Eugene Onegin, chapter 2, strophes 9 - 12

IX
Негодованье, сожаленье,                Indignation and compassion,
Ко благу чистая любовь                Pure love of the good,
И славы сладкое мученье                And glory sweet expectation
В нем рано волновали кровь.                Early were stirring his blood.
Он с лирой странствовал на свете;          He traveled the world with a lyre;
Под небом Шиллера и Гете                Under the sky of  Goethe and Schiller
Их поэтическим огнем                With their poetic fire
Душа воспламенилась в нем;                His soul was all inspired;
И муз возвышенных искусства,               And of sublime art muses, 
Счастливец, он не постыдил:                Happy, he was not ashamed:
Он в песнях гордо сохранил                In his songs he proudly retained
Всегда возвышенные чувства,                Always exalted feeling induce,
Порывы девственной мечты                Gusts of a virgin cloud-castle,
И прелесть важной простоты.                Charm saying of serious simple.

X
Он пел любовь, любви послушный,            He sang love, to love loyal,
И песнь его была ясна,                And his song was as a clear tone,
Как мысли девы простодушной,               As the thoughts of a naive girl,
Как сон младенца, как луна                As a baby's dream, as the moon
В пустынях неба безмятежных,               In the deserts of the serene sky,
Богиня тайн и вздохов нежных.              Goddess of secrets and tender sighs.
Он пел разлуку и печаль,                He sang separation and sadness,
И нечто, и туманну даль,                And something, and foggy distance,
И романтические розы;                And the romantic roses;
Он пел те дальные страны,                He sang those distant countries
Где долго в лоно тишины                Where long in the bosom of silence
Лились его живые слезы;                Flowed his living tears;
Он пел поблеклый жизни цвет                He sang the life's declined tinge
Без малого в осьмнадцать лет.              At about eighteen years of age.

XI
В пустыне, где один Евгений                In boonies, where only Eugene
Мог оценить его дары,                Сould appreciate his gifts,
Господ соседственных селений               Of the lords of the villages near
Ему не нравились пиры;                He didn't enjoy the feasts;
Бежал он их беседы шумной.                He ran away from their conversation.
Их разговор благоразумный                And their practical observation
О сенокосе, о вине,                About haymaking, about alcohol,
О псарне, о своей родне,                About their relatives and the kennel
Конечно, не блистал ни чувством,           Didn’t shine with any feeling,
Ни поэтическим огнем,                Not with the poetic fire,
Ни остротою, ни умом,                Not with sharpness or clever mind,
Ни общежития искусством;                Not with art of social acting;
Но разговор их милых жен                But chat of their wives
Гораздо меньше был умён.                Was much less impressive.

XII
Богат, хорош собою, Ленский                Lenskiy, wealthy and attractive
Везде был принят как жених;                Was accepted as a potential spouse;
Таков обычай деревенский;                That was the community strive;
Все дочек прочили своих                All wanted daughters get in house
За полурусского соседа;                Of the half-Russian neighbor;
Взойдет ли он, тотчас беседа               When he comes, right away palaver
Заводит слово стороной                Starts around the word
О скуке жизни холостой;                Of single life bored;
Зовут соседа к самовару,                The neighbor is called to samovar,
А Дуня разливает чай;                And Dunya is pouring tea;
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»               They whisper: “Dunya, better see!”
Потом приносят и гитару:                And then they bring on duty guitar:
И запищит она (бог мой!):                And she squeaks (my God!):
"Приди а чертог ко мне златой!"            “Come to my palace of gold!”