К юбилею Инны Ростовцевой

  Среди критиков, которые запечатлели течение реки русской литературы с середины прошлого, ХХ века, у Инны Ивановны Ростовцевой свое особое место. Ее труд по праву отмечен наградами, из них я бы упомянул сравнительно недавнюю премию Лескова «Очарованный странник» (2021), ибо именно русский характер Лескова более всего определяет  направлению ее деятельности, направлению ее критического взгляда. Конечно, прежде всего, надо бы назвать ее книги о Николае Заболоцском, о нем долго не спешили писать наши официальные критики, об этом действительно «Очарованном страннике» многострадальной русской поэзии ХХ века. От Заболоцкого и такие ее стихи, как «Самолет» или «Нищий голубь»)
   Возможно без нее мы бы не узнали так близко такого замечательного поэта как Алексей Прасолов: «И был язык у тишины - / Сводил он нынешнее с давним…». И уже критик должен был успеть свести – пусть не так еще давнее с нынешним! Без Инны Ростовцевой мы, возможно, не встретились со стихами Олега Чухно. Она проводила вечера поэзии этого поэта в Малом зале Дома литераторов, и мы могли там впервые услышать эти стихи

Бабочка присела у огня.
Зябко повела крылами...
Истины печальная родня. —
Отраженный свет в оконной раме...
 
Одинок и черен зев свечи...
Разве мрак — единственное слово!..
Отчего ж так пепельно звучит
Лошадиный голос домового?..

   Отсюда и цикл ее стихов – «По образу и мысли» –  памяти Олега Чухно в книге «Ночь. Продолжение», вторая книга стихов, 2013. Первая называлась «Стихи частного человека», 1999, со ссылкой на Г.Честертона: «Общественная жизнь не шире, а уже частной. То, что мы зовем общественной жизнью, сложено из кусочков – и встреч, впечатлений, дел, и только частная жизнь берет нас целиком». Не потому ли она как критик, не писала о популярных современниках, которые цеплялись за «кусочки», фрагменты, пытаясь охватить именно общественную, а порой и «светскую»  жизнь, а лишь о тех, кто, как поздний Заболоцкий, как Прасолов, исходили из «языка тишины»? Отсюда и ее стихи – «Моя дорога не слышна, / Я тихо прячусь в стоге сна…» А это стоит представить полностью:


Пускает ночью корни тишина,
И сердце разрастается и слышит,
Как мысль приходит – девственно нага,
и влажно и глубоко дышит,
Без спутников тревожных дня,
Одною тайною навек защищена.


  Еще от русских мыслителей, от Хомякова прежде всего, эта непременная связь сердца и мысли, Во второй ее книге, видимо от редакции, сказано: «она сама пишет стихи, опровергая расхожее мнение, что критик – это неудавшийся поэт». То, что она – поэт, а не просто «пишет стихи», убеждают хотя бы эти три завершающие «Зеркальный сонет» строки:

Как отраженный свет не замечает воду,
Не знает про себя, что входит он в природу, –
Так в простодушии себя не видишь ты,  поэт!

   Это из замечательного цикла «Автопортрет в сонете». Сонет, «Восточная страница», хокку, танка, рубаи, античные мотивы, вереница портретов русских классиков – Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов – «Живые символы». Можно подумать, что это неизбежные образы, навеянные долгими годами преподавания в Литературном институте? Да, но если бы не естественная оригинальность каждого из этих образов. А если она повторяет в стихах без названия – «Пошли мне Бог ученика!», то могу ее уверить, что учеников у нее не может не быть!
   Очень значима для Инны Ростовцевой ее связь с культурой немецкого языка, при этом прежде всего с Австрией, с Зальцбургом, городом Моцарта – Ему посвящен сонет «На смерть Моцарта».  «Фонтан на площади Зальцбурга» напоминает о фонтанах Райнера Марии Рильке. Еще Зальцбург – это город Георга Тракля, самого трагического австрийского поэта. Поэтому есть и стихи «навеянные Траклем». Знаменательно, что Инна Ростовцева достойно перевела несколько его стихотворений, а это один из наиболее трудных для перевода авторов. Он похоронен в альпийском городе Иннсбрук, на берегу реки Инн. В стихотворении «Речка Инн» Инна Ивановна удачно обыгрывает совпадение имен – своего и альпийской реки. Великолепная лирика! Однако я бы еще обратил внимание на более чем злободневное прощание с немецкой культурой, как это близко моему пониманию – (1991)

Какое наслажденье для души
Читать о Шеллинге в ночной тищи»
Ночные бдения, романтики, Иена,
Немецкий дух – забытая сирен –
Зовет славян: иди же в глубь веков,
Где мысль живая бьется без оков,
Где поклоняются Киреевский, Тургенев
Тебе, тебе, германский чистый гений…
Но вдруг встает двадцатой столетье:
Путь перерезан. Стоп! Штыки и дети.

   Сегодня, уже в двадцать первом столетии это прочитывается с еще большей досадой. Я тоже сочинял еще в прошлом веке «Гермаский сумрачный гений / Все сумрачнее и туманней» Если бы завеса состояла тоько из тумана
  Инна Ростовцева еще сочинила русского «Фауста». Русский Фауст не просто скучает, как у Пушкина – «Мне скучно, бес!» Русский Фауст  размышляет. Уже в нашем времени. Вернее размышляет уже автор: «(всматривается в пустоту»)»! И вот благородное кредо нашего юбилейного автора:

Святые мысли сохраним Европы,
России сердце сохранив.   

  Я присоединяюсь ко всем возможным и невозможным поздравлениям Инне Ивановне Ростовцевой с днем рождения.

Вячеслав Куприянов