Пушкина убил... УткинПродолжение истории про проклятье рода Дантесов НЕ ВСЕ РАВНО 2023 В сульцком замке Дантесов принимали по-пушкински. Но с французским размахом. «Страсбургский пирог нетленный», гусиную печень запивали белым вином, которое хранится только в здешних подвалах. «Как ты можешь намазывать фуа-гра на хлеб ножом? — ужасался моему невежеству барон Лотер. — Это едят вилкой. Если бы на моем месте был Пушкин, известный знаток этикета, он бы вызвал тебя на дуэль!» Ах, если бы здесь был Пушкин. Надеюсь, мы поладили бы… И, может быть, я бы их даже помирила. -) Седьмую бутылку баронского вина вперемешку с «креманом» — эльзаским шампанским — мы с Дантесом распили уже под утро. Мы проговорили в общей сложности около 22 часов. Весь вечер. Всю ночь. И весь следующий день кряду. В перерывах между вопросами Дантес читал свои стихи. Под мерцание оплавленной свечи. И почему-то под бетховенскую «Лунную сонату». Разве это не поразительно: ни один из многочисленных потомков Пушкина, боясь сравнения со знаменитым пращуром, не написал ни строчки. А праправнук его злейшего врага издал поэтический сборник «Борьба и чувства» — и посвятил его умирающему Пушкину. Хотя стихи «нашего всего» сам месье барон знает только в очень плохом переводе. Почему-то именно Пушкина французы переводят отвратительно и редко. Хотя признаемся честно. Пушкин не Достоевский. Его обожают только у нас. Он слишком прост для Европы. Все гениальное — просто. Сидящий передо мной Дантес, вот ведь парадоксальность судьбы! — единственный француз, не считая занудных литературоведов, для которого имя Пушкина не является пустым звуком. — Я не Пушкин, конечно, но все 500 экземпляров моей книги распродали в Париже, а это по нынешним временам, совсем не шутка, — гордится месье Лотер. — Хотелось бы верить, что люди купили мой сборник ради моих собственных мыслей и чувств, а вовсе не из-за того, что я потомок «того самого» Дантеса. — Я искала вас так долго, больше года, — перебиваю господина барона. — А чего меня искать? — удивляется он. — Дантес — редкая для Франции фамилия. Честно говоря, мы одни. Александр Дюма назвал своего героя Эдмоном Дантесом, но смею утверждать, что тот нам не родственник. Фамилия эта, если переводить с немецкого языка на русский, не слишком благозвучная, Уткины мы. На старинном дворянском гербе у Дантесов, что у входа в сульцкий замок, изображены летящие утки. А я живу в Нанте, хотя фирма моя находится в Германии. У меня завод по переработке мусора. На поэзии, сама понимаешь, не заработаешь… Ох, на журналистике тоже. …Когда после возвращения от Дантеса моя первая публикация вышла в газете, я буквально подверглась остракизму. Причём со стороны всех. Читателей, коллег и даже вино с виноградников Дантеса, которое я привезла в Москву, не помогло. Первый из дозвонившихся после выхода статьи поклонников Пушкина сообщил гневно: «Стыдитесь! Пушкин вызвал на дуэль Дантеса, этому учат в школе, а не наоборот, о чем вы пишете в газете». Пушкин вызвал Дантеса на дуэль. Да, именно этому нас и учили. Хотя в воспоминаниях современников, у той же внучки Кутузова Долли Фикельмон, можно прочитать о том, что 26 января 1837 года Огюст д’Аршиак передал Пушкину вызов от… Дантеса. Дантес послал его в ответ на оскорбительное письмо Пушкина Луи де Геккерну, в котором поэт издевался над их с «сыном» Жоржем гомосексуальными пристрастиями. (На всякий случай напишу, что ЛГБТ в РФ признано экстремистским движением и запрещено))). Но если мы даже не помним толком, кто кого вызвал на дуэль, разве вправе мы вообще судить участников этой стародавней драмы? В Сульце я оказалась на обратной стороне луны. В мире, где балом правит Дантес. Здесь его правда. Его шанс на посмертную реабилитацию. — Удача в тот день оказалась на стороне Дантеса, — убежден и праправнук барона. — Дуэль Пушкина с моим прапрадедом по законам того времени была спортивным поединком двух дворян. Поединком по правилам. Поединком со смертельным исходом. Этот смертельный бой спровоцировал сам Пушкин. Что должен был сделать Дантес, чтобы оправдаться? Умереть? Ну, извините, тогда бы ни один человек не вспомнил сейчас о нем, да и я бы рядом с вами не сидел… В сульцком замке Дантесов принимали по-пушкински. Но с французским размахом. «Страсбургский пирог нетленный», гусиную печень запивали белым вином, которое хранится только в здешних подвалах. …Мальчик, сын владельца замка, спускается с отцом в семейный архив. В каменную комнату с тяжелой дверью на первом этаже, где испокон веков хранились письма его предков. Мальчик не понимает смысла документов. Не вчитывается в почерк. Он просто перебирает старые бумаги своего рода. …На одной из записей взгляд останавливается: «За что ты покарал меня, Господь? Почему единственная женщина, которую я любил, осталась для меня недосягаемой?» — эти слова Жоржа Дантеса написаны им незадолго до смерти. 53-летний барон Лотер де Геккерн Дантес, тот самый постаревший мальчик, дословно помнит фразу из дневника прапрадеда. Хотя архива Дантесов в замке больше нет. Вместо него новые хозяева отеля 4*, в который превратился их замок, оборудовали туалет. — Личные записи Дантеса действительно существуют? — недоверчиво переспрашиваю я. — И в них тот и вправду объясняет свое отношение к Натали и то, что произошло на Черной речке? Но так ведь это историческая сенсация! Где же они? Почему их до сих пор не прочитали наши ученые? — Я сам бы этого хотел, — говорит месье Лотер. — Но часть бумаг находится у моей матери, и она наотрез отказывается их отдать. В том, что она так непреклонна, надо винить моего дядюшку Клода. Пока моя мать жива, я уверен, никто не получит доступа к архиву. Но потом я попрошу у своих родных разрешения его изучить. А не согласятся — закажу в России автомат Калашникова. — А кто такой этот дядюшка Клод, разозливший госпожу баронессу? — Это человек, который похитил часть архива Дантесов, — отвечает барон. …После смерти Жоржа Дантеса всех старших мальчиков в их роду называли Жоржами. Примета, что нельзя давать новорожденным имена предков, не принималась в расчет. Бабка нынешнего барона Лотера, Маргарита, супруга внука Дантеса — Жоржа-третьего, — подарила мужу трех сыновей. Первенца, главного носителя сиятельного баронского титула, как и положено, тоже назвали Жоржем. Но младенец прожил на свете 14 дней. И был погребен в фамильном склепе, оплакиваемый благородной матерью. На похоронах Маргарита переоделась в траур. Она сказала, что будет носить его всегда. Но баронесса была вынуждена продолжать выполнять свой супружеский долг, чтобы на свет появился новый наследник баронов Дантесов. Вскоре тот родился, очередной Жорж Дантес, пятый по счету. Через пару лет Маргарита подарила мужу еще одного мальчика, Марка, отца Лотера. И после этого наотрез отказалась возвращаться в супружескую постель. «Если хочешь, уходи к любовнице. А я больше не желаю иметь детей», — произнесла баронесса. Барон выполнил просьбу жены и не докучал ей ласками. Через девять месяцев он принес в замок завернутого в пеленки младенца, своего внебрачного сына Клода. Воспитывали бастарда наравне с остальными детьми. Лишь когда Клод отметил совершеннолетие, баронесса Маргарита сообщила ему правду о его происхождении. — Можете себе представить, какой это был для него удар! — вздыхает барон Лотер. — С тех пор мой дядя Клод называл Маргариту «черной мамой» — за цвет ее траурного платья, который она не сменила до самой смерти. Всю свою жизнь барон Клод доказывал, что он — тоже настоящий Дантес. И даже более настоящий, чем законные. Тем более что именно он больше прочих потомков оказался похож на родоначальника династии. Клод прилежно изучал историю русской литературы. Посылал в журналы статьи о Дантесе и Пушкине. Даже свою единственную дочку назвал Натали. Он мечтал наткнуться средь пожелтевших архивных бумаг на историческую сенсацию, касающуюся роковой дуэли. — Мы считали дядю чудаковатым, — утверждает месье Лотер. — Он полагал, что Пушкин, помня о роковом предсказании цыганки, что, дескать, он умрет в 37 лет от руки белого человека, сам нарывался на смерть. Блондин Дантес, по мнению дяди, всего лишь жертва пушкинского фатализма. Клод часто фантазировал, подгонял факты под свое мистическое видение мира. Такой он был странный! Да, иногда в роду Дантесов рождались довольно странные дети. Никак не меньше одного странного ребенка в поколение. Так, третья дочь Жоржа Дантеса и Катрин Гончаровой, Леони, как известно, боготворила «дядю» Пушкина и даже вывесила его портрет вместо иконы. Отца называла «убийцей гения» и сочиняла стихи, посвященные великому русскому, которые, впрочем, до современников не дошли… — Пишут, что прапрадед ненавидел ее за это. Это не так, — уверяет барон Лотер. — Психическая болезнь Леони — крик души одинокой девочки, в два года оставшейся без любимой матери. Дантес ездил с ней по врачам, но все бесполезно. Леони умерла в клинике для душевнобольных в 48 лет. Поступки дяди Клода, по словам барона Лотера, были не менее экстравагантными. — Однажды он тайно приехал на машине в наш замок и прокрался в архив, — вспоминает Дантес. — С собой дядя привез чемодан, быстренько побросал в него то, что ему подвернулось под руку. И — увез. Семья только потом узнала, что он передал украденные бумаги итальянке Сирене Витали, близкой знакомой сына Набокова, которая занималась историей русской литературы. Как я понимаю, двигала моим дядюшкой вовсе не жажда исторического открытия, а скорее обыкновенное желание понравиться хорошенькой женщине, — вздыхает барон Лотер и неожиданно добавляет: — Да, самые большие глупости мы, Дантесы, совершали в этом мире из-за слабого пола! «Пуговица Пушкина» — так называлась книга Сирены Витали, произведшая переполох в лагере пушкинистов. Она содержала в себе интимную переписку Луи де Геккерна с его приемным сыном незадолго до дуэли. Это откровения двух любовников, один из которых — безумно страдает по неприступной русской женщине, которая тоже его любит, но не может изменить своему гениальному мужу. «Я всегда имел столько женщин, сколько я хотел. Но только одна, о которой трезвонили на всех углах, что она моя, что я ее «имел», никогда мне, увы, не принадлежала…» Кавалергард и красавица. Звучит почти так же пошло, как «красавица и поэт». В подвале замка Дантесов висит картина Риты Ориковой, эльзасской художницы русского происхождения. На ней — Пушкин и Натали, отвернувшиеся друг от друга. Он недоволен. Она — устала. Вокруг шумный бал. Дантеса еще нет. Тот появится гораздо позже. — Пушкин был гениальным творцом, но был ли он хорошим мужем? — спрашивает барон Лотер. — Мало посвящать жене стихи, делать ей детей и уезжать путешествовать, не пропуская ни одной юбки. Как ей было тоскливо в этом Петербурге, вечно беременной — четверо детей за неполные семь лет брака. Она даже сестер, Катрин и Александрин, к себе из деревни выписала, чтобы родные души были рядом. Ведь Натали вышла замуж за Пушкина очень рано. В 18! Ее душа еще спала. И разбудил ее именно Дантес. Он первый увидел в ней живую женщину, со своими чувствами и желаниями, не объект поклонения, не мадонну. А ваш Пушкин, в сущности, так и не попытался ее понять. В ранних письмах поэт шутя издевается над попытками юной жены сочинять стихи и просит писать ему в прозе, даже не думая о том, что ее — девочку — его насмешки больно ранят. О своем видении семейной жизни Пушкин пишет теще, Наталье Ивановне Гончаровой: «Обязанность моей жены — подчиняться тому, что я себе позволю». Да, Пушкин любил свою Натали — за трагический излом левой брови, за тонкую талию и изумительные глаза, за ее покладистый характер, за стыдливую скромность — но более стихов она ему в письмах не писала. Он лепил под себя. А уже слепив, был с ней откровенен в своих письмах. Как бывают откровенны с собственным отражением в зеркале. Свято уверовав в то, что это отражение не предаст и не обманет. Хотя, в сущности, вряд ли поэт мог относиться к жене к самоценной личности. Как любому гению, Пушкину был интересен прежде всего сам Пушкин. — Мало родиться настоящим поэтом. Поэтом нужно суметь умереть, — говорит месье Лотер. — И если бы не мой прапрадед, не его страсть к Натали, разве создал бы ваш Пушкин такое гениальное произведение напоследок — свою собственную смерть? …Они встретились именно тогда, когда и должны были встретиться. То есть слишком поздно. Ровесники. Оба — 1812-го, русско-французского года рождения. Натали ещё и родилась в день бородинской битвы. Оба говорили на одном языке. Первая красавица света и первый кавалергард. Для достижения своей цели «звания и слава» ставший приемным сыном известного педераста. И вдруг круто сломавший столь блестяще начавшуюся карьеру. Ради запретной любви. Кто сказал, что любить в этом мире могут только поэты? Кто сказал, что любить в этом мире можно только поэтов? «Я люблю Вас, как никогда не любила, но не просите больше, чем мое сердце, ибо все остальное мне не принадлежит», — эти слова Натальи Николаевны Жорж Дантес цитирует в письме к приемному отцу. «Но я другому отдана и буду век ему верна!», — можно ли было написать об этом точнее и проще. Версию о том, что Наталья Николаевна тоже была не равнодушной к французу и именно известие о ее моральной, а не физической измене доконало поэта, заставив схватиться за пистолет, разделяют, естественно, не многие историки. Она кажется им кощунственной. Как можно было разлюбить Пушкина? Да, для пушкинистов это совершенно непонятно. Уж они бы не разлюбили! Владимир Фридкин, написавший книгу «Из зарубежной пушкинианы», один из таких. — Женясь на Натали, Пушкин осознавал, что Наталья Николаевна его не любит, о чем откровенно писал теще, — рассказывал мне Владимир Михайлович. — Но в 1831-м он хотел остепениться и был уверен в том, что сможет стать с Натали счастливым. Она была абсолютно его типом женщины — Татьяной Лариной во плоти. Спокойная, преданная, интроверт… Но вспомните, чем заканчивается «Онегин», будучи женой генерала, душой Татьяна навеки с другим мужчиной. Физическая верность героини законному супругу для самого Пушкина в этой истории оказывается не главной. Для поэтов всегда была важнее душа… «Трагедия Натали состояла в том, что она была слишком честной женщиной и так и не отдалась Дантесу... Если бы она закутила бы с ним тайный романчик, как многие в те времена, никакой дуэли бы не случилось, а она обо всем рассказала мужу, кто за ней волочится и как», — рассуждала лишенная российских иллюзий итальянский пушкиновед Серена Витале, та самая, к которой попало часть архива Дантесов. 1836 год. На Пушкина навалились финансовые неурядицы, рейтинг журнала «Современник» упал, пошла первая серьезная критика со стороны читателей: «Пушкин исписался!». Царь, сукин сын, не уважает, заставляет ходить в полосатом мундире. А сам наверняка тоже волочится за женой. Четверых детей «мал мала меньше» надо кормить, и две женины сестры, старые девы, приперлись из провинции в гости и не уезжают. Что делать? Кто виноват? Середина жизни. Пора подводить первые итоги. «Пора, мой друг, пора!» — кризис среднего возраста наступил. И как у многих гениев, биполярочка, качели. Вдохновение — гипомания, свойственная творческим личностям, на которой лихо продержался всю молодость, сменилась затяжной депрессией. «На свете счастья нет…» Сейчас бы походил к психотерапевту, антидепрессанты бы попил, если уж совсем невмоготу. Во времена Пушкина разрубить такое могла только смерть. Все это время повзрослевшая (целых 24 года!!!) Натали одна справлялась с домашней бухгалтерией, с детьми, пыталась выдать замуж старших сестер или хотя бы пристроить фрейлинами во дворец, умоляла брата прислать с Полотняного завода бумаги для стихов. Мужу все время не хватало бумаги. Напишет, скомкает и бросит. Напишет, скомкает. Или разрисует так, что слов не разберешь. А это были времена, когда компьютеров не было. Кончится бумага — писать негде. И надо снова брата просить. Как же достало все… 4 ноября 1836 года, после получения анонимного письма о неверности жены и ее связи с царем, автор которого до сих пор неизвестен, Пушкин объясняется с Натальей Николаевной. И выбивает с неё формальное признание, что принимала ухаживания Дантеса. И вызывает – вот это действительно правда – Дантеса на первую дуэль. Потому что решил, что письмо — его рук дело. «Дом поэта в этот миг рухнул как карточный, — продолжает историк Владимир Фридкин. — Пушкин потерял смысл своей жизни. Нельзя хотеть убить другого человека только за то, что его полюбила твоя жена. Но можно желать смерти себе самому из-за этого. Возможно, это и есть причина безумств Пушкина в последние месяцы жизни, его чудовищных метаний. Как писал Соллогуб в своих воспоминаниях: «Все хотели остановить Пушкина. Один Пушкин того не хотел» Как писал Павлищев, зять Пушкина: «Он искал смерти с радостью, а потому был бы несчастлив, если бы остался жив…» Чтобы не стреляться, Дантес по уговорам всех делает предложение Екатерине — старшей сестре Натали. Объясняется, что именно за ней он ухаживал, а Пушкин просто все не так понял. И женится на ней, бесприданнице, за две недели до злосчастной дуэли. И будет потом ещё годами выбивать приданное с того же старшего брата Гончарова. И даже судиться с ним. Это тоже правда. Он никогда не считал себя виновным в дуэли. Он сделал буквально все, чтобы ее предотвратить. Но Пушкина, увы, было не остановить… Солнце русской поэзии сгорал сам, сжигая все на своём пути. — Вы даже не представляете себе, как это тяжело — быть носителем такой громкой фамилии, — вздыхает барон Лотер. — Конечно, моим коллегам по мусорному бизнесу совершенно безразлично, что я — Дантес. Но стоит мне появиться в компании, где есть хоть один русский, как друзья наперебой представляют меня: «Потомок убийцы Пушкина!» И наплевать всем, что стрелялся не я, все сразу тычут пальцем. Хотел полюбить преданную русскую женщину, ваши классики так чудесно пишут о них. Представили меня одной — красивая, одета дорого. Пошли с ней в ресторан. Она, выпив, заявила: «А слабо накормить всех окружающих черной икрой?». Опомнись, милая, — объясняю ей. — На те деньги, которые ты хочешь, чтобы я сейчас потратил, рабочие моего завода живут несколько месяцев. Это непорядочно!» А она: «Ты, Дантес, еще смеешь учить меня порядочности?» Семейное проклятие имени. Наверное, потомкам Сальери тоже сегодня приходится несладко? А потомкам Иуды, если бы они у него были? После того как жена бросила его, месье Лотер запил. Тогда же он начал писать стихи. От одиночества и депрессии. Алкоголизм и литературное творчество, как выяснилось, в его случае две вещи вполне совместимые. — Стихи я сочиняю только гусиным пером, — объясняет Дантес. — У меня по всей комнате эти перья валяются. Только вот в ванне писать неудобно, когда купаюсь, чернила расплываются. Написанное месье Лотер читает вслух младшему сыну Ренану. — Вместе хохочем над понравившимися местами: ай да Дантес, ай да сукин сын, как же классно все сочинил! — Сукин сын? — недоверчиво переспрашиваю я слова Дантеса у переводчицы. — Сукин сын, — невозмутимо подтверждает та. Может, месье Лотер потомок Пушкина, а не Дантеса? — Как до чертиков надоели нашей семье эти преданья старины глубокой, — жалуется он. — У других Дантесов свои проблемы. Они нигде не работают, получают социальные пособия. Периодически я беру кого-нибудь из родственников на свой завод, но ставлю условие: приходите только за зарплатой. Иначе хлопот не оберешься. Знаешь, какие ленивые и гордые эти представители бывших знатных фамилий? Со своей родной матерью месье барон не разговаривает c тех пор, как выпустил первый поэтический сборник. Госпожа баронесса творчества сына не поняла, как прежде не приняла его занятия мусорным бизнесом, и теперь подписывает свои короткие письма ему — инициалами. А он называет ее «мадам». — Я — третий сын по счету в семье, а, сама понимаешь, третьему сыну ничего не светит, ни богатств, ни родительской любви, — вздыхает месье Лотер. — Но в глубине души я очень раним и сентиментален. В молодости в подземном переходе Лотер увидел молодую нищенку и рядом с нею крошечную танцующую девочку, двухлетнюю Джоанну. Он удочерил малышку. «Душа защемила видеть чужую беду», — охотно поясняет Дантес. С тех пор прошло почти тридцать лет. У Джоанны растут уже двое детишек. «Когда у меня первая внучка родилась, Каттель, я позвонил своей матери, чтобы поздравить ее. А мадам баронесса мне в ответ: «Не с чем меня поздравлять. У этой девочки чужая кровь!» Но ведь богатый де Геккерн тоже усыновил когда-то нашего бедного Жоржа Дантеса. На улице накрапывал мелкий дождь. И наша машина, торопливо фырча перед входом, заставляла быстрее паковать чемоданы. В старом замке Дантесов, перепланированном в современный отель, ничто, кажется, не напоминает о его прежних владельцах. О Дантесах — не о Пушкине. Но шеф-повар на кухне выписывает жгучим красным перцем знакомый арабский профиль на тарелке. Бефстроганов здесь подают в чернильнице из хлеба, с гусиным пером. Гостей потчуют шоколадным десертом “Царевна-Лебедь”, и двухметровая золотая рыбка из яичного безе грустно улыбается посетителям с барной стойки. А алкогольные коктейли по выходным профессионально размешивает сам барон Лотер, когда не занят своим мусорным бизнесом. Отель Дантесов — единственное место в Эльзасе, не считая, конечно, Совета Европы в Страсбурге, где перед входом развевался российский триколор (ну это было, видимо, раньше). И единственный, наверное, уголок в целой Франции, где искренне чтут память нашего классика. «Вы были первой русской, переночевавшей у нас, — говорит Филипп Шмербер, новый хозяин. — К нам заглядывают ваши туристы, коротенько, на десять минут. Гид выходит из автобуса: «Смотрите, вот дом, где жил убийца Пушкина. Давайте плюнем на это место». — Так неудобно брать с вас деньги за ночевку в нашей гостинице, — извиняется менеджер на ресепшн. — Все-таки Дантес убил Пушкина… …Три девочки, три сестры, бегут по подстриженным газонам в парке. Это дочери теперешних владельцев замка. Кристин, Флоранс и крошечная Селина. Как счастливы, наверное, они сейчас. Еще не зная, что ждет их впереди. А я все думаю о других, русских, сестрах Гончаровых. И о прошлом, которое никак не отпускает. Не хочет отпустить. …Сгорбившийся Жорж Дантес сидел на скамейке под старым дубом. Он приказал посадить его перед замком много лет назад, в день рождения их старшей с Катрин дочери. Теперь Матильде уже исполняется пятьдесят. На дворе октябрь 1887 года. На его коленях — тетрадка с записями, личный дневник. Надо успеть записать в него сегодня что-то очень важное. Как быстро она прошла, жизнь. Этот седовласый старик, почетный гражданин своего города, ни в чем не мог упрекнуть свою совесть. Он доказал недоброжелателям, что не зря остался в живых на Черной речке. Он стал сенатором Франции и самым лучшим мэром в истории Сульца. Горожане его обожали. Назвали главную улицу в его честь. А ещё барон распорядился провести в их город канализацию. «Если бы Пушкин меня убил, эльзасцы так и продолжали бы пользоваться выгребными ямами, — думал Дантес. — Нет, все, что ни случается в истории, — к лучшему». Когда мы распрощались, месье Лотер сказал, что собирается поехать в Россию осенью. Первым из всех потомков Дантеса официально. Он хочет посетить все места, связанные с Пушкиным и Гончаровыми. И наконец помириться с Пушкиными. Подписать, так сказать, мирный договор. Тем более, что все участники и свидетели этой истории уже умерли. Барон пригласил меня на русско-французской бал в Сульце, будущей весной, там ежегодно собирается весь цвет здешнего общества. — Может, кому моя помощь в вашей стране нужна, я имею в виду материальная? — заглядывает барон мне в глаза. — Может, денег дать какому-нибудь талантливому ребенку или целому детскому дому их пожертвовать? Ну скажи, скажи, что я могу сделать для русских, чтобы они нас, Дантесов, наконец, простили? Я сказала, что пусть приезжает, а там посмотрим. С удовольствием все ему у нас покажу. Я и не представляла, к каким катастрофическим последствиям приведет визит Дантеса — в Россию. Продолжение следует… © Copyright: Холодный Берег, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
