Растрёпанные строки для Анхен

Я выплёвывал брезгливо каждый шорох;
я давал уроки мертвецам и пустоте;
я ломал свои оливковые пальцы,
что скрипели жалобно, сродни маслинам на зубах;

королём на острие кошмаров был я, веря золотисто, что история моя – дубак и грязь;
в яме века я кормил синюшными стишками
гнилозубых вурдалаков и помпезных дур;

в парке исламистского периода, что встроен
в мой трухлявый захламлённый мозг,
дейнонихи и дилофозавры
синапсидам объявляли замороченный джихад;

я увечные слова надрывно нянчил;
бессистемно поглощал я невротичную лапшу
дней, не веря, что её скупые птицы режут;
я землисто слушал, как поёт война;

воспалённая луна сырого романтизма,
декаданса тучная, заплывшая луна
ртом осклизлым испражнялась
детям века белого во рты;

но вдохнула в кости тухлые ты мне вторую юность,
и автобусы на улицах в умильных лыбах расплылИсь.
Ты развеяла фарфоровой рукой косматый морок
малокровных страхов, ложных распрей и картонных войн.

Вогнала внеисторическая нация бравурно разум
свой во сны внеисторические, чтобы вширь готов
был кошмар, но в лабиринте их сияния дверного,
ты, Лилит вялотекущая, встряхнула мой облезлый мир.

Полагаю, ты ещё увидишь
сны, в которых я, как сын зари, беспечен и велик.
Я читаю своды снов резных, ребристых, угловатых,
но и сны сканируют сурово нас с тобой.

Я твоё томление однажды
разучу в кромешной тишине,
побеждая превосходство призрачного снега,
по просёлкам лубяной страны резвящегося всласть.

Верю я хрустально, что счастливый ветер
нам с тобой однажды выпадет, мещанские цветы задув,
и заткнутся все пропагандоны в одночасье,
прозы жизненной ножом содомизированы наповал.