Олег Чухонцев
Когда, как сто сорок, стручки акаций
трещат в садах, а птахи ни одной,
я думаю: как радостно сказаться
хотя бы этой знойной тишиной.
Земля тепла, а радость безыскусна.
Как хорошо, что слов не занимать.
И яблоки, свисающие грузно,
пора уже от яблони отнять.
Пускай кому-то ранняя кислица
милей всего, а я люблю налив,
когда и вкус не может ошибиться,
и опыт поздней зрелостью правдив.
А вечерами воздух синий-синий,
и на погоду пляшут толкунцы,
и значит скоро ляжет первый иней
и съедут с дачи летние жильцы.
Но так легка над крышей голубятня
и астры так несуетно цветут,
что кажется, и время незакатно,
и жизнь, как этот день, и впору труд.
И ну как в детстве отломить горбушку,
и убежать, и дранку расщепить,
и змея запустить на всю катушку,
ещё, ещё - и нитку отпустить!..
* * * * *
И мы где-то жили на этой земле.
Не здесь ли, где в птичьем овраге
росли волчьи ягоды и на стекле
звезда холодела во мраке?
Не там ли, где в сумерках, красный, как язь,
гудком пароход надрывался,
и нефть отливала, и бакен, двоясь,
на чёрной волне колыхался?
А может быть там, где меж тесных громад
под гнётом родным и постылым
мы дни изживали свои, где разлад
с собой был тошнее, чем с миром?
Кто знает? К чему ворошить этот прах!
Ведь то, что в сердца колотило,
быльём поросло на зелёных буграх
и волчьим вином забродило.
И ясно: на этой земле никогда
тебя, мой товарищ, не будет.
Лишь память, аукаясь, как сирота,
предчувствия поздние будит...
Другие статьи в литературном дневнике:
