Роберт Фрост. Берёзы

Комментарии и перевод «Берёз» Роберта Фроста
Саша Казаков
2021-09-20 - 2021-10-10

«Берёзы» ранее произведение Фроста. Оно впервые опубликовано в 1916 году в первом сборнике Фроста изданном в Америке — «Горный Интервал». Написаны «Берёзы» раньше, во время Фроста фермерской жизни, когда его слушателями были соседи фермеры и их дети: Фрост преподавал в гимназии английский язык, и ставил с детьми спектакли, часто по своим адаптациям произведений классики.   Многие произведения, написанные им в это время, написаны либо вольным (белым) либо свободным стихом.  Часто это белый пятистопный ямб.   Но главное в них то, что это запись устного рассказа звучащего, как урок в школе, демонстрирующий детям, как наблюдения, обрастая поэтическими ассоциациями, становятся вневременными, частью всего.

«Берёзы» — смесь вольного и свободного стиха.  Выдерживаемый в первых строчках пятистопный ямб сменяется строчками со смешанным ритмом и меняющейся стопностью.  Фрост переходит к прозаическому рассказу, не поддерживая строго размера от строчки к строчке.  Первые три строчки, выдержанные в пятистопном ямбе, определяют текст как стих, в остальном эти строчки проза. В них Фрост делится с нами наблюдением из его лесных прогулок и первыми родившимися мыслями, связанными с ними, при этом сохраняя обыденный разговорный, но ритмизированный язык.  Дальше ритм сбивается, но метафоры, поэтические ассоциации (уже не связанные впрямую с наблюдениями) поддерживают первоначальное ощущение — это стих. 

Мне не удалось связать сбои ритма и изменения стопности строчек (явный переход к стилю устного, прозаического рассказа) с контекстуальной необходимостью. 

Изменения ритма подчеркивают — это устный рассказ-монолог.  Поэтому при переводе я не придерживался строгого пятистопного ямба (не характерного для текста) и не пытался аккуратно повторить неровную структуру текста Фроста;  задачей перевода было сохранить это ощущение рассказа и  аккуратно описать детали «катания» на березах и поэтические ассоциации вызванные ими у рассказчика и используемые им как гимн жизни.

Для тех кто никогда не «объезжал» молодые берёзы, юные деревца, чаще ещё с тонкой зелёной корой (берёзы приобретают белую или серебристо-серую окраску к возрасту 3х - 4х лет - рассказ об этом "взрослении" берёз становится началом его стихотворения "Молодая Берёза"), я поделюсь воспоминаниями о поездках к Щучьему  озеру в Карелии, к молодой березовой роще, тянущейся последние несколько сот метров вдоль дороги от Комарово к Щучьему.  В Комарово, несмотря на его название, меньше комаров, чем в прижатом к заливу Лисьем Носу.  Основной посёлок находится в километре от Финского Залива на песчаном холме, и в 2-х - 2,5 км от Щучьего озера.  Весь посёлок просто сосновый лес, в котором прорублены просеки-улицы и места для двухэтажных домиков. Посёлок был известен своей литературной гостеприимностью: в нём был расположен дом-творчества писателей и много дач, принадлежащих ленинградским писателям (я говорю о 50-х - 70-х годах 20-го века).  Он гостеприимен и для тех, кто покинул его навсегда.  На  литературных берегах его Леты, находящейся в километре от посёлка по дороге к Щучьему, память и памятники многих ушедших писателей, литераторов и, как известно, Анна Ахматова выбрала его, как своё последнее убежище.

В начале шестидесятых, весной, в конце апреля начале мая, мы приезжали в Комарово.  Снег уже в основном сошёл.  Сказочный запах сосны и солнечная весенняя прохлада тянули пройтись по песчаной, лесной дороге к Щучьему озеру.  В чистом, прозрачном сосновом лесу с обеих сторон дороги высились полуметровые муравьиные кучи, сложенные из маленьких сухих веточек и ржавого цвета сосновых иголок.  Я оживлял их, постучав по ним ладонью.  Большие черно-рыжие муравьи-воины, хранители муравьиного очага, выползали на свет и задирая вверх задики поливали ладонь остро пахнувшей муравьиной кислотой.  Я подносил ладонь к лицу и вдыхал острый, кислый запах. Запах соснового леса и муравьиной кислоты навсегда стали для меня запахами весны.

Ближе к Щучьему дорога становилась травянистой и влажной.  Глина сменяла песок, и недавно растаявший снег не мог просочиться вглубь так быстро, как на песчаной части дороги.   Сосновый лес посёлка сменялся смешанным и лиственным: осины, берёзы.  Наконец, недалеко от озера, мы попадали в молодую берёзовую рощу с зелеными деревцами высотой 5–6 метров, которые можно было легко обхватить пальцами двух рук.  Они уже проснулись от зимней спячки, их переполнял берёзовый сок, сочившийся при малейшем надрезе.   Мы делали маленькие аккуратные надрезы перочинным ножичком и припадали губами напиться живой, лёгкой сладости.  

Следующей радостью было катание на этих молодых и гибких деревцах. Их стройные, вертикальные стволы были покрыты почти до самой кроны небольшими тонкими ветвями, достаточно прочными, чтобы выдержать осторожно взбирающегося по деревцу мальчишку, прижимающегося к стволу тем теснее, чем ближе он к кроне.  Ствол и мальчишка составляют одно целое до самого последнего момента перед прыжком-полётом.  Прижимаясь, забраться надо до самой кроны.  Начни прыжок чуть раньше и деревце, не имея возможности согнуться в дугу, но и не выдерживая вес прыгнувшего мальчишки может лечь вместе с ним на землю всем стволом.  Если корни прочные, ему удастся подняться, но многие останутся лежать с вывернутыми из земли корнями.  Мы не хотели ранить деревья, да и полёт с большей высоты доставляет куда больше радости.   Вот ты у самой кроны.  Деревце подрагивает от дополнительного груза, чуть-чуть покачиваясь при каждом твоём движении.  Пора. Одним взмахом ног назад и вверх с выкриком на выдохе ты тянешь крону на себя и весь ствол, сгибаясь плавной дугой, опускает тебя пока твои ноги не коснулись земли. Полёт закончен. Он и длился секунду другую.  Отпущенный ствол берёзки со свистом взлетает обратно вверх.  И берёзка, покачав минуту головой из стороны в сторону, как будто выражая неодобрение твои глупым играм, снова гордо смотрит в небо.

В некоторых русских переводах и комментариях американских критиков, за желанием выделить второй план (уровень) поэтического текста, пропадали простота, ощущение устного рассказа, и искажались некоторые детали рассказа о качании на берёзах. Пропадала и легкая юношеская озабоченность, без которой некоторых сравнений и выводов не было бы в его тексте.  Фрост уже не юноша, но обращается, как мне кажется, к юным сердцам.


БЕРЁЗЫ


Когда я вижу как стволы берёз,
Пересекая стройные стволы
Деревьев тёмных, смотрят влево, вправо,
Я думаю, что их погнул мальчишка
На них качаясь словно на качелях.
Но не сломить мальчишке ствол берёзы,
Тут нужен гололёд.  Ведь каждый видел
Их льдом охваченными зимним утром
После дождя. Вот чокаются ветки,
Покачиваемые лёгким ветром,
Под солнцем раним радугой горя,
И покрываясь сетью тонких трещин.
Ещё чуть-чуть их хрупкий рухнет панцирь
Прозрачной грудою на снежный наст -
Разбитого стекла такие груды сметя
Решишь, что наш небесный свод вдруг обвалился.
К пожухлым папоротникам их лёд склонил,
И пусть не сломаны, но простояв так долго
Согбенными им не расправить спину:
Вы видели стволы берёз годами позже -
Как арки выгнуты, и ветви крон
Поглаживают и целуют землю.
Они, как девочки, что встали на колени,
И руки вытянув вперёд земли коснулись,
Вперёд забросив волосы на руки
Их просушить под  тёплым, летним солнцем.
Историей о шторме ледяном
Реальность отвлекла меня, но я
Хотел сказать, что мне по сердцу больше,
Чтобы мальчишка их погнул играя,
Когда на пастбище и к дому гнал коров,
Мальчишка что других не знает игр -
Живя вдали от городков, где в школах
В бейсбол играют - но лишь те, что сам придумал,
И может в них играть один зимой и летом.
Он покорил отцовские деревья
Их оседлав и вниз на них съезжая
За разом раз, пока они согнувшись
Не сгорбились, упругость потеряв -
Ни одного для игр не осталось.
Теперь он точно знал когда начать
Полёт к земле чтоб дерево прогнулось,
Но не к земле прижалось всем стволом.
До самых верхних веток словно струнка,
Взбирался так, как будто чашку чая
Он нёс наполненную до краёв - сверх края.
И вот в полёт, назад и вверх взмахнув ногами,
С присвистом веток, вместе с ним летящих,
Размахивая в воздухе ногами
В воздушном танце - всё, земли коснулся.
И я когда-то гнул весной берёзы.
И к ним, в мечтах моих, хочу вернуться.
Tогда, особенно,  когда я по уши в заботах
И жизнь на непролазный лес похожа -
Горит лицо от плотной паутины,
Её сметёшь и вновь через секунду
Сметаешь,  глаз слезится от удара ветки.
Я рад бы был тогда покинуть землю -
Так, не на долго, и, затем, вернувшись,
Начать сначала.  Не дай бог судьба
Поймёт меня не так и половину
Желаний выполнит: возьмёт меня отсюда,
Но не вернёт.  Земля - нет лучше места
Любить: не знаю лучших мест вернуться.
Я бы хотел уйти, влезая на берёзу,
По тёмным веткам, белому стволу
Вверх к небесам, пока не даст слабинку ствол,
И голову склонив меня опустит.
Прекрасно так и уходить и возвращаться.
Есть хуже участь чем раскачивать берёзы.


BIRCHES
by Robert Frost

When I see birches bend to left and right (- ' x5;  10)
Across the lines of straighter darker trees, (- ' x5;  10)
I like to think some boy's been swinging them. (- ' x5;  10)
But swinging doesn't bend them down to stay (- ' - '   ' - ' - '; 9)
As ice-storms do. Often you must have seen them (- ' - '   ' - - ' - ' -; 11)
Loaded with ice a sunny winter morning  (' - - ' - ' - ' - ' -; 10,1)
After a rain. They click upon themselves
As the breeze rises, and turn many-colored
As the stir cracks and crazes their enamel.
Soon the sun's warmth makes them shed crystal shells
Shattering and avalanching on the snow-crust—
Such heaps of broken glass to sweep away
You'd think the inner dome of heaven had fallen.
They are dragged to the withered bracken by the load,
And they seem not to break; though once they are bowed
So low for long, they never right themselves:
You may see their trunks arching in the woods
Years afterwards, trailing their leaves on the ground
Like girls on hands and knees that throw their hair
Before them over their heads to dry in the sun.
But I was going to say when Truth broke in
With all her matter-of-fact about the ice-storm
I should prefer to have some boy bend them
As he went out and in to fetch the cows—
Some boy too far from town to learn baseball,
Whose only play was what he found himself,
Summer or winter, and could play alone.
One by one he subdued his father's trees
By riding them down over and over again
Until he took the stiffness out of them,
And not one but hung limp, not one was left
For him to conquer. He learned all there was
To learn about not launching out too soon
And so not carrying the tree away
Clear to the ground. He always kept his poise
To the top branches, climbing carefully
With the same pains you use to fill a cup
Up to the brim, and even above the brim.
Then he flung outward, feet first, with a swish,
Kicking his way down through the air to the ground.
So was I once myself a swinger of birches.
And so I dream of going back to be.
It's when I'm weary of considerations,
And life is too much like a pathless wood
Where your face burns and tickles with the cobwebs
Broken across it, and one eye is weeping
From a twig's having lashed across it open.
I'd like to get away from earth awhile
And then come back to it and begin over.
May no fate willfully misunderstand me
And half grant what I wish and snatch me away
Not to return. Earth's the right place for love:
I don't know where it's likely to go better.
I'd like to go by climbing a birch tree,
And climb black branches up a snow-white trunk
Toward heaven, till the tree could bear no more,
But dipped its top and set me down again.
That would be good both going and coming back.
One could do worse than be a swinger of birches.


* Опубликовано: «День Русской Зарубежной Поэзии 2022» ISBN 978-3949577-03-1