Ассимиляция провалилась - начался терроризм

Борис Рубежов Пятая Страница: литературный дневник

Ассимиляция провалилась - начался терроризм


Мультикультурализм стал злободневным вопросом во всей Европе за последние годы. Устрашающих хор политиков-популистов, таких как Герт Вилдерс в Голландии и Джимми Акессон в Швеции достигли значительных успехов на выборах благодаря разжиганию опасений в связи с мультикультурализмом. Центристы также присоединились к ним.


Добавлено 22.07.2011 в 10:55 | Просмотров: 1413 |


Шесть лет назад, 7 июля 2005 года исламистские террористы-смертники напали на транспортную систему Лондона. Они взорвали три вагона метро и автобус, в итоге погибли 52 человека. Люди стали искать ответы на появившиеся вопросы.

В некотором смысле значение 7/7 равнозначно для британцев значению 9/11 для американцев. Это было дикое, жестокое нападение с целью посеять хаос и террор. В то же время 9/11 было результатом работы иностранных террористических групп, а 7/7 оказалось делом рук британских граждан. Вопрос, который часто посещает Лондон, но едва ли актуален для Вашингтона, таков: почему четыре человека, родившиеся и выросшие в Британии оказались охвачены таким фанатическим рвением к убийственным, средневековым догмам.


Британские власти потратили много сил, чтобы понять, как террористы 7/7 пришли к своим извращенным идеям и стали "радикальными". Сразу после атаки было пролито много грязи на проповедников экстремистских и радикальных мечетей. В последнее время акцент сместился на университеты как центры вербовки террористов.
Но эта одержимость радикализацией не решит проблемы. Настоящий вопрос не в том, как такие люди, как Мохаммед Сидик Хан, лидер 7/7 смертников, стали радикальными, а почему так много молодых людей, судя по всему весьма образованных, развитых и объединенных, нашли эту реакционную идеологию столь привлекательной. Чтобы ответить на него, мы должны посмотреть не на экстремистских проповедников и преподавателей вузов, а на государственную политику, в частности провальную политику мультикультурализма.


Мультикультурализм стал злободневным вопросом во всей Европе за последние годы. Устрашающих хор политиков-популистов, таких как Герт Вилдерс в Голландии и Джимми Акессон в Швеции достигли значительных успехов на выборах благодаря разжиганию опасений в связи с мультикультурализмом. Центристы также присоединились к ним. Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон и канцлер Германии Ангела Меркель недавно выступили с весьма критической речью, и голландское правительство решило в прошлом месяце выбросить на свалку политику мультикультурализма, продолжавшуюся десятилетия.


Реальная цель большей части этой критики, однако, не мультикультурализм, а иммиграция и иммигранты - особенно мусульмане. Г-н Вилдерс, лидер Партии свободы, третей по величине в парламенте Нидерландов, ведет кампанию за прекращение любой незападной иммиграции, запрет на строительство мечетей и запрещение Корана. Г-н Акессон, крайне правые "Шведские демократы" которого шокировали нацию, выиграв 20 мест на парламентских выборах в прошлом году, рассматривает иммиграцию как крупнейшую угрозу для Швеции со времен Второй мировой войны. Центристы не оспорили правомерность таких лозунгов, а, поддержали их аргументы в попытке удержать свои голоса.
Часть трудностей в мышлении о мультикультурности заключается в том, что она имеет два значения, которые редко отличаются. С одной стороны, это относится к обществу, допускающему разнообразную массовую иммиграцию, а с другой стороны к политике правительства, нацеленной на управление таким разнообразием. Неспособность различать эти значения привела к нападениям на мультикультурализм как средство обвинения меньшинств в провале государственной политики.


Массовая иммиграция была благом для Западной Европы. Она принесла большие экономические выгоды и помогла создать общество, которые являются менее изолированным, более ярким и более космополитичным. Однако политика, направленная на управление иммиграцией была в значительной степени катастрофой. Чтобы понять почему, стоит взглянуть на опыт Великобритании и Германии. Обе страны приняли мультикультурную политику, хотя и приняли разными путями. Последствия, однако, были похожими.


Тридцать лет назад Великобритания была совсем другой, чем сейчас. Расизм был порочным, примитивным и часто губительным явлением. "Погромы" – преследование и избиение британцев с коричневой кожей, стало национальным видом спорта в определенных кругах. Я помню организации патрулей на улицах Ист-Лондона в 1980-х для защиты южноазиатских семей от неистовых расистских бандитов. Дискриминация на рабочих местах была повсеместной и жестокость полиции часто устрашала. Гнев из-за подобного обращения привел к массовым беспорядкам, которые потрясли Лондон, Ливерпуль, Бирмингем, Бристоль и другие города в конце 1970-х и начале 1980-х. Именно в ответ на эту ярость появились мультикультурная политика Великобритании.


Британское правительство разработало новую политическую основу для взаимодействия с группами меньшинств. Британия теперь делилась на некоторое количество этнических ячеек - мусульман, сикхов, индусов, африканцев, карибцев и так далее. Требования меньшинств к обществу были определены не столько социальными и политическими потребностями отдельных лиц, сколько слоем, к которому они принадлежали. Политическая власть и финансовые ресурсы были распределены по этническому признаку.


Новая политика не дала политических возможностей людям, вместо этого она повысила авторитет так называемых лидеров общин, часто наиболее консервативных, которые были обязаны в значительной степени своими позициями и влиянием своему взаимоотношению с государством. В 1997 году исламистские группировки, которые провели кампанию против "Сатанинских стихов" Салмана Рушди в течение 1980-х годов помогли создать Мусульманский совет Великобритании. Первый генеральный секретарь совета Икбал Сакрани как-то заявил, что смерть для г-на Рушди - это "слишком просто". Опросы показали, что менее 10 процентов британских мусульман считают, что совет представлял их взгляды, но в течение более чем десяти лет британское правительство рассматривало его в качестве своего официального представителя.
Политики отказались от своей ответственности вступать в непосредственный контакт с меньшинствами, передав это часто реакционным "руководителям".


Если премьер-министр хотел получить мнение "мусульманской общины", он звонил в совет или посещал мечеть. Вместо того, чтобы обращаться к мусульманам как к британским гражданам, политики предпочли видеть в них людей, лояльных только своей вере, и могух быть политически управляемыми только другими мусульманами. В результате религиозные - и исламистские тоже - лидеры получили особую легитимность в своем районе и стали считаться широкой общественностью подлинным голосом британских мусульман.


Более прогрессивные движения отошли на второй план. Сегодня «радикальным» в исламском контексте называют того, кто исповедует религиозный фундаментализм. Тридцать лет назад это означало обратное: светскую идеологию, бросавшую одновременно вызов расизму на улицах и могуществу мечетей. Секуляризм был когда-то сильным явлением внутри мусульманских общин, но был вытеснен новыми отношениями между государством и религиозными лидерами.
Многие люди второго поколения британских мусульман сейчас оказались оторванными от обеих религиозных традиций своих родителей, которые они часто отвергают, а также от более широкого светского общества, которое рассматривает их просто как мусульман. Некоторые из них неизбежно примкнули к экстремистским исламистским группировкам, где они находят чувство идентичности и общности. Именно это сделало их открытыми для радикализации.
Аналогичный процесс имел место в Германии. Послевоенные иммигранты, в основном из Турции, прибыли не как потенциальные граждане, а как "гастарбайтеры", которые, как ожидается, в конце концов должны вернуться в свои родные страны. Со временем иммигранты превратилась из временной необходимости в постоянное явление, отчасти потому, что Германия продолжает полагаться на свой труд, а отчасти потому, что они - и особенно их дети - рассматривали Германию как свой дом.


Немецкое государство, однако, продолжало рассматривать их как посторонних и отказывалось от их гражданства. В отличие от практики Великобритании, Франции или США, немецкое гражданство основано на крови, а не территории: оно предоставляется автоматически только детям, родившимся от немецких родителей. В Германии сегодня живет почти четыре миллиона человек турецкого происхождения и многие из них родились там, но лишь 25 процентам удалось стать гражданами. Мультикультурализм стал немецким ответом на "турецкий вопрос".


Вместо гражданства и подлинного положения в обществе государство "позволило" иммигрантам иметь свою собственную культуру, язык и образ жизни. Одним из следствий стало создание параллельных общин. Без каких-либо стимулов для участия в национальном сообществе многие турки стали открытыми для исламистского радикализма. Сегодня почти треть турецких взрослых в Германии регулярно посещают мечеть - это гораздо больше, чем в других местах Западной Европы и больше, чем во многих районах Турции. Большая изоляция второго поколения немецких турков сделала их несколько более открытыми для радикального исламизма. Поэтому обнаружение в прошлом году немецких джихадистов в ходе боевых действий в Афганистане не представляет собой ничего удивительного.


В Великобритании продвижение поликультурной политики привело к фактическому обращению с меньшинствами не как с гражданами, а просто как с представителей определенных этнических единиц. В Германии формальный отказ в предоставлении гражданства для иммигрантов привел к политике мультикультурализма. В обоих случаях это привело к созданию фрагментированного общества, козла отпущения в виде иммигрантов и росту популистской и исламистской риторики.


Ни в Англии, ни в Германии мультикультурализм не создал воинствующего ислама, но в обоих странах он помог подготовить почву для него среди мусульман. Поэтому задача, стоящая перед современной Европой, такова: отказаться от мультикультурализма как политики и при этом усвоить все то разнообразие, которое приносит иммиграция. Ни одной стране этого еще не удалось сделать.


В принципе, французскую политику ассимиляции и желание относиться ко всем, как гражданам, а не просто как к жителям того или иного этнического объединения, можно только приветствовать. Однако, как свидетельствует жестокость полиции в отношении северноафриканской молодежи и государственный запрет на ношение паранджи, Франция продолжает терпеть и даже поощрять политику поляризации общества. И хотя отношения между мусульманами и государством здоровее в Америке, чем в большинстве европейских стран, негодование по поводу предложения о строительстве исламского центра и мечети недалеко от эпицентра взрыва в Нью-Йорке показывает, что те же страхи и проблемы, которые часто посещают Европу, существуют и в Соединенных Штатах.


Не существует готовых решений. Но годовщина 7/7 должна напомнить нам о том, как много поставлено на карту в поиске такового.


Автор: Кенан Малик, британский писатель и телеведущий, автор книги
"От фетвы к джихаду. Дело Рушди и его наследие"


"The New York Times"


http://mnenia.zahav.ru/ArticlePage.aspx?articleID=15339



Другие статьи в литературном дневнике: