Переводы с осетинского

БАЛАЕВ ТЕМБОЛАТ ИЛЬИЧ (1913-1995)

Перевод с осетинского
ПАВЛА ПАНЧЕНКО (1907-1994)

«В дорогу»

Когда я собрался в дорогу,
Я долго глядел на аул.
Шепнул я ему: «До свиданья...»
И вновь напоследок взглянул.

И образ его в моем сердце
Остался навеки родной,
Мне силу в пути придавая,
Поход совершая со мной.

Я шел и без устали думал
Об этом пути, о себе,
О песнях моих, о дальнейшей
Моей неуютной судьбе.

Я шел, и дорога манила
Все дальше и дальше меня,
А сердце грустило все горше,
Заветный тот образ храня. ...

Дорога вела к перевалу.
Дойдя до хребта, я вздохнул
И с болью глухой оглянулся
На милый, далекий аул.

Смотрел я на горы родные,
Безмолвный и полный любви
И лишь ветерок бесприютный
Всё волосы гладил мои.

«Вот крыло мне заря опустила…»

Вот крыло мне заря опустила
На плечо, — вместе с ней я стою
И дарю заодно с легкокрылой
Всем привет и улыбку свою.

«Да, людей любил я на земных дорогах…»

Да, людей любил я на земных дорогах
И не докучал им, поднимая гам.
Я молился людям
   утром,
      ночью,
            много,
Людям, но не ангелам и не богам!

«Еще не время думам почивать…»

Еще не время думам почивать,
Еще гудит горячей крови бег
И, как мужчина, проношу я кладь —
Мой беспримерный, мой огромный век.

Кладь не легка.
И требует всерьез
Сноровки, силы, смелости моей, —
Чтоб я ее в грядущее донес
И сделал бы его стократ светлей.

«Жизни»

Бесконечная,
Необъятная,
Вековечная,
Незакатная

Жизнь, дай взвиться мне
До вершин твоих!
Дай спуститься мне
До глубин твоих!

«Журавли»

Журавли, курлыча, к югу тянут стаей.
Труден путь и долог — это не беда!
Вот и я сквозь грозы в дали улетаю:
Журавли вернутся, я же — никогда!

«Закат в горах сгорел дотла…»

Закат в горах сгорел дотла,
Округу тишь обволокла.

Слышней далекий водопад,
К нему я обращаю взгляд —

И чудится, что с шумом там
Вдруг Млечный Путь спустился к нам.

«Земля моя, пусть бесконечна, моя ты, куда ни гляди…»

Земля моя, пусть бесконечна, моя ты, куда ни гляди.
Дыханием я согреваю тебя, дорогую мою.
Но как мне обидно, родная: лишь раз у тебя на груди
Живу я, дышу и пою.

«Иные со мною не очень любезны…»

Иные со мною не очень любезны,
А те зачастую изводят, браня.
Когда же я стану добычею бездны,
Начнут возносить выше неба меня:

— Ах, умный!..
— Ах, чуткий!.. —
Ах, ангел небесный!..—
Умри, двоедушье, до этого дня!

«Как нарт Урузмаг, в небесах пролетая…»

Как нарт Урузмаг, в небесах пролетая,
Путь Млечный оставил — нетленный свой след,
Хотел бы оставить здесь после себя я
Светящийся след мною прожитых лет.

«Киров»

Здесь темно и сыро:
Спят на рощах тучи...
Вел когда-то Киров
Здесь бойцов могучих.

Вьюга с перевала
Им в лицо свистела,
Ночь в горах стояла
От напасти белой.

Мнилось, ночи этой
И конца не будет.
Рухнешь — песня спета,
Но вставали люди!

Шли, устав донельзя,
Шаг за шагом — к цели.
Шли, цеплялись, лезли...
Кукурузу ели.

Были рады зернам
Жареным, вареным.
Вел вперед упорно
Их Сергей Мироныч.

У коня гнедого
Нет совсем дороги.
Всадник в бурке снова
Спешился, чтоб ноги

Отогреть... Всей статью,
Всей своей судьбою
Увлекал он братьев
Дальше, за собою.

Там, за перевалом,
Долю проклиная,
Горе горевала
Грузия родная.

К ней-то шли герои.
Смелый, гордый ими,
Был душой отряда
Киров, их любимец.
«Меж крутых теснин…»

Меж крутых теснин
Бьет в валун река.
Хоть бы луч один
Посветил слегка.

Но березка в тот
Камень все ж вросла,
Не страшась невзгод, —
И во тьме светла.

«Морю»

О море, край земли,
Пришел я издали.
Привет тебе, привет!
И ты шумишь в ответ.

Ты ластишься ко мне,
Я радуюсь волне,
Я счастлив, как малыш,
И ты уже кипишь!

Качайся и качай,
Волнуйся и взлетай,
Шуми, гони покой, —
И я всегда такой!

«Мысль моя, ты медлишь что-то»

Мысль моя, ты медлишь что-то,
Торопись, пути открыты!
Для орлиного полета
Шире крылья распахни ты!

Торопись, ведь время тоже
О досуге знать не знает —
И замешкаться не может,
Дни и ночи поспешает.

«На танцах иль в поле тебя я…»

На танцах иль в поле тебя я
Увижу — и, ласки полна,
Душа затрепещет, пылая:
— Конечно же, эта! Она!

Проходишь ты с песней сквозь лето,
Прославленный наш бригадир, —
Тебя восхваляли б в сонетах
Петрарка, и Дант, и Шекспир!

А я лишь простые слагаю
Стихи о красе твоих дел.
Нет, ты не Лаура — другая,
Нашедшая счастье в труде!

Твой взгляд! Сколько мудрого света
Несет он в Осетию — Ир!
Тебя восхваляли б в сонетах
Петрарка, и Дант, и Шекспир!

«Не может человек…»

Не может человек
Свой край родной вовек
Нести, подняв на плечи,
Но в сердце у себя
Его, как сын, любя,
Он унесет далече.

«О вечность, как хотел я перейти…»

О вечность, как хотел я перейти
Твой перевал когда-то!
Увы, хотя и долго я в пути,
Но все далековато.

«О колыбель моя родная…»

О колыбель моя родная,
Тебя ль забыть мне? Никогда
Когда я выпал из гнезда,
Тепло земли познал тогда я:
Я плакал, но, добра, нежна,
Мне стала матерью она.

«О, Нардов!»

О Нардон, река моя родная,
Все о ней поведай, не тая:
Днем пришла ли, зорьку ли встречая?
И какой была краса моя?

Плакала она иль улыбалась,
Наклонясь стыдливо над тобой?
Долго ли ты с нею миловалась,
Тронув плечи ласковой струей?

Ты всегда приветлива, игрива,
Только не видал я ласк твоих,—
Знают все два сумрачных обрыва,
Но могу ли я спросить у них?

Не понять тебе, как сердце плачет,
Как страдает сердце вновь и вновь:
Ты, река, не ведаешь, что значит,
Что такое для людей любовь!

«Оглянувшись, увы, не заметил…»

Оглянувшись, увы, не заметил
Я следов, схожих с Млечным Путем.
Что ж теперь сожаления эти?
Разговоры о том и о сем?

А ведь многое сделать хотелось
Для тебя, дорогая страна:
Сердце жило тобою всецело,
Но любви не раскрыло до дна.

Не сумел для тебя и мой разум
Весь растратиться... Так тяжело
Будто время мое как-то сразу,
Неожиданно как-то прошло...

«Порог мой, когда-нибудь все же покинуть…»

Порог мой, когда-нибудь все же покинуть
Придется тебя, и погибнет мой след...
О, как я хочу — не закатом остынуть,
А жизни моей здесь оставить рассвет

«Прощание»

Мой конь бьет копытом. Я странник.
Уже у горы за спиной
Заря занялась. До свиданья, —
Я еду, аул мой родной!

Росинками весь ты увлажнен.
Мне трудно, поверь, в этот раз,
Поплакать мне хочется даже —
Так горестно сердцу сейчас.

 Гора приуныла, поникла:
— Бросаешь?.. — Старуха сосна
Мне шепчет: — К тебе я привыкла, —
Опять я останусь одна.

Молчу... Моего огорчения
Не высказать: слово и взгляд
Бессильны... Прошу я прощенья,
Но разве они мне простят?

«Пускай не станут глаза мои видеть…»

Пускай не станут глаза мои видеть
Пускай, ослабнув, ходить не стану,
И все ж
    Осетию
          буду я видеть!
Шагать Осетией не устану!

«Речка льется и не льется»

Речка льется и не льется,
Точно дремлет в тишине.
Сердце лишь тобою бьется,
Наяву ты снишься мне.

«Сокол мой!» — ты говорила.
«Зорька!» — я шептал не раз.
И сама природа милой
Матерью была для нас.

Где же ты? Не ты ли машешь
Мне рукой издалека?..
Лишь следы остались наши
Возле речки у леска.

«Словно весеннее солнце, народ…»

Словно весеннее солнце, народ
Ясной улыбкой меня озаряет.
Руку при встрече он мне подает —
Даром бесценным меня одаряет.

Шапку снимаю опять и опять.
Он меня ценит, я весь ему отдан —
И не хочу никаким обладать
Счастьем, которого нет у народа!

«Солнцу моему»
О мое солнце, как неуследимо
Всходило ты на жизни небосвод!
И как ты в эти дни неудержимо
Все вниз, и вниз, и вниз
стремишь полет!

«Туры»

Расчесывал ветер муравку. Как в праздник,
Сияла нарядная Ада-гора...
Два тура — два друга — сошлись в неприязни:
Любовного боя настала пора.

И знали они: неминуемо кто-то
Погибнет... На выступ утеса один
Вскочил — и прыжок был подобьем полета!
О чем он подумал, вершин властелин?

Другой чуть повыше взлетел и со злобой
Рванулся — и сбил ненавистного с ног!
Но где же соперники? Рухнули оба
К подножию Ады, в ревущий поток...

 А на лугу, в вышине, над потоком,
Безмолвно стояла любимая их.
Ждала она счастья — и вот одинока,
И ввек не увидит красавцев своих.

«Хочу я сверкать, улыбаясь…»

Хочу я сверкать, улыбаясь,
Объять все на свете умом,
Хочу расцвести навсегда я,
Быть новым хочу я во всем.

Хочу после смерти к просторам
Земным я вернуться опять —
Лететь и лететь метеором
И мир без конца освещать.

«Чтил в жизни равновесие…»

Чтил в жизни равновесие,
Не запевал от спеси я,
С поклонами не вскакивал,
Встречал всех одинаково.

«Эпоха, моя ты…»

Эпоха, моя ты,
Я твой всей судьбою.
Расстаться с крылатой?
Навек я с тобой!

«Этюд»

Над Тереком стлался мой путь,
Глядел я на горы вдали.
На них облака отдохнуть
В закатных лучах прилегли.

Усталые путники. Тих,
Отраден для них был покой.
И горы, как матери, их
Ласкали над буйной рекой.

Вдруг ветер, как зверь, налетев,
Прогнал их... Им отдыха нет...
А горы, от слез потемнев,
С печалью глядели им вслед.

«Я тебя умоляю, мой стих…»

Я тебя умоляю, мой стих,
Сделай так на просторах земли,
Чтоб не стало слепых и глухих,
Чтоб немые слова обрели!

"Березка"

Смотрит березка в озерную гладь,
Будто бы в зеркало, — кудри взбивает.
Озеро любит ее рисовать —
И, как художник великий, сияет...

Ах, почему же,
        гордячка моя,
Ты не березка,
        не озеро я?

«Была бы ты моею…»

Была бы ты моею —
Тебя я грел бы взглядом
И ночью бы тебе я
Светил, моя отрада!

«В грудь поэта влетела ты смело»

В грудь поэта влетела ты смело,
Синь и солнце с собою внесла.
И, как вешняя пташка, запела,
Лишь гнездо в ней свила, весела.

Вскоре ты упорхнула без звука,
А в груди тьма тоски о весне,
И сдавила мне горло разлука,
И уснуть не дает она мне.