Последняя ночь двадцати шести

Павел Панченко (1907-1994)

"ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ДВАДЦАТИ ШЕСТИ"

(20 сентября 1918 г.)

Как за Красноводском мир огромен,
Как темна неволя и душна!
Дремлет город, но в арестном доме
Этой ночью людям не до сна.

С той минуты, как на пароходе
- Вот он! - крикнул офицер-дашнак,
Со Степана глаз своих не сводит
Здесь никто. И не уснуть никак.

Ох, любимец Ленина и Кобы,
Чрезвычайный комиссар Москвы,
Не уйти тебе от вражьей злобы,
Не спасти прекрасной головы!

Вот шаги раздались где-то близко,
Хищно щелкнул за стеной затвор.
Надзиратель прибежал со списком -
Узникам велят идти во двор.

Быстро Шаумян к сынам подходит.
Обнимает их в последний раз.
И в неволе он, как на свободе,
Непреклонный, как его Кавказ.

Он идет. Он Мешади за локоть,
По привычке дружеской, берет:
- Никуда мы не уйдем с Востока:
Мы - его сыны... А смерть - не в счет.

- Да!.. - У Азизбекова сверкнули
Только черные глаза в ответ.
В Питере, в Баку, в любом ауле
Расточал из глаз он этот свет

С давних пор. Среди друзей - в "Гуммете",
В думе городской - среди врагов
Он вставал, непобедимо светел,
И сейчас он повторить готов:

- Мой народ - во тьме, в крови и поте
Мы - его заря!.. -
В тиши звучат
Голоса: - Куда вы нас ведёте?
- Здесь вам тесно: едем в Асхабат...

Чуют люди, что неправда это,
Чуют - и сердца стучат сильней.
Мимоходом Ваня Фиолетов
Через дверь кричит жене своей:

- Я умру спокойно слышишь, Оля?
- Ванечка! - зовет его она,
Как звало бакинское подполье
Вожака в былые времена.

Вслед за ним Алёша Джапаридзе
Окликает верную Варо:
Пусть она за мужа не боится -
С честью он погибнет за народ.

Вот ложится на плечо Петрова
Жаркая Корганова рука,
И передает она, как провод.
Все, что в сердце у большевика.

Вот шагает Осепян. Как прежде,
Он молчит, молчит, на слово скуп.
Молодой, он весь еще - в надежде
На спасенье, страстный жизнелюб.

Татевос Амиров с Амиряном,
Обнявшись, идут, как с братом брат, -
Так, что даже конвоирам пьяным
Жуток их неустрашимый взгляд.

И Богдановы идут, как братья:
Там, в Баку, в боях их кровь слилась.
Никому на свете не разнять их, -
В этом с жизнью вечная их связь!

Вот краса морей - матрос Полухин,
Вот Малыгин - до конца солдат.
Встретиться с врагами - в ихнем духе,
Но - хотя бы парочку гранат!

Словно море в бурю, каждый гневен:
Жмётся враг с винтовкою к стене.
Так идут Николайшвили, Зевин,
Коганов, Метакса, Берг, Мишне.

Лиц друзей не видно в общей массе.
Но идут вперед - единый стан:
Габышев, Борян. Везиров, Басин,
Солнцев, Авакян и Костандьян.

Двадцать шесть измученных, но гордых
За родной Баку на смерть идут.
Не солдаты их ведут, а лорды,
Нефтяные короли ведут.

Капитан Тиг Джонс к себе иуду
Подозвал, похлопал по плечу:
Мол, стараний ваших не забуду,
В шиллингах и пенсах оплачу...

Палачи от всей планеты кроясь,
Пленников к Акча-Куйме везут.
Мчит родимых в бездну ночи поезд.
Шпалы или люди - там, внизу?

О своем, о самом затаенном
Мыслит каждый, всё же - об одном:
Мы искали счастья миллионам,
Ночь хотели сделать ясным днем.

Это счастье залегало в недрах -
Мы сказали: - Дай его сюда!
Мы велели - и оставил недруг
Мореходам Каспия суда.

Всё - народу: суша, море, небо,
Всё, что за века сработал он, -
Чтоб у неба не просил он хлеба,
Чтоб ни в чем он не был обделён!

Чтобы стал душой и телом краше
Сын нужды, не знающий нужды,
Чтоб с тугих ветвей Коммуны нашей
Житель Коммунизма снял плоды!

Да на горе - хлеба было мало.
Хлеб! - он был орехом заменён.
Для желонок силы не хватало.
А враги? Враги - со всех сторон:

Англичанин, турок, центрокаспий,
И еще: мусаватист, дашнак,
Было б нас немного больше - нас бы
Никакой не смог осилить враг.

Пал в огне Баку, но в дальней дали
Есть Россия. Знайте ж, хан и бек:
Зря пашу вы в дом к себе зазвали,
Нет, не ваш, а наш восходит век!

За Бакинскою Коммуной следом
Пусть и мы падём, но не умрёт
Мир, который нам еще неведом,
Но которым дышит весь народ!

Родина, Советская Россия.
Для тебя мы жили, для тебя,
О грядущем думы золотые
Больше жизни нашей возлюбя.

Ты сама в кольце, Москва родная,
Не придёшь, не выручишь ты нас...
О далёких близких вспоминая,
Комиссары не смыкают глаз.

Поезд вдруг запнулся. Опахнуло
Всех пустыней. Здесь конец пути.
Здесь могила. Руки саксаула
Протянулись к ним, но не спасти!

Двадцать шесть измученных, но гордых
За мечту свою на смерть идут.
Не солдаты их ведут, а лорды,
Нефтяные короли ведут.

Не досталась кровь Баку убийцам
С острова - и вот взамен её
Хочет кровью пленников упиться
Великобританское зверье!

Всю Россию Сити сцапать нужно,
Съесть, как Мурман или Туркестан, -
Тут же часть её! Пусть безоружна -
Рвёт клинок из ножен капитан!

Шашкою! Штыком! Из пулемета!
Чем попало! Из винтовки! Из...
Падая, кричит с бархана кто-то:
-Умираем
          мы
               за Коммунизм! . .
      
***

Меж Ахча-Куймой и Перевалом
Их казнили. Били чем попало,
Рвали их на части, - чтоб они -
Не могли воскреснуть.
                Но взгляните,
Как дрожит у тощих сейфов Сити,
Как сияют Октября огни
Над Востоком!
            Комиссаров прах
Стал святыней города Коммуны.
Сад цветет над ними вечно юный
И поют ребята. В их глазах -
Двадцати шести душа живая
Светится, к возмездью призывая
И Восток и Запад.
               Месть горит!
Месть горит в глазах, в сердцах и в каждом
Взмахе молотка чудесных граждан,
Возводящих город Сумгаит,
В каждом взрыве на Мингечауре
И в подземной дашкесанской буре,
В каждой новой вышке - месть и месть!
Павших в битве кровь не остывала,
Веку созиданья дав начало.
В нём воскресли,
              живы
                Двадцать шесть!
Их мечта творимой явью стала.
Стал победной песней
                вольный труд...
Я слыхал: за Каспием шакалов
Степняки тигджонсами зовут.

1948 год.

Газета "Бакинский рабочий". "Ночь на 20-е сентября 1918 года". 1948 год.

"Севастопольская вахта". Стихи и песни. Павел Панченко. Советский писатель. Москва. 1958 год.