Вечерний разговор с Рубцовым...

Вечерний разговор... с Рубцовым

  Впервые я услышал стихотворение «Левитан» Н. Рубцова в институте от моего преподавателя литературы Галины Вениаминовны Поляковой. Я почему-то запомнил на всю жизнь её тогдашнее обращение ко мне, чтение и мою растерянность, диковатость...
  Стихотворение написано поэтом по мотивам картины художника Левитана «Вечерний звон». Формальные изыски были чужды Николаю Рубцову. Словами и звуками он не играл. Всего несколько примеров нарочитости, искусственного давления звукописью мы встречаем в его поэзии. Одно из них – общеизвестно: обыгрывание корня «крест» в стихотворении «Видение на холме». Кстати, известный литературовед и поклонник поэта Александр Михайлов отмечал некую чрезмерность насыщения звуками данного фрагмента:

Они несут на флагах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях России!
Кресты, кресты…

  Отличный повод для щекотания в голосовых связках чтецов… И, как правило, их чтение как раз и обнаруживает избыточность звукообраза.
По-моему, совершенно тонкое, чудесное обыгрывание (не натужное!) случилось в стихотворении «Старый конь»:

Я долго ехал волоком.
И долго лес ночной
Всё слушал медный колокол,
Звеневший под дугой.

Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой бедный старый конь!

Хоть волки есть на волоке
И волок тот полог,
Едва он сани к Вологде
По волоку волок…

Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь,
Шагай, шагай тихонечко,
Мой добрый старый конь!

И вдруг заржал он молодо,
Гордясь без похвалы,
Когда увидел Вологду
Сквозь заволоку мглы…

  В нём настроенческая волна сама, естественно, разряжается звуковым бурлеском. Редкая для поэта гармония души. Детское, игристое, как доброе вино. Прекрасный повтор, ласкающий и весёлый, чуть отвлечёт внимание от доброго жонглирования мелодией, и снова перебирание чёток: «волок», «полог», «Вологда»… Радуешься за поэта. Чувствуешь, как ему хорошо было. Видишь, как он посмеивается, улыбается…

В стихотворении «Левитан» раскачиваются звоны…

В глаза бревенчатым лачугам
Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом
Собор звенит в колокола!

Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн, -
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.

И колокольцем каждым в душу
До новых радостей и сил
Твои луга звонят не глуше
Колоколов твоей Руси…

  Конечно, стихотворение написано именно «по мотивам». Оно не фотографический, а звуковой образ картины Левитана, каким услышал его Рубцов. Не шедевр, но хорошее. Я перечитывал его, размышляя об интересе композитора Валерия Гаврилина к творчеству земляка, слушая его «Вечерние перезвоны». Но моё внимание привлекла вдруг последняя строфа, её содержание. В ней, по-моему, излюбленный мотив поэта: музыка самих пространств, «звуки, которых не слышит никто». Но в нём поэт уравновешивает естественное, природное и рукотворное, человеческое: «Я слышу звон и колокольный и колокольчиковый звон»… И они действуют в стихотворении на нас соборно. А чаще – по-другому: звуки от рукотворного, человеческого «печальны», как, впрочем, иногда и слышимое самим лирическим героем: «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто».