Ходила Наташа за реку поглядеть,
какую ещё окаянь ей подбросят бесы.
Смотрела Наташа, как выцветает медь,
из самого сердца самого рыжего леса.
Варила Наташа пшено про сомовью честь,
журила усатых, - а ну, развозились, черти.
У ней-то народу: неладный котейка есть,
да хворый воробышек, вымоленный у смерти.
Ему колыбельные пела, в себе растя,
да хворь выгоняла в баньке еловой лапой.
Боялась Наташа вот-вот упорхнёт дитя,
туда же, куда взлетел воробьиный папа.
Носила Наташа за пазухой сто святых,
да только вот, не сияла от этой силы.
Они появлялись из месяцев нажитых,
и жизненный свет излучением в ней гасили.
Молилась Наташа, славила матерь жизнь,
искала в расторгнутой Припяти панацеи.
Просила Наташа у времени разложить
не жизни на до и после, а йод и цезий.
