Великие победы непобедимой державы. Год 1711"25 февраля 1711 года в Московском Успенском соборе в присутствии царя объявлено было народу о войне против врагов имени Христова; перед собором стояли оба гвардейские полка, готовые к выступлению в поход: на их красных знаменах виднелся крест с подписью: «Сим знамением победиши». (С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, Том 16, глава 1) "Прежде нежели опишу то, что произошло на знаменитом этом совете, я должен дать вам понятие о состоянии армии. Трудно поверить, чтобы столь великий, могущественный государь, каков, без сомнения, царь Петр Алексеевич, решившись вести войну противу опасного неприятеля и имевший время к оной приготовиться в продолжение целой зимы, не подумал о продовольствии многочисленного войска, приведенного им на турецкую границу! А между тем это сущая правда. Войско не имело съестных запасов и на восемь дней и могло, если оных не находилось в Молдавии, быть уничтожено не неприятелем, а голодом. Это затруднительное положение известно было всем; генералы, министры, сам государь это знал" (Записки бригадира Моро-де-Бразе (касающиеся до турецкого похода 1711 года)», пер. с фр. и пред. А. Пушкина, «Современник», 1837, № 1) "Иностранцы пишут, что на берегах Днестра был держан военный совет, что генералы Галларт, Енсберг, Остен и Берггольц представляли необходимость остановиться на Днестре, указывая на недостаток в съестных припасах, на изнурительность пятидневного пути от Днестра к Яссам по степи безводной и бесплодной. Но генерал Ренне был того мнения, что необходимо продолжать поход, что только этим смелым движением вперед можно достигнуть цели похода и поддержать честь русского оружия. Русские генералы согласились с Ренне, и Петр принял мнение большинства" (С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, Том 16, глава 1) "Будем справедливы: генералы Янус, Алларт и Денсберг, генерал-поручики Остен и Беркгольц, генерал-майоры Видман и Буш и бригадир Ремкимг сделали более, нежели можно пересказать. Между тем как русские начальники показывались только ночью, а днем лежали под своими экипажами, генералы иностранные были в беспрестанном движении, днем поддерживая полки в их постах, исправляя урон, нанесенный неприятелем, давая отдыхать солдатам наиболее усталым и сменяя их другими, находившимися при постах, менее подверженных нападению неприятеля. Должно, конечно, отдать им эту справедливость, и не лишнее будет, если признаемся, что его царское величество им обязан своим спасением, как и спасением своей царицы, своих министров, своей казны, своей армии, своей славы и величия. Из русских же генералов отличился один князь Голицын, ибо если князь Волконский и был ранен, то так уж случилось от его несчастия, а не через его собственную храбрость" (Записки бригадира Моро-де-Бразе, стр. 406) "Как рассказывали мне (очевидцы), царь, будучи окружен турецкою армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство (окружавших его) думало, что с ним удар (припадок?). Офицерские жены, которых было множество, выли и плакали без конца. И действительно казалось, что предстоит неизбежная гибель: если б Господь Бог чудесным образом не устроил (так), что турецкого визиря удалось склонить к миру подкупом 311, (из царской армии) не могло бы спастись ни одного человека — ибо с одной стороны против нее стояли турки, более чем в три раза превышавшие ее численностью, (с другой же), в тылу, протекал Прут, на противоположном берегу (которого) находилось около 20 000 казаков, татар, турок, поляков и шведов. Так как местность на противоположном берегу была гористая и подъем от реки шел крутой и высокий, то взобраться туда не представлялось никакой возможности: даже ребенок при помощи простой палки опрокинул бы всякого (кто стал бы лезть наверх). Вообще (событие) это ясно доказывает, что Бог по желанию может и у мудрейшего человека отнять разум и затем устроить так, что (ему) послужит на пользу величайшая (его) оплошность. В самом деле, кто мог бы ожидать от такого умного и опытного в военном деле государя, участвовавшего в стольких походах против искусного врага, той ошибки, что не имея сведений ни о силах неприятеля, ни о его приближении — (эти сведения царь получил) лишь тогда, когда турецкая армия находилась от него уже в полумиле, — он вступит в такую пустынную страну как Валахия, где нельзя достать никакого продовольствия, и отошлет от себя генерала Ренне с 9 000 человек кавалерии? С другой стороны, можно ли было предположить, чтобы турки согласились на каких бы то ни было условиях заключить мир и выпустить из рук христианскую (армию), когда имели ее в своей власти. Правда, султан 312 и верховный визирь получили деньги, Азов уступлен (туркам) и все условия, предложенные Оттоманскою Портой, приняты; но как все это ничтожно в сравнении с пленом, грозившим царю и всей его армии! А уже один голод вынудил бы русских к сдаче. Если бы даже допустить (предположение), весьма мало вероятное, что царь (в этот раз) одержал бы победу над турками, то война все равно чрез это не прекратилась бы. Она затянулась бы надолго; между тем (кампания) против шведов была бы на то время приостановлена или же действия ее лишились бы должной энергии. (Если принять в расчет) тяжелые обстоятельства, в которых находилась царская армия, то вела она себя удивительно доблестно. Царь передавал мне, что сам видел, как у солдат от (действия) жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни и проч. Словом, бедствия (русской) армии не поддаются описанию. Если судить по слышанным мною подробностям, в положении более отчаянном никогда еще не находилась ни одна армия. Я попросил у царя и его совета позволения взглянуть на мирный договор, дабы узнать, насколько он касается короля шведского; но мне отвечали что мир этот — дело особое, не имеющее отношения к Северному союзу, и что никаких условий, направленных к пользе короля шведского или ко вреду Дании, (договор) в себе не заключает. Быть может (русские) стыдились открыть свою ошибку и понесенные ими потери. Все же в данном случае оправдать их нельзя, ибо для союзного и дружественного государя ничто не должно оставаться тайною, и (мне) посланнику такого государя нельзя было отказать в подобной (моей просьбе). Как (уже) сказано, на Пруте большая часть офицерских повозок и вещей была отбита и разграблена татарами, (а) то, что осталось, вынуждены были побросать сами офицеры за недостатком лошадей, (большинство) которых пало или было обессилено голодом. При этом из вещей, оставленных другими, всякий брал себе что ему нравилось. Когда же армия достигла Днестра, между офицерами возникли споры; один говорил, что такая-то (вещь) принадлежит ему, другой доказывал, что (это) bonum derelictum 313, (что первый хозяин) потерял на него право с тех пор, как за невозможностью увезти его бросил его у Прута. Во время сражения царица раздарила все свои драгоценные камни и украшения (первым) попавшимся слугам и офицерам, по заключении же мира отобрала у них эти вещи назад, объявив, что они были отданы им лишь на сбережение 314. Короче, смятение среди русских было всеобщим и от страха большинство не знало что делает" (Юст Юль, Записки датского посланника в России) "В тот же день Шафиров возвратился в русскую армию с следующими условиями: 1) отдать туркам Азов в таком состоянии, как он взят был; новопостроенные города – Таганрог, Каменный Затон и Новобогородицкий на устье Самары разорить, а пушки из Каменного Затона отдать туркам. 2) В польские дела царю не мешаться, козаков не обеспокоивать и не вступаться в них. 3) Купцам с обеих сторон вольно проезжать торговать, а послу царскому впредь в Цареграде не быть. 4) Королю шведскому царь должен позволить свободный проход в его владения, и если оба согласятся, то и мир заключить. 5) Чтоб подданным обоих государств никаких убытков не было. 6) Все прежние неприятельские поступки предаются забвению, и войскам царского величества свободный проход в свои земли позволяется... Легко представить себе радость русских, когда они узнали о заключении мира; радость была тем сильнее, чем меньше было надежды на такой исход... У войска, у офицеров и генералов радостное чувство не могло очень уменьшиться и после, когда прошло первое впечатление. Но другое было с царем. Прийти с тем, чтоб своим появлением поднять все христианское народонаселение, прогнать турок из Европы или по крайней мере предписать им мир; вместо того заключить позорный мир, отказаться от Азовского моря, от южного флота, который стоил таких трудов и издержек. Как освободиться от упреков, зачем небольшое войско заведено так далеко в чужую сторону, без обеспечения насчет продовольствия, по слухам, что народонаселение примет русских как освободителей? Зачем повторена была ошибка Карла XII, который с такими же надеждами на козаков вошел в Малороссию? И все это бесславие после «преславной виктории»! Петр привык уже писать к своим письма с известиями о победах; а теперь о чем он должен известить их?" (С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, Том 16, глава 1) Вот такое деяние "великого императора". Отличившегося 20-летним мучением со Швецией, о которой ни до, ни после никто не слыхивал как о более-менее великой державе (по факту эти 20 лет войны - уже позорище). Так и ради виктории над оной довольно заштатной страной с еврозадворок пришлось вводить то уродливое крепостничество, каковое оную "империю" медленно, но верно разъедало изнутги, пока не прикончило. Но когда это дегенераты видели далее носа? Всегда найдутся соловьевы (не С.М.), иже позорнейший обсер представят триумфом. Мы и здесь по оной облизывающей друг друга тамошней бездари видим, что одному научились: льстивости и выведению дерьма марципанчиком людям на смех. А фактически единственная, кого оный император победил, была Церковь. Давно холопствующая, но все же при патриархе и относительно независимая. Однако бесноватый тупо передрал с установлений Европы (чем, собственно, всю жизнь занимался)... И учредил. Этакое азиатское то ли лютеранство, то ли англиканство. Не суть, король ли глава церкви или царский чинуша, ведь так? Типичная протестантская церковь с православной разве что наружностью, но с синодом и циркулярами, предписывающими попам передавать властям пикантные детали, вызнанные на исповеди. Это добило уже пришибленное расколом православие, превращенное в уродливый жандарский протестантизм. Народ быстро просек фишку и в церковь ходил все реже и все более из-под палки... надо признать, они были поумнее потомков, бездумно клюнувших на разряженный и смердящий тупорылой православнутостью труп церкви только потому, что туда ломанулось настроенное пропагандой стадо быдла) © Copyright: Илахим, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
