Сонеты 71, 117 Уильям Шекспир, - Свами Ранинанда

***************

Poster 2023 © Swami Runinanda: «William Shakespeare Sonnets 71, 117»
Stained glass window «Rose» to Westminster Cathedral St. Peter, London
William Shakespeare Sonnet 71 «No longer mourn for me when I am dead»
William Shakespeare Sonnet 117 «Accuse me thus, that I have scanted all»
_______________




And one wild Shakespeare, following Nature's lights,
Is worth whole planets, filled with Stagyrites.

И единственный, неистовый Шекспир, следующий за огнями природы,
Значимостью целых планет, наполненный от (Аристотеля) Стагирита.

Томас Мур (Thomas Moore 1779—1852), «The Sceptic».





   Моё внимание пару лет назад привлёк сонет 71 Шекспира. Впрочем, чтобы до конца понять подстрочник сонета 71 подспудно чувствовал, что прежде, чем приняться детально изучать его, мне необходимо сделать ряд шагов для составления для себя полного психологического портрета автора. И наконец, это время пришло, но прежде всего мне пришлось основательно разворошить критические материалы, и тогда стало явственно видно, что благодаря досужим измышлениям критиков о неординарной личной жизни поэта в общественном сознании сформировался образ человека лишённого чувства меры в своей страсти к юноше.

Именно, тогда в общественном сознании начало складываться ложное представление о Шекспире, как неординарной личности со склонностями влечения к молодым мужчинам и приобретённого вследствие неуёмной страсти венерического заболевания. Всё это нашло место в публикациях страниц, посвящённым сонетам в широко рекламируемой электронной энциклопедии на правах достоверно верной информации об величайшем драматурге авторе гениальных пьес.

Однако, по воле случая искомые критические материалы по истечению времени показали свою несостоятельность ввиду того, что по большей части они были построены на неправдоподобных версиях в состоянии неосмысленного куража критиков. Практически все версии критиков не были верифицированы на предмет их достоверности, а также по большей части не нашли подтверждения в документированных материалах исторического характера. Но меня, как исследователя, как и других истинных исследователей, творческого наследия Шекспира заинтересовал вопрос: «Почему критики, так часто в своих критических публикациях переходили с обсуждений поэтического характера на личность поэта, при этом измышляя невероятные версии и смакуя на якобы гомо эротической связи с юношей?

Несмотря ни на что, чуть позднее эти вымышленные домыслы критиков были подхвачены журналистами, черпающими и пополняющими свои знания из ресурсов вышеупомянутого агрегата. На многочисленных страницах которого, со времени его создания накопилось неисчислимое множество ошибок и неточностей, порой противоречащих, редактирование которых практически невозможно по причине бюрократически построенной ранжированной системы допуска к исправлению и размещению материалов.

Основной просчёт подавляющего большинства современных критиков заключался в том, что они при многолетнем изучении творческого наследия Шекспира в ходе преподавательской деятельности так и не смогли для себя построить психологический портрет Шекспира, опираясь на произведения поэта в особенности на его сонеты.
Сонеты Шекспира, представляя собой поэтическую часть частной переписки, на самом деле являлись сокровенным ключом «с помощью этого ключа Шекспир открыл нам своё сердце», «with this key Shakespeare unlocked his heart». Для критиков, судя по их циничным отзывам об Шекспире сердце и душа гения драматургии остались неразгаданной загадкой, невзирая на многолетний опыт работы при «альфа матер». Вследствие чего принцип «априори» в исследовательской работе критиков способствовал «детерминированной передаче всех предыдущих ошибок» их предшественников по научной работе.

Удручающий результаты этих трудов мы можем увидеть сегодня, обратив свой взгляд на страницы их «кропотливой» работы. Именно, благодаря их чудаковатым, а порой чудовищным неординарным версиям в научных трудах в общественном сознании сложился образ Шекспира, неудержанного гомосексуалиста, аутиста, шизофреника, подхватившего сифилис от «тёмной леди». Шекспировский образ «порочной червоточины» из сонетов одним из критиков, из числа последователей Бернарда Шоу был прямым текстом интерпретирован и описан в научных работах, как «сифилисный шанкр» на причинном месте поэта!
Пляска Витта критиков, «светил от науки» из Оксфорда и Кембриджа на костях усопшего несколько веков назад гения драматургии продолжается по сей день, благодаря либерализму и псевдоплюрализму западной модели, которая наглядно показала всему миру все «червоточины» её системы.

Невероятно большое желание Уильяма Шекспира свободно мыслить, всегда порождало множество противников и нескрываемых врагов, как при жизни, так и после его смерти, поэтому современные критики по непонятной причине «увидели» иронию, которая переполняла сонет 71. Где повествующий бард в сослагательном наклонении при помощи риторической модели описал свою будущую смерть. Но именно, за этот новаторский приём, одна их них многозначными намёками усмотрела суицидальное планирование бардом своей кончины. Критические заметки современных критиков, как зеркале всепоглощающего Времени показали морально-нравственный упадок современной цивилизации технократов и маркетологов, одержимых идеей всемогущества и вседозволенности. Бесцеремонно вторгающихся как в сердце, так и душу самой Природы Вещей, и таких её носителей, как Шекспир, которые действительно являлись «инструментом самой Природы».

  Вышеизложенное даёт мне полное право утверждать о том, что Шекспир был прямым наследником морально этических основ, заложенных Аристотелем. При внимательном прочтении пьес Уильяма Шекспира, можно заключить, что он был великим гуманистом, его женские образы при каждом прочтении завораживают и вызывают нескрываемое восхищение.

«Shakespeare was the most cheery, healthy, and open-air Englishman of them all. Such a man would never even have dreamed of writing up a cynical theme, unless he happened to be out of sorts, sick perhaps, cross, or not himself. And Shakespeare, with all the genius and all the sincere, passionate acrimony which he displays in Timon and in Troilus, has done no more than exhibit the nervous depression of an optimist — a sort of peevishness, very different from the logic, the cruelty, and the perverse beauty of true cynicism».
«Шекспир был самым жизнерадостным, здоровым и открытым англичанином из всех. Такому человеку, как он никогда бы и в голову не пришло написать на циничную тему, если же так получилось, что он был не в духе, возможно, болен, сердит или был бы сам не свой.
И Шекспир, с помощью своего гения и всей искренней, страстной язвительностью, которые он отобразил в «Тимоне» и «Троиле» сделав не больше, чем выставил в духе нервной депрессии оптимиста — своего рода раздражительности, сильно отличающейся по логики вещей в жестокой и извращенной красоте истинного цинизма». Джон Джей Чэпмен, американский писатель (John Jay Chapman 1819— 1909), «A Glance Toward Shakespeare».

Труды Аристотеля занимали почётное место в личной библиотеке поэта. Не удивительно, что его сердце покорили труды Аристотеля, Вергилия и Овидия. Именно, они научили свободно мыслить и рассуждать, через познания такой дисциплины, как риторика. Содержание сонетов наглядно показывают неистощимое стремление Шекспира к использованию в своей поэзии всего богатства риторических приёмов, которые он освоил в юношестве.

Краткая справка.

«Никомахова этика» или «Этика Никомаха» (др.-греч.) — одно из трёх этических сочинений Аристотеля. Считается, что само название «Никомахова» данная работа получила, так как она была издана впервые (около 300 года до н. э.) Никомахом — сыном Аристотеля. Возможно, что книга была посвящена Аристотелем сыну Никомаху, или непосредственно отцу Аристотеля, которого тоже звали Никомахом.
Аристотель разделил все добродетели на два вида: нравственные и мыслительные. Добродетели не являются врождёнными, но приобретаются через воспитание родителями и наставниками или же вследствие самовоспитания. Основной задачей государства для гармоничного развития общества должно является воспитание добродетелей. Сущность существующих добродетелей в том, что их губит избыток или недостаток. В какой степени превалирует один из видов зависит от умения человека обуздать и управлять чувствами, страстями и желаниями. Таким образом, каждая из этических добродетелей должна быть сбалансирована, занимая середину между крайностями. Добродетель по Аристотелю, выражается в воздержанности, которая противопоставляется пороку, невоздержанности и жестокости. Среди присущих человеку черт характера в «Этике Никомаха» Аристотель выделял «изнеженность, которая, по его мнению, заслуживает порицание.
При этом, персональное счастье, которое может быть достигнуто с помощью сбалансированных добродетелей, является опосредованно причастным, как к удовольствиям, так и к благоприятно сложившимся обстоятельствам.

  Но главное, в большей части критического материала присутствовало утверждение, что сонет 71 был связан темой с предыдущим сонетом 70, но при внимательном изучении, обнаружилось, что утверждения критиков неверны. В сонете 70, затрагивался литературный образ «клеветы», и можно предположить, что сплетни и клевета окружения основательно затронула самого барда. Об этом можно сделать предположение после прочтения строки 2-4 сонета 71:

«Than you shall hear the surly sullen bell
Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vildest worms to dwell» (71, 2-4).

«Как только вы услышите зловещий угрюмый колокол (сами),
Давший предостережение миру; что Я был спасающимся
От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями» (71, 2-4).

Подстрочник 4 строки сонета 71 поведал читателю об неких персонах с помощью метафоры во фразе: «vildest worms to dwell», оставшихся жить одичавших червях». Безусловно эта фраза была криком отчаяния поэта в момент написания этих строк, в условиях нескончаемой слежки за протестантское вероисповедание, и изнуряющие и мешающие спокойно работать над пьесами злобные сплетни завистников, буквально на каждом шагу.

Впрочем, строка 8 сонета 70 в контексте второго четверостишия является образцом чисто шекспировской почти неуловимой и утончённой иронии: «And thou present'st a pure unstained prime» «и чистое незапятнанное начало представишь ты собой» .При сравнении читатель может обнаружить, что риторическая модель построения сонета 70 в значительной степени отличается от модели построения сонета 71.

Поэтому, можно ли было вообще говорить о преемственности темы и модели построения сонета 71 по сравнению с сонетом 70, когда по всем признакам в сонете 71 на самом деле, не получила продолжения тема предыдущего сонета?

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare Sonnet 70, 5-8, 11-14

«So thou be good, slander doth but approve
Thy worth the greater, being woo'd of time;
For canker vice the sweetest buds doth love,
And thou present'st a pure unstained prime» (70, 5-8).

   William Shakespeare Sonnet 70, 5-8.   

«Итак, будь добр, совершай ты клевету, но столь одобряя
Твоя значимость будет со временем более обхаживаемой;
Для червоточины порока снимая бутоны сладчайшие любви,
И чистое незапятнанное начало представишь ты собой» (70, 5-8).   
   
Уильям Шекспир сонет 70, 5-8.   
   (Литературный перевод Свами Ранинанда 22.03.2023).

«Yet this thy praise cannot be so thy praise,
To tie up envy evermore enlarg'd:
If some suspect of ill mask'd not thy show,
Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe» (70, 11-14).

   William Shakespeare Sonnet 70, 11-14.

«Но это твоё восхваление не могло быть так, тебе похвалой,
Чтоб развязать зависть, куда больше увеличивал (гордец):
Если некто заподозрит тебя отображённым злом под маской,
Когда, лишь ты один был задолжавшим царствам сердец» (70, 11-14).
      
    William Shakespeare Sonnet 70, 11-14.
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 22.03.2023).

Ясно только одно, что содержании сонета 70, повествующий бард с присущей ему иронией подверг критике личную жизнь юноши, который всю свою жизненную энергию направил на покорение женских сердец, чем мог, лишь только «to tie up envy evermore enlarg'd», «развязать зависть, куда больше увеличивая». Что вполне закономерно, могло создавать юноше дополнительные проблемы, в чем бард не был заинтересован. Поскольку творческое сотрудничество с ним было продолжено.

Но переместив фокус внимания на следующий сонет 72, можно обнаружить, что первая строка, которого продолжает тему сонета 71. Из чего можно сделать ключевой вывод, что сонет 71 является доминирующим для последующих трёх сонетов включая 74-й, — это, во-первых.
Во-вторых, морфологический анализ исключает какую-либо иронию в содержании сонета 71, поэтому утверждения критиков о суицидальной иронии в сонете 71, не только исключают возможность её существования, но и раскрывают цинизм критиков, ввиду их утверждений о возможности существования подобной версии. Но к какому выводу можно прийти, рассматривая цинизм критиков? Заключение не утешительное: критические статьи, таким образом раскрывают внутренние проблемы не столько поэта, сколько самих критиков. 

________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare Sonnet 72, 1-4

«O, lest the world should task you to recite
What merit liv'd in me, that you should love
After my death (dear love) forget me quite,
For you in me can nothing worthy prove» (72, 1-4).

   William Shakespeare Sonnet 72, 1-4.

«О, иначе б мир не озадачил вас зачитывать вслух (всем)
Какая заслуга жила во мне, кою вы должны были любить
После моей смерти (милая любовь) забудьте меня совсем,
Чтоб для вас во мне не могло ничего достойно доказывать» (72, 1-4).

     Уильям Шекспир сонет 72, 1-4.
     (Литературный перевод Свами Ранинанда 22.03.2023).

Читатель по понятной причине может задаться вопросом: «Какие основные причины мотивировали меня, как автора для того, чтобы объединить перевод и анализ сонета 71 с сонетом 117 в одном эссе? 
Во-первых, оба сонета взаимодополняют друг друга при рассмотрении с похожими образами в пьесах Шекспира.
Во-вторых, мной была рассмотрена целесообразность размещения в одном эссе риторической модели в сослагательном наклонении о смерти поэта в сонете 71, соединив её с покаянной риторической моделью с искренними извинениями перед юношей сонета 117. По моему разумению, цельность идеи «от темы покаяния к теме о смерти» могла заложить импульс к размышлениям читателя о профетической природе видения поэтом, исходя из его христианского вероисповедания в протестантстве.
В-третьих, можно без труда проследить почти неуловимую связь между лирическими и интеллектуальными импульсами образа «предвещающего колокола» в сонете 71, с «манерой написания» сонета 117 в раскрытии образа «веры к исправлению порока». Вполне закономерно, что только схожие литературные образы могли указать на примерное время написания сонета 117, сопоставив его со временем написания Шекспиром пьесы «Ричард II», где автор позиционировал время, как «персонифицированный» объект.

________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________


Noe Longer mourn for me when I am dead
Than you shall hear the surly sullen bell
Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vildest worms to dwell:
Nay, if you read this line remember not,
The hand that writ it; for I love you so,
That I in your sweet thoughts would be forgot,
If thinking on me then should make you woe.
O, if (I say) you look upon this verse,
When I (perhaps) compounded am with clay,
Do not so much as my poor name rehearse;
But let your love even with my life decay.
Lest the wise world should look into your moan,
And mock you with me after I am gone.


— William Shakespeare Sonnet 71
_____________________________

2023 © Литературный перевод Свами Ранинанда, Уильям Шекспир Сонет 71

*                *                *

Нет, более дальше не скорбите по мне, когда умру Я,
Как только вы услышите зловещий угрюмый колокол (сами),
Давший предостережение миру; что Я был спасающимся
От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями:
Нет, если вы уже читаете эту строку, не вспоминайте (прочтя)
Руку, что написала это; ибо так любил Я вас,
Чтоб в ваших сладких мыслях Я был бы позабыт (спустя),
Коли подумаете обо мне, тогда вы не будете горевать (тотчас).
О, если (Я скажу) взгляните вы на этот стих (порой), 
Как только Я (возможно), уже смешался с глиной,
Не репетируйте, как моё несчастное имя так уж много;
Но зато ваша любовь, пусть даже с моей жизнью распадётся.
Иначе мудрейший мир посмотрит на ваш стон (строго),
И поиздевается над вами после, как мне уйти (придётся).


*                *                *

Copyright © 2023 Komarov A. S. All rights reserved
Swami Runinanda Jerusalem 14.03.2023
_________________________________


* vildest —
(дат. яз.) самый дикий, одичавший



Сонет 71 — один из 154-х сонетов, написанных английским драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром. Сонет является составной частью последовательности сонетов «Прекрасная молодёжь». В которой поэт выражает свою любовь и приверженность беззаветной любви и дружбы с юношей, который помог написать ему первые две пьесы. Хочу отметить, что в сонете 71, затрагивается тема «смерти поэта» в сослагательном наклонении, где повествующий описал свою кончину в тщетной попытке вызвать у «молодого человека» чувство сострадания и сочувствия после своей кончины.


Краткий обзор сонета 71.

Цикл сонетов Шекспира посвящён теме всеобъемлющей платонической любви в потоке быстротечного времени. В этом сонете говорящий слово «сейчас», концентрируется на своей собственной смерти и на том, как юноша должен оплакивать его после того, как он умрёт. Повествующий убеждал юношу не оплакивать его, когда он умрёт, и что юноша должен будет думать о нём ровно только времени, сколько потребуется, чтобы сообщить миру о его смерти. Затем повествующий предупредил юношу, если даже чтение этого сонета причинит ему страдания, он должен не вспоминать руку, написавшую это стихотворение.
Критик Джозеф Пекиньи написал в своих заметках, что сонет 71 представляет собой «…persuasive appeal to be recalled, loved and lamented…a covert counterthesis» «...убедительный призыв к тому, чтобы его вспоминали, любили и оплакивали...звучащий, как завуалированный контраргумент».
(Schiffer, James. «Shakespeare's Sonnets: Critical Essays» edited by James Schiffer. n.p.: New York : Garland Pub., 1999. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012). 

Критик Стивен Бут называл сонет 71: «...a cosmic caricature of a revenging lover», «...космической карикатурой на мстящего любовника».
(Shakespeare, William, and Stephen Booth. «Shakespeare's Sonnets» edited with analytic commentary by Stephen Booth. n.p.: New Haven: Yale University Press, 1977. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012).
 
В то время как многие критики согласны с критиками Джозефом Пекиньи и Стивеном Бутом, и они утверждали, что сонет 71 является завуалированной попыткой со стороны повествующего, на самом деле призвать юношу оплакивать его, некоторые критики посчитали совершенно иначе.
Критик Хелен Вендлер написала о сонет 71, следующее: «There are also, I believe, sonnets of hapless love — intended as such by the author, expressed as such by the speaker», «Есть также, я полагаю, сонеты о несчастной любви — задуманные, как таковые автором, выраженные, как таковые повествующим».
(Vendler, Helen, and Helen Vendler. «The Art Of Shakespeare's Sonnets» Cambridge, Massachusetts: Belknap Press of Harvard University Press, 1997, 1997. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012).


Структура построения сонета 71.

Сонет 71 — это английский или шекспировский сонет. Английский сонет состоит из трех четверостиший, за которыми следует заключительное рифмующееся двустишие. Оно следует типичной схеме рифмовки формы ABAB CDCD EFEF GG и составлено пятистопным ямб — типом поэтического метра, основанного на пяти парах метрически слабых / сильных слоговых позиций. Первая строка представляет собой пример правильного пятистопного ямба:

# / # / # / # / # /

«Нет, более дольше по мне не скорбите, когда умру Я» (71. 1).

/ = ictus, метрически сильная слоговая позиция. # = nonictus.


Критики об специфических особенностях сонета 71.

Сонет 71 — один из первых 126 сонетов, обращённых к предполагаемому «молодому человеку».
(Cheney, Patrick, ed. «The Cambridge Companion to Shakespeare's Poetry». Cambridge: Cambridge University Press, 2007. Print. p. 126).

Более конкретно, сонет — это часть четырёх сонетов 71-74, которые по сути являются «humble bids for affection, cast in tones of deepest gloom», «скромными просьбами о любви, написанными в тонах глубочайшего уныния».
(Wait, R. J. C. «The Background to Shakespeare's Sonnets. New York: Schocken Books, 1972. Print. pp. 73—74).

Сонеты 71 и 72 связаны между собой: двойной сонет», — резюмировала критик Хелен Вендлер.
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge: Harvard University Press, 1997. Print. p. 327).

Критик Кригер объяснил мольбы поэта к любимому другу сотрудничать со временем и миром двумя способами. Он умоляет его не позволить любви пережить жизнь поэта и не придавать значение поэту, ка личности, придавая его творчеству большей значимости, чем был бы этот шаг оправдан.
(Krieger, Murray. «A Window to Criticism: Shakespeare's Sonnets and the Modern Poetics». Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1964. Print. p. 120).

По сути, поэт в сонете 71 развивает идею о том, что он является одной из причин того, почему к юноше «...is suspect of the wise world», «...с подозрением отнесётся мудрейший мир».
(Baldwin, T. W. «On the Literary Genetics of Shakespeare's Poems and Sonnets». Urbana: University of Illinois Press, 1950. Print. p. 248).

Первое четверостишие сонета 71.

No longer mourn for me when I am dead
Than you shall hear the surly sullen bell
Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vilest worms to dwell

По словам, критика Сары Гайер в первой строке сонета говорится, что после смерти автора сонетов траура быть не должно, но она сформулирована таким образом, что траур происходит сейчас, в определённый момент жизни. Интерпретация Сары Гайер в значительной степени фокусируется на времени и важности того времени, которое используется для траура. В строке есть ограничение по времени, отведённому для траура, только при жизни, но после того, как жизнь закончится, траур должен прекратиться. Строка заканчивается мёртвой окончательностью, создавая ложное ощущение, что предложение закончено, и все же оно продолжается до второй строки. Вторая строка даёт краткое время между жизнью и звуком колокола для скорби, и это, кажется, противоречит первой строке. Кажется, что сонет категорически против траура после смерти, но на самом деле он за то, чтобы оплакивать умерших, но только своевременно. «Сюжет сонета от первого лица требует, чтобы траур — даже если он длится всего одну минуту или один день — скорее совпадал, чем преуспевал, с похоронным звоном, который «предупредит мир о том, что я сбежал» («сбежал от смерти», исключительно сомнительное заключение!)», — сделала «вынутое за уши» умозаключение критик Сара Гайер (Sara Guyer).   

Критик Сара Гайер (Sara Guyer) продолжила излагать свои предположения о том, что «дающий предупреждение, описывает послание колокола и следует за повелительным временем первой строки, (Вы) даёте предупреждение, (вы) больше не скорбите. «Колокол, возвещающий о смерти, также указывает на продолжительность траура адресата и, таким образом, звучит как второе обязательство». Слово «fled», «спасающийся» намекает на присутствие, которое больше не существует, но которое исчезло и ушло куда-то ещё или перемещено, ибо уже отсутствует. Употребление слова «мёртвый» подразумевает, что возврата нет, в то время как употребление слова «сбежавший» открывает возможности возвращения.
Последняя строка первого четверостишия следует за оборотом речи «fled», «спасившийся», или бегство из «мерзкого» мира, и намекает на то, что следующий мир ещё хуже, поскольку именно там обитают самые мерзкие черви. Что порождает вопрос о том, будет ли после смерти лучше, чем было при жизни.
(Guyer, Sara (2005). «Breath, Today: Celan's Translation of Shakespeare's Sonnet 71». Comparative Literature. 57 (4): 328–351. doi:10.1215-57-4-328. JSTOR 4122561).

Критик Стивен Бут (Stephen Booth), придерживался совершенно другого подхода к содержанию общей сюжетной линии сонета 71.
Он предположил, что весь сонет по сути является «emblem of the poets self-mocking tactics», «символом тактики поэтической самоиронии». Он предположил, что хотя сонет работает для того, чтобы напомнить читателю забыть повествующего, он также противоречит, поскольку постоянно напоминает читателю о повествующем. Его комментарий к чтению первого четверостишия таков: опыт чтения стихотворения — это «опыт неспособности перейти к чему-то новому».

Критик Стивен Бут при рассмотрении отметил, что фраза «дать предупреждение» не только, как буквальное предупреждение о смерти, но и как напоминание о смертности (любого человека), «...an idea that undercuts the advice the speaker purports to offer by inviting a wider view of all particular deaths that his mundane premises allow for», «...на идее, которая подрывает совет, в которой бард намеревается предложить, предполагая на более широкий взгляд на все конкретные случаи смерти, которые допускают его мирские предпосылки». Такое прочтение отражает особый взгляд на повествующего и подчёркивает тему старения в сонетах.
(Booth, Stephen. «Shakespeare's Sonnets». New Haven: Yale UP, 1977. Print).

Второе четверостишие сонета 71.

Nay, if you read this line, remember not
The hand that writ it; for I love you so
That I in your sweet thoughts would be forgot
If thinking on me then should make you woe

Во втором четверостишии говорящий умоляет молодого человека забыть руку, написавшую сонет, если одна мысль о говорящем заставит его скорбеть. Что особенно иронично, учитывая, что в других сонетах (например, в сонете 18, сонете 55, сонете 65 и сонете 81) есть строки, в которых говорится о бессмертии через поэтический стих, тем самым отрицая возможность того, что кто-то может быть забыт.

Эти примеры подтверждают аргумент критика Джозефа Пекиньи о продуманной попытке вызвать скорбь юноши, как он напишет в своем эссе «Сонеты 71-74»: «Предложения «если» в строках 5 и 9 являются хитрым приглашением к будущему прочтению стиха, и как невозможно было бы для вас, «прочтите эту (написанную этой рукой) строку» и «не вспоминайте руку, которая её написала» (стр. 287). В том же духе Стивен Бут предположил, что «narcissistic smugness of the speaker's gesture of selflessness is made ridiculously apparent by the logic of the situation he evokes: a survivor rereading a poem about forgetting the deceased speaker must necessarily be reminded of him», «нарциссическое самодовольство жеста самоотверженности повествующего становится до смешного очевидным из-за логики ситуации, которую он вызывает: выживший, перечитывающий стихотворение о забвении умершего говорящего, обязательно должен быть напомнен о нем», — резюмировал в заключении критик Стивен Бут.
(Shakespeare, William, and Stephen Booth. «Shakespeare's Sonnets» edited with analytic commentary by Stephen Booth. n.p.: New Haven: Yale University Press, 1977, 1977. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012)/

И наоборот, Хелен Вендлер в своей книге «Искусство сонетов Шекспира» («The Art of Shakespeare's Sonnets») написала следующее: «this sonnet can indeed be read honestly, that is, as a real-life love predicament wherein two lovers are having a candid discussion of their love for one another», «этот сонет действительно можно прочитать откровенно, как некое любовное затруднение из реальной жизни, в котором двое влюблённых искренне обсуждают свою любовь друг к другу». Для подтверждения своего аргумента она (но-видимому, сама для себя) придумала и написала свой суицидальный диалог, из которого делает вывод, что сонет мог бы, быть написанным примерно так:

Poet: I am going to flee this vile world, preferring a dwelling with vilest worms to any further existence here. What will you do after my death?
Beloved: I will mourn you forever.
Poet: No, mourn for me no longer than it takes to toll my passing bell.
Beloved: Well, then I will read your lines, and grieve while reading them.
Poet: Nay, if you read this line, remember not the hand that wrote it, if that memory would cause you grief.
Beloved: Then I will, from love, mention your name to others.
Poet: No, do not rehearse my name, but let your love for me cease when me life does.
Beloved: Why do you forbid me to remember you, grieve for you, read you, name you?
Poet: Because the world, which has so mocked me, will then associate you with me, and you will find yourself by association.

(Vendler, Helen, and Helen Vendler. «The Art Of Shakespeare's Sonnets» Helen Vendler. n.p.: Cambridge, Massachusetts: Belknap Press of Harvard University Press, 1997., 1997. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012).

 (Примечание от автора эссе: точка зрения автора эссе коренным образом отличается с утверждениями критика Хелен Вендлер из книги «Искусство сонетов Шекспира», поэтому автор счёл важным предоставить критические материалы в полном объёме для сравнительного анализа с предыдущими критическими заметками, которые были названы, «выдающимися перлами критиков» в приступах неудержанной прострации).

Далее критик Хелен Вендлер сочла (по-видимому, в качестве оправдания), что такое прочтение также возможно, поскольку говорящий в других сонетах действительно говорил о том, что к его имени прикреплено клеймо (сонет 111), о том, что его презирают и позорят мужчины (сонет 29), а также о том, что его избивает и угнетает мир (сонет 27 и сонет 28).

(Примечание автора эссе: впрочем, если обратить свой взор на содержание вышеуказанных сонетов 111, 27 и 28 то можно увидеть, что автор в них говорил о творческом тавро, то есть клейме данном ему свыше, где строки в его голове возникали как-бы сами по себе. Также им были даны недвусмысленные намёки на то, что поставленные пьесы, за которые он ничего не имел, в виде материального вознаграждения пользовались необычайной популярностью у публики ввиду того, что отличались самобытностью. И то, что зрители даже не подозревали, что за этим творческим тавро, то есть псевдонимом, вынужден был скрываться придворный аристократ, чтобы не быть окончательно отторгнутым из высшего аристократического общества, став изгоем).

Четверостишие 3.

O, if, I say, you look upon this verse
When I perhaps compounded am with clay,
Do not so much as my poor name rehearse.
But let your love even with my life decay

На протяжении всего сонета, кажется, наблюдается движение скорби от очень реальной и кажущейся к практически исчезнувшей. В катрене 3 тема сужается от руки до простого имени (повествующего) — как будто для того, чтобы сделать траур ещё более слабым (?) (более чем странная фраза «чтобы сделать траур ещё более слабым», на русском режет слух своей нелепостью), в то время как возлюбленный по-прежнему ведет себя так, как ему хотелось бы».
Критик Хелен Вендлер указала на наиболее отстранённый взгляд на повествующего в выражение его видения, где в четверостишии «повествующий будет полностью соединён… с глиной, растворенной в пыли».
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge: Harvard University Press, 1997. Print. p. 329).

Сонет в целом подводит разум и эмоции читателя к кульминации, строке 12. Именно в этой строке содержится утверждение о возвращении любви. Строка гласит: «...let your love even with my life decay», «...пусть твоя любовь угаснет даже вместе с моей жизнью». С этим утверждением о возвращении любви приходит «с мыслью прекратить всё это».
(Pequigney, Joseph. «Sonnets 71-74: Texts and Contexts Shakespeare's Sonnets»: Critical Essays. Ed. James Schiffer. New York: Garland Publishing, 199. Print. p. 286).

Что касается структуры этого конкретного четверостишия, то оно, по-видимому, связывает весь сонет воедино. Как иллюстрирует Ингрэм, «строка 10 возвращается к строкам 1-4», а «строки 11 и 12 — к более мягкому, не относящемуся к себе тону строк 5-8». Кроме того, эти строки в третьем четверостишии контрастируют из-за «резко» аллитерирующих «с» и эхом «смешанных» в строке 10 и «мягко» аллитерирующих «л» в строке 12.
Аткинс добавил следующее: «Как отмечали Ингрэм и Редпат, (существует) большое разнообразие ударений, придающих текучесть, которая, возможно, удивительным образом позволяет автору сохранить сцепленные стопы третьего четверостишия. Например, «Я скажу», — в строке 9; «возможно», — в строке 10; и в обратном порядке слов «из составленных Я», — в строке 10, чтобы не казаться неуклюжим».
(Atkins, Carl D., ed. «Shakespeare's Sonnets: With Three Hundred Years of Commentary». Cranbury, NJ: Associated University Press, 2007. Print. p. 193).

Двустишие.

Lest the wise world should look into your moan
And mock you with me after I am gone.

Двустишие, завязанное в конце сонета, «подводит итог стихотворению: смотри, скорби (стон), мира».
В двустишии «...(повествующий) ушёл, вообще больше не телесен».
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge: Harvard University Press, 1997. Print. p. 329).

В то время как четверостишия приводят к кульминации в 3-м четверостишии, двустишие наводит на мысль, краткое заключение.
(Ingram, W. G. «The Shakespearean Quality». New Essays on Shakespeare's Sonnets. Ed. Hilton Landry. New York: AMS Press, 1976. Print. p. 53).

По словам Аткинса, в двустишии «основная идея заключается в том, что мир слишком хорошо оценит недостаток поэта», как пояснил критик Такер (1924). После призыва говорящего к возлюбленному не оплакивать его, можно было бы ожидать несколько различных ортодоксальных объяснений в заключении. Вместо ожидаемого мы получаем: «Forget me when I am dead — after all, someone might make fun of you» «Забудь меня, когда я умру — в конце концов, кто-нибудь может посмеяться над тобой».
(Atkins, Carl D., ed.: «Shakespeare's Sonnets: With Three Hundred Years of Commentary». Cranbury, NJ: Associated University Press, 2007. Print. pp. 192—193).

С другой стороны, критик Джозеф Пекиньи счёл, что «...ответ относительно того, что означает двустишие зависит от нашего настроения, когда мы его читаем». Он утверждал, что «...we learn more about ourselves when we interpret this poem than we do about its author», «...мы узнаем больше о себе, когда интерпретируем это стихотворение, чем о его авторе», — резюмировал критик Джозеф Пекиньи.
(Pequigney, Joseph. «Sonnets 71-74: Texts and Contexts Shakespeare's Sonnets»: Critical Essays. Ed. James Schiffer. New York: Garland Publishing, 199).

(Примечание от автора эссе: по определению критиков, двустишие может быть истолковано, как отражающее позор (но чей?), налагаемый некоторыми (...кем по конкретнее? А то совсем запутался) на однополую любовь, и желание автора избавить молодого человека от жестокости такого издевательства. Так в чём именно было выражено издевательство и как оно написано риторически и задокументировано исторически!?).

В целом, «...the couplet is superbly organized, both in the management of its rhythms and in its backward verbal reflection to the patterning of the whole poem», «...двустишие великолепно организовано, как в управлении его ритмами, так и в обратном словесном отражении структуры всего стихотворения».
(Ingram, W. G.: «The Shakespearean Quality. New Essays on Shakespeare's Sonnets». Ed. Hilton Landry. New York: AMS Press, 1976. Print. p. 62.)


Ирония сонета 71 в заметках критиков.

По-видимому, в сонетах в целом присутствует пара различных типов иронии: та, которая «openly voiced by the speaker and authorial irony suggested at the expense of the (deceived) speaker», «открыто высказывается повествующим, и авторская ирония, предполагаемо в адрес (обманутого) повествующего».
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge: Harvard University Press, 1997. Print. p. 327).

По-видимому, есть смысл иронии, когда говорящий говорит любимому забыть его. Критик Михаил Шенфельдт предположил, что «...we cannot quite take these lines literally», «...мы не можем воспринимать эти строки буквально», потому что «to tell someone to forget something is to make it harder for them to forget», «сказать кому-то, чтобы он что-то забыл, значит усложнить ему забвение». Что демонстрирует определённую «привлекательность обратной психологии» в виде чувства иронии.
(Schoenfeldt, Michael, ed.: «A Companion to Shakespeare's Sonnets». Malden, MA: Blackwell Publishing, 2007. Print. p. 356).

Кроме всего прочего, «…переход от «мерзкого мира» (строка 4) к «премудрому миру», где строка 13, является окончательным свидетельством иронии Шекспира» в этом конкретном сонете. Кригер продолжил объяснять: «For this world is wise — that is, shrewd, prudential — only as it is vile, only as it exercises those characteristics which ape the destructive perfection, the absolute cooperation with time, of the 'vilest worms», «Ибо этот мир мудр то есть проницателен, благоразумен — но только постольку, поскольку он мерзок», где он проявляет те характеристики, которые подражают разрушительному совершенству, абсолютному сотрудничеству со временем «самих мерзких червей». Он спрашивает: «Насколько целеустремленно тогда должен ли его друг принять это бескорыстное, кажущееся антисентиментальным предписание подчиняться диктату холодной мудрости мира, чтобы оно не высмеяло его?».
(Krieger, Murray. «A Window to Criticism: Shakespeare's Sonnets and the Modern Poetics», New Jersey: Princeton University Press, 1964. Print. pp. 120—121).


 Выводы критиков об авторе сонета 71, как отражение нравственного разложения современного общества.

Рассматривая, резкие выводы критиков, переходящие в своих научных статьях и публикациях с обсуждения творческой составляющей сонетов на автора, как личность стоит обратить взгляд к великим строкам:

«Scorn not the Sonnet; Critic, you have frowned,
Mindless of its just honours; with this key
Shakespeare unlocked his heart» ...

«Не презирай сонет Критик, нахмурившись ты
Не думай только об его почитаниях, с помощью этого ключа
Шекспир открыл нам своё сердце» ...

Уильям Вордсворт (William Wordsworth), «Miscellaneous Sonnets»

В ходе повествования сонета 71, автор стихотворных строк подытожил ключевую идею сонета заключительным детерминировано выверенным выводом о том, что адресат сонета сам по себе являлся «одной из причин возникшей между ними дилеммы выбора по крови и родственной душе или обособившись поместить себя в кокон резко выраженного эгоцентризма — «нарциссизма» юноши. Где юноша в конечном счёте: «will look suspicious in the wise world», «будет выглядеть подозрительным при рассмотрении в мудрейшем мире», как человек с полным отсутствием эмпатии.

Краткая справка.

Нарциссизм — свойство характера, заключающееся в чрезмерной самовлюблённости и самооценке — грандиозности, в большинстве случаев не соответствующей действительности. Термин происходит из греческого мифа о Нарциссе, прекрасном молодом человеке, который предпочёл любоваться на своё отражение в водах ручья и отверг любовь нимфы Эхо. В наказание за что он был обречён влюбиться в собственное отражение и в итоге превратился в цветок, который был назван впоследствии его именем.

Анализируя одни из ключевых строк сонета 71, можно сказать о невозможности оспорить убедительные аргументы поэта в поэтических строках как-бы вызывающе они не звучали:

«Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vildest worms to dwell» (71, 3-4).

«Давший предостережение миру; что Я был спасающимся
От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями» (71, 3-4).
 
Вне всякого сомнения, профетические строки 3-4 сонета 71, повествующие «о спасении» поэта были обращены не только к «оставшимся жить одичалым червям», «vildest worms to dwell». В то же время, эти обличающие строки адресованы потомкам этих «одичалых червей» в лице оголтелых критиков. Которые по истечению нескольких веков после его смерти станут обвинять поэта во всех смертных грехах. Именно, за искренность сонета 71, представляющую собой часть частной переписки, которая без согласия автора была выставлена на всеобщее обозрение и глумления публики. Поэтических строк, которые были цинично использованы для произвольных интерпретаций, интерполируя нравы и привычки 21-го века, на 16-й век, таким незамысловатым приёмом измеряя личную жизнь поэта, истинно верующего человека, жившего в средневековой Англии и создавшего гениальные образцы драматургии. 

«Напрашивается закономерный вопрос: «Смог ли, Шекспир своим умом гения понять мотивации беспощадной критики 21-го века, инициаторы которой в порыве необузданной фантазии по прошествию нескольких веков вменили поэту, глубоко верующему христианину венерические заболевания, и гомосексуальную связь с юношей в своих научных диссертациях»?
По всем признаками, сонет 71 наравне с сонетами 72, 73 и 74 является «предваряющими», фактически служащими для перехода к теме поэта-соперника.
Но очевидным является тот факт, что сонет 117 является ключевым связующим звеном с группой сонетов «Поэт Соперник»: сонеты 77-86, по широко используемой юридической терминологии» 2023 © Свами Ранинанда.


Семантический анализ сонета 71.

Сонет 71 по-своему уникальный, так как автор в его содержании, используя сослагательное наклонение умозрительно изложил свою физическую смерть, где он позиционировал время, как «персонифицированный» объект. Таким образом, автор сонета выделил свою позиционную точку в пространстве, утвердившей его в позицию «вне времени». Говоря простым языком, повествующий в основу сонета 71 заложил «краеугольный камень», охарактеризовавший применённый риторический приём, берущий начало с эпической поэзии Гомера в Древней Греции и философии стоиков.

— Но можно ли, в таком случае содержание сонета 71 назвать «суицидальным диалогом» барда с адресатом?

— Конечно же, ни коим образом, нет!

Как могло стать возможным то, что знаток творчества поэта, имея учёную степень по средневековой литературе, а за плечами не один год преподавательской работы, так мог облапошиться утверждая в своих научных публикациях об «суицидальном диалоге» барда с адресатом в сонете 71?
У меня, как психоаналитика сложилось впечатление, что критики обвиняя поэта в чём угодно, последовательно раскрывали свои личные психологические проблемы, преследующие их по жизни, находя в этом процессе самоудовлетворение.

Но возвратимся к обсуждению сонета 71, в попытках раскрыть подстрочник и понять чувства и мысли поэта во время его написания. Хочу отметить, что для перевода и семантического анализа сонета 71 мной был установлен приоритет в тактике исследования, следовать знаков препинания, используемых в оригинальном текста на английском Quarto 1609 года изданного Томасом Торпом. Характерной и важной особенностью сонета 71, является тот факт, что автор при его написании обращался к «молодому человеку» в почтительной манере — на «вы».
Впрочем, подобная манера обращения к адресату сонета служит доказательством о серьёзных намерениях без какого-либо намёка на иронию, вопреки единогласным утверждениям критиков.
 
 «Noe Longer mourn for me when I am dead
Than you shall hear the surly sullen bell
Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vildest worms to dwell» (71, 1-4).

«Нет, более дальше не скорбите по мне, когда умру Я,
Как только вы услышите зловещий угрюмый колокол (сами),
Давший предостережение миру; что Я был спасающимся
От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями» (71, 1-4).

Поэт не случайно затронул тему своей смерти в содержании сонета 71. Вполне вероятно, что во время написания сонета в Лондоне началась эпидемия чумы, когда люди стали умирать скоропостижно, буквально на глазах. Но не учитывая время и хронологические события, происходящие в то время в Лондоне, некоторые критики остановились на версии, где они утверждали, что сонет 71 является причудой стареющего поэта гея, для привлечения на себя внимания молодого любовника.
В данном случае моя точка зрения диаметрально отличается от утверждений критиков. Очевиден тот факт, что критики, выражая свою точку зрения были неискренними. Как правило, когда нечего сказать об художественной ценности сонета и творческих приёмах, тогда для оправдания своей неспособности предложить что-либо новое и интересное в своих исследованиях, то переходят на обсуждение личности поэта.

Рассматривая первое четверостишие, строки 1-4 необходимо отметить, что манера изложения в сослагательном наклонении при описании своей смерти не нова, её можно встретить в образцах античной литературы древней Греции. 
А само желание поэта описать свою будущую смерть не являлось чем-то необычным, в то время, когда жил и творил гений драматургии. Эпидемии, войны, покушения, дуэли и болезни убивали людей в больших количествах и на каждом шагу.

Симптоматично, но следующие сонеты 72, 73 и 74 отчасти продолжают тему сонета 71, и также были написаны «в духе полнейшего уныния», как отметил один из критиков. Что могло объяснятся только одной причиной, смертью кого-то из очень близких людей, по всей вероятности — ребёнка. Но, что может быть дороже для родителя, чем жизнь безумно любимого им ребёнка, особенно в младенческом возрасте, когда он нежданно-негаданно умирает? Там, где глубокое человеческое горе, ирония неуместна и может оскорбить чувства скорбящего. Но давайте разберёмся что такое ирония, как литературный приём?

Краткая справка.

Ирония (от др.-греч. «притворство») — сатирический приём, в котором истинный смысл скрыт или противоречит (противопоставляется) явному смыслу; вид тропа: выражающее насмешку лукавое иносказание, когда в контексте речи слова употребляются в смысле, противоположном их буквальному значению. Которое обозначается при помощи иронии, где некий объект или субъект высмеиваются, ставятся под сомнение, сатирически разоблачаются и отрицается его значимость под маской похвалы и напускного одобрения.

* НАПУСКНОЙ, напускная, напускное.
1. Деланный, несоответствующий натуре, притворный. Напускная важность. Напускная весёлость.
2. прил. к напуск. во 2 знач. (спец.).
Синонимы: деланный, искусственный, лицемерный, ложный, мнимый, наигранный, нарочитый, насильственный, неестественный, неискренний, ненатуральный, поддельный, показной, принуждённый, притворный. 

Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935—1940.

Для удобства детального анализа, давайте рассмотрим строки 1-4 первого четверостишия вместе, так как они входят в одно многосложное предложение. В строках 1-2, повествующий сделал ряд рекомендаций юноше в случае своей смерти: «Нет, более дальше не скорбите по мне, когда умру Я, как только вы услышите зловещий угрюмый колокол (сами)».
Несколько ранее, мной уже был затронут литературный образ «предвещающего колокола», его можно встретить в произведениях Шекспира, например в пьесе «Генрих IV», так как любил применять этот образ в пьесах: «as a sullen bell, remember'd tolling a departing friend», «словно угрюмый колокол звоном, напомнивший уже усопшего друга».

Переводы произведений Шекспира обязывают ко многому переводчика, например, обращать особое внимание к деталям и поворотам логики действующих лиц.
Поэтому конечная цезура второй строки мной была заполнена местоимением в скобках «сами», так как бард на протяжении всего сонета обращался к «молодому человеку» на «вы», также местоимение решило проблему с рифмой строки.

Для сравнительного анализа любезно предлагаю для ознакомления фрагмент перевода из пьесы Шекспира «Генрих IV», часть 2, акт 1, сцена 2, где применён похожий литературный образ:

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Henry IV», Part II, Act I, Scene I, line 139—162

ACT I. SCENE I
Warkworth. Before NORTHUMBERLAND's Castle

MORTON

Douglas is living, and your brother, yet;
But, for my lord your son —

NORTHUMBERLAND

Why, he is dead.
See what a ready tongue suspicion hath!
He that but fears the thing he would not know
Hath by instinct knowledge from others eyes
That what he fear'd is chanced. Yet speak, Morton;
Tell thou an earl his divination lies,
And I will take it as a sweet disgrace
And make thee rich for doing me such wrong.

MORTON

You are too great to be by me gainsaid:
Your spirit is too true, your fears too certain.

NORTHUMBERLAND

Yet, for all this, say not that Percy's dead.
I see a strange confession in thine eye:
Thou shakest thy head and hold'st it fear or sin
To speak a truth. If he be slain, say so;
The tongue offends not that reports his death:
And he doth sin that doth belie the dead,
Not he which says the dead is not alive.
Yet the first bringer of unwelcome news
Hath but a losing office, and his tongue
Sounds ever after as a sullen bell,
Remember'd tolling a departing friend.

LORD BARDOLPH

I cannot think, my lord, your son is dead.

   William Shakespeare «Henry IV», Part II, Act I, Scene I, line 139—162.

АКТ 1. СЦЕНА 1
Уоркворт. Перед замком НОРТУМБЕРЛЕНДА

МОРТОН

Дуглас жив, и всё ещё ваш брат;
Но для моего господина, вашего сына —

НОРТУМБЕРЛЕНД

Да ведь он мёртв.
Посмотрите, что готов развязаться у него язык!
Он тот, кто боится того, чего не захотел бы знать
Обладая инстинктивным знанием, полученным от чужого взора
То, чего он боялся, произошло случайно. И всё же говори, Мортон;
Скажи ты графу, что его предсказание ложь,
И Я готов принять это, как сладчайшее бесчестье
И сделаю тебя богатым за то, что ради меня ты сделал так неправильно.

МОРТОН

Вы слишком велик, чтобы быть со мной рядом, — получив скажу:
Ваш дух слишком правдивый, ваши опасенья, также несомненны.

НОРТУМБЕРЛЕНД

И все же, несмотря на все это, не говорите, что Перси мёртв.
Я вижу теперь странным признанием в твоих глазах:
Как ты качаешь твоей головой и удерживаешь это опасением или грехом
Говори правду. А если он будет убит, об этом расскажи;
Язык не оскорбляется только тем, что о его смерти доложил:
И погрешил тот, кто отвергал мёртвых,
Не тот, кто говорит, что мертвый, уже не жив.
И всё же первый вестник неприятных новостей
Имеет лишь убыточную службу, и его язык
С тех пор звучит, словно угрюмый колокол звоном
Напомнивший уже усопшего друга.

ЛОРД БАРДОЛЬФ

Я не могу даже подумать, милорд, что ваш сын уже мёртв.

    Уильям Шекспир «Генрих IV», часть 2, акт 1, сцена 1, 139—162.
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 18.03.2023).

Но возвратимся к семантическому анализу сонета 71, продолжая исследование и находя много интересных находок.

«Give warning to the world that I am fled
From this vile world, with vildest worms to dwell» (71, 3-4).

«Давший предостережение миру; что Я был спасающимся
От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями» (71, 3-4).

Строки 2-4, поэтом были написаны под большим впечатлением, как сторонника морально этического учения Аристотеля. Повествующий заверил юношу, что ему тяжело жить в «этом подлом мире», где общество завистливое и озлобленное: «Давший предостережение миру; что Я был спасающимся от этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями». На первый взгляд неискушённого может показаться, что в строках 3-4 присутствует преувеличение в виде литературного приёма «гипербола» или это проявление напускной иронии, но это, не так.

При прочтении подстрочника строки 4 поэт путём переименования описал неких невыносимых людей, которые превратили его жизнь невыносимой кошмар. Характеризуя литературные образы, «оставшихся жить одичавших червей», которые останутся в «этом подлом мире» можно отметить, что это не является литературным приёмом «метафора», а иносказание или литературный приём «метонимия».
В данном случае, иносказание путём переименования, повествующим бардом «оставшихся жить» людей, назвавшего их «одичавшими червями» несёт осмысленно символичное назначение, и указывает на применённый бардом литературный приём — «метонимия».

Краткая справка.
 
Метонимия (др.-греч. metomia «переименование», от meta — «над» + otoma / otvma «имя») — вид тропа, словосочетание, в котором одно слово заменяется другим, обозначающим предмет (явление), находящийся в той или иной (пространственной, временной и т. п.) связи с предметом, который обозначается заменяемым словом. Замещающее слово, при этом употребляется в переносном значении.

Впрочем, похожие литературные образы «смешивания с забытым прахом», то есть землёй и «отдавание останков червям» читатель может встретить пьесе Шекспира «Генрих IV», часть 2, акт 4, сцена 5: «только смешай меня с позабытым прахом; того, кто подарил тебе жизнь отдай червям», «only compound me with forgotten dust; give that which gave thee life unto the worms». Что определённо, указывает на приблизительное время написания сонета 71.

В связи с этим любезно предлагаю фрагмент перевода пьесы Уильяма Шекспира «Генрих IV», часть 2, акт 4, сцена 5, для ознакомительных целей и последующего сравнения с похожими литературными образами сонета:

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Henry IV», Part II, Act IV, Scene V, line 2983—3033

ACT IV.  SCENE V. Another chamber.
KING HENRY IV lying on a bed: CLARENCE, GLOUCESTER, WARWICK, and others in attendance

KING HENRY IV

But wherefore did he take away the crown?

Re-enter PRINCE HENRY

Lo where he comes. Come hither to me, Harry.
Depart the chamber, leave us here alone.

Exeunt WARWICK and the rest

PRINCE HENRY

I never thought to hear you speak again.

KING HENRY IV

Thy wish was father, Harry, to that thought.
I stay too long by thee, I weary thee.
Dost thou so hunger for mine empty chair
That thou wilt needs invest thee with my honours
Before thy hour be ripe? O foolish youth!
Thou seek'st the greatness that will overwhelm thee.
Stay but a little, for my cloud of dignity
Is held from falling with so weak a wind
That it will quickly drop; my day is dim.
Thou hast stol'n that which, after some few hours,
Were thine without offense; and at my death
Thou hast seal'd up my expectation.
Thy life did manifest thou lov'dst me not,
And thou wilt have me die assur'd of it.
Thou hid'st a thousand daggers in thy thoughts,
Which thou hast whetted on thy stony heart,
To stab at half an hour of my life.
What, canst thou not forbear me half an hour?
Then get thee gone, and dig my grave thyself;
And bid the merry bells ring to thine ear
That thou art crowned, not that I am dead.
Let all the tears that should bedew my hearse
Be drops of balm to sanctify thy head;
Only compound me with forgotten dust;
Give that which gave thee life unto the worms.
Pluck down my officers, break my decrees;
For now a time is come to mock at form —
Harry the Fifth is crown'd. Up, vanity:
Down, royal state. All you sage counsellors, hence.
And to the English court assemble now,
From every region, apes of idleness.
Now, neighbour confines, purge you of your scum.
Have you a ruffian that will swear, drink, dance,
Revel the night, rob, murder, and commit
The oldest sins the newest kind of ways?
Be happy, he will trouble you no more.
England shall double gild his treble guilt;
England shall give him office, honour, might;
For the fifth Harry from curb'd license plucks
The muzzle of restraint, and the wild dog
Shall flesh his tooth on every innocent.
O my poor kingdom, sick with civil blows!
When that my care could not withhold thy riots,
What wilt thou do when riot is thy care?
O, thou wilt be a wilderness again.
Peopled with wolves, thy old inhabitants!

   William Shakespeare «Henry IV», Part II, Act IV, Scene V, line 2983—3033.

АКТ IV. СЦЕНА V. Еще одна комната.
КОРОЛЬ ГЕНРИХ IV лежит на кровати: КЛАРЕНС, ГЛОСТЕР, УОРИК и другие присутствующие

КОРОЛЬ ГЕНРИХ IV

Но зачем он забрал корону?

Снова входит ПРИНЦ ГЕНРИХ

Смотрите, откуда он придёт. Идите сюда, ко мне, Гарри.
Покиньте зал, оставьте нас здесь одних.

Уходят, УОРИК и остальные

ПРИНЦ ГЕНРИХ

Я никогда не помышлял услышать вашу речь снова.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ IV

Твоё желание было отец, — Гарри так подумает:
Я слишком долго остаюсь рядом с тобой, я утомляю тебя.
Неужели ты так жаждешь моего пустого стула,
Чтоб тебе поникнуть нужно облечь тебя моими почитаниями
Прежде, чем пробьёт твой час? О глупый юноша!
Ты ищешь величия, которое сокрушит тебя.
Оставайтесь, но недолго для омрачения моего достоинства,
Удерживаясь от падения при столь слабом ветре,
Чтоб этим был быстрее сброшен; мой день тускнеющий.
Ты похитил то, что через несколько часов
Было бы вашим без преступлений; и за моей смертью.
Ты оправдал мои ожидания:
На самом деле, твоя жизнь проявила, что ты не любил меня
И твоя слабость меня умертвить, оставшись уверенным в этом.
Ты прятал тысячи кинжалов в твоих мыслях,
Которые ты заточил на твоём каменном сердце,
Чтобы за полчаса меня лишить жизни.
Что ты сможешь мне сделать, не воздержавшись полчаса?
Тогда отправься и выкопай мою могилу сам.
И позвольте весёлым колокольчикам зазвенеть в ваших ушах
Что ты искусно короновался, не то, что я мёртв.
Пусть все слезы, которым должно будет оросить мой катафалк
Станут каплями бальзама, чтоб освятить твою голову,
Только смешай меня с позабытым прахом;
Того, кто подарил тебе жизнь отдай червям.
Выщипывай прочь моих офицеров, нарушая мои указы;
Пока пришло время над созданным потешаться —
Гарри Пятый коронован. Наверху, тщеславие:
Внизу, королевский статус. Все вы, мудрецы советники, с этих пор.
И к английскому двору теперь соберутся,
Из каждого района обезьянничающее безделье.
Отныне, соседи ограничиваются, очисткой вас от вашей пены:
Вы головорез, который будет ругаться, пить, танцевать,
Ночная пирушка, ограбление, убийство и фиксация
Древнейших грехов — как новейших разновидностей методов?
Будь счастлив, он больше не будет беспокоить вас более;
Англия позолотит дважды твою тройную виновность,
Англия подарит тому должность в награду, силу;
От пятого Гарри для разнузданного лицензионного мужества
Намордник ограничений, и дикое преследование
Пробуждая инстинкты кровожадности его зубов на каждом невиновном.
О, моё бедное королевство, захворавшее от гражданских взрывов!
Когда этим моим попечением не смог удержать твои беспорядки,
Что ты будешь делать дальше, когда беспорядки твоей заботой станут?
О, твоя слабость снова станет дикой местностью.
Людей с волками, твоих предыдущих обитателей!

    Уильям Шекспир «Генрих IV», часть 2, акт 4, сцена 5, 2983—3033.
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 19.03.2023).
 
Где Шекспир в обличающем диалоге Генриха IV мастерски раскрыл политические последствия его свержения с престола сыном Генрихом V, где необычайно ярко и выразительно описал бездумное и разнузданное «alter ego», «второе Я» следующего правителя Англии Генриха V.

Но возвратимся к семантическому анализу сонета 71, к строкам, написанным, буквально «с колена» во время коротких передышек между написанием гениальных пьес.

Рассматривая подстрочник строк 3-4: «...that I am fled from this vile world, with vildest worms to dwell», «…что Я был спасающимся от этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями», в котором автор выделил строки 3-4, сделав их ключевыми при помощи литературных приёмов «метонимия» и «ассонанс». Но критики и переводчики на русский по непонятным причинам не обратили внимание на эту характерную особенность, позабыв о том, что Шекспир в своих произведениях показал себя мастером иносказаний и притчи.

Основа идеи в риторической модели содержания строк 3-4 сонета 71, указывает на то, что автором был применён литературный приём «аллюзия», с ссылкой на Евангелие с ветхозаветной историей, повествующей о «великом развращении людей перед Богом, который объявил об их истреблении» в Книге Бытия, глава 6.9 (Быт. 6.9).

Строки 3-4 откровенно отражали реальное положение дел повествующего, они являются криком отчаяния поэта, который во время написания этих строк, предпочёл увидеть в своей скоропостижной смерти спасение: «От этого подлого мира с оставшись жить одичавшими червями», «From this vile world, with vildest worms to dwell».   
Примечательно, что назначение строки 4 изначально было предопределено авторским замыслом для выделения среди остальных строк с помощью литературного приёма «ассонанс» написанием слов с повторяющимся корневой основой «vile» и «vildest».

Краткая справка.

Ассонанс (фр. assonance, от лат. assono — звучу в лад) — приём звуковой организации текста, особенно стихотворного: повторение гласных звуков — в отличие от аллитерации (повтора согласных).

 Впрочем, слово, «vildest» не английское слово, оно иностранное. Стоит отметить, что Шекспир в своих пьесах и сонетах неоднократно использовал иностранные слова, что подтверждает тот неоспоримый факт, что он много путешествовал. Но мог ли, сын ремесленника перчаточника, работая ростовщиком и продавцом солода позволить себе такую непростительную роскошь?!

Во втором четверостишии, повествующий бард переходит к другой риторической модели отличающейся от предыдущей, где напрямую обратился к юноше, но в повествовании сонета сохраняя сослагательное наклонение с применённым подчинительным союзом «если», «if».

«Nay, if you read this line remember not,
The hand that writ it; for I love you so,
That I in your sweet thoughts would be forgot,
If thinking on me then should make you woe» (71, 5-8). 
 
«Нет, если вы уже читаете эту строку, не вспоминайте (прочтя)
Руку, что написала это; поскольку так любил Я вас,
Чтоб в ваших сладких мыслях Я был бы позабыт (спустя),
Коли подумаете обо мне, тогда вы не будете горевать (тотчас)» (71, 5-8). 

В строках 5-6, повествующий бард риторически заложил «противоречие», именно она и является межстрочной «антитезой»: «Нет, если вы уже читаете эту строку, не вспоминайте (прочтя) руку, что написала это; поскольку так любил Я вас».
В строках 7-8, повествующий предложил юноше позабыть его, чтобы он позже не горевал по нему: «Чтоб в ваших сладких мыслях Я был бы позабыт (спустя), коли подумаете обо мне, тогда вы не будете горевать (тотчас)».

По-видимому, в строке 8 в предусмотренном сослагательное наклонение, повествующий имел ввиду, что если юноша не позабудет поэта в своих мыслях, то позже будет горевать, сразу как вспомнит. Подобная аргументация могла подтолкнуть юношу на обратные действия. Впрочем, можно отметить, что мысль составлена логически правильно, но в практическом применении была бы маловероятной, ибо мысли и воспоминания могут всплыть в голове из памяти независимо от нашего желания.

Строки 9-11 входящие в одно предложение продолжают сюжетную линию сонета, поэтому желательно их рассматривать вместе, хотя в конце строки 11, она заканчивается со знаком препинания — «точка с запятой».

«O, if (I say) you look upon this verse,
When I (perhaps) compounded am with clay,
Do not so much as my poor name rehearse» (71, 9-11).

«О, если (Я скажу) взгляните вы на этот стих (порой), 
Когда Я (возможно), уже смешался с глиной,
Не репетируйте, как моё несчастное имя так уж много» (71, 9-11).

В строке 9, есть авторская ремарка в скобках «I say», «Я скажу», поэтому в переводе она выделена и не входит в смысловой контекст строки, но наоборот ремарка в скобках строки 10, вполне вписывается по смыслу в строку.
В строках 9-11, повествующий при помощи указывающей авторской ремарки дополнил: «О, если (Я скажу) взгляните вы на этот стих (порой), когда Я (возможно), уже смешался с глиной, не репетируйте, как моё несчастное имя так уж много». Подстрочника в строках 9-11, как такового нет, поэтому смысл написанного посыла поэта к юноше вполне понятен.

Строка 12 сонета 71, является оборотом речи, представляющим собой некий контраргумент в общей риторической модели, который должен вызвать ответную реакцию адресата. Строка 4 должна была быть выделенной автором в одно предложение, согласно замыслу автора, подготовить читателя к восприятию смысловой нагрузки следующих строк 13-14, таким образом, придавая заключительному двустишию ключевую роль в общем сюжете.

«But let your love even with my life decay» (71, 12).

«Но зато ваша любовь, пусть даже с моей жизнью распадётся» (71, 12).
 
В заключительном двустишии, повествующий бард подводит черту всему вышенаписанному, но при внимательном прочтении следует отметить безупречную логику, риторической модели профетических строк 13-14.

Дело в том, что поэта прежде всего связывала кровная связь с адресатом, бард являлся биологическим отцом «молодого человека», что тщательно скрывалось, а оглашение этой информации могло обернуться для поэта смертной казнью. Помимо этого поэта и юношу связывала многолетняя дружба, возникшая во время проживания их под одной крышей в особняке опекуна сэра Уильяма Сесила. Исторически документировано совместное творческое сотрудничество поэта и юноши в создании двух гениально написанных пьес, постановка которых при дворе Елизаветы имела ошеломляющий успех.

«Lest the wise world should look into your moan,
And mock you with me after I am gone» (71, 13-14).

«Иначе мудрейший мир посмотрит на ваш стон (строго),
И поиздевается над вами после, как мне уйти (придётся)» (71, 13-14).

В строках 13-14, повествующий в «логически безупречно построенной» риторической фигуре сделал заключительный вывод: «Иначе мудрейший мир посмотрит на ваш стон (строго), и поиздевается над вами после, как мне уйти (придётся)». Сам по себе английский оборот речи «after I am gone», «после того, как Я уйду» или покину вас. Некоторые критики, ухватившись за эту фразу, и стали уверять, что, если поэт написал, что «уйду», значит этим словом он предусмотрел возможность вернуться, таким образом пытаясь подтвердить версию мотивации похотливого и «стареющего поэта» гея при написании сонета 71, чтобы привлечь внимание юного любовника путём наигранности и притворства.

Вся проблема заключалась в недопонимании критиками стилистической манеры написания бардом сонетов, буквально «с колена» на ходу. Для стилевой манеры написания сонетов было характерным явлением не дописывать строку, таким образом оставляя пробел по завершении строки — «конечную цезуру». Именно, наличие «конечной цезуры» строки в сонетах Шекспира, предоставило мне прекрасную возможность при переводе на русский, путём заполнения конечной цезуры шекспировской «свободной строки» пятистопного ямба устанавливать крайне необходимую рифму строки. Не будь «свободной строки», подобный приём был бы абсолютно невозможным.

Подводя черту под семантическим анализом сонета 71, хочу отметить, что строки 4 и 13, являются ключевыми и формирующими основную сюжетную линию сонета, это — во-первых.
Во-вторых, наличие в сонете похожих образов из пьесы Шекспира «Генрих IV» указывают на приблизительное время написания сонета 71, он был написан во время создания пьесы «Генрих IV» Часть 2.

Ниже, будет предложена читателю формулировку в качестве резюме, которая охарактеризует основное авторское «ноу-хау» Уильяма Шекспира, заложенное в основу сюжета при написании сонета 71.

* Формулировка — ж. 1. процесс действия по несов. гл. формулировать от чего. Результат такого действия; краткое и точное словесное выражение мысли. 2. Сформулированное положение, идея, образ. 3. Сформулированные выводы. Современный толковый словарь русского языка Ефремовой.

«Позиционирование времени в качестве «персонифицированного» объекта в размышлениях поэта об своей будущей смерти в сонете 71, дало ему возможность при помощи воображения вырваться из границ властвования времени, как категории, таким образом автор утвердил себя в позиционной точке «вне времени», что представляло собой скрытую для глаз непосвящённых — шекспировскую идею» 2023 © Свами Ранинанда.


(Примечание: для ознакомления читателем предлагаю критические дискуссии и заметки, относящиеся к сонету 71, которые могут вызвать интерес для более углублённого изучения некоторыми исследователями. Текст оригинала по этическим соображениям при переводе максимально сохранен, и автор эссе не несёт ответственности за грамматику, стилистику и пунктуацию ниже предоставленного ознакомительного архивного материала).


Критические дискуссии и заметки к сонету 71.

Критик Бичинг (Beeching): «Точно так же, как в пьесах, мы видим, что идеальный баланс между лирическими и интеллектуальными импульсами начинает нарушаться в (пьесе) «Гамлет», в то время как в таких пьесах, как Cor. and T. & C. интеллектуальный импульс восторжествовал, поэтому среди сонетов мы, кажется, можем выделить некоторые, такие как группа 71-74, которые соответствуют периоду Гамлета, и другие, такие как 123-124, которые предполагают сходство с T. & C». (Intro., p. LII).

По поводу строки 2 критик Малоун (Malone) предложил ссылку: Cf.! Part II, H. IV,  I,  I, 102: «...as a sullen bell, remember'd tolling a departing friend» «...как угрюмый колокол, звеня напомнил усопшего друга».

В строке 4 по поводу слова «vildest», «одичалый»: «Это «форма изощрённой мерзости», очень часто встречающаяся в оригинальных шекспировских текстах, (Cent. Diet.) «is very common in the original Shakespearean texts» —  Ed.).

По поводу строки 10 критик Малоун (Malone) предложил ссылку: Cf.! Part II H. IV, V, 116: «only compound me with forgotten dust;give that which gave thee life unto the worms», «только смешай меня с позабытым прахом; того, кто подарил тебе жизнь отдай червям». (См. Примечание в конце S. 32 для перевода этого сонета в оригинале. Единственное различное прочтение — согласно расшифровке, критика Сидни Ли — это «Я», вместо «Ты» в строке 8).
(«Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary». Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).


Ирония в драме «Гамлет», как приём разрушающий баланс между лирическими и интеллектуальными импульсами.

Мысленно возвращаясь к содержанию сонета 71, где по единодушному утверждению критиков нашла место ирония в умозрительной модели описания своей будущей смерти. В ответ на эти абсурдные утверждения мной были предоставлены весомые аргументации, доказывающие об отсутствующих иронических тональностях при написании поэтом сонета 71.

В сущности, создание автором противоречивого дисбаланса между лирическими и интеллектуальными импульсами в пьесе «Гамлет» использовался им для создания контраста литературного приёма «антитеза»; и тогда мне пришла в голову мысль предоставить читателю фрагменты переводов трагедии Шекспира «Гамлет», где ирония как литературный приём послужила автору в качестве инструмента для осмысленного разрушения баланса между лирическими и интеллектуальными импульсами.
Поэтому любезно предлагаю читателю фрагменты пьесы «Гамлет» акт 3 сцена 1 для наглядного сопоставления в качестве образцов присущей только Шекспиру утончённой, почти неуловимой иронии:

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Hamlet», Act III, Scene I, line 164—175

АКТ III, СЦЕНА I. Комната в замке.
Входят КОРОЛЬ КЛАВДИЙ, КОРОЛЕВА ГЕРТРУДА, ПОЛОНИЙ, ОФЕЛИЯ, РОЗЕНКРАНЦ и ГУЛЬДЕНСТЕРН

OPHELIA

O, what a noble mind is here o'erthrown!
The courtier's, soldier's, scholar's, eye, tongue, sword;
The expectancy and rose of the fair state,
The glass of fashion and the mould of form,
The observed of all observers, quite, quite down!
And I, of ladies most deject and wretched,
That suck'd the honey of his music vows,
Now see that noble and most sovereign reason,
Like sweet bells jangled, out of tune and harsh;
That unmatch'd form and feature of blown youth
Blasted with ecstasy: O, woe is me,
To have seen what I have seen, see what I see!

Re-enter KING CLAUDIUS and POLONIUS

   William Shakespeare «Hamlet», Act III, Scene I, line 164—175.

ACT III, SCENE I. A room in the castle.
Enter KING CLAUDIUS, QUEEN GERTRUDE, POLONIUS, OPHELIA, ROSENCRANTZ, and GUILDENSTERN

ОФЕЛИЯ

О, какой благородный ум здесь покинутый!
Придворного, солдата, ученого глаза, язык, меч;
Предвкушение и роза добросовестного положенья,
Зеркало модника и сформированная форма,
Наблюдаемая для всех наблюдателей, совсем, совсем подавленный!
И Я, из леди более удручённая и несчастная,
Что высасывает сладость меда из его музыкальных посулов,
Сейчас увидите, что благородный и самый суверенный разум,
Словно сладчайшие колокольчики, ненастроенные и резкие;
Что с несоответствующей формой и особенностью взорванной юности,
Разрушенной с помощью экстаза: О, горе мне,
Имеющей зрение, что Я посмела узреть, увидев то, чего Я увижу!

Снова входят король КЛАВДИЙ и ПОЛОНИЙ

    Уильям Шекспир «Гамлет», акт 3, сцена 1, 164—175.
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 15.03.2023).

Впрочем, в ироническом образе шутовских «предвещающих колокольчиков» суверенного разума Гамлета: «Like sweet bells jangled, out of tune and harsh», «Словно сладчайшие колокольчики, ненастроенные и резкие» Офелия подчеркнула противоречие, почти переросшее в оксюморон. В постановке пьесы, по-видимому, в этот момент необходим элегантно женственный специфический жест Офелии, сопровождавшийся звоном бубенцов шута!

Образы «предвещающих колоколов», как правило использовались Шекспиром в исторических пьесах для обозначения события. Что вполне могло быть известием о смерти кого-то из близких в образе, звучащего зловеще поминального звона — «knell». Но, кроме этого, звучащий перезвон колоколов мог быть предвестником радостного события: коронования, победы в военной кампании или свадьбы, или же в мизансценах при дворе звучащих бубенцов, оповещающих о приближении шута, который будет развлекать придворную знать. Пьесы Шекспира наполнены жизнью: дыханием, чувствами, запахами, звуками, жестами главных героев; органически вплетёнными в ткань самого действа по ходу сюжетной линии через визуальный ряд маркеров, формирующих ритм диалогов и пауз, дающих зрителю время для осмысления произошедшего и фиксации мотиваций следующих поступков главных действующих лиц.

* knell — похоронный звон, предвещать, звучать зловеще.

** ПРЕДВЕЩАТЬ, предвещаю, предвещаешь, несовер., что (книжн.).
1. Пророчить, предрекать (устар.). Он предвещает мне благоприятный исход дела.
2. Служить предзнаменованием чего-нибудь. Тучи, обложившие округой небо, предвещали ненастье. Чреда признаков предвещала ошеломляющий успех.
Синонимы: обещать, обозначать, предсказывать; предрекать, прогнозировать, прорицать, вещать, сулить; пророчить, предвозвещать, предзнаменовать, провозвещать, нагадывать, предвосхищать, провидеть, быть предвестием чего-либо

Толковый словарь Ушакова. Д. Н. Ушаков 1935—1940.

Но, упоминание поминок в приведённом ниже фрагменте пьесы «Гамлет» со звоном шутовских бубенцов при каждом движении двух шутов с лопатами в промежутке между сценическими репликами главных героев, это безусловно, высший пилотаж шекспировской иронии, сопровождающийся вызывающе нелепыми жестами и репликами Лаэрта.

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Hamlet» Act V, Scene I, line 230—243

ACT, V SCENE I. A churchyard.
Enter two Clowns, with spades, & c

Retiring with HORATIO

LAERTES

What ceremony else?

HAMLET

That is Laertes,
A very noble youth: mark.

LAERTES

What ceremony else?

First Priest

Her obsequies have been as far enlarged
As we have warrantise: her death was doubtful;
And, but that great command o'ersways the order,
She should in ground unsanctified have lodged
Till the last trumpet: for charitable prayers,
Shards, flints and pebbles should be thrown on her;
Yet here she is allow'd her virgin crants,
Her maiden strewments and the bringing home
Of bell and burial.

LAERTES

Must there no more be done?

   William Shakespeare «Hamlet» Act V, Scene I, line 230—243.

АКТ V, СЦЕНА I. Церковный двор.
Входят два шута с лопатами и т. д.

Уединяется с ГОРАЦИО

ЛАЭРТ

Какая ещё церемония?

ГАМЛЕТ

Этот Лаэрт,
Очень благородный юноша: отмечу.

ЛАЭРТ

Какая ещё церемония?

Первый священник

Её похороны были, так намного расширены
Чем те, что мы гарантировали: сомнительной была её смерть;
И, коль это великое веление всегда оставшись предписаньем,
Она была должна в неосвященной земле поселиться
До последней трубы: для благотворных молитв
Осколки, кремень и гальку бросать следует на неё;
Ещё здесь ей были дозволены её целомудренные объятья,
Её девичьих порывов и домой принесенье
С колоколами и погребеньем.

ЛАЭРТ

Неужели, ничего большего нельзя было сделать?

    Уильям Шекспир «Гамлет» акт 5, сцена 1, 230—243.
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 17.03.2023).

Писатель, литературный критик и историк, исследуя творчество Уильяма Шекспира предположил, что секрет возникновения замыслов шекспировских пьес заключался в аутентичности автора, как личности: «The plays are inexhaustible not because Shakespeare was the greatest of human intellects, but rather because he was an Englishman». «Пьесы неисчерпаемы не потому, что Шекспир был величайшим из человеческих интеллектов, а скорее всего потому, что он был англичанином». 
(Hudson, Henry Norman. «The Works of Shakespeare». Ed. Hudson, 12 vols., Boston: Estes and Lauriat (1871), I, XIV, First published in 1851).

У меня сложилось впечатление, что «покаянный» тон, как на исповеди у священника в сюжете сонета 117, указывал на то, что сонет был размещён перед вёрсткой в тираж не в том месте, где он должен был располагаться, согласно замыслу автора, это, — во-первых.
Во-вторых, прослеживается детерминированная связь «темы смерти» сонета 71 с темой «покаяния» поэта сонета 117. Что может указывать на приблизительное место расположения сонета 117 в последовательности авторских рукописей черновиков, где-то перед сонетом 71.
В-третьих, сонеты 71 и 117 объединяет обращения поэта к юноше в подчёркнуто почтительном тоне на «вы», что выделяет их среди других, серьёзно риторический характер обращения к адресату сонета.

 ________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________


Accuse me thus, that I have scanted all
Wherein I should your great deserts repay.
Forgot upon your dearest love to call,
Whereto all bonds do tie me day by day;
That I have frequent been with unknown minds,
And given to time your own dear-purchas'd right;
That I have hoisted sail to all the winds
Which should transport me farthest from your sight.
Book both my wilfulness and errors down,
And on just proof surmise accumulate,
Bring me within the level of your frown,
But shoot not at me in your waken'd hate;
Since my appeal says I did strive to prove
The constancy and virtue of your love.


— William Shakespeare Sonnet 117
_____________________________

2023 © Литературный перевод Свами Ранинанда, Уильям Шекспир Сонет 117

*                *                *

Обвиняйте меня поэтому, что поскупился Я всё (простить),
В чём был Я должен величайшие ваши заслуги возместить.
Забывший отозваться на самую дорогую вашу любовь (зря),
Откуда завязывали все узы день за днём — меня;
Что так часто Я пребывал с неизвестными для меня умами,
И отдавал из времени, дорого приобретённого права своего вами;
Чтоб мог поднять Я паруса навстречу всем ветрам,
Которые от вашего взгляда всё дальше стали переносить меня.
Пометьте оба, своеволие мое и прочие просчёты ниже (там),
И лишним доказательством на скопленные предположенья;
Доставьте меня до уровня вашего нахмуренного взора (вспять),
Но не стреляйте из-за пробуждённой вашей ненависти им;
Так как моя апелляция подтверждает, что Я стремился доказать
Об добродетельном постоянстве — вашей любви.


*                *                *

Copyright © 2023 Komarov A. S. All rights reserved
Swami Runinanda Jerusalem 17.03.2023
_________________________________


* ВСПЯТЬ, нареч. (книжн.). То же, что назад (в 1 знач.). Двинуться в. Колесо истории нельзя повернуть впять.
Синонимы: в возврат, взад, назад, обратно

Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949—1992.


Сонет 117 — один из 154 сонетов, написанных английским драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром. Впервые был напечатан без согласия автора в Quarto 1609 году издателем Томасом Торпом. Но можно ли утверждать с чувством полной уверенностью, что литературные образы сонета 117 полностью повторяют образы сонета 116, исходя из содержания заключительного двустишия, согласно утверждению, подавляющего большинства критиков? Конечно же, нет!
 
«If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved» (116, 13-14).

«А если, это — есть ошибка, доказана и мним,
Во век не напишу Я, и не был бы всегда любим» (116, 13-14). 
 
Внимательное прочтение сонета 116, при сопоставлении с сонетом 117 доказывают, совершенно иное. Сонеты 117 и 116 абсолютно не связаны как темой, так и содержанием, — это, во-первых.
Во-вторых, сонет 117 был посвящён «молодому человеку», риторически звучит, как «исповедальное» извинение перед адресатом за полное игнорирование его, после оказания им помощи в создании первых двух пьес Шекспира: «Венера и Адонис» и «Изнасилование Лукреции».
Впрочем, сонет 116, судя по содержанию ближе к группе «Свадебных сонетов», но по всем признакам повествует об образе совсем юной, но очень умной девушке на выданье. Повествующий бард в сонете 116 метафорически её сравнивал — с «блуждающим баркасом», что прямо указывает на отсутствие, как прямой, так и косвенной связи с сонетом 117.
При использовании в содержании сонета 117 юридически резонансных метафор: «accuse», «обвинять»; «bonds», «узы»; «proof», «доказательство»; «accuse», «апеллировать»; «prove», «доказать», поэт пытался защитить себя от обвинений в неблагодарности и неверности, таким образом, вызвать в своем друге ответное чувство признательности и приверженности их многолетней дружбе.


Структура сонета 117

Сонет 117 — это английский или шекспировский сонет. Английский сонет состоит из трёх четверостиший, за которыми следует заключительное рифмующееся двустишие. Оно следует типичной схеме рифмовки формы ABAB CDCD EFEF GG и составлено пятистопным ямбом — типом поэтического метра, основанного на пяти парах метрически слабых / сильных слоговых позиций. Третья строка служит примером правильного пятистопного ямба:

# / # / # / # / # /

«Позабыл на вашу самую дорогую любовь отозваться (зря)» (117, 3).

/ = ictus, метрически сильная слоговая позиция. # = nonictus.
11-я строка демонстрирует обычную метрическую вариацию, начальный разворот:

/ # # / # / # / # /

«Доставьте меня до уровня вашего нахмуренного взгляда (вспять)» (117, 11).

Строка 9 также содержит потенциальный первоначальный разворот, в то время как строка 12 потенциально демонстрирует редкий разворот второго ictus. 10-я строка показывает движение первого икту вправо (в результате получается четырехпозиционная фигура # # / /, иногда называемая малой ионной):

# # / / # / # / # /

«И лишним доказательством на накопленные предположенья» (117, 10).

Счётчик требует, чтобы слово «given», «давал» в строке 6 звучало, как один слог.
(Kerrigan, John, ed. 1995 (1st ed. 1986). «The Sonnets; and, A Lover's Complaint». New Penguin Shakespeare (Rev. ed.). Penguin Books. ISBN 0-14-070732-8. OCLC 15018446 1995, p. 335).


Семантический анализ сонета 117.

После перевода сонета 117 и сравнения с предыдущим, сонетом 116 обнаружилось, что рассматриваемые сонеты не имели никакой связи как по теме, так и замыслу в общей последовательности «Прекрасная молодёжь».

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare Sonnet 116, 5-8

«O, no! it is an ever-fixed mark,
That looks on tempests and is never shaken;
It is the star to every wandering bark,
Whose worth's unknown, although his height be taken» (116, 5-8).

    William Shakespeare Sonnet 116, 5-8.

«О, нет! Всё это, отныне зафиксированный знак. Итак,
С волнующим взором: не всколыхнёт ничто её никак;
Звезда — эта, словно каждому блуждающий баркас,
Чья ценность неизвестна: большой ценой, хоть будет взята» (116, 5-8).

    Уильям Шекспир сонет 116, 5-8.   
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 18.06.2018).

Литературный критик, писатель и журналист Генри Рид (Henry Reed), объясняя назначение сонета 116, охарактеризовал его основную роль в создании женских образов в романтической драме Шекспира, следующим образом:
«If this sonnet was written before Shakespeare's dramas, then it was the pregnant thought from which were destined to spring those creations of  female  character that have been loved, as if they were living beings, by thousands. If, as is most probable, it was written afterwards, it is Shakespeare's own comment, and might be prefixed as a most apposite motto to those dramas in which he has given life and motion to the conception»; «Если этот сонет был написан до шекспировских драм, то это была достаточно зрелая мысль, из которой суждено было родиться тем, созданным им неподражаемым женским образам, которые полюбили тысячи (людей), как (некогда) живших созданий. Если же это было написано впоследствии того, что наиболее вероятно, то это был собственный комментарий Шекспира, и его вполне можно было использовать в качестве предисловия, куда лучше подошедшего девизом к тем драмам, которые он одухотворял, давая жизнь, согласно замыслу».
(Henry Reed. «Lectures on English History and Tragic Poetry, as Illustrated by Shakespeare», Philadelphia: Parry & Mc. Miller, 1855, Lectures, 2: 254).

При внимательном рассмотрении сонета 118, читателю стоит обратить своё с внимание на полное отсутствие связи сонета 117 с сонетом 118, вопреки утверждениям критиков. Рассуждения о продолжении тематики сонета 117 в со следующим сонетом 118 выглядят абсолютно неубедительными
При углублённом рассмотрении фрагменты сонета 118 мной было обнаружено, что в содержании сонета имеется определённо ценная информация очень похожая на раздел натуропатических рекомендаций. Можно предположить, что сонет 118 возможно посредством подстрочника имеет некие связи с сонетом 117, что требует дополнительно исследования и верификацию.

По утверждению наиболее авторитетных критиков сонет 118 характеризуется ярко выраженной «abstract way of writing», «абстрактной манерой написания», характерной для периода создания Уильямом Шекспиром пьесы «Троил и Крессида». Подобное утверждение любому исследователю оспорить довольно-таки сложно, если нет в наличии аргументов за или против исходя из углублённого анализа пьесы Шекспира «Троил и Крессида».

________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare Sonnet 118, 1-4

«Like as, to make our appetites more keen,
With eager compounds we our palate urge;
As, to prevent our maladies unseen,
We sicken to shun sickness when we purge» (118, 1-4).

    William Shakespeare Sonnet 118, 1-4.

«Подобно как, сделать наши аппетиты более острыми (зная),
При нетерпеливых соединениях мы вкус наш побуждаем;
Так предотвращаем наше расстройство невидимо, (понимая)
Мы, заболевая, если очищаемся — болезней мы избегаем» (118, 1-4).

    Уильям Шекспир сонет 118, 1-4.
     (Литературный перевод Свами Ранинанда 22.03.2023).

«Thus policy in love, to anticipate
The ills that were not, grew to faults assured,
And brought to medicine a healthful state,
Which, rank of goodness, would by ill be cured:
But thence I learn, and find the lesson true,
Drugs poison him that so fell sick of you» (118, 9-14).

   William Shakespeare Sonnet 118, 9-14.

«Поэтому политика во влюбленности, чтоб предупредить
Невзгоды, чтоб не были переросшими, вменяя их виной
И приведшими в здоровое состоянье медицине (отслужить),
Какие по рангу добродетели будут плохо вылечены (оной):
Но оттуда Я учусь и нахожу урок совершенно верным,
Снадобья его отравляют, так как чувствую от вас больным» (118, 9-14).

    Уильям Шекспир сонет 118, 9-14.
     (Литературный перевод Свами Ранинанда 22.03.2023).

Но из заключительных строк сонета 118 можно увидеть, что речь шла об психологически запутанных взаимоотношениях между поэтом и «молодым человеком».
Хочу отметить, что литературный образ «обвинений» также нашёл место в сонете 152, где поэт обвинял юношу в невыполнении клятв, при этом он искренне покаялся в том, что злоупотреблял обетами и клятвами.

— Confer!
________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare Sonnet 152, 5-8

«But why of two oaths' breach do I accuse thee,
When I break twenty! I am perjur'd most;
For all my vows are oaths but to misuse thee,
And all my honest faith in thee is lost» (151, 5-8).

   William Shakespeare Sonnet 152, 5-8.

«Но почему тебя Я обвиняю в невыполнении двух клятв твоих,
Когда Я разломал двадцать! Куда больше Я лжесвидетельствовал;
Из всех моих обетов были клятвы, но тобой злоупотреблял в них,
А вся моя искренняя вера в тебя утеряна (из-за коварства)» (151, 5-8).

   Уильям Шекспир сонет 152, 5-8.   
    (Литературный перевод Свами Ранинанда 05.10.2022).

Впрочем, переведём фокус внимания на сонет 117, который заслуживает внимательного изучения по причине красиво написанной поэтической строки.
Для облегчения при рассмотрении предлагаю согласно шекспировскому правилу «двух» строк проводить анализ в двухстрочном порядке несмотря на то, что строки 1-4 представляют собой одно многосложное предложение.
 
«Accuse me thus, that I have scanted all
Wherein I should your great deserts repay» (117, 1-2).

«Обвиняйте меня поэтому, что поскупился Я всё (простить),
В чём был Я должен величайшие ваши заслуги возместить» (117, 1-2).

В строках 1-2, повествующий бард повинился и предложил юноше его обвинять: «Обвиняйте меня поэтому, что поскупился Я всё (простить), в чём был Я должен величайшие ваши заслуги возместить». Конечная цезура строки 1, была заполнена глаголом в скобках «простить», который подошёл по смыслу, этот же глагол разрешил проблему рифмы строки.

«Forgot upon your dearest love to call,
Whereto all bonds do tie me day by day» (117, 3-4).

«Забывший отозваться на самую дорогую вашу любовь (зря),
Откуда завязывали все узы день за днём — меня» (117, 3-4).

В строках 3-4. повествующий расширил далее тему предыдущих строк: «Забывший отозваться на самую дорогую вашу любовь (зря), откуда завязывали все узы день за днём — меня». Конечная цезура строки 3 была заполнена наречием в скобках «зря», которое решило проблему рифмы строки.

«That I have frequent been with unknown minds,
And given to time your own dear-purchas'd right» (117, 5-6).
 
«Что так часто Я пребывал с неизвестными для меня умами,
И отдавал из времени, дорого приобретённого своего права вами» (117, 5-6).

В строках 5-6, повествующий бард риторически описал причину недостаточного уделения времени юноше: «Что так часто Я пребывал с неизвестными для меня умами, и отдавал из времени, дорого приобретённого своего права вами». Риторическая фигура оправдания барда выглядит безукоризненно. Хочу отметить, что сонет 117 был написан при широком применении юридической терминологии, что его отчасти объединяет с сонетами «Поэт Соперник», «The Rival Poet» (77—86), в которых также используется терминология юридического характера. Второе четверостишие сонета 117 включает в себя строки 5-8, которые входят в многосложное предложение.

«That I have hoisted sail to all the winds
Which should transport me farthest from your sight

«Чтоб мог поднять Я паруса навстречу всем ветрам,
Которые от вашего взгляда всё дальше стали переносить меня» (177, 7-8).

В строках 7-8, повествующий намекнул на морское путешествие, строку 7 можно воспринять двусмысленно: «Чтоб мог поднять Я паруса навстречу всем ветрам, которые от вашего взгляда всё дальше стали переносить меня». Впрочем, содержание строк 7-8, читателю предоставило намёк на некую морскую миссию поэта.

«Book both my wilfulness and errors down,
And on just proof surmise accumulate,
Bring me within the level of your frown,
But shoot not at me in your waken'd hate» (177, 9-12).

«Пометьте оба, своеволие мое и прочие просчёты ниже (там),
И лишним доказательством на скопленные предположенья;
Доставьте меня до уровня вашего нахмуренного взора (вспять),
Но не стреляйте из-за пробуждённой вашей ненависти им» (177, 9-12). 

В строках 9-10, повествующий бард предложил юноше сделать пометку в записной книжке: «Пометьте оба, своеволие мое и прочие просчёты ниже (там),
и лишним доказательством на скопленные предположенья». Иронический тон третьего четверостишия подчёркивается аутентичным стилем поэта, словно факсимиле. Но в строке 9 мной была заполнена конечная цезура строки наречием в скобках «там», которое решило проблему рифмы строки.

В строках 11-12, повествующий расширил иронию до язвительного сарказма: «Доставьте меня до уровня вашего нахмуренного взора (вспять), но не стреляйте из-за пробуждённой вашей ненависти им». Конечная цезура строки 11 была заполнена наречием в скобках «вспять», которое решило проблему рифмы строки.
Можно лишь предположить, что у поэта были достаточные обстоятельства, для написания третьего четверостишия в столь саркастическом тоне.
 
В заключительном двустишии автор с помощью юридической терминологии подвёл черту вышенаписанному, подытоживая заверил адресата сонета в приверженности их дружбы.

«Since my appeal says I did strive to prove
The constancy and virtue of your love» (117, 13-14).

«Так как моя апелляция подтверждает, что Я стремился доказать
Об добродетельном постоянстве — вашей любви» (117, 13-14).
 
В строках 13-14, повествующий искренне признался в своей верности их многолетних отношений: «Так как моя апелляция подтверждает, что Я стремился доказать об добродетельном постоянстве — вашей любви». Впрочем, искренность заключительных двух строк не вызывает сомнения у читателя сонета 117.


Шекспировский образ «веры к исправлению порока» в «персонифицированном» времени.

Некоторые критики нашли очевидную связь строки 4 сонета 117: «Whereto all bonds do tie me day by day» (117, 4) с шекспировским образом «веры к исправлению порока» из пьесы Шекспира «Ричард II», акт 4, сцена 1, что вполне могло указывать на приблизительное время написания сонета 117.
Впрочем, чуть ниже будет предложен для ознакомления читателем фрагмент перевода пьесы «Ричард II» с полной аннотацией в примечании.

Но, хочу обратить внимание отметив, что абстрактная манера написания образов нашла своё места в пьесах для создания контраста для литературного приёма «антитеза», к примеру в пьесе «Гамлет», акт 3, сцена 2:

________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Hamlet» Act III, Scene II, line 198—199

«Where joy most revels, grief doth most lament;
Grief joys, joy grieves, on slender accident».

   William Shakespeare «Hamlet», Act III, Scene II, line 198—199.

«Когда радость наибольше наслаждает, наибольше горем сокрушаясь;
То может, радоваться горю, радостью печалиться от хрупкой случайности».               

     Уильям Шекспир Уильям Шекспир «Гамлет», акт 3, сцена 2, 198—199.
     (Литературный перевод Свами Ранинанда 26.03.2023).

Отличительной чертой шекспировских пьес является профетическое видение времени поэтом, как преобразующей мир и людей категории, где время в контексте пьес является тканью на холсте любой мизансцены, на котором Шекспир, словно античный мастер изящно наложенными друг на друга мазками создавал необычайно выразительные образы главных героев; но время, словно действующее лицо служило проявлению актёрами на сцене добрых, либо дурных качества для дальнейшего исправления при помощи времени в качестве «персонифицированного» объекта.

 ________________
© Swami Runinanda
© Свами Ранинанда
________________

Original text by William Shakespeare «Richard II», Act IV, Scene I, line 2044—2065

ACT IV, SCENE I. Westminster Hall.
Enter, as to the Parliament, HENRY BOLINGBROKE, DUKE OF AUMERLE, NORTHUMBERLAND, HENRY PERCY, LORD FITZWATER, DUKE OF SURREY, the BISHOP OF CARLISLE, the Abbot Of Westminster, and another Lord, Herald, Officers, and BAGOT

LORD FITZWATER

'Tis very true: you were in presence then;
And you can witness with me this is true.

DUKE OF SURREY

As false, by heaven, as heaven itself is true.

LORD FITZWATER

Surrey, thou liest.

DUKE OF SURREY

Dishonourable boy!
That lie shall lie so heavy on my sword,
That it shall render vengeance and revenge
Till thou the lie-giver and that lie do lie
In earth as quiet as thy father's skull:
In proof whereof, there is my honour's pawn;
Engage it to the trial, if thou darest.

LORD FITZWATER

How fondly dost thou spur a forward horse!
If I dare eat, or drink, or breathe, or live,
I dare meet Surrey in a wilderness,
And spit upon him, whilst I say he lies,
And lies, and lies: there is my bond of faith,
To tie thee to my strong correction.
As I intend to thrive in this new world,
Aumerle is guilty of my true appeal:
Besides, I heard the banishd Norfolk say
That thou, Aumerle, didst send two of the men
To execute the noble duke at Calais.

     William Shakespeare «Richard II», Act IV, Scene I, line 2044—2065.

АКТ 4, СЦЕНА 1. Вестминстерский зал.
Входят, в качестве парламента, ГЕНРИ БОЛИНГБРОК, ГЕРЦОГ ОМЕРЛИ, НОРТУМБЕРЛЕНД, ГЕНРИ ПЕРСИ, ЛОРД ФИТЦУОТЕР, ГЕРЦОГ СУРРЕЙСКИЙ, ЕПИСКОП КАРЛАЙЛСКИЙ, аббат Вестминстерский и еще один лорд, герольд, офицеры и БАГОТ

ЛОРД ФИТЦУОТЕР

Это очень правильно: что вы тогда присутствовали там;
И вы сможете засвидетельствовать с помощью меня, что это правда.

ГЕРЦОГ СУРРЕЙСКИЙ

Как ложное, на небесах, поскольку сами небеса — есть истина.

ЛОРД ФИТЦУОТЕР

Суррей, ты лжёшь.

ГЕРЦОГ СУРРЕЙСКИЙ

Бесчестный мальчишка!
Та ложь, оставшись ложью ляжет так тяжко на мой меч,
Он то, что окажет месть и отмщенье
Пока ты лжи податель, и который ложью наполнена ложь.
В земле так же тихо, как в черепе твоего отца:
В доказательство чего, здесь моей чести — есть заложник;
Привлеку его к испытанию, если ты самый смелый.

ЛОРД ФИТЦУОТЕР

Сколь нежно ты пришпориваешь коня направляя!
Если Я осмеливаюсь есть, пить или дышать, или жить,
Я осмелюсь встретиться с Сурреем в местности дикой,
И на него наплюй, пока Я говорю, что он лжёт,
И ложь, и неправда: тут — моими узами веры, 
Привязывающими тебя к моему прочному исправлению.
Поскольку я намерен в этом новом мире процветать,
Омерли виноват, исходя из моего правдивого обращенья:
Кроме того, Я слышал, как сказал изгнанник из Норфолка
Что ты, Омерли, отослал двух человек
Чтобы казнили благородного герцога в Кале.

      Уильям Шекспир «Ричард II», акт 4, сцена 1, 2044—2065.
      (Литературный перевод Свами Ранинанда 27.03.2023).

(Примечание от автора эссе. В пьесе Уильяма Шекспира «Ричард II» сын Йорка, герцог Омерли, остается до конца верен принцу Ричарду, несмотря на то что его отец изменил ему. «Генрих V», пьеса-хроника в пяти действиях Уильяма Шекспира, впервые поставленная в 1599 году и опубликованная в 1600 году в искаженном издании Quarto; текст на первом листе 1623 года, напечатанный, по-видимому, по авторской рукописи, значительно длиннее и надежнее. «Генрих V» — последняя в серии из четырех пьес (остальные — «Ричард II», «Генрих IV», часть 1, и «Генрих IV», часть 2), известных под общим названием «второй тетраптих», повествующий о важнейших событиях английской истории конца 14-го и начала 15-го веков. Основным источником для пьесы послужили «Хроники» Рафаэля Холиншеда, но на Шекспира, возможно, также оказала влияние более ранняя пьеса о короле Генрихе V под названием «Знаменитые победы Генриха Пятого».
Следуя совету своего отца, (Генрих IV, часть 2), утверждающего о необходимости периодического поиска поводов для ссор с соседями-иноземцами, Генрих V, бывший принц Хэл, наконец решается подчинить Францию и вернуть земли во Франции, ранее принадлежавшие Англии. Его политические и военные советники приходят к выводу, что он с полным правом может претендовать на французскую корону, и поощряют его следовать военным подвигам его коронованных предков. Кульминацией действия пьесы является поход Генриха во Францию с армией, состоящей из разношерстных воинов. На протяжении всей пьесы доминирует отображение характера Генриха, начиная с его часов напряжённого ожидания перед битвой при Азенкуре, когда он, переодетый, ходит среди своих перепуганных солдат и поспешно молится о победе, и заканчивая его ухаживанием за принцессой Катариной, которое выглядит необычайно романтично и нежно, несмотря на то, что брак был организован герцогом Бургундским. Хотя почти все боевые действия происходят за кулисами, новобранцы, профессиональные солдаты, герцоги и принцы показаны готовящимися к поражению или победе. Комических фигур предостаточно в мизансценах пьесы, как например, образ валлийского капитана Флюэллена и некоторых бывших компаньонов Генри, в частности Нима, Бардольфа, а также Пистоля, который уже женат на госпоже Квикли. Фальстаф, однако, умирает за кулисами, возможно, потому что Шекспир чувствовал, что его шумное присутствие в сценах пьесы будет отвлекает зрителя от более серьезных и более важных мизансцен.
Шекспир в сюжете пьесы осознанно ограничил патриотическую фантазию об английском величии в «Генрихе V» сомнениями и оговорками относительно несостоятельности мифа о славной государственности, предложенного историческими хрониками Азенкура. Речь короля, обращенная к своим войскам перед битвой в «День святого Криспина», особенно знаменита тем, что в ней говорится о братстве по оружию, но Шекспир поместил её в контекст, полный иронии и контрастов вызывающихся риторик. В конце пьесы рефрен особым ритмом, придающий динамичность строк, напоминает зрителям, что Англия была ввергнута в гражданскую войну во время правления сына Генриха V, Генриха VI. Encyclopedia Britannica. Edited section David Bevington — author of «Action Is Eloquence: Shakespeare's Language of Gesture»).
 

(Примечание: для ознакомления читателем предлагаю критические дискуссии и заметки относящиеся к сонету 117, которые могут вызвать интерес для более углублённого изучения некоторыми исследователями. Текст оригинала по этическим соображениям при переводе максимально сохранен, и автор эссе не несёт ответственности за грамматику, стилистику и пунктуацию ниже предоставленного ознакомительного архивного материала).


Критические дискуссии и заметки к сонету 117.

Критик Уолш (Walsh) сказал, (поместил бы этот сонет между S. 109 и так далее, с которыми он, был естественно, связан по теме).
В строке 1 по поводу слова «scanted», «поскупился» критик Шмидт (Schmidt): «Предоставлял (слишком скупо) ... экономно».

По поводу строки 4 критик Малоун (Malone) предоставил предположительную ссылку: Cf.!  R. 2, IV, I, 76—77: «... there is my bond of faith, to tie thee to my strong  correction», «...тут — мои узы веры, завязывающие тебя к моему прочному исправлению».

В строке 5 по поводу оборота речи «frequent», «так часто» критик Шмидт (Schmidt): «Общительные, творческие, неизвестные умы.
Критик Шмидт дополнил: Такие умы, о которых мне было бы стыдно упоминать».
Критик Дауден (Beeching) дополнил конкретики: «Лица, которые могут быть неизвестны, или малоизвестные личности».

Критик Бичинг (Beeching) подчеркнул характерные особенности: «Люди, не представляющие интереса или важности». (Cf.! R. 3, I, II, 218: «For divers unknown reasons», «по различным неизвестным (невыясненным) причинам», которые критик Шмидт интерпретировал как. «reasons such as I must not tell», «причины такие, о каких Я не должен говорить», но которые критик Бичинг стал воспринимать, как просто «незначительные причины»).

В строке 6 по поводу слова «time», «время» критик Дауден (Dowden) прокомментировал: «Общество, мир». Далее Дауден предложил ссылку: Cf.! 70, 6: «Or, given away to temporary occasion what is your property and therefore an heirloom for eternity», «Или отдайте на время то, что является вашей собственностью и потому, семейной реликвией на вечно».

Критик Тайлер (Tyler) в общей дискуссии (был склонен одобрить предложенное Стаунтоном исправление «они»).

Критик Уиндхэм (Wyndham) предположил: «Время является персонифицированным объектом всего спора (1—125) и появляется как таковое в двух предыдущих сонетах (115, 9 и 116, 9)». (Смотреть примечания к тому же слову в S. 70, 6, особенно у Бичинга, для его толкования здесь).

Критик Портер (Porter) предположил: «Те эмоции, которые имели лишь преходящую ценность и временные притязания на него, как дорогая покупка».
Критик Тайлер (Tyler) дополнил детали: «Хотя этим словам неприятно придавать материальный смысл, тем не менее, принимая во внимание то, что известно о щедрости лорда Пембрук по отношению к гениальным людям, кажется вполне вероятным, что здесь имеется намёк на предыдущие подарки».

По поводу строк 9-10 критик Бичинг (Beeching) привёл аналогии: «Процитирую эти строки, как строки 9-10 следующего сонета в качестве примера: «abstract way of writing», «абстрактной манере в написании», характерной для периода T. & C. (Intro., p. LII).
В строке 11 по поводу слова «level», «уровень» критик Шмидт (Schmidt) предложил: «Направление (оружия)».
Уиндхэм (Wyndham) предложил ссылку: Cf.! L. C, 22: «Level'd eyes», «На уровне глаз».
(«Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary». Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).



Э          П          И          Л          О          Г


  Мне часто приходится читать и переводить критически заметки и статьи современных критиков на сонеты Уильяма Шекспира. Не удивительно, но содержание и риторика, изложенного порой резко выраженного критического материала говорит о многом, в частности раскрывает детали пристрастий и мотиваций самих критиков, которые, как в зеркале ущербной морали показали жизненных неурядицы и мелкие радости людей университетской закалки на красочной ярмарке тщеславного самолюбования собой с сопутствующим выпендрежом.
 
Имея за плечами многолетний опыт работы с пациентами в качестве психоаналитика и гипнолога в ротациях невероятно большого количества людей мне не составило особого труда по мере внимательного ознакомления с критическими материалами, представить для себя психологические портреты некоторых авторов статей. Из чего мной были сделаны выводы и примечания, которые в ходе переводов мной были внесены в свои эссе в скобках после каждого критического тезиса от какого-либо представителя от академической науки, который вызвал у меня ответную реакцию на недокументированные измышлений, высосанных, буквально говоря из пальца, нашедшую своё место в их непримиримом критическом опусе.

— Но кто в конце концов, эти критики?

Не трудно догадаться, что это плеяда критической бюрократии от академической науки Оксфорда и Гарварда, чьими ссылками и тезисами научных статей которых переполнены страницы электронной энциклопедии Википедии на английском, посвященных сонетам Уильяма Шекспира.

— Но, что заставляет меня так внимательно вчитываться в критические заметки для того, чтобы почерпнуть что-либо новое и интересное о творчестве и жизни выдающегося драматурга, нашедшее отражение в сонетах, являющихся «ключом... с помощью которого Шекспир открыл нам своё сердце»?

— Отнюдь, нет!

— А почему, не только читаю, но и перевожу на русский критические заметки и в обязательном порядке публикую их в своих эссе?

Причина простая, только из соображений писательской этики, следуя непреложному академическому правилу — априоризма.

Краткая справка.

Априори (лат. a priori, букв. — «от предшествующего») — знание, полученное до опыта и независимо от него (знание априори, априорное знание), то есть знание, как бы заранее известное. Этот философский термин получил важное значение в теории познания и логике благодаря Иммануилу Канту. Идея знания априори связана с представлением о внутреннем источнике активности мышления. Учение, признающее знание априори, называется априоризмом. Противоположностью априори является апостериори (лат. «A posteriori», букв. — «от последующего») — знание, полученное из опыта (опытное знание).
Термин имеет долгую историю и не раз менял своё значение; в определении приведён самый употребительный смысл. Слово «априори» в русском языке может выступать и как наречие (синоним — прилагательное «априорный»), и как субстантивированное наречие — несклоняемое существительное среднего рода (синоним: «знание априори», «априорное знание»). Вне философского контекста это выражение часто употребляется как синоним «первоначальное» («заранее»); «бездоказательное» (не требующее доказательств — аксиома); слова синонимы: «по умолчанию»; «умозрительное»; «предварительное».
 
Несмотря, на многочисленные нападки на автора сонетов, где выстроилась очередь, состоящая из критиков и журналистов, продолжающих распространять невероятные версии личной жизни Шекспира.
Именно, они для увеличения читательской аудитории приписывали барду венерические заболевания, гомо эротические пристрастия и психические заболевания.
Что закономерно, вызвало у меня желание наглядно показывать и апеллировать не нашедшие подтверждения в задокументированных фактах измышления в адрес гения драматургии в научных трудах и диссертациях представителями от академической науки. Как не странно, но исповедальный характер содержания сонета 71, был воспринят большей частью критиков, как «...a cosmic caricature of a revenging lover», «...космической карикатурой на мстящего любовника».
Но иногда, когда начинаю читать критические тезисы, наполненные цинизмом их научных работ, то у меня возникает вопрос: «Кому и для чего нужен весь этот разгоревшийся «сыр-бор» с нескончаемыми спорами и утверждениями о том, что Шекспир страдал неуёмным влечением к юноше и подхватил в интрижке с «тёмной леди» венерическое заболевание с язвой на причинном месте»?
 
Краткая справка.

«Сыр-бор», где «сыр» — это краткое, или именное прилагательное, каковые в древнерусском языке также выполняли и функции современных полных прилагательных. Выражение «сыр-бор», дословно означает «сырой бор», таким образом назывался участок леса с деревьями преимущественно сосновых пород с признаками заболачивания.
Оборот речи «сыр-бор» первые был фиксирован у Барсова в 1770 году, применённый в составе пословицы «от малой искры сыр бор загорается». Которая выражала народную мудрость, обозначающую простую мысль, что для возникновения большого пожара споров и раздора, иногда достаточно искры недопонимания и недоверия. Но, не позднее первой трети XIX века слову «искра» стали в разговорной речи придавать совершенно другое значение по сравнению с тем, какое применялось в пословице.
К концу XX века изначальная форма пословицы забылась, а основная ассоциация, связывающая выражение «сыр-бор» с лесными пожарами, была утрачена. Но при этом выражение «сыр-бор» стали употреблять с другими глаголами, не связанными с изначально заложенным процессом горения.
Распространение современного написания через дефис отчасти способствовало утрате понятийного обозначения, изначально вошедшего в пословицу. В результате чего, современные носители русского языка в подавляющем большинстве не догадывались, что слово «сыр», входящее в оборот речи «сыр-бор» первоначально несло функцию прилагательного.
Именное прилагательное «сыр-бор» в качестве оборота речи «разгорелся сыр-бор» по смыслу означает начавшуюся конфликтную ситуацию с выяснением кто прав, и кто виноват. Где не вполне были выяснены детали обстоятельств возникновения начавшегося спора. Синонимы к слову «сыр-бор»: ссора, свара, перебранка, склока, яростный спор с использованием брани.


         11.04.2023 © Свами Ранинанда «Уильям Шекспир Сонеты 71, 117. William Shakespeare Sonnets 71, 117»