Столетний пересмешник

Павел Панченко

"СТОЛЕТНИЙ ПЕРЕСМЕШНИК"

Сабиру сто лет. Советские люди чествуют великого азербайджанского сатирика, автора классической "Хоп-Хоп-Намэ" - "Книги Удода", а он, вечно молодой пересмешник, идёт по земле, и все, у кого рыльце в пушку, шарахаются в сторону.
    Но вот он замечает друзей и весело подмигивает им. И они знают: псевдоним Сабир - Терпеливый - это издёвка, понимать надо наоборот, потому что каждое его слово - сгусток непримиримой ненависти к старому миру, готовому истребить всё живое во имя своей мошны, своего чрева.
    Поэт подходит к родному городу. Здесь, на окраине, была Шихминазская улица, на которой он жил. Где она? Землетрясение разрушило, а время смело её начисто. Он садится на придорожный камень, опускает веки, вспоминает.
    Нескладно жил он здесь когда-то, всё выходило как-то не так, наоборот. Начать хотя бы с первого дня. Хотел родиться в Тегеране, во дворце шаха, чтобы взойдя на престол, не распродавать свою страну, а раздать её угодья по справедливости всем труженикам, но довелось родиться в Шемахе, в невысоком глинобитном домике, в семье мелкого торговца Мешади-Зейналабдина. Подрос, хотел научиться чему-нибудь хорошему, а попал в науку к молле, который вдалбливал в головы ребятишек премудрость корана, обучал фарсидскому и арабскому языкам. Хотел складывать в строчки приятные, певучие слова, а молла осыпал его за это "цветами", то есть избивал палкой, каждый удар которой, по мусульским преданиям, якобы выращивал цветы на теле...
    О, какое это было счастье, когда благороднейший поэт Сеид Азим Ширвани открыл в Шемахе школу нового типа, которая давала общее образование и где изучался не только родной язык, но и русский и французский! Набожный Мешади-Зейналабдин не устоял перед неотступными просьбами двенадцатилетнего Мирзы Алекпера и отдал его в сомнительную школу, где священному творения Мухаммеда предпочтут стихи его собственного сына. Однако совсем недолго - всего два года - юный поэт жил, как в раю. Учитель так расхваливал сына, что отец решил применить его способности там, где они будут полезней, - в торговой лавке.
    Дело всё же не развивалось, товары шли плохо. Почему? Оказывается, сын сидел в лавке и что-то выводил в записной книжке, а приходившим покупателям бормотал, как спросонок: "Ничего не продаётся". И снова погружался в своё странное занятие. Отец рвёт записную книжку в клочья и запускает ими в лицо незадачливому своему помощнику.
    Верблюжьей поступью приходят и уходят годы, мелькают дни, как лица покупателей. Наконец Мешади-Зейналабдин благословляет двадцатитрехлетнего сына в дорогу. Поэт идёт. Куда? В города своих мечтаний - в Хаманад, Нишапур, Самарканд, Бухару, Ашхабад, Мерв. Он знал о них понаслышке, а теперь видит воочию и сказочные богатства их и неописуемую нищету. Мерв полюбился ему больше других городов, и почему бы не остаться здесь навсегда? Но... Весть о смерти отца расстраивает его планы. Он торопится в Шемаху, чтобы утешить мать, оставшуюся с большой семьёй, и помогать ей. Старея и слабея с каждым годом, она уговаривает   сына жениться. Ему не до этого, но в доме действительно не хватает женских рук, и он приводит в дом хозяйку.
    Увы, закон жизни неумолим: положение не улучшилось, а ухудшилось, потому что к одной семье стала прибавляться другая.
    Но вот начинается новый век - двадцатый. Что он принёс одинокому бедствующему поэту? Прежде всего прекрасного друга: из Тегерана на родину вернулся поэт Аббас Сиххат. Он моложе, но отлично знает и восточную и западную литературу, много переводит с французского и русского. С ним легче дышится. Он умеет собирать около себя людей, влюблённых в поэзию и думающих о судьбах народа.
    Душная мгла придавила горы, леса, поля, весь белый свет. И вдруг от края до края гроза. Небывалая гроза, необычайная - человеческая! Не молнии полыхают, а красные знамёна. Революция! 1905 год. Перепуганный насмерть русский царь, отводя удары от себя, сталкивает народы. В Баку потекла кровь армян и азербайджанцев. Сабир встаёт между теми и другими со страстным призывом: "Армяне -братья мусульман! Зачем же встал на брата брат?" А через год его голос уже звучит со страниц сатирического журнала "Молла Насредин". Его основатель и редактор - Мамедкули-заде - не нарадуется, получая от неизвестного шемахинца великолепные стихи. Всем достаётся от нег: и бекам, и ханам, и моллам, и скрягам, и персидскому шаху, и турецкому султану, и жадному бакинскому капиталисту, и правоверному ханже, и продажному писаке - всем без исключения тунеядцам, исконным врагам трудового люда. И лишь однажды пришла в редакцию ода - вождю иранских революционеров:

    Ты человечеству служил, не только миру мусульман!
    Тебе, тебе моя хвала, неутомимый Саттар-хан!

    Редактор доволен поэтом, поэт - радактором. Но, конечно, прототипы, узнающие себя сабировских портретах, платят поэту чёрной ненавистью. Его предают анафеме, его обходят, отплёвываясь. В открытую Сабиром школу детей не пускают. В родном городе он, как на чужбине. Поэт уходит в Баку. На большой город у него большие надежды. Но и здесь Сабир наталкивается на всё то же "наоборот". Истощённый недоеданием, он сдаёт наконец экзамен на учителя и получает место в школе рабочего посёлка Балаханы, а заодно поступает ночным корректором в редакцию газеты.
    Поэт повеселел: живёт среди рабочих - поближе к революции! Беседует с ними при случае, пишет книгу стихов для детей, посылает деньги семье, но... что с печенью? Назойливая, сосущая днём и ночью боль невыносима.
    12 (25) июня 1911 года поэт умирает.
    И всё же заветное желание Сабира исполнилось:

    Когда я уйду - ты, что пела в крови,
    Свобода, разлейся, как пламя зари!
    Свобода великая, вечно гори!
    Свобода-красавица, вечно живи!

    Нет глинобитного домика на Шихминазской улице в Шемахе, но жива свобода, и она бережно хранит сердце поэта, бьющееся для всего человечества.

Журнал "Огонёк". Столетний пересмешник. - Павел Панченко. 1962 год.