Всепомнящий Корабль

Как я плыл по бесстрастным потокам,
Знал: не тянут меня бурлаки.
Краснокожие очень жестоко
Вбили гвозди им в обе руки.
Стал свободен от всех экипажей,
Что пшеницей барыжили, льном.
Затихали когда эскапады,
Упивался я горьким вином.
В плеске бешеном волн той зимою,
Глухой больше чем мозг сосунка,
Я бежал, и бежали вновь волны,
И бежали к земле острова.
Триумфальный додумавши хаос,
Как осанну я бурю принял:
Белым призраком рвался мой парус,
Пробкой я на волнах танцевал.

Вечный жертвенник там вертелами
Не жалел целых десять ночей... 
Блюда прочь, те что с перепелами!
Не жалеть глупых глаз фонарей!
Нежный словно бы плоть спелых яблок
Для ребёнка, зелёная муть
Проникала, как вострая сабля
Сквозь борта, навевая мне жуть.
Пятна синие, винные, рвоты,
Расчленяли штурвал и дреки.
Поэтически спрашивал: "Кто ты?"
Я у моря, но не у реки.
Море звёзды питали поэмой,
Так подобно бы молоку;
Обволакивая тленом,
Укрывая и путь к маяку.

Утопленник задумчивый спускался.
Любви красноты горькие брели,
Окрашивая лиру в ритме сальсы,
Как бред, как день, как судно на мели.
Я знаю небеса что гибнут в грозах.
И смерчи, и прибои, и шторма.
Течения и вечер, зари грёзы,
Народ глубинный, всё и вся сполна.
Я видел то, что людям лишь казалось.
Я видел солнце, павшее на дно
Мистического, злого океана,
Что освещало, как хрусталь вино.
Как древних драм застывшие актёры,
Так сгустки света прочь от волн рвались.
Я даже мог так видеть на повторах,
На вечность позабыв, что значит жизнь.

Я грезил о зелёной ночи в снеге,
О том, как море может целовать.
Водовороты приобщались неге -
Их соки будоражили опять.
Там жёлто-голубое пробужденье,
Как в фосфоре поверженных певцов,
Я наблюдал в неведомом волненьи
Истерику на рифы волн-коров.
Не грезя тем, что светлые Марии
Могли мытарства моря укротить,
Я натыкался, знайте, на Флориду,
Пантеры там из глаз пускали нить.
Две радуги - натянуты, как вожжи,
Над горизонтом моря, как стадах.
В моря те будто покидали дрожжи,
Болотом стал и сетью водный прах.

Левиафан там в тростнике загинул.
Водовороты штиля посреди.
Красоты мира показали спины,
Обрушившись в зелёную ту гниль.
И ледники серебряные солнца,
Янтарные вдруг волны, небеса
Раскалены, но плакать им придётся -
Змей и Змея припёрлись впопыхах.
Их вши, что правда, дерзко разгрызают,
Но нежен всёж их чёрный аромат!
Как будто бы торчащие деревья,
Средь моря змеи те ещё торчат.
Хотел бы показать ещё я детям
Рыб тех дорад из голубой волны;
Их - золотых, которых нет на свете,
Всплывают вверх они из глубины.

Цветочной пеной я сопровождаем,
Вдаль отправлялся прочь от берегов.
Ветра невыразимо окрыляли,
Был словно мученик, лишившийся оков.
А море, чьё дыханье сладострастно,
Протягивало мне свои цветы,
С присосками, которых нет опасней.
Стоял я на коленях, как кяфир.
Подобно женщине. Попался целый остров -
Качает на волнах помёт от птиц.
Птиц с белыми глазами, вздорных, пёстрых,
Из растревоженных слетевшихся гробниц.
Я плыл и чрез мои все в дырах сети,
Утопленники падали на дно...
Корабль - его уж больше нет на свете.
Давно привык ко тьме я неземной.

В эфир без птиц, заброшен ураганом,
Чей остов опьянён морской водой.
Людей приборы не способны рану
Мне причинить, так как и Посейдон.
Дымящийся, воздвигнутый из пены,
Я небо, как кармин, пробил рывком.
Исписанную ту поэтом стену,
Лишай солярный лёгким мотыльком.
Я, кто бежал, запятнанный луною,
Безумная доска, как Бегемот.
Когда июли рушили вдогонку
Небес цвет яростно, тесня в водоворот.
Я слышал там и жалобные стоны
Гиппопотамов, видел и Мальстрём.
Я - вечный Наблюдатель у иконы
Европы злой и старой словно чёрт.

На звёздные взирал архипелаги
И острова... безумны небеса,
Отверсты путнику, но попадает в лагерь
Несчастный волею своею будто сам.
В ночах бездонных спишь, в них что скрываешь?
Мильён птиц золотых и волшебство?
О будущем могуществе мечтаешь,
А не заметил, что украл жизнь Вор.
Не правда ли, рыдал я очень много
И душу зори разрывали в прах.
Луна - жестока, ну а солнце - горе.
Любовь - не здесь, она в иных мирах.
Любовь лишь мразью едкой накачала.
Пусть треснет киль, а я уйду в моря!
В Европе не желаю я причала,
У чёрного там люди алтаря.

В бальзамных сумерках ребёнок на коленях...
На корточках бездонно так грустит!
Пускает в ручеёк кораблик бренный,
Как бабочку весеннюю... разбит
Омытый фиолетовой тоскою.
О, волны... волны... больше не могу!
Земля-мать знает, Пятница-Прасковья,
Торговцам хлопком - вьюгу и пургу!
Знамён гордыню и огней злых кипиш
Мне бороздить, поверьте, нету сил.
Сфинкс помнит, что ещё лежит в Египте,
Европу же я помнить не просил.

                По произведению Артюра Рембо "Пьяный корабль"
                24 квинтилиса 2776 г. от основания Рима