ЭТЮД. Опус -5. Ре-диез мажор

                Легато

    Она проснулась. Волосы её длинными нитями раскинулись по двум мягким подушкам. Вялыми пальцами она провела по лбу и нехотя приоткрыла сонные ресницы. За туманно-бледной шторой, прикрывшей гостиничное окно, падал редкий снег. Было тихо, и отчего-то ей показалось, что эта тонкая полупрозрачная штора отгородила её навсегда, и от ненастья, и от того неустроенного мира, полного трудных забот, в котором она жила прежде, а теперь её жизнь будет иной – безоблачной и лёгкой.
    Не желая вставать тотчас, она повернулась набок и приняла ту удобную позу, когда под невесомым одеялом из лебяжьего пуха, втиснутым в цветной пододеяльник, легкая истома обняла её нагое белое тело. Довольство вчерашнего дня, ещё памятное, услаждало сердце; губы её, тонкие и мягкие, улыбались; в ушах сияли бриллианты и звучали витиеватые комплименты её красоте, и она упорно, как ребенок, пыталась сохранить это своё волнующее кружение в счастье надолго.
     «Как сталось так? Не сон ли? – Думала она о своём положении. – Ах, какими были эти дни, как торжественен был прошлый вечер!» Она сладко потёрлась щекой о подушку и, ощутив приятное давление серьги, полу сонно – полу лениво пошевелила пальчиками, чтобы убедиться в целостности золотого кольца с рубином, ещё одного драгоценного дара, преподнесённого мисс красоты. «Да! Это я – мисс красоты…», - прошептала она и вновь блаженно задремала.
    Второй утренний сон погрузил её в пелену белой мглы, где торжественно, где чинно среди мраморных колонн ходили люди в белых римских одеяниях. Она была среди них; одни любовались ею, другие завидовали её божественной красоте, и все восторгались её грацией. Мужи приглушённо говорили меж собой, бросали на неё долгие сладострастные взгляды, женщины кивали ей приветливо и, отдав должное, злословили на её счёт. Но в этом облаке восхищенья был и отличный от других человек, который смутил её. Одет он был в алую тогу и одиноко стоял за дальней колонной, наблюдая с постным лицом за происходящим, будто присутствовал на шестом или седьмом театральном представлении кряду и знал, что этот спектакль предстоит видеть еще не один раз. Непременная смена исполнителей главной роли, казалось, уже не увлекает и не прельщает его ум, который, цепляясь за прошлое, начинает предугадывать будущее. Жёлтая бабочка порхала над его головой с кудрявой шевелюрой. Ей показалось, что бабочка — это знак свыше, что так ей небеса указывают на толкователя судеб, и отчего-то ей вдруг захотелось услышать от него судьбоносное пророчество.
    Вдалеке раздался настойчивый стук. Люди в белых одеяниях исчезли. Очнувшись, она прислушалась: стучались в дверь соседнего номера. Она приподнялась на локте, вздорно отбросила одеяло, сердясь на тех, кто прервал её сон. Но то, что увидела она, приглушило этот неприятный шум и вернуло ей радостное настроение. Пока она видела сон, тучи раздвинулись, и спальню заливали потоки розового солнечного света. Вокруг неё - небрежное изящество модной обстановки в стиле ар-деко, всюду цветы; на стуле поблёскивает мех долгополой шубы, в воздухе сладкие запахи духов, в углах громоздятся ещё не разобранные коробки, перевязанные яркими лентами; на туалетном столике покоится драгоценное колье. От всего этого в её нечесаной голове возникло сумбурное и весёлое кружение: вот плоды её успеха, в волшебном ложе которого ей предстоит нежиться целый год. «Вот оно - моё пророчество», - мечтательно сказала она себе.
    Она решительно встала и потянулась, взметнув руки, всем своим нагим телом ощутила тепло ещё неярких солнечных лучей и закружилась, бросилась к норковой шубе, накинула её на себя, прикрыв её полами свои округлые колени, прошлась, повертелась у зеркала в крашеной раме. Увидев свои босые ноги, она вернулась к широкой кровати, покачиваясь, расставив руки, чтобы сохранить равновесие, обула черные остроносы туфли на шпильке и вернулась к зеркалу, ощутив, как удобно и хорошо в них идти. Всё было для неё ново, всё радовало её сердце.
    Вновь раздался стук: теперь настойчиво стучали в её дверь. В полутёмной прихожей двухкомнатного номера-люкс она остановилась перед большим овальным зеркалом, которое отражало её в полный рост, включила свет и поправила волосы. Из зеркала на неё смотрела утомлённая женщина с холодным и сонным лицом. Решительно повернув ключ в дверном замке, она впустила в номер распорядителя конкурса. Когда тот боком входил в комнаты, её рука опиралась на дверную ручку, а во взгляде было выражение, каким смотрят на человека, которого нельзя тотчас прогнать.
- О, вы уже готовы, - весело сказал её распорядитель. - Через десять минут завтрак. Я провожу вас, - прибавил он и, галантно склонив голову, указал на входную дверь холёной рукой.
- Нет, я ещё не совсем одета, - ответила она и указательным пальцем обвела лицо, - Нет-нет, мне нужно…, - и тут она почувствовала, что не застёгнутые на крючки полы шубки расползаются и вот-вот откроют нагую грудь, - мне нужно ещё кое-что сделать, - добавила она, прижимая руки к груди, чтобы удержать непослушный мех. - Я буду готова через десять минут. Простите, – виновато улыбнулась она.
- Десять минут, не более, - распорядитель нагнулся к ней. - За ленчем будет гость. Он
очень заинтересован вами. «Это важная персона», — прошептал он, таинственно взметнув указательный палец к потолку, и вышел.
- Да-да, десять минут, - сказала она вслед.
    Спешно надевая нижнее бельё, платье, расчёсывая волосы, она сердито подумала: «Но как…, как я могла так долго спать».
    Выходя из номера, шурша зеленой тканью элегантного платья, она припомнила свое неудобное положение во время утреннего визита распорядителя и сказала себе: «Он ничего не заметил», - сказала так, чтобы утешить себя. И тут вдруг несколько вспышек осветили её грациозную спину, она повернулась и, наигранно улыбнувшись, помахала рукой фотографам. От них она удалялась походкой царственной особы, позади неё волочился невесомый шлейф французских духов. На вылинявшей дорожке гостиничного коридора лежала обронённая кем-то горелая спичка, она укоротила шаг, чтобы туфелькой наступить и раздавить её обуглившуюся часть, как всю свою прошлую жизнь.
    Фотографы и журналисты остались позади неё и принялись обсуждать её, что свелось к разбору природы её красоты. Если переносица её была несколько широка, то были широки и скулы лица, и подбородок; если глаза её были велики, то и волосы были пышны. Она имела широкую кость и удлинённую кисть. При её по-девичьи высоком росте, она покупала обувь 37 размера, и была горда тем, что без туфель ступни её ног не превращались в ласты, как у соперниц, а радовали миниатюрными изгибами. Они сошлись на том, что скульптор, взыскательно рассмотрев её фигуру, смог бы указать на тот или иной недостаток каждой части, но вместе они складно являли очаровательное существо. С восторгом ими было подмечено, какой бы цвет она не вздумала придать своим волосам, бровям и ресницам, её прозрачно-карие роговицы глаз непременно выдадут в ней природу страстной шатенки. Жажда смелой жизни бурлила в каждом её движении. Округлая родинка на левом предплечье призывала к поцелую. Губы её рта имели чувственную линию, слегка приоткрывались, когда она смеялась, и показывали ровные зубы. Мужчины единодушно признали, что от других мраморных прелестниц её отличало то, что нельзя забрать даже времени: царственную подвижность её красоты. Разумеется, она не вертелась юлой, не прыгала, не мяла надушенный платок, - эта подвижность выражалась в неуловимой перемене выражений глаз, малоприметного движения бровей, губ, перекатах ямочек на щеках, складывалась из легкого наклона головы, мягкого жеста, сделанного в нужное время. Для женщин она явилась предметом зависти, для мужчин предметом услад. На неё можно было смотреть часами.
    Низкорослый, юный, ещё не бреющийся посыльный, как не спешил доставить в номер конверт, тоже остановился и залюбовался ею, приоткрыв пухлый рот. Когда она гордо приблизилась, он учтиво отступил к стене. Он услышал несколько фраз, которые она сказала в прижатый к уху мобильный телефон:
- Да, всё прекрасно, я счастлива. Но вот что я хотела спросить... Мне ночью снилось, что я среди людей в белых одеждах, а над одним из мужчин летала бабочка. Такая желтая бабочка. Вот странность привиделась. Скажи, что это всё значит? …Ах, это к удаче! …к богатству! Ты меня обнадежила, подруга. Если не сбудется, то я спрошу с тебя, - и она шутливо погрозила невидимой собеседниц пальчиком.
    Хотя посыльный не разобрал ни слова, но его заворожила мелодичность голоса сеньоры, которая объяснялась на каком-то славянском языке. «Жаль, что я не понимаю этого наречья», - посетовал он.
    В гостиничном ресторане, расположенного на первом этаже, появление мисс красоты вызвало скупое оживление. Её вежливо проводили к сервированному в центре зала столу, попросили автограф. Завтрак её проходил в кругу трёх мужчин, которые говорили деликатные, подчас слащавые речи. Официанты меняли блюда. В этот час посетителей было мало и примечательным среди них был, пожалуй, лишь молодой человек с кудрявой шевелюрой, повязавший поверх рубашки алый галстук. Он расположился за угловым столиком, который наполовину закрывала колонна; перед ним на белоснежной скатерти стояли широкая тарелка с недоеденным салатом, бокал заштатного коньяка и чашка остывшего кофе. Если бы мисс красоты обернулась, то приметила, что тот смотрит в её сторону постным взглядом человека, который наблюдает не в первый раз скупые торги, где есть покупатели, есть продавец и наличествует товар, и этот драгоценный товар - красивое женское тело. Подобного рода опереточную пьесу он видел не первый раз, но всё же что-то было в этом действие особенное. Не то скромная поза мисс красоты, не то невольный плавный жест, не то линия её шеи увлекли его и незаметно переменили его скептичное настроение. Перед ним сидела не кукла, не истукан, а живой человек. Если бы она, мисс красоты, обернулась, то увидела, как дрогнули мышцы на небритом лице, как в усталых глазах его стали бороться два жгучих огня, раздуваемые служебным долгом журналиста и волнением страсти. Увидела бы она и то, что возле него кружилась надоедливая муха, невесть как залетевшая в зал.
   Он, журналист, задумчиво прикурил сигарету и записал угловатым шрифтом в свой электронный планшет: «От любования женским телом устают; им пресыщаются точно так же, как пресыщаются чрезмерным поеданием шоколада. Не то происходит, когда любят, ибо в искренней любви срастается душа с душою, а не глаза с диковинным ваянием природы. Такие, кто любуется красотой женщины, скоро устанут и позабудут о ней. Ей перестанут угождать, ей уже не подарят роскошной вещицы, и по прошествии лет, по случаю вдруг кто-то скажет, что она была когда-то первой красавицей. И как хорошо, что так скажут. И как было бы хорошо, чтобы из всех них остался один, кто полюбил и будет её любить, кто был приятен и будет мил ей, с кем срастётся её душа».