безумца. Я безумец, который любит человечество. Мое безумие — это моя любовь к человечеству
…
У меня нет состояния, и я не желаю им обладать. Мне нужна только любовь, и я хочу отбросить эту отвратительную, грязную вещь — деньги. Я хочу дать бедным жить и не умереть с голоду.
…
Я летал на самолете и плакал. Не знаю почему, у меня создалось впечатление, что он вот-вот уничтожит птиц.
…
Политика, выдуманная правительствами,— это смерть.
…
Если война еще не окончена, то причина этого в образе мыслей людей. Я знаю, как можно окончить ее.
…
Если Ллойд Джордж трудный человек, то Дягилев страшный человек. Я не люблю страшных людей, хотя не способен причинить им зло и не хочу, чтобы их уничтожали. Следует остерегаться их; это орлы, которые не дают жить маленьким птицам. Я, однако, люблю их, и только Бог имеет право на их жизнь, которую Он в них вдохнул, а я не имею права быть их судьей. Это не мешает мне говорить им правду и исправлять то зло, которое они сделали. Ллойд Джордж, я это знаю, не любит людей, стоящих на его пути. Дягилев также, и, хотя он человек меньшего масштаба, он тоже орел — один из тех, кому надо помешать общаться с маленькими птицами и кому надо дать достаточно пищи, чтобы он не нападал на них.
…
Я не люблю ни историю, ни музеи, потому что они похожи на кладбища.
…
Я предпочел бы увидеть мои записи сфотографированными, нежели напечатанными, так как печать разрушает почерк. Почерк — вещь очаровательная, живая и полная характера. Я хочу сфотографировать мой почерк, чтобы мир увидел его Божественный характер. Мне хотелось бы иметь красивый почерк, но в данном случае я не забочусь о совершенстве. Я не аристократ, я человек из народа. Я люблю аристократов, но заявляю о необходимости всеобщей любви. Я люблю своих слуг, люблю жену, я понимаю ее натуру. Она пристрастилась к хорошим манерам. Мои манеры не вежливые, и я не стремлюсь, чтобы они были таковыми. Моя любовь безыскусна. Если бы какой-нибудь графолог прочел все это, он сказал бы, что пишущий — необыкновенный человек, потому что почерк его возбужденный, прыгающий. Это знак сердечной доброты, на которую я способен и благодаря которой я могу открывать доброту в почерках других. Дягилев порочный человек, но я знаю, как защитить себя от этих пакостей. Он полагает, что моя жена является главой семьи, и боится ее. Меня он не боится, так как моя нервозность всегда на виду. Он не любит людей взвинченных, однако его собственные нервы в плохом состоянии. Он только и делает, что стимулирует возбуждение собственное, а также своих друзей.
…
Испанцы любят проливать кровь быков; таким образом, у них страсть к убийству. Это страшные люди, потому что они убивают быков! Ни церковь, ни сам папа не смогли бы положить конец этой резне. Испанцы говорят, что это всего лишь животные, но перед умерщвлением быка торреадор плачет. Я знаю многих торреадоров, которые были распороты быками. Я возненавидел эту резню, но никто меня не понял. Дягилев и Ъ. утверждают, что бой быков — великолепное искусство. Оба они скажут, что я безумен и нечего обращать на меня внимание. Дягилев никогда не пропускает случая использовать этот аргумент. Он считает себя непобедимым, но я знаю к нему подход и бросаю ему вызов как в битве быков. Я — Бог, находящийся в быке — в раненом быке. Я — Апис. Я — египтянин. Я — краснокожий индеец, негр, китаец, японец, иностранец, незнакомец. Я — морская птица и птица, живущая на суше. Я — толстовское дерево с его корнями. Толстой принадлежит мне, а я ему, я его современник. Я любил его и не понимал. Он был велик, и его величие пугало меня. Журналисты его не поняли. После смерти его сделали гигантом, но только для того, чтобы принизить царя, который такой же человек, как и все мы. Именно поэтому я его жалел и желал, чтобы он был жив.
…
Я узнал, что жена хочет передать мой дневник доктору, и я больше ей не доверяю. Никто не имеет права дотрагиваться до моих тетрадей, и я запрещаю кому бы то ни было знакомиться с ними, поэтому я спрятал их, но эту тетрадь хочу носить с собой. Итак, мои записи будут в безопасности, вдали от взглядов тех, кто не осмеливается смотреть правде в глаза.
…
Я люблю жену, и она любит меня, однако она верит докторам. Поскольку я знаю их, мне нетрудно предугадать их намерения. Они настаивают на обследовании моего мозга, а я был бы не прочь взвесить их мысли. К тому же как они могут обследовать мозг, если они не в состоянии видеть его? Чтобы показать, как он работает, я сочинил несколько поэм, написанных разумно, но это не помешало им задавать абсурдные вопросы, на которые я отвечал быстро и логично. Они не соизволили ознакомиться с моими стихами под предлогом, что те не представляют для них интереса с психологической точки зрения, и особенно потому, что вбили себе в голову, будто я не знаю, что делаю. Но не важно! Все мои поступки взвешенны и хорошо обдуманы, и я добровольно симулирую безумие, чтобы меня отправили в сумасшедший дом. Теперь я знаю, что А. звонила доктору по поводу меня. Но жена любит меня и наверняка не захочет расстаться со мной, поэтому я не испытываю волнения. Правда, я немного пугаю ее, но она никогда меня не покинет. Меня охватывает ужас при мысли, что я буду находиться взаперти, лишенный работы.
…
Я знаю детей, которые делают ужасные вещи, не желая этого.
…
Он казался мне человеком, стремящимся к добру, и в то же время ребенком с опасным умом. Некоторые политики своим лицемерием напоминают Дягилева, который не стремится к всемирной любви и думает только о любви для себя. Я хочу любви всемирной. Я собираюсь поехать во Францию, чтобы танцевать в пользу нуждающихся. Я из поляков, но сердцем я русский, так как был воспитан в этой дорогой мне стране, России.
…
Я одобряю политику, цель которой удержать страну от войны.
…
Меня интересует не сюжет книги, а истины, которые в ней содержатся.
…
Нельзя приговаривать преступников к смерти, а также сажать их в тюрьму. Они не страшны, и я их не боюсь. Все люди были преступниками во время первой мировой войны, и правительства покрывали их, так как эти люди были инструментом в их собственном преступлении. Бог не предоставляет защиты правительствам, ведущим войны. Он не хочет войны и потому ниспослал бедствия на человечество. Я сам тоже преступник, так как убил дух и могу обойтись без идей, но очень нуждаюсь в мудрости. Я — Бог, я — любовь. Я хочу написать доктору письмо, но не на бумаге для писем, а в этой тетрадке:
;Мой дорогой друг, если я оскорбил Вас, то я не хотел этого, так как я Вас очень люблю. Я желаю Вам добра и поэтому симулирую безумие. Я хотел бы познакомить Вас с моими чувствами, передать Вам мои мысли, но Вы совершили ошибку, приняв меня за сумасшедшего. Чтобы дать Вам возможность понять, что я не являюсь таковым, я сыграл роль, притворившись, что у меня больные нервы. Я умею скрывать свои чувства. Я не намерен вредить моей жене. Она дорога мне, как и Вы. Я — орудие Христа. Христос — это я. Я ненавижу насмешки, и я не смешон. В том, что отдаешь свое сердце миру, нет ничего смешного. Вас я знаю хорошо: чувства у Вас достаточно и хрупкость Ваших нервов заставляет Вас искать покоя, в то время как мои нервы крепки. Мне не придет в голову мысль затеять кампанию за уничтожение нервных людей. Мне отвратительна всякая пропаганда. Но Вы немец, и несмотря на то, что Вы родились в Швейцарии, Ваше
воспитание осталось немецким. Я люблю немцев; однако Вы не должны требовать гонорары за лечение, раз Вы богаты. Я понимаю, что Вы хотите дать Вашей жене все, что может содействовать ее счастью, но Вы забываете, что существует огромное число людей, которые страдают.
…
Другие статьи в литературном дневнике: