Призрак оперы. Глава XXVI. Перевод с французского

XXVI. Какую фигурку повернуть – скорпиона или кузнечика?

(тестовый перевод с французского для издательства "Эксмо". Книга "Призрак оперы". Публикуется с любезного согласия редактора. Вот комментарий редакции по прочтении перевода: "Сегодня утром определились с переводом. Взяли другой перевод, к сожалению, хотя Ваш хорош и многим понравился. Он был в пятерке лидеров. Очень интересная подача оригинального текста. Художественная.
Спасибо огромное. Если Вы не против, я запишу Ваши контакты и отправлю коллегам из других редакций, чтобы когда потребуется перевести книгу с французского, можно было обратиться к Вам. ")

Окончание повествования с персидского
Итак, спустившись на дно пещеры, я вполне осознал посетившую меня страшную мысль! Отверженный не обманул меня своими смутными угрозами в адрес многих представителей рода человеческого! Вдали от людей, вне пределов человеческой ойкумены, он построил себе подземное логово, преисполненный решимости устроить грандиозную катастрофу, взорвав Вселенную вместе с собой, если находившиеся на поверхности Земли станут преследовать его в укрытии, где он скрывал свое чудовищное уродство.
Открытие, которое мы только что сделали, повергло нас в смятение, заставившее забыть обо всех наших сегодняшних печалях и страданиях... Наше исключительно трудное положение, только что граничившее чуть ли не с самоубийством, еще не представлялось нам более ужасающим. Теперь мы понимали всё, что сказал и хотел сказать этот монстр Кристине Дааэ, и всё, что означало смысл ужасающей фразы " да или нет!"... «Если она ответит «нет», то вы все умрете и будете погребены!...» Да, будете погребены под обломками того, что когда-то было большой Парижской оперой!... Можно ли было представить себе более чудовищное преступление, которое бы совершилось для того, чтобы лишь одно существо в апофеозе ужаса покинуло этот мир? Подготовленная с целью обеспечить его спокойный уход, эта катастрофа должна была послужить местью за его любовь – любовь самого страшного существа, которое когда-либо находило себе пристанище под небесами!... «Завтра  в одиннадцать вечера, это самый крайний срок!...» О!  он правильно выбрал свой роковой час!... На вечеринку собирается много людей! ... много представителей рода человеческого... там ... на ослепительных вершинах Дома музыки!... Он и мечтать не мог о более величественной погребальной процессии! Он собирался уйти в небытие с самыми изумительными красавицами, плечи и грудь которых украшали самые изысканные драгоценности... Завтра, в одиннадцать вечера!... Мы должны были бы взорваться в разгар представления... если бы Кристин Дааэ сказала: «Нет!...» Завтра, в одиннадцать вечера!... И как Кристин Дааэ могла не сказать: «Нет»? Разве она не предпочла бы выйти замуж за саму смерть, чем за этот живой труп? Разве она не знала, что от ее решения зависела судьба многих представителей рода человеческого?... Завтра, в  одиннадцать вечера!...
И, едва находя в этой тьме дорогу, спасаясь от пыли, пытаясь нащупать каменные ступени ... потому что там, наверху, над нашими головами ... погасло освещение люка, ведущего в зеркальную комнату... мы все твердили: «завтра, в одиннадцать вечера!...»
Наконец, я стал вновь подниматься по лестнице... но внезапно, чуть ли не на первой ступеньке, я резко выпрямился, пораженный ужасной мыслью:
«Который сейчас час?»
О!  который сейчас час? который час! ... потому что, наконец, завтра в одиннадцать вечера, а, может быть, сегодня, может быть, прямо сейчас! ... кто мог бы сказать нам, который сейчас час!... Мне кажется, что мы были заперты в этом аду много томительных дней... много лет... с самого Сотворения мира... Все это, возможно, произойдет в один момент!... О!  Господин, вы слушали там какой-то шум... и треск? Вон в том углу ... О Боже! ... это похоже на шум от механических инструментов!... Он продолжается... А теперь и внезапная вспышка света! ... может быть, от этой механики произойдет оглушительный взрыв!.. Я же говорю, что там что-то трещит... Вы что, оглохли?
Мы с господином де Шаньи закричали, как сумасшедшие... практически парализованные страхом, мы стали подниматься по лестнице, преодолевая буквально каждую ступеньку... Возможно, люк наверху закрыт! Быть может, тут так темно из-за той закрытой двери... О!  Надо выйти из темноты! Обязательно выйти!... Вновь обрести отчетливо-смертельную ясность зеркальной комнаты!...
Но вот мы добрались до верхней части лестницы... нет, люк не закрыт, но сейчас в зеркальной комнате так же темно, как и в подвале, который мы оставляем... Мы полностью выходим из подвала... мы падаем на пол камеры пыток... на пол, который отделяет нас от этой пороховой бочки... Который час?... Мы кричим, зовем!... Словно обретая второе дыхание, г-н де Шаньи кричит: «Кристин!... Кристин! ... » А я зову Эрика! ... напоминая, что спас ему жизнь!... Но ответа нет!... только наше собственное отчаяние... только наше собственное безумие... который час? «Завтра, в одиннадцать вечера!...» Мы спорим... мы пытаемся измерить время, проведенное здесь ... но мы не способны рассуждать... Если бы мы могли видеть только циферблат часов с тикающими стрелками!... Мои часы давно остановились... но часы господина де Шаньи все еще идут... Он говорит, что завел их, приступая к вечернему туалету, перед тем как пойти в оперу... Мы пытаемся сделать из этого факта какой-то вывод, который позволяет нам надеяться, что мы еще не дошли до той роковой минуты...
Малейший звук, доносящийся до нас через люк, который я тщетно пытался закрыть, поверг нас в глубочайшую тоску... «Который сейчас час?» У нас больше нет с собой спичек... И все же следовало бы знать... Г-н де Шаньи вообразил, что разбивает стекло своих часов и нащупывает обе стрелки... Наступила тишина, во время которой он щупал, перебирал стрелки кончиками пальцев. Кольцо на часах служило для него ориентиром!... По тому, насколько стрелки отстают друг от друга, он оценивал, что сейчас может быть как раз одиннадцать часов...
Но одиннадцать часов, которые заставляют нас вздрагивать, возможно, прошли, не так ли?... Возможно, сейчас одиннадцать часов десять минут... и у нас впереди еще как минимум двенадцать часов.
И вдруг я закричал:
«Тишина!»
Мне показалось, что я слышу шаги в соседнем особняке.
Я не ошибся! не ошибся! я слышу стук в дверь, за которым следуют торопливые шаги. Мы стучим в стену. Голос Кристин Дааэ:
«Рауль! Рауль!»
О!  мы все кричим одновременно, сейчас и по ту, и по другую сторону стены. Кристина рыдает, она не знала, жив ли еще г-н Шаньи!  Чудовище выглядело ужасающим.. Монстр только бредил, ожидая, что Кристин захочет произнести то «да», в котором она ему отказала... И все же она обещала ему это «да», если он действительно отведет ее в камеру пыток!... Но он упорно сопротивлялся этому, выкрикивая жестокие угрозы в адрес представителей всего рода человеческого... Наконец, после нескольких часов этого ада, он только что вышел ... оставив ее одну, чтобы подумать напоследок...
Ах эти томительные часы... «Который сейчас час?» «Который сейчас час, Кристин?»
– Уже одиннадцать! ... без пяти одиннадцать!..
– Но что это значит?!
- Именно сейчас должно быть принято решение - жизнь или смерть. Монстр только что повторил мне это, уходя, - снова раздался дребезжащий голос Кристины... Он ужасен! Он бредит, он сорвал маску, и его желтые глаза горят огнем! А он только хохочет!... Смеясь, он закричал, подобно  пьяному демону: «пять минут! Я оставляю тебя одну, поскольку уверен в твоей скромности... Я не хочу, чтобы ты краснела передо мной, когда произнесешь «да», как застенчивые невесты!...» «Какого черта! мы знаем, что он собой представляет!" Я сказал вам, что он похож на пьяного демона!...» Вот! (и он потянулся к маленькому мешочку, которому предстояло решить нашу судьбу – жить или умереть...
«Держи!» -  он сказал мне, что это маленький бронзовый ключ, которым открываются шкатулки черного дерева, которые стоят на камине в спальне Луи-Филиппа... В одной из этих шкатулок ты найдешь Скорпиона, а в другой-кузнечика, это точная имитация двух насекомых, выполненная из японской бронзы. От того, какое существо ты выберешь, и будет зависеть ответ  - " да " или "нет"! То есть тебе нужно будет только повернуть фигурку скорпиона на шарнире в положение, в противоположное исходному... для меня это будет означать "Да", когда я вернусь в комнату Луи-Филиппа как в комнату помолвки: ... Если же ты повернешь фигурку кузнечика, то это будет означать: «нет!» в моих глазах, как если бы я вернулся в комнату Луи-Филиппа как в комнату смерти!... Он хохотал, как пьяный демон! Я всего лишь умоляла его на коленях отдать ключ от камеры пыток, обещая ему навсегда стать его женой, если он согласится на это... Но он сказал мне, что этот ключ нам больше никогда не понадобится, и что он собирается бросить его на дно озера!... А потом, смеясь, как пьяный демон, он оставил меня, сказав, что вернется только через пять минут, потому что, по его словам, как галантный мужчина, он знает всё о женской скромности!... О!  да, еще он крикнул мне: "кузнечик!... Берегись кузнечика!... Это не просто кузнечик, он прыгает!... он прыгает!... он красиво прыгает!...»
Этими прерывистыми фразами и восклицаниями я пытаюсь воспроизвести смысл бредовой речи Кристин!... Потому что, как и все мы, за эти 24 часа, она, должно быть, познала всю глубину человеческой боли... и, возможно, пострадала больше нас!... Речь Кристин была сбивчивой, каждую минуту она перебивала нас, то и дело восклицая: «Рауль! тебе больно? ...» Она ощупывала ставшие холодными стены, спрашивая, почему они такие горячие... Прошло пять минут, и в моем бедном мозгу скорпион и кузнечик скреблись и царапались всеми своими лапками!...



XXVI. Faut-il tourner le scorpion? Faut-il tourner la sauterelle?
Fin du r;cit du Persan
Ainsi, en descendant au fond du caveau, j’avais touch; le fin fond de ma pens;e redoutable! Le mis;rable ne m’avait point tromp; avec ses vagues menaces ; l’adresse de beaucoup de ceux de la race humaine! Hors de l’humanit;, il s’;tait b;ti loin des hommes un repaire de b;te souterraine, bien r;solu ; tout faire sauter avec lui dans une ;clatante catastrophe si ceux du dessus de la terre venaient le traquer dans l’antre o; il avait r;fugi; sa monstrueuse laideur.
La d;couverte que nous venions de faire nous jeta dans un ;moi qui nous fit oublier toutes nos peines pass;es, toutes nos souffrances pr;sentes... Notre exceptionnelle situation, alors m;me que tout ; l’heure nous nous ;tions trouv;s sur le bord m;me du suicide, ne nous ;tait pas encore apparue avec plus de pr;cise ;pouvante. Nous comprenions maintenant tout ce qu’avait voulu dire et tout ce qu’avait dit le monstre ; Christine Daa; et tout ce que signifiait l’abominable phrase: «Oui ou non!... Si c’est non, tout le monde est mort et enterr;!...» Oui, enterr; sous les d;bris de ce qui avait ;t; le grand Op;ra de Paris!... Pouvait-on imaginer plus effroyable crime pour quitter le monde dans une apoth;ose d’horreur? Pr;par;e pour la tranquillit; de sa retraite, la catastrophe allait servir ; venger les amours du plus horrible monstre qui se f;t encore promen; sous les cieux!... «Demain soir, ; onze heures, dernier d;lai!...» Ah! il avait bien choisi son heure!... Il y aurait beaucoup de monde ; la f;te!... beaucoup de ceux de la race humaine... l;-haut... dans les dessus flamboyants de la maison de musique!... Quel plus beau cort;ge pourrait-il r;ver pour mourir ?... Il allait descendre dans la tombe avec les plus belles ;paules du monde, par;es de tous les bijoux... Demain soir, onze heures!... Nous devions sauter en pleine repr;sentation... si Christine Daa; disait: Non!... Demain soir, onze heures!... Et comment Christine Daa; ne dirait-elle point : Non ? Est-ce qu’elle ne pr;f;rait pas se marier avec la mort m;me qu’avec ce cadavre vivant ? Est-ce qu’elle n’ignorait pas que de son refus d;pendait le sort foudroyant de beaucoup de ceux de la race humaine?... Demain soir, onze heures!...
Et, en nous tra;nant dans les t;n;bres, en fuyant la poudre, en essayant de retrouver les marches de pierre... car tout l;-haut, au-dessus de nos t;tes... la trappe qui conduit dans la chambre des miroirs, ; son tour s’est ;teinte... nous nous r;p;tons: Demain soir, onze heures!...
Enfin, je retrouve l’escalier... mais tout ; coup, je me redresse tout droit sur la premi;re marche, car une pens;e terrible m’embrase soudain le cerveau:
«Quelle heure est-il?»
Ah! quelle heure est-il? quelle heure!... car enfin demain soir, onze heures, c’est peut-;tre aujourd’hui, c’est peut-;tre tout de suite!... qui pourrait nous dire l’heure qu’il est!... Il me semble que nous sommes enferm;s dans cet enfer depuis des jours et des jours... depuis des ann;es... depuis le commencement du monde... Tout cela va peut-;tre sauter ; l’instant!... Ah! un bruit!... un craquement!... Avez-vous entendu, monsieur?... L;!. l;, dans ce coin... grands dieux!... comme un bruit de m;canique!... Encore!... Ah! de la lumi;re!... c’est peut-;tre la m;canique qui va tout faire sauter!... je vous dis : un craquement... vous ;tes donc sourd?
M. de Chagny et moi, nous nous mettons ; crier comme des fous... la peur nous talonne... nous gravissons l’escalier en roulant sur les marches... La trappe est peut-;tre ferm;e l;-haut! C’est peut-;tre cette porte ferm;e qui fait tout ce noir... Ah! sortir du noir! sortir du noir!... Retrouver la clart; mortelle de la chambre des miroirs!...
Mais nous sommes arriv;s en haut de l’escalier... non, la trappe n’est pas ferm;e, mais il fait aussi noir maintenant dans la chambre des miroirs que dans la cave que nous quittons!... Nous sortons tout ; fait de la cave... nous nous tra;nons sur le plancher de la chambre des supplices... le plancher qui nous s;pare de cette poudri;re... quelle heure est-il?... Nous crions, nous appelons!... M. de Chagny clame, de toutes ses forces renaissantes: «Christine!... Christine!...» Et moi, j’appelle ;rik!... je lui rappelle que je lui ai sauv; la vie!... Mais rien ne nous r;pond!... rien que notre propre d;sespoir... que notre propre folie... quelle heure est-il?... «Demain soir, onze heures!...» Nous discutons... nous nous effor;ons de mesurer le temps que nous avons pass; ici... mais nous sommes incapables de raisonner... Si on pouvait voir seulement le cadran d’une montre, avec des aiguilles qui marchent!... Ma montre est arr;t;e depuis longtemps... mais celle de M. de Chagny marche encore... Il me dit qu’il l’a remont;e en proc;dant ; sa toilette de soir;e, avant de venir ; l’Op;ra... Nous essayons de tirer de ce fait quelque conclusion qui nous laisse esp;rer que nous n’en sommes pas encore arriv;s ; la minute fatale...
La moindre sorte de bruit qui nous vient par la trappe que j’ai en vain essay; de refermer, nous rejette dans la plus atroce angoisse... Quelle heure est-il?... Nous n’avons plus une allumette sur nous... Et cependant il faudrait savoir... M. de Chagny imagine de briser le verre de sa montre et de t;ter les deux aiguilles... Un silence pendant lequel il t;te, il interroge les aiguilles du bout des doigts. L’anneau de la montre lui sert de point de rep;re!... Il estime ; l’;cartement des aiguilles qu’il peut ;tre justement onze heures...
Mais les onze heures qui nous font tressaillir, sont peut-;tre pass;es, n’est-ce pas?... Il est peut;tre onze heures et dix minutes... et nous aurions au moins encore douze heures devant nous.
Et, tout ; coup, je crie:
«Silence!»
Il m’a sembl; entendre des pas dans la demeure ; c;t;.
Je ne me suis pas tromp;! j’entends un bruit de portes, suivi de pas pr;cipit;s. On frappe contre le mur. La voix de Christine Daa;:
«Raoul! Raoul!»
Ah! nous crions tous ; la fois, maintenant, de l’un et de l’autre c;t; du mur. Christine sanglote, elle ne savait point si elle retrouverait M. de Chagny vivant!... Le monstre a ;t; terrible, para;t-il... Il n’a fait que d;lirer en attendant qu’elle voul;t bien prononcer le «oui» qu’elle lui refusait... Et cependant, elle lui promettait ce «oui» s’il voulait bien la conduire dans la chambre des supplices!... Mais il s’y ;tait obstin;ment oppos;, avec des menaces atroces ; l’adresse de tous ceux de la race humaine... Enfin, apr;s des heures et des heures de cet enfer, il venait de sortir ; l’instant... la laissant seule pour r;fl;chir une derni;re fois...
Des heures et des heures!... Quelle heure est-il ? Quelle heure est-il, Christine?...
– Il est onze heures!... onze heures moins cinq minutes!...
– Mais quelles onze heures?...
– Les onze heures qui doivent d;cider de la vie ou de la mort!... Il vient de me le r;p;ter en partant, reprend la voix r;lante de Christine... Il est ;pouvantable! Il d;lire et il a arrach; son masque et ses yeux d’or lancent des flammes! Et il ne fait que rire!... Il m’a dit en riant, comme un d;mon ivre : «Cinq minutes! Je te laisse seule ; cause de ta pudeur bien connue!... Je ne veux pas que tu rougisses devant moi quand tu me diras «oui», comme les timides fianc;es!... Que diable! on sait son monde!» Je vous ai dit qu’il ;tait comme un d;mon ivre!... «Tiens! (et il a puis; dans le petit sac de la vie et de la mort) Tiens! m’a-t-il dit, voil; la petite clef de bronze qui ouvre les coffrets d’;b;ne qui sont sur la chemin;e de la chambre Louis-Philippe... Dans l’un de ces coffrets, tu trouveras un scorpion et dans l’autre une sauterelle, des animaux tr;s bien imit;s en bronze du Japon ; ce sont des animaux qui disent oui et non! C’est-;-dire que tu n’auras qu’; tourner le scorpion sur son pivot, dans la position contraire ; celle o; tu l’auras trouv;... cela signifiera ; mes yeux, quand je rentrerai dans la chambre Louis-Philippe, dans la chambre des fian;ailles: oui!... La sauterelle, elle, si tu la tournes, voudra dire: non! ; mes yeux, quand je rentrerai dans la chambre Louis-Philippe, dans la chambre de la mort!... Et il riait comme un d;mon ivre! Moi, je ne faisais que lui r;clamer ; genoux la clef de la chambre des supplices, lui promettant d’;tre ; jamais sa femme s’il m’accordait cela... Mais il m’a dit qu’on n’aurait plus besoin jamais de cette clef et qu’il allait la jeter au fond du lac!... Et puis, en riant comme un d;mon ivre, il m’a laiss;e en me disant qu’il ne reviendrait que dans cinq minutes, ; cause qu’il savait tout ce que l’on doit, quand on est un galant homme, ; la pudeur des femmes!... Ah! oui, encore il m’a cri;: «La sauterelle!... Prends garde ; la sauterelle!... ;a ne tourne pas seulement une sauterelle, ;a saute!... ;a saute!... ;a saute joliment!...»
J’essaie ici de reproduire avec des phrases, des mots entrecoup;s, des exclamations, le sens des paroles d;lirantes de Christine!... Car, elle aussi, pendant ces vingt-quatre heures, avait d; toucher le fond de la douleur humaine... et peut-;tre avait-elle souffert plus que nous!... ; chaque instant, Christine s’interrompait et nous interrompait pour s’;crier: «Raoul! souffrestu ?...» Et elle t;tait les murs, qui ;taient froids maintenant, et elle demandait pour quelle raison ils avaient ;t; si chauds!... Et les cinq minutes s’;coul;rent et, dans ma pauvre cervelle, grattaient de toutes leurs pattes le scorpion et la sauterelle!...