***

Татьяна Фермата: литературный дневник

В кружевах света запутались волны
чье - то с обрыва высокого сердце
бросилось в небо в фарфоровый воздух
в радужный смех в ясноокое детство
в дом черепаший в цветные сугробы
в слово немое


БА


В сумке холсты и краски,
книги и вдохновенье.
Мчи мой харлей по трассе,
прочь маета сомнений.
Прочь буераки страхов,
тени чертополохов.
Бохо мой рай и плаха,
это совсем не плохо.
Эти искусства гуды -
ах...хороши дюже!
Вот разложу этюдник
и нарисую...мужа.


БА


Пусть на той не будет суше
ни криветок и не суши.
Лишь бы вновь не вздыбить кровь -
пропади она, любовь....


БА


Все под солнышком не ново:
та же карта на кону;
вот дельфин опять и снова
гонит к берегу волну.


Вот русалка - краше нету! -
принца ждет, а принца нет:
ведь не все они поэты,
ей же нужен принц - поэт!


Жизнь ни здрава, ни нелепа,
и с нее базарный спрос:
то она проста, как репа,
то сложна, как абрикос.


БА


И станем мы с тобой тогда
носить ее, как птицу -
диковинную птицу
на верности плече.
Кормить рулетом нежности
с изюмом и корицей,
поить вином из белых роз
и сладостных речей.


БА


апрелится душа. Плывут по небу низко
Удачи и Любви льняные облака,
и кажется уже, что лето близко, близко,
что стаяли давно январские снега.


БА


Десять слов со звезды
упали
в небывалом досель узоре.
Десять слов о любви и печали,
но как - будто бы априори
я их слышал... Быть может в детстве.
Может раньше.
И тайной охвачены,
распахнутся вдруг створки сердца -
те, что были законопачены.


БА


Бываю стервой я. Бываю сукой тоже.
А вы могли бы, люди, быть другой?
Не каждый ведь, кто гладит, тот хороший;
бывает, что погладит и плохой.


И так грубы они. И внешностью не ярки.
И что не так - то сразу же за нож...
А мне романтика дороже их подарков.
А мне любовь большую вынь - ка да положь.


Но нет любви... она, видать, далече, -
в чужих краях раскинула свой стан.
Дождусь грозы и полечу с крылечка,
где страсти нежные и чувственный шарман.


БА


Я хотел алых губ алычу.
Я алкал нежных слов до рассвета.
А сейчас плюнуть в лужу хочу,
чтоб забылось прошедшее лето.


Я свечу по брюнетке зажгу.
( неплохая была ведь брюнетка...)
Зря она от меня на бегу
на сухую вдруг прыгнула ветку.


Говорила, что любит стихи..
и кино...и с вареньем оладьи..
Если б это не кстати "апчхи",
я поладил бы с нею. Поладил.


БА


Я на цепи любовь держала;
забот не знала, но вчера
она, зараза, цепь порвала
и убежала со двора.


Я неделю рыдала без устали.
Но с тех пор стала умною я:
я парю над разбитыми чувствами
и счастливее нету меня.


БА


Один ломает стенку лбом:
он хочет жить своим умом.


Другой на ум на свой обижен:
он ум крадет из умных книжек.


И этот думает и тот,
что он не дураком помрет.


БА


Она спасает от маразма.
С ней пью вино. И с ней люблю.
И вместе с Ирой и Эразмом
я гимны глупости пою.


БА


И жалею. И зову. И плачу ,
что не прожил эту жизнь иначе:
быть бы фейсом и стихом подюже...
в модном съюте...с Михалковым в дружбе,
окруженным герлами с обложек,
в доме жить бы не на курьих ножках...
чтоб потом, слезу за веком пряча,
молвить: - жаль, что не прожил иначе.


БА


В Европе зима, а в Австралии лето,
а здесь и не то, и не так, и не это:
не млеем на Солнце, не лепим снежки,
вино попиваем, кропаем стишки
о том, что быть может и мы не напрасно
живем, коли где - то есть "женщина в красном".


Таки лучше о коже, а чего о душе?
Ведь ее не водичкой, ни мылом уже
не отмыть, чтоб блестела, как кастрюлька она,
как снежок на Хермоне, что блестит из окна.


БА



Как рыбка в речке на живца
здесь наши ловятся сердца;
не ем совсем, не пью компота,
субботы святость позабыл,
затем, как ложка - мимо рота,
а Бог субботу мне простил:
сам, говорят, сидит в субботу
за чтеньем этого вот Тота.


Хорошо быть земноводной,
Умной, маленькой,холодной
В жаркий день, когда поэты
В ее честь строчат сонеты.


На полюс ли, в Канары, на дальнюю войну,-
мы от себя банально улетаем.
Билетиком воздушным пробить тоски броню
по - детски, расточительно мечтаем.


И с лестницы сбегая на тонких каблучках,
в кроссовках стильных, в сапогах ковбойских
уже душой взлетаем, как в самых лучших снах,
и руку жмем мечте совсем по - свойски.


А возвратясь обратно, еще не взявши в толк,
нашли мы больше, или потеряли,
письмо мы вдруг встречаем в шестнадцать дивных строк,
которое уже почти не ждали.


Камин любви от лишних дров
затухнет...это неизбежно,
и наледью прекрасных слов
покроется былая нежность.
А впопыхах другой пожар,
того пожара - будет частность.
И лучше бы не знать, что дар
любить - смертельная опасность.


Толпу окинув взглядом гордым,
близи предпочитая даль,
ты поджигаешь шнур бикфордов:
гори, гори в ночи, рояль!


Горите, города разлуки,
но не гори любви печаль,
осенней нежности вуаль,
и...нелюбовь к заглавной букве.


Лягушек квак нас губит понемногу.
И ночь черна. И не видать огней.
И так не просто выйти на Дорогу
тропинкой счастья по следам души своей.


В Европе зима, а в Австралии лето,
а здесь и не то, и не так, и не это:
не млеем на Солнце, не лепим снежки,
вино попиваем, кропаем стишки
о том, что быть может и мы не напрасно
живем, коли где - то есть "женщина в красном".


Таки лучше о коже, а чего о душе?
Ведь ее не водичкой, ни мылом уже
не отмыть, чтоб блестела, как кастрюлька она,
как снежок на Хермоне, что блестит из окна.


Солнце всходит и заходит.
То светло, а то темно.
То приходят, то уходят
деньги, пиво и вино.


Летом мне - тоска глухая:
каждым летом, точно в срок,
моя Клава отбывает,
а куда - мне невдомек.


Хорошо, пришло ненастье:
смерч,дожди, цунами, гром...
Клава дома. Все прекрасно.
Хорошо, что мы вдвоем.


Зачем лукавите Вы , Ира? -
порода женщин не от мира
сего.Она то лед, то пламень,
то Сидней, то холодный Таллинн.


Но все же терпят вас мужчины,
и даже любят вас порой:
кто просто так,а кто по чину,
кто прозой жалкой, кто стихой.


Породу женщин не исправить...-
таков нелепый ваш замес.
Кто знает, чем вас Бог приправил:
сегодня - ангел, завтра - бес.
С улыбкой до затылка.
Ира, желаю, чобы Вас любили только "просто так", - можно в стихотворной
оправе - и в этом году и во все другие.


И жалею. И зову. И плачу ,
что не прожил эту жизнь иначе:
быть бы фейсом и стихом подюже...
в модном съюте...с Михалковым в дружбе,
окруженным герлами с обложек,
в доме жить бы не на курьих ножках...
чтоб потом, слезу за веком пряча,
молвить: - жаль, что не прожил иначе.


Он прост. Он бередит умы.
Где ж раньше были Вы, Ирина?
знать зря его искали мы
то по стихам, то по перинам.


Выходит, долгие века -
котята жалкие, слепые, -
мы об него зазря бока
себе ломали, лбы и выи.


Да будет свет! и за глаза
Вы на любовь раздали визы
всем тем, кто верит в чудеса
и чтит за краткость афоризмы.


Скажу я вам, мужчины - други:
ваш пол ущербен и нелеп.
Быть может где то...- а в округе
он или пьян, иль глух, иль слеп.


Мы играли в любовь, и в нее незаметно втянулись.
И сейчас мы не ждем ни хлопков, ни рецензий пустых.
Мы втянулись в любовь. Мы как - будто бы только проснулись.
Опустели ряды. Мы играем любовь для двоих.


Зачем нам тоже, по - простецки,
на жизнь не глянуть хоть бы раз,
и незатейливо, по - детски,
с ней примириться? Но сейчас, -
сейчас ты видишь все, зима,
как сходим мы , шутя, с ума:
от площади до перекрестка,
от улицы до тупика,
от телефонного звонка
до разговора отголоска.
Когда бы выпал белый снег
и в саван спрятал этот город,
то было б легче...Человек,
зачем же ты, и стар и молод,
мечтами тешишь жизни бег
и сам сжираешь их, как Молох?


Прощай, прощай, мечта поэта:
кострец, филейные бочки,
голяшки формы табурета,
в полцентера окорочки.


Но не играй судьбою, дева -
поэту мода не закон,
его неискренни напевы,
когда диету славит он:


на мясо, жир, на гущу тела,
а вовсе не на худобу,
раскатывает он несмело
свою блаженную губу.



Весь мир в гармонии: зиму сменяет лето.
Так было, есть и будет так всегда.
Растают льды,, и ты тогда не сетуй,
что вот опять на сердце чехарда.


Бываю стервой я. Бываю сукой тоже.
А вы могли бы, люди, быть другой?
Не каждый ведь, кто гладит, тот хороший;
бывает, что погладит и плохой.


И так грубы они. И внешностью не ярки.
И что не так - то сразу же за нож...
А мне романтика дороже их подарков.
А мне любовь большую вынь - ка да положь.


Но нет любви... она, видать, далече, -
в чужих краях раскинула свой стан.
Дождусь грозы и полечу с крылечка,
где страсти нежные и чувственный шарман.


Я хотел алых губ алычу.
Я алкал нежных слов до рассвета.
А сейчас плюнуть в лужу хочу,
чтоб забылось прошедшее лето.


Я свечу по брюнетке зажгу.
( неплохая была ведь брюнетка...)
Зря она от меня на бегу
на сухую вдруг прыгнула ветку.


Говорила, что любит стихи..
и кино...и с вареньем оладьи..
Если б это не кстати "апчхи",
я поладил бы с нею. Поладил.


Я на цепи любовь держала;
забот не знала, но вчера
она, зараза, цепь порвала
и убежала со двора.


Я неделю рыдала без устали.
Но с тех пор стала умною я:
я парю над разбитыми чувствами
и счастливее нету меня.


А на крышке рояля - осевшая пыль.
И лежат впопыхах позабытые кем - то
нераскрытые ноты, как смеженье двух крыл.
И Шопен отчужденно взирает с портрета.



Другие статьи в литературном дневнике: