Я здесь любила всё как есть,
не рассказать, не перечесть —
весну любила за весну,
а зимушку за белизну,
а лето за угрюмый зной,
а осень... у неё со мной
был уговор особый,
узнать его не пробуй.
Она ведет меня тайком,
и всякий раз впервые,
звеня ключами и замком,
в такие кладовые,
где впрямь захватывает дух
от багреца и злата,
а голос — и глубок и глух —
мне говорит неспешно вслух
всё, что сказал когда-то.