НАБЕРЕЖНАЯ
То вприпрыжку, а то, стеная, шла за нами из бара в бар
эта песенка пристяжная, приставучая, как загар.
Пахло килькой, шурпой, духами, ленью, мыслями ни о ком,
осетровыми шашлыками, разбодяженным коньяком.
И, пиная пивные банки, посерёдке людской реки
то ли рокеры, то ли панки плыли юркие, как мальки.
У холста в золочёной раме, где корвет погибал в грозу,
про «Варяга» турист в панаме пел, катая в глазу слезу.
Кольца, фенички, амулеты, караоке и кабаки.
Местной флоры апологеты, местной фауны вожаки.
Почитатели Кастанеды. В черной шапочке иудей…
Сухо щёлкали кастаньеты трудоголиков-лошадей.
И слеталась к дешёвым цацкам речь, подсвеченная вином,
на хохляцком и на кацапском, на ментовском и на блатном.
Придвигая друг к другу спины, в маслянистых разводах тьмы,
словно всплывшие субмарины, чуть подрагивали холмы.
Но в одну неживую точку ты глядел поверх мутных гор,
как посаженный в одиночку смертник, знающий приговор,
что направив к такой-то маме и священника, и врача,
в пустоте шевелит губами, песню глупую бормоча.
