***Я совершенно не представляла, что делать — но решила не торопить события. Пусть завтра само позаботится о себе, ведь так, учителя и махатмы? Воображаемые махатмы благостно кивнули, и я успокоилась. В конце концов, духовные учения хороши тем, что в них можно найти оправдание для любого образа действий. Ну правда для любого. Неохота на работу идти — не десять ли птиц покупают за два ассария? А о каждой господь лично заботится, вельми же ля-ля-ля… Хочешь кого-то убить — не мир я принес, но меч, а конкретно — двуручную катану, с которой сейчас и познакомлю собравшихся… Будущему пророку на заметку: три раза фильтруй базар. Каждую фразу выпилят из контекста и возьмут на вооружение. И хорошо, если мирные лентяйки вроде меня, а не какие-нибудь рыцари регресса из исламской теократии, докручивающие в подвале водородную бомбу. Ему было тридцать пять — и я казалась ему молоденькой девочкой. Во всяком случае, он так говорил. Это было приятно, чего тут лукавить. Себя он считал уже пожилым человеком — и много размышлял о молодости и особенно о ее утрате. — Мы — мальчики и девочки — начинаем стариться после четырнадцати лет, сразу после полового созревания. Это похоже на сползание в обрыв с нарастающей крутизной. Сначала молодой человек как бы старается восстановить утраченное равновесие, и его кидает из стороны в сторону, причем с каждым годом все сильнее. Потом, после двадцати пяти, он плюет на равновесие и начинает доказывать себе, что еще юн. После тридцати пяти он начинает доказывать себе, что еще молод — и занимается этим обычно лет до семидесяти. Потом он начинает доказывать, что еще не стар. Потом он наконец умирает… И она умирает тоже.
— И тогда, — сказала я, — в дверь звонят санитары.
— А какая в гонках политика? — спросила я. — Болельщики делились на партии. Синие, зеленые и так далее. Это было примерно как наши парламентские объединения. В самом прямом смысле. Болельщики «синих» или «зеленых» могли организовать в стране революцию. Вот прямо здесь, — Гекчен обвел рукой вокруг, — в один день погибло сорок тысяч болельщиков. — Что, была такая давка? — Нет, не давка. Это были участники восстания «Ника», болельщики «зеленых». Они хотели устроить самый настоящий госпереворот. Гипподром служил им чем-то вроде штаба и главной базы. А солдаты Нарцесса — это такой византийский полководец — закрыли выходы и вырезали всех, кто тут был. Всех вообще… Я поглядела в окружающую пустоту уже с гораздо большим уважением. Я не очень понимала, как это — примирять правое с левым в своем сердце. Он объяснил так: — Западная культура универсальна и обслуживает все человеческие потребности. Она порождает и карательные удары с дронов, и протест по их поводу. Точно так же и отдельная душа способна совместить радость от убийства, условно говоря, плохого парня с возмущением по поводу очередной внесудебной расправы спецслужб. Или удовольствие от жизни на вершине голливудской цепи потребления с гневом из-за таяния ледников, вызванного человеческими эксцессами. Эти чувства живут в душе, не мешая друг другу — как полюса магнита на одной металлической подкове, понимаешь? — Понимаю. Это то, что Оруэлл называл doublethink? Двоемыслие? — Нет. Оруэлл давно устарел. Это небинарное мышление. — Non-binary think, — повторила я вдумчиво. — А чем оно отличается от двоемыслия? — Двоемыслие — это когда ты одновременно придерживаешься двух противоположных взглядов. Как бы веришь во взаимоисключающие понятия и силой воли заставляешь себя с этим жить. Типа «плюс это минус», «война это мир» или «свобода это рабство». Сжал зубы и вперед. А небинарное мышление — это когда тебе даже в голову не приходит, что в происходящем есть противоречие. Двоемыслить больше не надо. — Так разве бывает? — Только так теперь и будет. Именно за небинарным устройством психики будущее… Ты смотрела «Idiocracy»? Я отрицательно покачала головой. — Посмотри. Non-binary think — это реальная перспектива… It’s got what plants crave. Во всяком случае, военные заводы точно. © Copyright: Андрей Ганюшкин, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
