Индейская песня. Посвящается Лотте Притцель

Оседлай же теперь, Дева, Белую лошадь!
И скачи, когда Ветер ночной гнёт Луну;
Чрез долину, дымящуюся от Пророчеств,
Где у Ведьм очага на петле висит «друг
Индейцев» - ничтожный какой-то был трикстер...
Коней дюжина сдохли уже подо мной;
Солнц двенадцать свои погрузили улыбки
В поток бурный Огня – его стали едой.

На тринадцатый день, в его самую полночь,
Я стоял перед мертвым – смеялся взахлеб;
Улыбалась мне Бездна каскадом из молний,
И к утру ожидался, должно быть, потоп.
Я фанфары неистово мертвых взрываю!
Бедный пьяный мой друг, ты ведь умер теперь.
Я, индеец, что с прерий сбежал, как из рая...
И за ним, с треском страшным, захлопнулась дверь.

Я – индеец, который ведь ехал с тобою.
На какой-то тропе ты войны взял с собой.
Развратили людей мы и землю и воду...
Я стою и курю счас пейотль голубой.
Труп гнилой, ты чему ухмыляешься гнусно?
Всех семнадцать я раз из петли тебя снял!
«Мон сеньёг», неужели в душе было пусто
От желания жить, позабыв идеал?

Но в петле теперь странник. Тогда почему так
Громко воет труба, позабыв про покой?
Нам до Судного дня всем остались минуты.
Он не нужен тебе. Ты в раю с Сатаной.
Ты пропал в Небытьё. Кто еще мог бы сделать
В этом свете такого... ревет как труба!
Вижу Дьявола что ты убил на дуэли,
Мордобой у них в пабе сейчас и стрельба.

Мон сеньёг, называли себя вы тупицей,
Потому что считали: Для всех Сатаной
Вам казаться пристало. Ну, что’ж, бледнолицый,
Ты в аду теперь Красном, наверное святой.
Стрельба в пабах, потом лошадей всяких кража.
Стоны грязные после в из камня домах.
Быть умел ты для всех королем эпатажа,
Но вселял эпатаж твой в людей жуткий страх.

Улыбались нам дни. Гнусный плач также слышал
Я от них… и обман мне пришлось пережить;
Мне казалось, что в сердце твоем живут мыши.
Впрочем мертвыми были они... что есть Жизнь?
Лунный свет нам орал с тобой за облаками.
Но в петле теперь странник. Тогда почему 
Громко воет труба, кровь как будто лакая...
Нужно ей привести нас куда-то во Тьму.

Мне учитель когда-то сказал младших классов:
«Ты словами лишь мыслишь. Слова – это боль.
Все слова – это тяжесть, страданье, опасность.
Как в крови, в словах тонет смысл жизни – Любовь.
Мыслишь ты лишь словами, делами, местами...
Бог поскольку отверг твои речи – Ни суть.
Чувство Истины будто изъедено псами,
Как словами, что людям лишь грезы несут»

Я словами не думаю, все же скажу так:
Снятся тоже мечте моей правда и хмарь.
Почему только виселицею жуткой
Остается Любовь, спрятав Лик под вуаль?
Ты ЗАЧЕМ все висишь здесь, на этом вот древе?
Я прошу Тебя слезно: пойдем же со мной!
Я Приветствую! Крыльями утренний Ветер
Распахнул нам Ворота для жизни Иной.

Но в петле теперь странник. Тогда почему так
Громко воет труба, позабыв про покой?
Привет громкий мой это для старого друга!
Мир которого принял зачем-то войной.
Казни дерево прочно. Теперь луч осенний
Грезит чем-то на наших равнинах. Устал.
Очищает Зиме будто новые сени
И готовит Волшебнице пьедестал.

Огня много, воды, много силы и тлена...
Не забуду я Белую розу одну!
Что на Черном коне поднялась по ступеням –
Как бы солнце средь ночи, спалило Луну.
Никогда не забуду я Белую розу,
Что заставила встать на колено борца;
Хромой стала стрела, прежде бывшая грозной.
Будто в сети попал я тогда Снов Ловца.

Я о мире забыл, над мечтою смеялся,
Презирал я и смерть и в лесу всех зверей…
Но забыть теперь как мне улыбку Красавицы,
Ее грудь, ее дикость и омут очей?
Тот огонь Красоты, что день каждый сбивает
С толку целый наш мир и как Призрак печаль,
Что как будто витает теперь над Вигвамом,
Поднимаясь по кругу – рисуя спираль?

Ядовитыми стрелами плюнула Роза...
Смерть ведь знает меня, но напрасно манИт;
Почему же относится так несерьезно,
Издевается будто, Загадку таит?
Безмятежен чего я? - Над вечной землею,
Когда Солнце пылает, как в сказочный час
Уходящей всей Жизни... страдания, боли –
Я ведь знаю их нет, как и нет в мире НАС.

Ночь мерцающих звезд, нежных звезд самых Ночка
В чистом воздухе осени, ярких всех снов!
От любви чистом воздухе... я – просто точка,
Что не помнит творенья, созданий, основ.
И над узкими тропами пропасти горной,
В высоченных горах, ледяных средь вершин,
Одинокого сердца подслушают жёрнов:
Странный Танец и Сказку и ритм Души.

Больше это, чем быть! Больше, чем не быть это!
Это точно за гранью, уже за чертой!
Разве можно ЛЮБОВЬ черным видеть скелетом
И Скелетом не став, обрести здесь покой?
Кто по лесу бродить станет – поиск святыни...
Ждать не будет от Бога он ДНЯ КРАСОТЫ?
Белый брат курит трубку из глины под тыном.
Из больших городов цветной лезет вверх дым.
Словно сон в лихорадке – костер чудной этот,
Горизонт скрыл от глаз... ЭТО, как из земли.
Как Вулкан алхимического Нигредо,
Мира адского, черного Злые Цветы.

                По произведению Якоба Ван Годдиса
                18 лунный день в Близнецах октобрия
                2777 г. от основания Рима

              /иллюстрация из "Покойник" Джима Джармуша/