В ожидании собаки

В моём сердце рок-н-ролл листает партитуры.
В моём сердце мой рок-н-ролл разделяет ноты.
Упырь Штокман осквернил славу русского рока.
Был ирод Штокман. Он не любит русскую славу.
То хлоркой, то коркой, то полькой, то пляской любит
нас светлоликий лучезарный Отец Нации.
Спасибо Ему за ясную погоду. Хватит
на всех погоды, свободы, работы и Отца.

Я некропионер, бог коробчатых мелодий.
На моей луне, на моих полях – Дикий Запад.
Ты Ронёк. Облака тускло смеются над нами.
Кто-то и респектабельный, и хороший навек,
зато мы шальные посторонние ангелы.
Фильмы французской новой волны строго смотрят нас.
Гены пустынь вылезают простудой на наших
губах, а проказа фашизма – на теле страны.

Мы во тьме ползём к своей мечте.
Кто-то славу ткёт, но мы не те.
Знаем, нас обнимет пустота,
прежде – одурманит высота.

Природа состоит из суставов, как учило
меня на рассвете неприхотливое солнце.
Я один из воспалённых суставов вселенной –
или слизень, надбавленный силой срочной луны?
Духовный Кот штудирует иссохший визг ж*дов.
На болотах Ижоры промерзает **й Кота.
Сытая толпа прёт на бойню рвотным парадом,
но наши вены рождают зыбкий духовный свет.

Мы лишь бездельники под бананами удава.
Мы щедро выдыхаем сладкую вату дыма
и томно потягиваем вишнёвое пиво.
Мы вишнёвые люди, что мелькают в подъездах.
По заветам игривого шамана Ленина
мы настойчиво едим разноцветные грибы.
Мы убьём фашистов ради пристанища миров.
Мы истребим гоев и лакеев капитала.

Не е*у, зачем к своей мечте
прём мы по тщете и нищете.
Чтобы засмеялась пустота?
Чтобы содрогнулась высота?

Под кривой смех веков и их неустрашимый труд
я сплетаю в погребе слова и сочиняю
щербатые звуки. Я раб науки проклинать.
Наша жизнь – как ж*па, как янтарная параша.
Мы с тобой не знаем, только ли в тине есть звёзды
и какой ветер написал нам озорной Господь.
Кривляясь по тёмно-русым пятнам наших голов,
г***о перемогает мочу… или напротив?

Родные черти строят сказки из лихорадки,
чёрных крестов, золотых обид и недомолвок.
Трещат надломленные когтистые стихи
и разбитые сердца в святом огне событий.
Как клопы, надулись отравленные пароли.
Спой же мне вонькую песню, моя родная месть!
Спой мне ритурнель о золотом звёздном крошеве
и о старом, усталом, липком звёздном вареве.

Мы будем шагать к своей мечте,
по*** – со щитом иль на щите.
Нам в лицо смеётся пустота,
но содрогнётся в хлам высота.

Каждый из нас – отравленный фитиль, лучевой зверь,
околдованный болотной израильской Русью.
Мы пока лишь только снимся воробьиной стуже.
Мы только снимся ослепительной русской вьюге,
но однажды высечем лики зверей из неба.
Нас ждут автозаки и содрогание улиц,
но наши заиндевелые мечты победят,
ведь реб Летов ведёт своё войско динозавров.

Примитивное пучеглазое небо может
сколь угодно долго прятать нас в ноздри, но мы суть
убийство мира приторных эльфийских иллюзий,
где исчадия дворцов лечат простуду чумой.
Мы ржём набок и ждём судьбоносную собаку.
Мы верим, что однажды проснётся много хлеба
и ход вещей подарит ломоть надежды тем, кто
сейчас дотла лишён третьего измерения.

Мы будем шагать к своей мечте
со щитом, а может, на щите,
чтобы содрогнулась пустота,
чтобы о**ела высота.

Я напеваю свою долю, как будто она нашид.
Я напеваю свою долю, как будто она псалом.
Я вспоминаю Борю. Я должен найти его
на липком Сионе, где гомики и левиты.
А впрочем ты, Ронявка, и есть мой влажный Сион.
Я Вечный Ж*д или, скорее, Вечный Бандерлог.
Вещи смеются над нами, но только до поры.
Да хранят нас с тобой заповедные кошмары!

Хоть страх и выжмет из нас депрессию, однажды
рывком смерти время сотрёт нас с тобой в порошок,
но ещё далеки наши последние перди
и бессчётное небо замогильной чистоты.
А впереди у нас – свежие рытвины дорог,
овощной город Дамаск и мой добрый зыбкий друг
самаритянин, что никогда не видел меня.
Собака любви, не поскользнись на льду признаний!

Мы будем шагать к своей мечте
со щитом, а может, на щите.
Наша озверелая мечта
не ждёт, что тропа будет чиста.

Ронёк, ты источаешь запах революции, а значит,
скоро явится собака, что любит и знает.
Лучевые звери рас**ячат кровавые
ворота своими цельными литыми лбами,
и семантический апокалипсис возвестит
беспредметные расстрелы и причудливые
синонимы, а бетонные псы и коты из
гипса взойдут в каждом парке, на каждой площади.

Трухлявые французские фильмы смотрят нас,
но каждый трухлявый мальчик, каждая трухлявая
девочка вобрали в себя остывающую
правду свирепых синонимов и мягких песен.
Пусть кто-то замшело ждёт, что прилетит с Нибиру
добрый дедушка Ленин в голубом вертолёте,
но мы и есть собака. Мы любим и знаем, что
сегодня Ленин, Леннон, Марли и Че – это мы.

Знай, что мы придём к своей мечте.
*рать – со щитом или на щите.
Станет постижима высота.
Захлебнётся светом пустота.