О магнолии, детском портрете и изумрудной подвескеhttp://www.utro.ru/articles/2011/08/25/994427.shtml Барбара Элен Сингер
Жизнь русских женщин в Америке – Нельзя быть такой серьезной все время, тебе надо научиться жить проще! Так сказал мне мой друг. Сказал он это по-английски, мой американский друг. Я задумалась. И тут же представила свое насупленное лицо - точно такое же как на фотографии тридцатипятилетней давности. Мне было пять лет, когда меня повели в фотоателье, надели прозрачную косынку и усадили перед камерой. Щелк! И эта фотография «Аленушки» потом долго висела в витрине ателье, представляя работу местного мастера. Пятилетняя девочка серьезно смотрит в камеру, большие темные глаза не улыбаются. Для меня эта фотография была всегда олицетворением не детской обаятельности, как ее представляли взрослые в мое время, а того, насколько я не любила окружающий меня мир. Именно не любила – потому что если любишь, то улыбка появляется сама собой. Улыбки на фотографии нет. Со временем я вытренировала в себе привычку улыбаться и даже болтать на пустые темы. В детстве это было проще – были друзья, развлечения, как-то все само собой происходило. Позже было сложнее – друзья стали спиваться, умирать, и все государство катилось к черту на кулички. Напоминало пир во время чумы – гуляли на вечеринках, влюблялись, строили планы, потом тут же шарахались от наркоманов в подъездах и хоронили родственников-алкоголиков. Проходя через очередную влюбленность, кокетничая, а потом разочаровываясь, я пропускала это через призму своего недоверия к миру. В результате худшие ожидания подтверждались – очередной кандидат оказывался таким же алкоголиком, или нарокоманом, или просто ненадежным человеком. Попадались приличные люди, они становились друзьями, их я берегла и всегда могла на них рассчитывать – это могли быть университетские подруги, друзья-художники, мужья подруг. Но, живя одной, нельзя особо расслабиться, ибо на тебе ответственность лежит за многое и спихнуть на других – родителей, мужей, положительных родственников – нельзя. Привычка не доверять оттачивалась под накатывающимися обстоятельствами жизни – воспитание ребенка бралось под собственный контроль, нельзя было довериться родственникам, смерть отца заставила задуматься над финансовым контролем семьи, обретение собственного жилья подтолкнуло к мыслям о стоимости ремонта и содержании дома. Все проходило как круги ада – одно за другим. На семейные обстоятельства накладывались общественные проблемы. Кто из нас не терял работы в те годы, кто из нас не считал копейки до зарплаты, кто из нас не проклинал все подряд – собственную глупость, родителей, соседей, общественный строй. Но тем не менее, жили как-то: собирались по субботах у кого-нибудь на квартире, пили водку, играли в покер, трепались. Заграница – ах, каким заманчивым местом она казалась. Границы открыли, инернет развивался, заморские женихи тучами вились вокруг русских невест-красавиц. Одна за другой летели ласточки – в темень, в небытие, в прекрасное далеко. Говорят, поток заграничных невест снизился в последние годы, и слава Богу. Ибо, если ехать то свободной – по собственной воле, зная куда и зачем. А не бежать от собственных проблем к проблемам другого. Так получилось в моем случае – как в суде кладу руку на Библию и повторяю: Правда, правда, и только правда, – я пыталась убежать от своих проблем. И Господь Бог распорядился очень изящно: дал мне все, кроме одного – возможности безмятежно улыбаться. Мою серьезность в новой американской семье приписывали моей русскости. Я же считала себя очень легким человеком, открытой всему новому и легко принимающей других. На чем я сильно споткнулась, так это на том, что не учла, что американцы любят совать нос в чужие дела, но возмущаются на критику других. Если они что и делают, это исключительно в мироносных целях, а все остальные – русские, мусульмане, и кто там еще – варвары безжалостные. Удивительно было наблюдать этот феномен на фоне отдельно взятой семьи. Когда я решила принять гражданство, моя свекровь визжала на всю комнату: - Зачем тебе американское гражданство? Ты же русская! Я помолчала, а потом спокойно и вежливо сказала: – Мадам, а это не ваше собачье дело. Материальное обеспечение моей новой жизни не шло ни в какое сравнение с эмоциональной атмосферой. Было такое ощущение, что живешь на вулкане – не знаешь, откуда прилетит очередная искра. Дети росли и становились еще противнее, ко мне было слишком много претензий, муж с каждым годом зарабатывал все больше, и чем выше становился доход, тем испорченнее становились дети, и тем меньше было отношения ко мне. Приняв гражданство, и потратив время на устройство других дел, я все-таки ушла от мужа. Не улыбаясь и без вежливых реверансов, просто собрала все, что мне было нужно и ушла. – Ха! Вот для чего мне нужно американское гражданство, улыбаясь про себя, я мысленно ответила своей бывшей американской свекрови, сняв этаж в частном доме в Аннаполисе, и связавшись с адвокатом по разводным делам. Свобода!
Мои большие, темные глаза смотрели испуганно на мужчину в черной рубашке, сидевшим напротив меня за столиком в ресторане. Он приехал на черном корветте – спортивной дорогой машине и поразил своими мягкими манерами и внимательностью. Свою историю я не хотела рассказывать, слишком это было серьезно и скучно, но он все же настоял, а после того как я выговорилась, стала рассказавывать ему дурацкую историю про то, как я купила машину, а потом вернула, и мне никто не верил. На следующий день он послал имейл, сказав, что так давно не смеялся, представляя себе лицо дилера, которому я пыталась опять всучить проданную тачку, и что это практически невозможно в Америке. – Наплевать мне на вашу Америку, - ответила я. – Я русская, и ею останусь. Мы начали встречаться, встретили вместе Рождество, отпраздновали День Матери, День Труда, а на Мемориальный День я переехала к нему. У него была запланирована поездка по бизнесу, и накануне отъезда он мне преподнес подвеску с изумрудом в пять с лишним каратов, окруженным бриллиантами и белыми сапфирами. Бриллианты переливались, изумруд таил в себе очарование и поражал размером. Подвеска такая крупная, что я даже не знаю куда ее надевать – настолько она неприлично большая. Сказать, что я расплылась от счастья нельзя, ведь первым делом, я спросила, настоящий ли камень. Мой друг вручил мне сертификат, и заявил, что он никогда не видел женщины, которая на полученное украшение требует доказательства, что оно настоящее! У меня такое ощущение, что он получает больше позитивных эмоций от моей серьезности и недоверия, чем от безмозглых заявлений и формальных улыбок многих американцев. Переехав к нему, я поставила свой детский портрет в его офисе, и рассказала ему историю, про то, как я всех ненавидела в детстве, и насколько отлично портрет это передал. Вложив деньги в инвестиции, поступив в колледж, обретя новый дом, где мне хорошо и спокойно, положив американский паспорт под подушку, я тихо улыбаюсь – запаху цветов магнолии, белым, огромным, с желтыми тычинками внутри, окруженными плоскими зелеными листьями. Они сидят в вазе, сорванные моим другом с дерева, которому сто лет, на столе напротив окна, в который вливается солнечный свет июльского дня, на кухне. Белые цветы американского Юга... Л. Берловска, Июль 2008Хорошо быть девушкой в розовом пальто, Можно и не в розовом, но уже не то... Хорошо быть женщиной в норковом манто, Можно и в фуфайке, но уже не то... Хорошо быть женщиной в новеньком авто, Можно и в автобусе, но уже не то.... Хорошо зарплату бы тысяч эдак в 100, Можно и 15, но уже не то... Чтобы в нашей жизни было только ТО!!
© Copyright: Юлия Гайд, 2011.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
