Апофеоз великодержавия, или Гена Букин наших дней

Постылые дети веков рубежа
в последней империи колониальной
не в силах нагнать высоту и бежать
за рёвом тягучим системы кабальной.

По греческим профилям круглых котов
ведут они пальцами, прутся от книжек
советских, пыхтят калюмбас негустой.
Езду за кордон заменяет им Жижек.

            Секунда – метр – килограмм,
            поднять – пописать – смыть.
            Свистит вчерашним школярам
            страны военной быт.

Ночной бакалавр ужасных наук
склонился упрямо над клавиатурой,
обвитый предутренним тремором рук.
Друзья пусть **утся, но бабы-то – дуры.

Известно, что смертна любая медаль
и что империалистический ящер
однажды издохнет, глотая года,
затворнику, что оглушён настоящим.

            Секунда – метр – килограмм,
            поднять – пописать – смыть.
            Разбрызгал Сталин по ветрам
            кровавый едкий мыт.

Корзиночка-сыночка шарит в музле,
что режет мозги. Он в свой майк окаянно
рычит в комнатушке, точь-в-точь Бармалей,
под гром железячек и тары стеклянной.

Он видит отнюдь не великую Русь,
а только говно на ступенях Большого
театра, и верит: завистливо грусть
словил бы де Сад от привычных нам шоу.

            Секунда – метр – килограмм,
            поднять – пописать – смыть.
            Разбрызгал Ельцин по дворам
            хмельной кровавый мыт.

В четверг не монашка, не жрица, не б***ь –
наследница нахов, германцев и кельтов
по вышитым гладью аллеям гулять
зовёт беспокойного недо-Баргельда,

печатая: «Завтра бутончики сжать
мне в кои-то веки успей, драгоценный», –
но он предоставит её ублажать
моторчикам дивным, жужжащим прицельно.

            Секунда – метр – килограмм,
            поднять – пописать – смыть.
            Струёй ссанины по горам
            имперский скачет быт.