Тёмные тоже плачут
земные детища, не знающие магии, калечно
тревогу пудрят малодушными надеждами на вечность,
но механизм истёртых тел небесных вовсе не таков.
Почти испанцу, да не человеку, в нефтяную кровь
упал почти славянки, да не человека, чистый облик,
но прядей ясных и очей искристых, изумрудно-тёплых
теперь вовеки не случится в подлой копоти миров.
Теперь кормить не доведётся нам с тобою никогда
с ладоней белок завороженно в тенистом сонном парке,
а листопады, тополя, закаты, шёпоты, подарки,
забавы, песни поглотила судеб мутная вода,
хотя бродили мы ещё недавно в лепетах аллей
Лосинки, после же – ныряли в лихорадку дикой ночи,
и треугольник белокурый, до искусных ласк охочий
летал то вверх, то вниз, рифмуя с клином белых журавлей.
Над головами звёзды лживые – племён земных дома.
Теперь остаток тесной вечности я проползу по миру,
где несказанно нет тебя, в мозгу лишь раны-сувениры
по полкам сухо расставляя, как безумный геомант.
Ты лишь снежинка на губах, а я с эпохами на ты.
Потенциальное бессмертие – моё больное знамя.
Увы, меня б не одолело инквизиторское пламя.
Обсидиан, увы, не припасли мне рясы и кресты.
Моя любимая истлела на глазах, а мне игры
закон велел тянуть задор и мощь. Таков явлений юмор.
О Спящий, гадкий самодур, зачем избавиться Ты вздумал
от чёрной бездны одиночества и изваял миры?
О Спящий, видимо, разумными затем Ты создал нас,
но не безмерно, – чтобы пустота дразнила и пугала.
Среди Твоих созданий пустоту способен только Галла
объять рассудком отрешённым. Вот и весь, пожалуй, сказ.
Играя зыбкой пеленой чертога снов, моя любовь,
из измерения запретного, откуда нет известий,
в мой ум надтреснутый ворвись небрежно, где теперь ни есть ты,
вспори бурдюк почти нетленный – забери меня с собой!
Но по;лно! мы нигде не встретимся. Лишь тот, кто незнаком
с арканов горькими премудростями, убеждён в обратном.
Подруга знания – тоска. Смирю бесстрашно, однократно
я сердце древнее своё обсидиановым клинком.
Свидетельство о публикации №124052506413