Руставели. Витязь

Шота Руставели
Перевод Бальмонт.


Витязь в барсовой шкуре

Узнать несколько стихов Руставели,
значит полюбить его.

Кто полюбит, тот захочет достичь
или хотя бы приблизиться.

Так было и со мной.

                К. Бальмонт
Витязь в барсовой шкуре

Четырестрочия вступительные
 
 Он, что создал свод небесный, он, что властию чудесной
 Людям дух дал бестелесный, - этот мир нам дал в удел.
 Мы владеем беспредельным, многоразным, в разном цельным.
 Каждый царь наш, в лике дельном, лик его средь царских дел.
 
 Бог, создавший мир однажды. От тебя здесь облик каждый.
 Дай мне жить любовной жаждой, ей упиться глубоко.
 Дай мне, страстным устремленьем, вплоть до смерти жить томленьем,
 Бремя сердца, с светлым пеньем, в мир иной снести легко.
 
 Льва, что знает меч блестящий, щит и копий свист летящий,
 Ту, чьи волосы - как чащи, чьи уста - рубин, Тамар, -
 Этот лес кудрей агатный, и рубин тот ароматный,
 Я хвалою многократной вознесу в сияньи чар.
 
 Не вседневными хвалами, я кровавыми слезами,
 Как молитвой в светлом храме, восхвалю в стихах ее.
 Янтарем пишу я черным, тростником черчу узорным.
 Кто к хвалам прильнет повторным, в сердце примет он копье.
 
 В том веление царицы, чтоб воспеть ее ресницы,
 Нежность губ, очей зарницы и зубов жемчужный ряд.
 Милый облик чернобровой. Наковальнею свинцовой
 Камень твердый и суровый руки меткие дробят.
 
 О, теперь слова мне нужны. Да пребудут в связи дружной.
 Да звенит напев жемчужный. Встретит помощь Тариэль.
 Мысль о нем - в словах заветных, вспоминательно-приветных.
 Трех героев звездосветных воспоет моя свирель.
 
 Сядьте вы, что с колыбели тех же судеб волю зрели.
 Вот запел я, Руставели, в сердце мне вошло копье.
 До сих пор был сказки связной тихий звук однообразный,
 А теперь - размер алмазный, песня, слушайте ее.
 
 Тот, кто любит, кто влюбленный, должен быть весь озаренный,
 Юный, быстрый, умудренный, должен зорко видеть сон,
 Быть победным над врагами, знать, что выразить словами,
 Тешить мысль как мотыльками, - если ж нет, не любит он.
 
 О, любить! Любовь есть тайна, свет, что льнет необычайно.
 Неразгаданно, бескрайно светит свет того огня.
 Не простое лишь хотенье, это - дымно, это - тленье.
 Здесь есть тонкость различенья, - услыхав, пойми Меня.
 
 Кто упорен в чувстве жданном, он пребудет постоянным,
 Неизменным, необманным, гнет разлуки примет он.
 Примет гнев он, если надо, будет грусть ему отрада.
 Тот, кто знал лишь сладость взгляда, ласки лишь, - не любит он.
 
 Кто, горя сердечной кровью, льнул с тоскою к изголовью,
 Назовет ли он любовью эту легкую игру.
 Льнуть к одной, сменять другою, это я зову игрою.
 Если ж я люблю душою, - целый мир скорбей беру.
 
 Только в том любовь достойна, что, любя, тревожно, знойно,
 Пряча боль, проходит стройно, уходя в безлюдье, в сон,
 Лишь с собой забыться смеет, бьется, плачет, пламенеет,
 И царей он не робеет, но любви - робеет он.
 
 Связан пламенным законом, как в лесу идя зеленом,
 Не предаст нескромным стоном имя милой для стыда.
 И, бежа разоблаченья, примет с радостью мученья,
 Все для милой, хоть сожженье, в том восторг, а не беда.
 
 Кто тому поверить может, что любимой имя вложит
 В пересуды? Он тревожит - и ее, и с ней себя.
 Раз ославишь, нет в том славы, лишь дыхание отравы.
 Тот, кто сердцем нелукавый, бережет любовь, любя.
 
 Той, чей голос - звон свирели, нить свивая из кудели,
 Песнь сложил я, Руставели, умирая от любви.
 Мой недуг - неизлечимый. Разве только от любимой
 Свет придет неугасимый, - или, Смерть, к себе зови.
 
 Сказку персов, их намеки, влил в грузинские я строки.
 Ценный жемчуг был в потоке. Красота глубин тиха.
 Но во имя той прекрасной, перед кем я в пытке страстной,
 Я жемчужин отсвет ясный сжал оправою стиха.
 
 Взор, увидев свет однажды, преисполнен вечной жажды
 С милой быть в минуте каждой. Я безумен. Я погас.
 Тело все опять - горенье. Кто поможет? Только пенье.
 Троекратное хваленье- той, в которой все - алмаз.
 
 Что судьба нам присудила, нам должно быть это мило.
 Неизменно, чтоб ни было, любим мы родимый край.
 У работника - работа, у бойца - война забота.
 Если ж любишь, так без счета верь любви, и в ней сгорай.
 
 Петь напев четырестрочно, это - мудрость. Знанье - точно.
 Кто от бога, - полномочно он поет, перегорев.
 В малословьи много скажет. Дух свой с слушателем свяжет.
 Мысль всегда певца уважит. В мире властвует напев.
 
 Как легко бежит свободный конь породы благородной,
 Как мячом игрок природный попадает метко в цель,
 Так поэт в поэме сложной ход направит бестревожный,
 Ткани будто невозможной четко выпрядет кудель.
 
 Вдохновенный - в самом трудном светит светом изумрудным,
 Грянув словом многогудным, оправдает крепкий стих.
 Слово Грузии могуче. Если сердце в ком певуче,
 Блеск родится в темной туче, в лете молний вырезных.
 
 Кто когда-то сложит где-то две-три строчки, песня спета,
 Все же - пламенем поэта он еще не проблеснул.
 Две-три песни,он слагатель, но, когда такой даятель
 Мнит, что вправду он создатель, он упрямый только мул.
 
 И потом, кто знает пенье, кто поймет стихотворенье,
 Но не ведает пронзенья, сердце жгущих, острых слов,
 Тот еще охотник малый, и в ловитвах небывалый,
 Он с стрелою запоздалой к крупной дичи не готов.
 
 И еще. Забавных песен в пирный час напев чудесен.
 Круг сомкнётся, весел, тесен. Эти песни тешат нас.
 Верно спетые при этом. Но лишь тот отмечен светом,
 Назовется тот поэтом, долгий кто пропел рассказ.
 
 Знает счет поэт усилью. Песен дар не бросит пылью.
 И всему он изобилью быть велит усладой - ей,
 Той, кого зовет любовью, перед кем блеснет он новью,
 Кто, его владея кровью, петь ему велит звучней.
 
 Только ей - его горенья. Пусть же слышит той хваленья,
 В ком нашел я прославленье, в ком удел блестящий мой.
 Хоть жестока, как пантера, в ней вся жизнь моя и вера,
 Это имя в ток размера я поздней внесу с хвалой.
 
 О любви пою верховной - неземной и безгреховной.
 Стих об этом полнословный трудно спеть, бегут слова.
 Та Любовь от доли тесной душу мчит в простор небесный.
 Свет сверкает в ней безвестный, здесь лишь видимы...

......


По-арабски кто влюбленный, тот безумный. Точно сонный,
 Видит он невоплощенной уводящую мечту.
 Тем желанна близость бога. Но пространна та дорога.
 Эти прямо, от порога, досягают красоту.
 
 Я дивлюсь, зачем, бесправно, то, что тайна, делать явно.
 Мысль людская своенравна. Для чего любовь - стыдить?
 Всякий срок здесь - слишком рано. День придет, не тронь тумана.
 О, любовь - сплошная рана. Рану - нужно ль бередить?
 
 Если тот, кто любит, плачет, это только то и значит,
 Что в себе он жало прячет. Любишь, - знай же тишину.
 И среди людей, средь шума, об одной пусть будет дума.
 Но красиво, не угрюмо, скрытно, все люби одну.
 

Вероятно, вам будет особенно интересно в Иерусалиме. Там ведь похоронен Шота Руставели!..

Должен признаться, я впервые слышал об этом. С детства поклонялся гению автора «Витязя в тигровой шкуре», но, к сожалению, ничего не знал о его жизни.

По приезде в Иерусалим мы связались с постоянным представителем Академии наук СССР, и с его помощью нам удалось посетить монастырь Святого креста, где находится могила великого поэта.

Правда, все оказалось гораздо труднее, чем мы думали, так как монастырь находится в зоне особого стратегического значения. Но сильное желание преодолело трудности.

Монах рассказывает, что монастырь Святого креста построен грузинами и с XII века по XV принадлежал им. А с XVI века он перешел во владение греческой православной церкви.

По преданию, Шота Руставели добровольно отказался от мирской жизни, постригся в монахи и босиком пришел в Иерусалим… Здесь он расписал стены монастыря замечательными фресками.

Мы с волнением осматривали эти фрески, изображающие пейзажи и отдельные моменты истории Грузии…»

В Палестине, недалеко от Иерусалима, действительно существует один из самых замечательных памятников грузинского зодчества — монастырь Святого (19/20) креста, построенный известным грузинским деятелем XI века Прохоре. Вот с этим монастырем связывали имя Шота Руставели, об этом говорил народ, об этом рассказывалось в легендах.

Но не только в легендах — известный грузинский путешественник XVIII века Тимоте Габашвили писал, что на стене Крестового монастыря есть изображение Шота Руставели. Неведомый портрет поэта был также описан в XIX веке профессором Петербургского университета А. Цагарели. Существует предание, в котором рассказывается, что прах поэта покоится под одной из колонн, поддерживающих свод этого храма.



В честь окончивших академию ученых витязей был объявлен турнир, на который приехала сама царица Грузии — молодая Тамар.

И легенда гласит:

…Была весна. Гелатская гора возвышалась, как одинокая гордая сосна на широкой равнине. Казалось, она была одета в легкий, прозрачный газ — из розовых цветов персика и белых лепестков миндальных деревьев. Солнце сияло на лазурном небе, и синеватая дымчатая парча тонкого тумана покрывала долины и горы.

Раздался торжественный звон колокола, возвещавший о начале состязаний. Тамар, окруженная свитой, сидела на возвышении под пурпурным балдахином.

Началось состязание в верховой езде, метании копий, в борьбе, в игре на разных инструментах. Руставели был героем дня. Как лучший наездник, он отличился в джигитовке, а игрой на кнари очаровал слушателей.

Когда началось чтение стихов, творения Шота Руставели поразили всех. Никогда еще грузинский стих не лился так легко, так музыкально, никто еще не показал такие неиссякаемые богатства родного языка, никому еще не удавалось с такой силой донести до слушателей чеканность грузинской речи. И сам Руставели был похож на юного античного бога.
Царица восторгалась и не в пример другим царицам бурно выражала свой восторг. (23/24)

Когда победителям раздавались первые награды — кинжалы и шашки в дорогих оправах, бархатные одежды и многое другое, Тамар приказала вестникам объявить, что высшую награду — золотой венец — получит тот, кто стрелой пронзит яблоко, которое она будет держать в своей руке.

Вестники объявили об этом, но в народе поднялся ропот: царица не должна подвергать себя опасности — неверно пущенная стрела может поразить ее.

Лучшие стрелки, посоветовавшись между собой, подошли к Тамар и, преклонив колени, умоляли ее отменить это состязание. Если же оно не будет отменено, то они заранее просят простить их за отказ участвовать в нем!

Тамар, улыбаясь, отвечала:

— Тут нет никакого дерзания, никакой опасности!

Но витязи по-прежнему молили ее отменить состязание.

Тогда выступил вперед Шота и сказал:

— Возьми, солнцеликая, в руку яблоко свое, я решаюсь пронзить его моей стрелой.
Все поразились смелости Шота; витязи начали его отговаривать. Но он, не слушая их, глядел на яблоко, которое царица держа указательным и большим пальцами, подняла над головой.

Неужели безумец Руставели будет стрелять? Но неожиданно для всех, взяв в руки стрелу, он подошел к царице, левой рукой придержал яблоко, а правой воткнул в него стрелу и пронзил его насквозь. Царица выпустила яблоко. Шота высоко поднял его на острие.

Тогда все поняли, что царицей была задана загадка, которую разгадал Шота.

— Победил Руставели! — провозгласила царица. — Он заслужил золотой венец. Я же говорила вам, мои добрые витязи, что в этом состязании нет ничего опасного. Вы упустили из виду, что я предлагала пронзить яблоко, а расстояние, с которого следовало это сделать, я не назначила!

После этих слов царица собственноручно надела на голову Руставели золотой лавровый венец и (24/25) протянула ему руку для поцелуя. Молодой витязь смущенно подошел к Тамар, стал на колени и поцеловал руку солнцеликой. Потом он посмотрел в ее глаза и на всю жизнь лишился покоя.

Руставели в тот же день получил приглашение во дворец — быть придворным поэтом царицы.

Прошли годы. Руставели — мудрый философ и поэт, красавец витязь и остроумный собеседник, узнавший (31/32) и увидевший много нового, приобретший жизненный опыт, вернулся в Грузию. Он научился смирять свой горячий темперамент, вспыльчивость, а это одно из самых больших достоинств великих людей.

Это было время, когда грузинский гуманизм, начавший свое существование в XI веке, достиг своего наивысшего совершенства.

Грузия была иная: неимоверно расширившаяся в своих границах, сильная, тщеславная, гордая. Руставели показалось, что она стала холоднее. А может быть, это только показалось ему? Ведь он был встречен с восторгом и обласкан; был призван ко двору. И странствующий поэт вновь стал придворным поэтом. Страной правила женщина, покровительница поэзии и искусства; аристократы Грузии окружали себя поэтами, устраивали состязания в поэтическом искусстве и основывали академии странствующих поэтов и мыслителей.

Руставели приехал не один. Он привез с собой новую поэму — выполнил обет, данный царице.

Так появился гениальный «Витязь в тигровой шкуре», любимая книга грузинского народа, сокровищница его вековой мудрости, непревзойденный шедевр его поэзии.

Сохранилось предание, что грузинский католикос Иоанн еще при жизни царицы Тамар «воздвиг гонение» на Шота Руставели и его поэму.

Но песни поэта нашли путь к сердцам людей, и далеко разнеслась слава о нем, проникая во дворцы и замки, города и селения. Народ полюбил его, ибо самый звук, ритм, пульс души его поэмы бился унисон с народной музыкой и народной речью грузинской.

А тем временем Шота босым ушел в Иерусалим и поселился там в грузинском монастыре Святого креста.

При дворе больше не произносилось его имя. Не читали его стихов. Не переписывалась его поэма. Духовенство преследовало его идеи. Никто не знал о дальнейшей жизни, неизвестно, когда он умер.
В богатейшей сокровищнице поэзии Руставели видное место занимают афоризмы — всплески народной мудрости. В поэме, заключающей в себе тысячу пятьсот с лишним строф, число афоризмов достигает двухсот; выраженные в большинстве случаев в одной строке, они ярки, глубоки и. выразительны.

Лучше гибель, но со славой, чем бесславных дней позор.
Что раздашь — твое, что скроешь — то потеряно навек.
Вновь родиться ты не сможешь, зла не обратишь в добро.
Разве знал победы радость, кто от клятвы отступил?
Но для злого злое слово — слаще тела и души. (34/35)
Кто, пленившись нежной розой, без шипов ее сорвал?
Радости вкушать не трудно, в неудачах крепким будь!
Из норы выводят змеи сладкозвучные слова.

Каждый мнят себя стратегом, видя бой со стороны.
Сотня тысячу осилит, если мудр вождя совет.
И для каменного сердца есть алмазное копье!..


.........

Яблоко в саду Творца.

Человек развивается словно яблоко, зреющее на дереве, пока не достигает конечного, желанного состояния.
Плод- праведность...
Плод- Йерусалим- город сердца...
Плод уст- слово рождённое сердцем...
 Стрела любви( высшей мысли) поражает плод...

Яблоко на трапезе Шабата
«Яблоко – это этрог, а плод Древа Познания был этрог, как приводится в «Шаар а-каванот» про плод, который Адам а-Ришон отведал в Эрев Шабат. Но если бы он съел его, когда уже зашел Шабат, то он не был бы наказан словами: «в поте лица твоего будешь есть хлеб твой».
: “как яблоко на ветвях деревьев, так друг мой между сыновьями” – имея ввиду, что написано про яблоко, что оно самое прославленное из всех плодов.
Как в яблоке есть запах – его запах тоньше запахов всех остальных плодов – так и запах Вс-вышнего, как сказано в “Шир а-Ширим”: “и запах его, как запах Леванона”.

Как у яблоко есть вкус – тонкий сладкий, так и у Вс-вышнего есть вкус – и Он придает вкус нашей жизни – подслащивает нашу жизнь.

Таким образом, яблоко по Зоар а-Кадош, должно быть 3-х цветов – красного, белого, ярок;

Яблоко должно быть сладким (не кислым);

У яблока должен быть запах – как говорит Маараль из Праги – запах яблока – запах Ган Эдена.

Более того, все 3 цвета – соответствуют трём Праотцам.
Как яблоко – исцеление от всех болезней – так и Вс-вышний Целитель всех болезней.