Шумеры

Вступление

Много-много сотен лет тому назад
Пришёл народ из космоса на Землю,
И называл себя Шумерами народ,
Они бывали раньше на планете,
Что Нибиру, их языком произносилось.
Но вот столкнулся спутник Нибиру
С планетой Тиамат (с Землёй, если по-русски)
И раскололась Тиамат на две большие части.
Одна из них наречена была Луною.
А Богом звался, на период катастрофы — Мардук
Царём планеты Нибиру — Шурупак.
Но сильно пострадал защитный слой планеты,
Тончайший, из  злата чистого изготовленный.
Он отражал свет и тепло, в сторону планеты,
И отфильтровывал вредоносные лучи с Земли.

Пришёл к царю Мардуку его звездочёт, Энмеркар:
 - О царь великий, божество наше священное.
Я наблюдал за поведением звёзд, глазами видел,
Как разлетелась на куски планета Тиамат...
- Весть недобрую принёс ты, звездочёт,
И по земным законам тебя  бы надобно казнить,
Но коль назвал меня ты Богом, прощаю я тебя.
А теперь мне надо подумать, как поступить…
- А что тут думать. На Земле золота сколь хошь,
Копай, да копай.
Но Солнечная Система подчинена Элохиму Иегове...
- И то верно, звездочёт, светлая у тебя голова,
Не забита мякиной, от однообразного труда.
А с Элохимом мы договоримся. Не твоя забота...
- Звёзды понимать надо, а не просто следить за ними,
Но добычу золота надо начинать с Африки, там его полно…

1 Сотворение мира.

Вы ошибаетесь, коль ничего не знаете о Шумерах,
Древнейшем народе, живущем в Месопотамии,
Межу реками Тигр и Ефрат.
Долина между двумя реками
Давно привлекала Шумеров.
Они распахали её
И добывали там золото.

Умным народом были Шумеры.
Все  достижения, что были в  мире, пришли от них.
Да и их можно смело назвать древнейшей цивилизацией.

Первоначально во вселенной возник пресноводный хаос,
Где зародилась праматерь Намму.
Сын её Ан, находился на вершине горы, а дочь, Ки —
У подножия. Дети Намму соединились,
Произведя на свет бога воздуха, Энлиля,
Семь богов стихий и других богов.
Когда места на горе стало мало,
Энлиль поднял её вершину.
Так возник небосвод.
А когда он опустил подножие горы,
Возник, внизу, диск Земли.

2 Миф о потопе

На совете богов решили наслать на землю потоп и уничтожить всё человечество.
Но многие боги были огорчены этим.
Зиусудра, правитель Шуруппака, представлялся набожным и богобоязненным царём.
Он пребывал в постоянном ожидании божественных снов и откровений.
Он слышал голос во сне голос Энки.
Тот сообщал ему о намерении богов "уничтожить людское племя".

В течение семи дней и семи ночей на земле бушевала буря большой силы.
Боги боялись её.
Наконец на небе появился бог Солнца Уту.
Он осветил и обогрел землю.
Зиусудра предстал перед ним ниц и принёс в жертву волов и овец.

Он получил в дар "жизнь, как у бога" —  бессмертие.
Вместе с супругой он был перенесён в божественную райскую страну Дильмун.

3 Миф о происхождении бога Луны

Случилось это во времена,
Когда город Ниппур населяли лишь боги, дети Ану.
Одна из богинь, старая и хитрая Нунбаршегуну
Задумала сочетать браком свою дочь Нинлиль
И старейшину богов могучего Энлиля.

Зная, что Энлиль любит бродить в одиночестве по берегу реки,
Нунбаршегуну подговорила свою дочь прийти в это время к потоку.
Дочь скинуть с себя одежды и сделать вид, будто она собирается искупаться.
Произошло все, так как и рассчитывала хитроумная богиня.
Энлиль, увидев прекрасное тело Нинлиль, воспылал страстью
И  захотел сблизиться с ней, но девушка отказала ему,
Сославшись на свою невинность.
Обескураженный бог с тяжёлым вздохом отступил.
Но красота девушки запала ему в душу.
Он обратился за помощью к своему слуге Нуску.
Тот посоветовал быть настойчивей и похитить юную деву,
Ссылаясь на то, что она противится лишь из скромности,
Познав твою страсть и сама воспылает любовью.

На следующий день девушка пришла к реке купаться.
Энлиль выскочил из зарослей тростника, схватил её,
Посадил в лодку, заранее приготовленную Нуску.
Он пустил судёнышко по течению и силой овладел Нинлиль.
Молодая богиня зачала ребёнка.

Боги, узнав о безнравственном поступке,
Сильно возмутились.
Пятьдесят семь величайших и великих богов
Решили, что Энлиль должен отказаться от власти.
В наказание за нарушение запретов он обязан отправиться в нижний мир.
Но тут прекрасная Нинлиль, беременная будущим богом Луны, Нанной,
Заявила, что любит своего обидчика и последует за ним в изгнание.

Энлиль был сильно удручён тем, что если бы сын родился в  мире мёртвых,
То он не смог бы подняться на небеса, как было ему предначертано.
Тогда у бога созрел хитроумный замысел.
Он знал законы подземного мира. Для того, чтобы кому-либо покинуть "страну без возврата" необходимо было предоставить себе замену из трёх родственников.
Это значит, Энлилю, если он хочет вывести свою семью в верхний мир, надо искать таковых.

— Я первым сойду под землю, — сказал он Нинлиль, —
Буду ждать тебя в нижнем мире.
Не торопись и спокойно снаряжайся в путь.
Когда подойдёшь к воротам подземного царства,
То тебя встретит страж и спросит, кто ты и куда идёшь.
Расскажи ему обо всем и выполни все его желания!
Потом ты достигнешь великой подземной реки и увидишь её хозяина.
Вновь назови себя и сделай все, что он захочет.
Через реку перевезёт тебя лодочник.
Выполни также и его волю.
Не страшись ничего.
Все будет так, как предрешили семь величайших богов,
Они определяют судьбы будущего.
Совершив грех, ты останешься безгрешной!

Простившись с женой, Энлиль принял образ стража ворот нижнего мира.
Он стал поджидать Нинлиль.
Та подошла к воротам, увидела стража и стала объяснять ему цель визита.
Энлиль в образе привратника сказал, что пропустит её,
Только если она возляжет с ним на ложе страсти.
После некоторых колебаний, вспомнив наставления мужа, богиня согласилась. В её чреве зародился бог Нергал — Месламтеа.
Нинлиль двинулась дальше,
Она подошла к берегу подземной реки и там встретила Энлиля, в образе хозяина реки.
Сблизившись с ним, она зачала бога Ниназу.
Чтобы переправиться через реку, богине пришлось отдаться ещё и лодочнику.

План Энлиля удался — 
Три его сына остались в подземном мире.
Но старшему брату, Нанне, надлежало становится богом Луны.
Он взошёл на небеса.
Энлиль и Нанна недолго оставались в нижнем мире.
Искупив свою вину, они вернулись в Ниппур.
Энлиль вновь стал во главе богов.

4 Миф о Думузи и Энкимду

Прекрасная Инанна, Царица Небес, дочь бога луны Нанны, жила на краю неба.
Иногда она спускалась на землю.
От её прикосновения почва покрывалась зеленью и цветами.
Красоте богине не было равных.
Полюбили её одновременно пастух Думузи и  земледелец Энкимду.
Оба они посватались к прелестной деве, но та колебалась и тянула с ответом.
Её брат, солнечный бог Уту,  уговаривал её обратить внимание на  Думузи.
Да станет пастух тебе мужем!
Отчего ты не хочешь?
Его молоко превосходно и сливки хороши.
 Да будет Думузи тебе супругом!
Хороши его сливки, будешь их пить с ним вместе,
Ты, сень царей, отчего же ты не согласна?
Но Инанна похоже  была влюблена в земледельца Энкимду.
Да не будет пастух мне супругом!
Покрывалом из новой своей шерсти меня не покроет!
С ним вдвоём дабы лечь — не промолвлю я слова!
Я, дева, да возьмёт меня земледелец!
Землепашец, кто растит изобильные травы,
Землепашец, кто растит изобильные злаки!
Уту  расписывал сестре выгоды занятий пастуха над трудом землепашца.
Но упрямая богиня осталась непреклонной.
Она говорила, что ей милее Энкимду,
За то что он укрывал землю зеленью и выращивающиавал спелые колосья.
К Инанне приходил сам отвергнутый жених Думузи. 
В своей речи ему удалось доказать выгоды своего имущества, по сравнению с имуществом соперника.
На богиню его слова произвели впечатление
Она пригласила пастуха на следующий день в дом её матери Нингаль.
Мать должна дать своё согласие на брак.
Жених гулял по берегу реки и неожиданно встретил Энкимду.
Думузи заволновался.
Он готов был драться с соперником.
Но землепашец отвечал, что если Инанна предпочла пастуха, то это её право.
Она предложила Думузи дружбу, которую тот радостно принял.
На следующий день Нингаль согласилась на брак дочери Инанны и Думузи.

5 Миф о женитьбе «Марту»

Бог «Марту» надумал жениться.
Он попросил свою мать найти ему жену.
Та посоветовало сыну самому заняться поисками.
Но выбрать девушку по своему вкусу.

Как-то раз в Нинабе состоялся большой праздник.
На него пригласили Нумушда, бога-покровителя города Казаллу.
Он приехал вместе с женой и дочерью.

Во время пира «Марту», в честь Нумушды, совершил героический поступок.
Бог предложил «Марту», в качестве награды, серебро и ляпис-лазурь.
Но тот отказался и попросил руки дочери Нумушды.
Тот согласился, хотя подруги дочери пытались отговорить её от этого брака.
Они говорили, что «Марту» «варвар, живёт в палатке, питается сырым мясом и после смерти не будет погребён.
Но свадьба состоялась!

6 Миф об Инанне и Шукаллетуде

Жил когда-то один садовник по имени Шукаллетуда.
Он очень старательно возделывал свой сад, поливал деревья и грядки, но все его усилия оказывались тщетными —
Сухой ветер пустыни иссушил почву и растения гибли.
Измученный неудачами Шукаллетуда обратил взор к звёздным небесам.
Он стал просить божественного знака.
Шукаллетуда получил веление богов.
Он посадил в саду дерево сарбату.
Это дерево простирает тень свою, с запада на восток.
У Шукаллетуда получился желаемый результат — все растения в саду расцвели пышным цветом.

Однажды богиня Инанна после долгого и утомительного путешествия решила отдохнуть, неподалёку от сада Шукаллетуды.
Садовник увидел прекрасную богиню.
Он несмело опустился перед ней на колени и поцеловал её.
Видя, что Инанна спит беспробудным сном, Шукаллетуда осмелел и удовлетворил свою внезапно вспыхнувшую страсть, овладев спящей богиней.
Проснувшись с первыми лучами солнца Инанна проснулась и была глубоко оскорблена дерзостью простого смертного.
Она решила, во что бы то ни стало, отомстить ему.
Так как богиня не знала, кто именно оскорбил её, месть пала на головы всех жителей Шумера.

Вначале Инанна напитала все колодцы страны кровью.
Затем она наслала на Шумер разрушительные ураганы.
Но каждый раз Шукаллетуда шёл в дом своего отца.
Мудрый старик советовал ему отправляться в крупные города, чтобы богиня не могла отыскать его.

После третьей попытки Инанна осознала: не в состоянии отомстить смертному.
И отправилась она к шумерскому богу Энки, попросить у него помощи.
Энки помог ей —  Шакуллетуда забыл о своём грехе,
Но помощь стоила богине совокупления с богом.

7 Миф о Лахаре и Ашнане

 Бог Энлиль построил на земле город Ниппур.
Он населил его богами ануннаками, жизнь была скудной и бедной.
Люди не знали зерна, не имели домашних животных, не умели делать ткани.
Они питались травой и кореньями, пили воду из канав, ходили обнажёнными.

Но боги задумали улучшить жизнь на земле.
Великий бог Ан собрал их всех на горе небес и земли.
Там были созданы богиня зерна Ашнан и богиня овцеводства Лахар.
Они должны были удовлетворить голод и жажду ануннаков.
Но боги едят хлеб, пьют молоко и никак не могут остановиться.
Тогда мудрый Энки предложил Энлилю спустить богинь на землю, к людям.
Энлиль согласился, и по его повелению Лахар и Ашнан поселились среди людей.
Сердца великих богов преисполнились радости, когда увидели они, что изобилие и богатство наполнили страну.

Однажды, выпив вина, трудолюбивые и прилежные богини затеяли спор кто из них важнее —
Ашнан и её земледелие или Лахар со своими овцами, молоком и шерстью.
Они долго пререкались между собой, пока мудрый Энки не вынес свой приговор.
Он объявил, что земледелие и скотоводство должны находиться в тесной связи.
Но первенство отдал Ашнан.
Только хлебом можно насытиться, он укрепляет тело, а вино веселит сердце.
 Хлеб и вино важнее для жизни, чем молоко и шерсть.
Ашнан, питающая богов и людей, должна занимать первое место.
А  сестра, Лахар —  чтить её и признавать её старшинство.

На Горе Небес и Земли,
Когда Ан сотворил Ануннаков,
Имени Ашнан-Зерна ещё не было создано.
Нитей Утту-Ткачихи в стране не сотворили.
Уток и основу для Утту не очертили.
Овец и коз не было, ягнята и козлята не множились.
О двойнях и тройнях овец и коз не было и речи.
Имени Ашнан, изумрудно-сверкающей, Лахар-Овцы
Ануннаки и великие боги ещё не знали.
Зерна тридцатидневки, сорокадневки и пятидестидневки тогда не было.
Зерна мелкого, горного, отборного не было.
И одежды не было.
И Утту-Ткачиха не рождена. Царственная повязка отсутствовала.
Владыка Вестник, владыка сиятельный не рождён.
Бог Шаккан на безводные земли не вышел.
Человечество тех далёких дней
Хлеба для пропитанья не знало,
Как обернуться одеждой, не знало.
Словно овцы, ртами траву щипали.
Водою канав утоляли жажду.
Молоко загонов священных и хлеба
Вкушали ануннаки и не наполнялися.

И тогда-то Энки и промолвил Энлилю:
«Отче Энлиль, Зерно с Овцою,
На Священном Холме сотворённые,
Со Священного Холма да будут спущены!»

И, согласно светлым словам Энки и Энлиля,
Овца и Зерно со Священного Холма были спущены.
Овцу они оградили загоном,
Взрастили ей богатые травы.
Для Зерна они устроили поле,
Даровали ей плуг, ярмо и упряжку.

В своём загоне стоит Овца.
Стоит Зерно в своей борозде —
Статная дева, излучение прелести,
От полей главу святую вздымая,
Благодатью небес наливается.
Восходят Овца и Зерно в сиянии,
Для народа они — благоденствие,
Для страны — поддержание силы жизни.

Сути божьи исполняют праведно.
Ими житницы страны наполнились,
Закрома страны от них разбухли.
И когда в дома бедные, во прахе лежащие,
Они вступали — изобилием одаряли.
Куда вдвоём стопы они направляли —
Щедрость в дом прибавляли.
Там, где вставали они, — приумножение,
Там, где садились они, — украшение.

Сердца Ана и Энлиля радовались.
Вино сладкое они пили.
Пиво вкусное они пили.
Но средь полей орошённых затеяли ссору.
В трапезной в спор они вступили

Зерно Овце так молвит:
«Сестра, я главная, тебя я превосходней!
Среди украс страны тебя блистательней!
Герою героев силу я даю,
Дабы дворец наполнил он славой,
В стране безгранично простёр своё имя.
Я — дар ануннаков, престолов нутро.

Когда я даю силу герою,
Он отправляется на битву.
Он не чувствует своего тела,
Когда, играя, идёт по полю.
Я поддержка соседства и дружбы.
А когда  вхожу к пленённому мужу,
То судьбу ему решаю:

Своё сердце разбитое он забывает,
Его цепи и узы я разрываю.
Я Ашнан-Зерно, изумрудно-сверкающая,
Я воистину дитя Энлиля!
Хоть в овечьем загоне,
Хижине пастушьей,
Под небом пустыни,
Я — повсюду!
Что ты можешь возразить на это?»

В ответ Овца Зерну молвит:
«Что ты сказала, сестрица?
Ан, всех богов владыка,
С земли священной, с земли драгоценной
Дал мне спуститься!
Нити Ткачества, грозное свечение царства,
Он доверил мне нити качества!
Шаккан, гор повелитель,
Свои Сути-знаки пестро разукрасил!
Исправно ведёт своё хозяйство.
От могучих кряжей до горных цепей страны чужой
Он нити крутит.
Он направляет пращу, лук великий.
Я — охрана войск отборных.
Я — в полях мужей пропитанье.
Я — кожаный мешок, с водою ключевой,
Я — кожаные сандалии.
Я — сладкое масло, богам воскуренье,
Я — в растёртом масле, в давленом масле, в кедровом масле,
В постоянных жертвах!
В моём одеянье сияющей белой шерсти
Царь веселится на своём престоле.
Мой облик — радость богам,
Сиянье и веселье их плоти.
Я вместе со жрецом очищающим,
Жрецом-заклинателем,
Жрецом омывающим,
Когда они облачаются для святого обряда.
Я шаги мои с ними направляю!
А борона, а лемех, а вожжи —
Орудия всепоглощающей топи!
Что можешь ты возразить на это? Что ответить? Говори!»

Тогда Зерно Овце отвечает:
«Когда пивной хлебец в печке прожарится,
Когда сусло в печке проварится,
Сама Нинкаси их для меня смешает!
И все козлы твои, бараны
Окончат жизнь на моём застолье!
Как на столе их расставят, от моих даров зависит!

Под небом пустыни к моим дарам
Пастух вздымает очи!
А когда, посередь поля я встаю в борозде,
Твоего подпаска мой земледелец дубинкою изгоняет!
С полей тебя отправляют в места безлюдья,

И не выйти тебе оттуда —
Скорпионы, змеи, разбойные люди -
Все, что есть в пустыне. —
Твой приговор под его небом!
Каждый день там твой сосчитан,
И с зарубками палка воткнута в землю!
И сколько б ни повторял твой пастух:
"Как много овец, как много ягняток,
Как много козляток,
Когда пролетит ветерок, играя,
Когда промчит ураган, сбивая, -

Тростниковую хижину ты себе строишь!
Но когда ветерок играет и ураган с ног сбивает,
Ишкуру-грому равная я поднимусь!
Я, Зерно, возрождаюсь героем
Остаюсь и стою, не склоняясь!

А котёл на ножках — маслобойка,
Украсы пастырства достоянье!
Что можешь ты возразить на это?»

В ответ Овца Зерну молвит:
«Подобно Инанне небесной,
Ты коней возлюбленная!
Как вместе с горным рабом, вражий пленник,
И с тем мужем, что бедных жену и детей оставил.
Верёвкою связанные за локти,
На гумно подымаясь,
С гумна спускаясь,

Глаза твои палками бьют и уста бьют твои,
Когда колосья, точно в ступке разбиты,
Ты вздымаема южным и северным ветром,
И жернова каменные по тебе гуляют,
Ручными камнями лик твой перетирают,
Ты квашню собою заполняешь,
Пекарь рубит тебя и швыряет,
Раскатывает тесто пекарка.
Тебя ставят в печку.

А когда на стол тебя поставят,
Я пред тобою!
И так, на сути твои взглянув,
С чего бы это мне быть за тобою?
Мельник, это ли не зло?
Что ты возразить на это можешь?
Как ответишь?»

Сердце Ашнан-Зерна наполнилось горечью,
К ссоре голову она обратила.
Зерно Овце так молвит:

«Гром-Ишкур твой владыка, Шаккан пастух твой,
Твоё ложе — безводная пустыня!
Огонь, пожирающий дом и ниву,
Как, влетающий в дом и ворота, воробей,
Входишь ты в нищих страны и слабых.

Склоню к земле я шею!
Когда в деревянных мерках
Понесут твои внутренности на рынок,
Когда обёрнуто твоё горло
Твоею же повязкой набедренной,
То один говорит другому:
«Отвесь-ка мне мерку зерна
Для моей овцы!»

Тогда Энки Энлилю так промолвил:
«Отче Энлиль, Овца и Зерно,
Пусть обе они ходят вместе.
Серебра три доли их союз да упрочат,
Но из них две Зерну причитаются.
Пусть колени преклонят пред Зерном,
Дабы ей ноги поцеловать.
От восхода Солнца и до заката
Имя Зерна да будет прославлено,
Да склоняются выи под ярмо Зерна.

И тот, кто серебром владеет,
Каменьями дорогими владеет,
Овец имеет, быков имеет,
В воротах того, кто Зерном владеет, пусть постоит,
Так проведёт денёк!»

8 Миф о Лугальбанде и горе Хурум

Замыслил царь Урука Энмеркар совершить поход на Аратту —  Завоевать непокорную страну. Бросил он клич по городам и землям, и стали стекаться в Урук полчища воинов.
Руководили этим походом семь могучих и прославленных героев.
К ним присоединяется и Лугальбанда.

Они преодолели половину пути, но на Лугальбанду напала странная болезнь.
Немощь и боль сковали героя.
Друзья решили, что он умер, и долго думали, что же с ним делать.
Они положили его на горе Хурум,
Постелив ему великолепное ложе, оставив всяких яств.
На обратном пути они собирались забрать его тело.

Но Лугальбанда не умер.
Через некоторое время, очнувшись, он начал молить богов.
Те возвращают ему здоровье.
Лугальбанда скитался по лесам и степям в поисках своих товарищей.
Однажды ему приснился божественный сон.
В нём бог сновидений говорил, что герою надо устроить жертвенный обед для богов.
Лугальбанда в точности выполнил данные ему указания.
Он выпек ритуальные лепёшки,
Убил горного быка и его внутренности посвятил Уту,
Заколол козла с козочкой и слил их кровь.
Боги восприняли Лугальбанду, как героя.
Он очутился среди своих товарищей.
Но затерялись они на горе,
И Лугальбанду вновь остался один.

9 Миф о Лугальбанде и Энмеркар

Долго бродил по горам Лугальбанда.
Пришла ему мысль в голову,
А не ли угодить  орлу Анзуду,
Тот поможет герою найти войско Урука.

Так он и поступил.
Нашёл на вершине скалы огромное дерево,
В нём Анзуд свил гнездо,
Дождался, пока гигантская птица отправится на охоту,
И начал ублажать маленького орлёнка.
Накормил его разными лакомствами,
Глаза сурьмой подкрасил,
Украсил душистым можжевельником,
На голову венец возложил.

Тут возвращается птица Анзуд,
Несёт в когтях дикого быка.
Подлетая к гнезду, крикнул орёл.
Раньше голодный птенец всегда отвечал криком, а теперь молчит.
Испугался Анзуд, что его орлёнка похитили и вдруг видит:
Сияет его гнездо, как жилище богов,
А птенец сидит ухоженный, сытый и довольный.

Обрадовался орёл и поклялся выполнить любое желание того, кто это сделал. Вышел Лугальбанда из укрытия и попросил орла назначить ему судьбу.
Анзуд предложил герою богатства несметные,
Лугальбанда их не принял.
Орёл предложил оружие непобедимое,
Лугальбанда и это не принял.
Птица  предложила славу громкую,
Лугальбанда не принял.
Попросил герой у Анзуда наделить его даром быстро покрывать любые расстояния.
Орёл согласился и на прощание предупредил Лугальбанду, чтобы тот никому не рассказывал об их встрече.

Герой отправился в путь,
Нашёл урукское войско и присоединился к нему.
Радости его друзей нет предела.
Они не знают, куда его посадить и чем накормить.
Однако дела у войска обстоят очень плохо.
Подошли они к стенам Аратты, а взять город не могут.

Положение начинает складываться отчаянное.
Тогда Энмеркар, правитель урукского войска,
Обратился к своим воинам. 
Он попросил прислать ему добровольцев, 
Отнести его послание в Урук богине Инанне.
Энмеркар, разгневал чем-то богиню,
И бросила она его в трудную минуту.
Никто из воинов не вызвался быть гонцом.
Опять горы Хурум пересекать никто не хотел.
Лугальбанда  готов был идти один.
Друзья пытались отговорить его,
Убеждали, что эта затея невыполнима, 
Он не сможет в одиночку совершить такой трудный путь.
Но Лугальбанда, так и не открыв им своего секрета, отправился в дорогу.

Моментально добрался герой до жилища богини Инанны,
Пал перед нею в молитвах и пересказал просьбу Энмеркара.
Сжалилась Инанна над его мольбами и научила, что сделать.
Речь шла о какой-то диковинной рыбе, которую надо поймать в реке,
И чаше, которую необходимо сделать из тамариска.

Лугальбанда блуждал в далёких горах,
Матери и отца с ним нет — никто не даст совета,
Разумного друга с ним нет,
Помощника мудрого в размышленье.
Сам себе Лугальбанда помощник мудрый:
«Как бы орлу Анзуду доставить радость,
Угодить бы его супруге,
С его орлицей, с его орлёнком попировать бы!
Да будет со мною Нингуэна,
Что Ан в горах похитил!
Украшение матери — хозяюшка!
Чан её — лазурита зелёного,
Серебра и злата кувшин её,
Застольное удовольствие — глоток её пива!
Один кубок бодрящего пива — и мчишься без устали!

Да будет рядом Нинкаси с чаном,
Бесподобный напиток приготовить поможет,
Орёл, напившись,
В стан урукитов меня направит!
О Анзуд, подари мне путь к моим братьям!»

Издревле благородное дерево Энки,
Среди пёстро-каменных гор Инанны,
Как великан, стоит на вершине.
Великан волосатый, заросший шерстью.
Его тень могучая далёкие горы
Плащом покрыла, обвила покрывалом,
Корни его —  змеи гигантские,
Их питают семь рек Уту.
И безлесые горы вокруг.

Там  скорпионы не ползают, змеи не вьются,
В листве "малая пташка"
Свила гнездо, отложила яйца,
А в ветвях орёл Анзуд орлёнка вывел.

Из чистых веток можжевельника и самшита
Орёл укрытие сделал.
Когда Анзуд кричит при восходе солнца,
Земля в горах дрожит...

Зубы у него,акулы,
Дикий бык от него убегает в горы,
Горный козёл несётся в страхе!

Лугальбанда смекалист,
Он поступает мудро:
В сладкую пищу — божье яство, —
Раденье — к раденью,
Мёд вливает, мёд добавляет.
Перед орлёнком угощенье расставляет.

Птенец пожирает жир овечий,
А тот ему яство в клюв толкает.
Сидит орлёнок в гнезде,
Лугальбанда глаза ему сурьмою подкрасил,
Голову душистым можжевельником обложил,
Венцом "Шугур" украсил голову.

Выбрался Лугальбанда из гнезда орлиного,
Затаился, стоянку в горах безлесых устроил.

Гонит Анзуд горных быков стадо.
В живого быка когти вонзил,
Быка убитого на шею взвалил.
Воды в бурдюк, десять гуров влил.
Взмыл орёл ввысь с ношей,
Подлетая, крикнул орёл у гнезда,
Птенец не откликнулся.

Второй раз крикнул орёл у гнезда,
Птенец снова не откликнулся.

Раньше кричал орёл,
Птенец откликался в ответ.
Застонал орёл, несутся стоны к небу,

Завопила орлица, пронзая воплями бездну.
Орёл стенаньями своими,
Орлица своими рыданьями,

Загнали горных богов Ануннаков,
Как муравьев, в земные расселины.

Говорит орёл своей орлице:
"В моем гнезде дыханье страха,
Как в великих загонах Нанны.
Моё гнездо предвещает ужас,
Как хищники, свившиеся в драке!
Кто птенца из гнезда похитил?»

Вот орёл приближается к гнезду,
Оно сияет, словно жилище богов.
Его орлёнок, сидит а гнезде
Глаза сурьмой ему кто-то подкрасил,
Голову душистым можжевельником обложил,
Венец "Шугур" возложил на голову.

Анзуд хвалу себе возносит:
«Я — вершитель судеб быстротекущих потоков!
Я — око истины, светлый советчик Энлиля!
Мой отец Энлиль меня поставил,
Привратником гор меня назвал он!
Я судьбы и слова изрекаю — кто их изменит?

Тот, кто гнездо моё изукрасил,
Одарю тебя Словом, если ты бог
Станешь навеки другом моим!

Наделю Судьбою, если ты смертный
Да не встретишь в горах соперников,
Могучий герой, одарённый Анзудом!»

Лугальбанда в страхе и в радости,
В страхе сердца, в радости сердца,
Орлу вкрадчиво отвечает он:
«О орёл, в зелёных рощах рождённый!
Плещешься, омываясь в водоёмах!
Предок твой Ан, вершитель судеб,
Вложил в твои руки небо, положил к ногам твоим землю!
Раскинул ты крылья по небу сетью!
В стада горные когти вонзаешь!
Спина твоя — таблицы в знаках!
Бока —  рассекающий воды Змеебог!
Нутро — сад, на радость цветущий!

Со вчерашнего дня я здесь обретаюсь, тебя дожидаюсь!
Орлица матушка мне говорит: — 
Ты мне батюшка...
Да станут мне братьями твои орлятки.
Да осмелюсь ей пожелать твоей орлице здоровья!
Да осмелюсь тебе пожелать здоровья!
Да попрошу у тебя Судьбы!"
Говорит Анзуд светлому Лугальбанде:
«Ну что ж, мой Лугальбанда,
Как ладья с зерном, как ладья с серебром,
Как ладья, плодами груженная,
Как ладья, овощами полная,
Как ладья урожая богатого,
К кирпичам Кулаба победно вернись!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Как у Шары, любимого сына Инанны,
Заблестят твои стрелы лучами солнца,
Засияет лук, как ясный месяц!
Да разят твои стрелы грозные, словно змеи!
Заклинанием их направишь, как топор рассекает рыбу,
Соберёшь их в связку, словно балки у плота!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Подобно Нинурте, сыну Энлиля,
Главу покроешь шлемом «Лев Битвы»!
Щитом-защитой, горой могучею, свою мощь удвоишь!
Сетью накроешь вражьи страны,
С даром победным в град вернёшься!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Изобилье светлых маслобоен Думузи!
Жир всего мира да будет с тобою!
Молоко всего мира да будет с тобою».

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

Говорит Анзуд светлому Лугальбанде:
«Что же ты, мой Лугальбанда!
Одари же меня заветным желаньем!
Упрямец бык идёт по следу.
Осел хромой на верной дороге. Не нарушу слова!
В твоих желаньях Судьба твоя!»

Лугальбанда ему отвечает:

«Да бегут мои ноги без утомленья!
Да будут руки полны силой!
Их в беге раскину, и не ослабнут!
Как солнечный луч, как звезда восхода,
Как семь огненных бурь Ишкура,
Молнией спущусь, пламенем взметнусь!
Куда взоры смотрят, хочу отправиться,
К желанному краю стопы направить!
Добраться до мест, куда влечёт сердце!
Развязать сандалии, где сердце велит!

И если Уту пожелает, чтобы в Кулаб,
Мой град, я вернулся,
Мой супротивник да не возрадуется.
Мой супостат — «Он вернулся!» — воскликнет!
Твой образ в дереве на диво всем изготовлю!
Твоё имя в Шумере да будет прославлено!
Достойно в храмах великих богов установлено".

Отвечает Анзуд светлому Лугальбанде:
«Да бегут твои ноги без утомленья!
Да будут руки полны силой!
Раскинешь их в беге, и не ослабнут.
Как солнечный луч, как звезда восхода,
Как семь огненных бурь Ишкура,
Пламенем взметнёшься, молнией опустишься!
Туда, куда взоры смотрят, отправишься,
К желанному краю стопы направишь!
Куда сердце влечёт тебя, доберёшься!
Где сердце велело, там развяжешь сандалии!
И когда пожелает Уту, и в Кулаб,
Твой град, ты вернёшься,
Твой супротивник да не возрадуется.
Твой супостат — «Он вернулся!, — воскликнет!
Мой образ в дереве на диво всем изготовишь!
Моё имя в Шумере да будет прославлено!
Достойно в храмах великих богов установлено!
Как скороход, зашнуруешь сандалии,
Над Евфратом и рвами понесут тебя ноги».

Хлеб в дорогу ему не нужен,
Только оружье берет он с собою.
В поднебесье Анзуд спешит,
По земле Лугальбанда несётся.

Орёл с небес озирает землю,
Высматривает войско урукское.
Лугальбанда с земли следит за пылью,
Вздымаемой войском урукским.

Говорит орёл светлому Лугальбанде:
«Послушай меня, Лугальбанда,
Прими совет мой, со вниманием выслушай!
Судьбу, которой тебя одарил,
Друзьям своим не открывай,
Братьям своим не передавай!

В сердце добро со злом живёт!
Ну, я — к своему гнезду,
Ты — к войску своему!»

Орёл к гнезду своему возвращается.
Лугальбанда к братьям держит путь.
Как птица из светлых тростниковых зарослей,
Как боги Лахама, из бездны Абзу,
Как тот, кто с небес на землю спустился.

Лугальбанда средь войск отборных,
Среди собратьев появился.
Завопили, закричали братья,
Пристают к Лугальбанде с расспросами:
«Ах, наш Лугальбанда, как же ты здесь очутился?
Словно воина, в битве павшего, войско тебя оставило.
Жира свежего ты не ел,
Молока чистого ты не пил,
Как ты вернулся?
Изобильные горные реки,

Где от берега берега не увидишь,
Как пересёк ты? Выпил воду речную?"
Светлый Лугальбанда им отвечает:

«Изобильные горные реки,
Где от берега берега не увидишь,
Бёдрами едва касаясь, что воду из бурдюка выпивал.
Как волк яростен, я рычал, травы речных долин поедал.
Как голубь тучный, землю топтал,
"Мыльные" травы гор пожирал».

Братья Лугальбандаы
Россказни эти приняли с верою.
Как воробьи, что держатся стаей,
Обнимали его, целовали его,
Как птенца "длинноножки", что сидит в гнезде,
Кормили его, поили его,
Светлого Лугальбанду излечили.
Затем все за ним в Урук двинулись.

Как поле на ветру, змеясь, горы пересекают.
В двух двойных часах пути до города,
Перед укреплениями Аратты,
Окопались войска Кулаба и Урука.

Из города дротики торчат, что дождь из тучи,
Как тяжёлый град, летят камни,
За стенами Аратты — гам и кличи.

День проходит, истекает месяц,
Уж год, как к матери своей вернулся б,
Новый урожай дарует небо.

Враги же злобно на поля смотрят,
Страх забирается под самую кожу.
Как тяжёлый град, летят камни,
Загромоздили пути-дороги,
Горные деревья стеною встали.

Вились драконами друг с другом
Никто не знает, как к городу подойти
И в Кулаб пойти никто не отважится.

Тогда Энмеркар, сын Уту,
Задрожал, зарыдал, исторг вопли.
Кого в город послать, он разыскивает,
Посланца в Кулаб он отыскивает.
Но никто не скажет: "Пойду в город!"

К отрядам наёмников он обращался.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"
К отрядам лазутчиков он обращается.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"

Вновь к отрядам наёмников он обращался.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"

К отрядам лазутчиков он обращался,
Но никто не сказал: — «Пойду в Кулаб».

Один Лугальбанда средь всех подымается и молвит:
«Вождь мой! Я в город пойду!
Пусть никто не идёт со мною!
Я один в Кулаб пойду!»

"Ну что ж, иди один в город.
Клятву небес и земли призываю —
Великие Сути Кулаба да будут с тобою!»

В справедливом собрании воинов,
Во дворце, воздвигнутом как твердыня,
Энмеркар, сын Уту,
Твёрдое слово Инанне послал:

«С тех пор, как владычица-сестра моя, светлая Инанна,
В горах камней драгоценно сияющих
Сердцем своим меня избрала,
К камням Кулаба вступить дозволила,
Воистину был Урук болотом, водой покрытым,
Воистину были сухие кочки, тополями заросшие,
Воистину сухой тростник в зарослях с зелёным мешался.

Милостью Энки, владыки Эреду,
Я тростник сухой вырвал,
Я воду отвёл.
Я строил полвека, полвека трудился.

И во всем Шумере и Аккаде
Поднялись «Марту», племена кочевые, что не ведают хлеба.
Стена Урука, как птичья сеть, распростёрлась над степью.
Но ныне Большая Земля погребла ликованье моё.

Как корова с телёночком связана,
Войско моё со мною связано.
Но, как дитя, что, на мать разгневавшись, город покинуло,

Владычица-сестра моя, светлая Инанна,
У камней Кулаба меня покинула.
Если город она любит, а меня не любит,
То зачем город ко мне привязала?

Жрица небес! Как Анзуд птенца,
Меня оставила,
Светлый лик отвратила!
Да дозволит к камням Кулаба вернуться!
Копьё моё к тем дням готово,
Но мой щит она разбила!
Владычице-сестре моей, светлой Инанне так скажи!»

Светлый Лугальбанда из дворца вышел.
Братья его,
Как пса-чужака, в стае диких псов, хватали его и рвали!

Как осёл-чужак, из стада ослов он ловко выскользнул!
«Ну, ступай в Урук за господина,
За Энмеркара, за сына Уту».
«Отчего один-одинёшенек кладёшь голову на дорогу?
Словно воина, в битве павшего,
Войско тебя не бросило ли?

Если добрый Удуг наш не встанет рядом,
Наша добрая Лама не пойдёт с тобою,
На стоянке нашей тебе не стоять,
В жилище нашем тебе не жить,
По дорогам нашим тебе не бродить!

Тот, кто в горах неприступных скитается,
Не возвращается! И ты не вернёшься!»

«Да уж, издавна известно,
Что со мною вы в Земле Большой не встанете!»

О, Лугальбанда! Сердца его братьев рвутся,
Сердца друзей беспокойно бьются.
Хлеб в дорогу ему не нужен,
Только оружье берёт он с собою.

От подошвы горы к вершине и в низину,
От границ Аншана до "главы Аншана"
Семь гор пересёк,
И к трапезе светлой Инанны поспел.

К камням Кулаба приблизился в радости.

Госпожа его, светлая Инанна,
Восседала там, в своём покое,
Перед ней он склонился,

Как она на пастуха Амаушумгальанну она смотрит,
Так на светлого Лугальбанду посмотрела,
Как она с сыном своим Шарой разговаривает,
Так и со светлым Лугальбандой заговорила:

«О, мой Лугальбанда!
По какому делу из города пришел?
Как один прибрёл из Аратты?»

Светлый Лугальбанда ей отвечает:

«Вот, что твой брат сказал, вот, что прибавил,
Вот, что Энмеркар, сын Уту, сказал, вот, что прибавил:
С тех пор, как владычица-сестра светлая Инанна,
В горах камней драгоценно сияющих
Светлым сердцем своим меня избрала,
К камням Кулаба вступить дозволила,
Воистину был Урук болотом, водой покрытым,
Воистину были сухие кочки, тополями заросшие,
Воистину сухой тростник в зарослях с зелёным мешался.

Милостью Энки, владыки Эреду,
Я тростник сухой вырвал и воду отвёл.
Полвека я строил, полвека трудился.
И во всем Шумере и Аккаде
Поднялись Марту, племена кочевые, что не ведают хлеба,
Стена Урука, как птичья сеть, развернулась над степью,
Но ныне Большая Земля погребла его ликованье».

Светлая Инанна ему отвечает:
«Ныне, в сверкающих водах, в сверкающих реках,
В потоках лазурных струй Ияавны,
У истоков вод, на лугах-берегах долинных,
Рыба, мохнатая, как козлёнок,
Луговую сладкую траву пожирает,
Маленькая крапивница-рыбка
"Мыльную" горную траву пожирает,
Исполинская рыба, что, как бог между рыбами,
Среди них резвится, хвостом играет.
Блестит чешуя её хвоста в священном месте,
Средь тростников сухих.
А вокруг тамариски растут в изобилии.
И пьют они воду болот.
Но стоит одиноко один тамариск в стороне.

Если Энмеркар, сын Уту,
Тамариск тот срубит, из ствола его чан выдолбит,
С корнями он его вырвет,
Исполинскую рыбу, что бог между рыбами,
Играет-плещется,

Эту рыбу поймает, сварит, украсит,
На мече боевом Инанны съест,
Войска его сдвинутся с места.

Жизнь Аратты поглотит пучина,
Серебро очищенное он захватит,
Лазурит шлифованный он захватит,
Мечом и огнём её завоюет,
Все  формы Аратты возьмёт с собою.
Зубцы Аратты — лазурит зеленый,
Стена и башни — глянцево-красные,
Глина её — оловянные слитки — "небесная глина"
Что добыта в горах лесистых.
Светлый Лугальбанда! Хвалебная песнь — тебе!»


В Аратту горную, страну пречистых Сутей,

Решил отправиться Лугальбанда.
Страну непокорную погубить идёт он.
Призыв объявил по градам.
Вестники трубят в рога по всем странам.

Идёт призыв Урука вмсте с господином.
Призыв Кулаба идёт с Энкеркаром.
Урук! Вздыманье его призыва — буря!
Кулаб! Вздыманье его призыва — тяжёлые тучи!

Облака грозовые, до земли достигают,

Бурей могучею в небо уходят.

Как саранчу, он людей своих собирает.
Брат брату подаёт знаки.
Царь, что во главе их идёт,

Сгрудились у края гор воины, словно овцы.
На плоскогорье, словно быки, толпятся.
Дорогу высматривают, пути выискивают.
Пять дней прошло,
На шестой — переправились через реку.
Дней седьмой пришёл — и в горы они вступили.
Горы пересекают.
От болота змеиного подымаются слева.

Их владыка, бури седлающий, —
Бога Уту сын, серебро драгоценное чистое,
От небес до земли его простирание.
Лучи сияния над головой его.
Что молния, стрела в шлеме сверкает.

Урук. топор боевой знаком его
Дал ему, в сиянии.
Как пёс, пожирающий трупы, с этим знаком
Горделиво выступает он.

Воинов, в те дни было семеро,
Питомцев, потомков Кулаба-града,
Молоком дикой коровы вспоенных.
Герои могучие они, порождение Шумера,
Семя государево они.
В застолье Ана вскормлены, в руке его взрощены.

Главари главарям — семерица эта,
Вожаки вожакам,
Всем верховодам они верховоды,
Над великим множеством.
С войсками своими отборными пришли
К господину жрецу верховному.
И восьмой среди них — Лугальбанда.

Он едва прошёл половину пути,
Как боль головная в него вошла.
Как змею, что топор настиг,
Разрубая, так она его догнала,
Как газель, что в капкан попала,
Лицом к земле его прижала.

Свои хваткие руки повернуть он не может.
Свои ловкие ноги поставить он не может.
К призыву царскому ему не подняться.

На великие горы опускаются тучи.
В Урук отнести его — как отнести не знают.
Иль в Кулаб отнести его — как отнести не знают.

В горах от холода клацают зубы.

В укромное тёплое место его приносят.
Стоянку ему устроили.
Финики, фиги, сыры во множестве,
Хлебцы сладкие, чем больные питаются,
В корзинку из пальмовых листьев уложенные.
Жир нежнейший, свежие сливки —
Провизию хлевов и загонов,
Яйца с маслом, яйца, запечённые в масле,
Пред ним, как на столе накрытом, расставили.

Пиво сладкое, с сиропом из фиников смешанное,
На подставке, запасы первосортного масла,
Как на стол, перед ним поставили.
Провизию, в ведро, из кожи, положенную,
Пищу в мешок из кожи запрятанную,
Братья его, как на судно, урожаем груженное,
В головах у него поставили.

В мехах узких кожаных — да не выльется, -
Пиво тёмное, питье пьянящее, пиво из эммера,
Вино сладкое, что небу на вкус приятно,
В головах у него поставили.

Ложе, словно дом, из мехов узких кожаных, ему сделали.
Травы, воскурения смолистые, смолы душистые
Вкруг него они расставили,

В головах у него разбросали.

Его топор боевой, чей металл сверкающий -
Железо небесное,
Что в белых горах был выменен,
В головах у него положили.

Его филигранный железный кинжал,
Что в чёрных горах был выменен,
К боку его они привязали.

Очи свои — колодцы, полные водою,
Светлый Лугальбанда широко раскрыл.
Губы свои — створки дверные солнца,
Братьям он не открыл.

Приподняли ему затылок — нет дыхания.
Братья его держат совет:
«Если брат наш с ложа, словно Уту, встанет,
Бог, что его поразил, удалится.
Если все это он съест,
То сила к ногам его возвратится.

Дабы перешёл он цепи горные,
Дабы пересёк он гряды горные.
Но если Уту нашего брата
Отзовёт к сокровенному месту, чистому,

То здоровье члены его оставят,
И когда из Аратты возвращаться будем,
Его тело к камням Кулаба отнесём.

И как средь светлых коров Наины,
Как месячного бычка, для возрастания
За загородкою оставлен,
Так братья его в ущелье горном мрачном оставляют.

Со стонами и слезами,
С  рыданьями и воплями,
В горести и печали
Старшие братья Лугальбанды
Дальше в горы отправились.

Прошло два дня с половиной, как занемог Лугальбанда,
Тогда Уту взгляд на его стоянку бросил,
Дабы степные четвероногие твари головы к нему воздели.

Спустилась прохлада дня,
И тело его будто смазали маслом,

Но болезнь его ещё не отпустила.

Воздел он очи на небо, к Уту,
Пред ним заплакал,
Во мраке гор к нему поднял свои руки:

«Приветствую тебя, Уту да не буду я больше болен!
Ты дал мне подняться в горы!
В мрачном горном ущелье я пребываю,
Но не буду больше болен!

Там, и отца- матери нету нету близких, знакомых,
Соседка, что к матери в дом придёт, обо мне не заплачет,
Боги-хранители материнские,
Боги-хранители отцовские, исчез он — скажут!

В месте гиблом не растекусь водою,
Землю горькую вместо зерна есть да не стану!
В степи неизвестной, подобно палке, да не буду брошен,
Дабы братья меня не дразнили!
Дабы друзы надо мной не смеялись!

И Уту внял его слезам,
Жизненной силе его, в ущелье горном мрачном,
Вернуться дал.
Та, кто бедным радость там, где поют и пляшут,
Благородим: блудница, что из ворот
Святого блудилища выходит,
Та, что ложе, делает сладостным,
От бедняка — пища радости,
Инанна, дочерь Зуэна.
Что быку, главу воздела,
Словно яркие звезды её блески-сияния,

Осветил горы её звёздный лик,
И к Инанне, к небу воздел он взоры перед нею заплкал,
Руки свои во мраке гор к ней поднял:

«О Инанна, дом и град родной мне возврати!
Где мать меня породила, со мною да будет,
Как змее — пустынное место, со мною да будет,
Как скорпиону — земная расселина, со мною да будет!
Великой царице, моей госпоже, тебе да несу мои плачи,
О госпожа моя, одетая пламенем...

Среди малых камней, драгоценных камней,
Среди их блистания,
От вершин каменистых до земли каменистой
В когтях плоскогорья Сабум,
В пасть-расщелину, в клюв её брошенный!»

Вняла Инанна его слезам, укрыла силы его жизненные,
Словно платком шерстяным,
В тихой радости сердца закутала,
А сама к Кулабу отправилась.
Встаёт на стражу бык, пожирающий чёрное поле,
Освещает небо утренняя звезда,
Свет сияющий проливает,

Зуэн, кого чтят как новый месяц,
Отец Нанна, что Уту-солнцу выпрямляет дорогу,
Владыка света, что сотворён для тиары,
Зуэн, дитя любимое Энлиля,
Бог, что украсой встаёт средь неба.

Лучи его сиянья чисты и святы,
Лик его освещает светом горы...
К Зуэну на небо глаза воздел Луальбанда,
Как пред отцом родным заплакал,
Свои руки благие во мраке гор к нему поднял:

Господин, кто в небе далёком к тебе не приходит?
Владыка, кто истину любит, кто зло ненавидит,
Зуэн. кто истину любит, кто зло ненавидит!
К тебе праведностью приходит истина, в радости сердца,

Ефратский тополь, ствол великий,
Для тебя возрастает,
Оковы справедливости развяжи!
А зло пусть уходит!

Когда сердце твоё встаёт во гневе,
То подобно змее, что яд выпускает,
Ты плюёшься на зло слюною!»

Зуэн внял его слезам, жизнь ему подарил.
Вернул крепость его ногам.
Бык второй раз на горизонте появился.
Над деревьями хашур встал.
Своё сиянье герой Уту, свой чистый блеск простёр на небе.
Добрый гений Лугальбанды с небес излился.
На стороне его стала его добрая Лама,

Дабы бог, не терзая его, удалился.

Он очи воздел на небо, к Уту,
Как пред отцом родным заплакал,
Свои руки благие во мраке гор к нему поднял.

«О Уту, пастырь ты страны, ты отец черноголовых!
Когда спать ты уходишь, люди с тобою спать уходят,
Когда ты встаёшь, герой Уту,
Вместе с тобой встают люди!

Уту, пока тебя нет,
Сетью рыба не уловлена, не спешит трудиться раб.
Кто идёт один, ты тому товарищ и брат,
О Уту, там, где двое идут,
Там воистину ты третьим идёшь!
Кто схватил узду, ты — охраняющие шоры.
Бедняка, слабого, кому нечем прикрыться,
Свет лучей твоих кутает, словно длинная ткань.
И старикам, как и самым первым старцам, старикам,
Свет лучей твоих —  пиршество!

И ныне, как. издревле, нежит их
Свет лучей твоих, словно елей лучший.

Величайший, прекрасный, могучий бык
Сын Нингаль, герой, свет источающий,
Ты судья человеков, бык. шагающий,
Ты направляешь их плуги,
Их на место ты устанавливаешь,
Во славу твою сладки песнопения,
Достигают они тебя в небе!
И тогда справедливый, тот, советуется кто с Энлилем,

Травам жизни он расти повелел,
В быстром потоке, матери гор, воды жизни ему принёс.
Он ртом жуёт травы жизни.
Рукой зачерпывает воды жизни.

И, как из ловушки выскочивший,
Словно жеребец с земли рванулся,
Жеребец Шаккана, по горам несётся,
Как могучий осёл, он скачет,
Как стройный осел, быстрый в беге, мчится.

И днём, и ночью он идёт,
Пустынную Зуэна, пересекает торопливо.
Его не видит ни один человек.

Провизию и имущество он в кожаном мехе хранит,
Светлого Лугальбанду с собою из мрака гор поднял.
Взял он камень-огневик.
Днище деревянного сосуда расколол,
Пред собою поставив, расщепил,
Другой камень взял затем,
Друг о друга их ударив,
Искры яркие получились,
Он в поле их понёс.
Огонь-камнь плоскогорье, словно солнечный свет, озарил.

Не умея хлеба сладкого печь, печки не имея,
На семи углях тесто жертвенное он испёк.
Хлеб сам он ныне пек.
С корнем он камыш горный вырвал
И стебли его оборвал,
Тесто сладкое для выпечки хлеба на него нанизал.

Бык усталый, со воздетыми рогами, отдыхал.
Горную землю зубр рогатый, копытом рыл,
Лениво траву чёрную, словно ячмень, жевал.
Абрикосы, словно семена, подбирал.
Листву дерев, словно траву, перемалывал.
Воду пил в быстрых потоках.
Травы «мыльной», чистой горной травы и корни объедал.

Когда пёстрый зубр, горный бык,  брёл по луговине
Он, Лугальбанда, сам, один, его деревянным орудием пленил.

Он кустарник горный вырвал с корнем,
Оборвал ветки его.
Что длинному камышу подобны корни,
Лугальбанда ножом их отрезал.
Он верёвкою привязал зубра бурого, быка горного.

Пёстрый козёл и козочка, вдвоём,
Жевали траву чёрную, словно ячмень.
Козлы мохнатые им следовали,
Абрикосы глодали,
Листву дерев челюстями перемалывали
Воду пили в быстрых потоках.
Лугальбанда один деревянным орудием их схватил.
Пёстрого козла с козочкою верёвкою привязал.

И тут одолел сон царя, Лугальбанда.
Сон, страна склоненья затылка.
Словно искусный указ страны, словно рука,
Что рушит стену,
Искусно чьё касание,
Землю кто объемлет,
Пределов кто достигнет,
Не знает кто начальников и надзирателей,
Нечто, дающее силу герою,
Как из чана Нинкаси, богини пива.

Лугальбанда! Воистину сон его одолел,
"Мыльные", чистые травы ложем ему сделал,
Чистейшей шерсти одеялом накрыл,
Льняным покрывалом белым окутал.

Царь сновиденьем объят, не во сне лежит
Дверь в сновидении не поворачивается,
Колок дверной не вращается.
Ложному — ложное, правдивому -— истинное,
И для горестей, и для радостей,
Запечатанная корзина богов, это он.

Это он, брачный чертог Нинлиль,
Он, советчик Инанны,

Одомашненный человеками бык огненный, лев огненный,
Дикий зубр, человеками схваченный, кто не живёт,
Анзакар, бог сновидений,
Лугальбанда сам, словно бык, ревет,

Словно телёнок чистой коровы, мычит:
«Кто мне пёстрого тельца заколет?
Жир овечий кто мне изольёт?
Топор боевой, чей металл сверкающий -
Небесное железо, да возьмёт он,
Набедренный железный филигранный кинжал,
Да схватит,

Быка горного зубра пёстрого, словно силач, поднимет,
Словно борец повалит,
Внутренности его вырвет,
Повернувшись к восходу солнца,

Козла пёстрого, вместе с козочкой,
Пусть головы им обоим,
Словно горный ячмень, раздробит,
Дабы кровь их в яму излить,
Дабы жиру по равнине растечься.
Тогда змеи, в горах скользящие, запах жира того учуют».

Лугальбанда из сновидения вышел, от сна дрожит.
Открыл он глаза — молчанье вокруг.
Он топор боевой берёт.

Зубра пёстрого, быка горного, словно силач, поднимает,
Словно борец, его склоняет.
Внутренности его вырывает,
Уту восходящему их кладёт.

На самом восходе Уту-солнца...
Лугальбанда, имя Энлиля призвав,
Ана, Энлиля, Энки, Нинхурсаг,
Пред ямою он их приглашает к пиру.
Устроил жертвенный пир, и излил там возлиянья.

Пиво чёрное, медовуху, светлого эммера напиток,
Вино, что на вкус для питья столь сладко,
В поле, словно воду прохладную, излил он.
В козла пёстрого он нож вонзил.
Печень, хлеб чёрный в огонь бросил.

Воскурение дымом, словно фимиам, взлетело.
Доброму жиру, дару Думузи. дал он вытечь.
Из этих приношений Лугальбанды
Ан, Энлиль, Нинхурсаг всё лучшее вкусили.
Светлый Лугальбанда! Хвалебная песнь тебе!..»

10 Миф о птице Зу

Анзу крадёт у Энлиля таблицы судеб.
Против Анзу богиня-мать, Дингирмах, отправляет бога войны Нинурту.
Семь ветров даёт она ему в дорогу.
Бог настигает Анзу и посылает вдогонку птице стрелу.
Но Анзу обладает таблицами судеб,
Он в состоянии заклинаниями излечить рану.
Только после третьей попытки бог одолевает птицу.

Он утвердил веление всех богов,
Обратился, коснулся, посылает он Зу.
И когда он окончил, подошёл к нему Бел.
Чистой воды сверкание перед ним,
Глядят его очи на деяния владыки:
На тиару господства, на божью одежду,
На божьи Книги Судьбы Зу всё смотрит и смотрит.
И на отца богов Дуранки,
Что жажду господства почуял в сердце:
 
«Божьи книги судьбы я захвачу,
Повеленья богов я узнаю,
Утвержу я престол, овладею законом,
Буду править я всеми, сколько есть их, Ингигов».

И когда возмущенье вошло в его сердце,
То, ранней зарёй, у замеченной двери дворца ждёт он.
Бел умылся чистой водой,
Воссел на троне, надел тиару —
Книги Судьбы тогда ухватил он в свои руки,
Облёкся властью, похитил законы,
В горах уселся тогда Зу, улетев.

Раздался голос, пролилось молчание.
От светлого Бела. отца и советника.
Ясным блеском наполняется дворец.
За его повеленьем приходят богини.

Уста открыл Ану и говорит:
«Кто из вас желает Зу погубить,
Кто желает по градам имя своё прославить?»

Уста призывают вождя, сына Ану,
Ану веленье своё ему изрекает.
Они призывают Адада, вождя, сына Ану,

Ану Веленье своё Ану ему изрекает:
Ужасный и мощный Адад, нападай неуклонно,
Погуби Зу своим оружьем,
Имя твоё будет величаться в сонме великих богов,
И равных братьев, среди богов, тебе не найдётся.

Построй для себя по всей вселенной грады,
Твои грады пускай причтутся к Экуру.
Будь великим среди богов, греми своей славой."

Адад отвечает,
К Ану-отцу он обращается:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто, меж богов, твоих чад, сравняется с Зу?
Ухватил он руками книги Судьбы,
Похитил законы, властью облёкся
Зу тогда улетел, в горах уселся,

Устами изрекает, словно боги Дуранки.
Своих супостатов он пылью считает,
Ужасаются боги...»

Ану Ададу повелел не ходить.
Зовут они, дочерь Ану, богиню,

Изрекает ей своё веление Ану:
«Ужасная, мощная Иштар, поступай неуклонно,
Погуби Зу своим оружием,
Будет имя твоё величаться в сонме великих богов,
Между твоих братьев, богов. равных тебе не найдётся.

Пусть будут построены божьи дворцы,
Построй для себя грады по всей вселенной,
Пускай твои грады причтутся к Экуру,
Греми своей славой среди богов.»

Иштар отвечает на речь,
К Ану-отцу обращает слово:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто сравняется меж богов, твоих чад, с Зу?
Книги Судьбы он ухватил руками своими,
Облёкся властью, похитил законы,
Улетел Зу тогда, в горах уселся.

Словно боги Дуранки, изрекает устами
Супостатов Своих пылью считает,
Силы её ужасаются боги».

Ану Иштар повелел не ходить за Зу.
Бара зовут они, сына Иштар,

«Ужасный мощный Бара, наступай неуклонно,
Погуби Зу своим оружием,
Будет имя твоё величаться в сонме великих богов,
Между твоих братьев богов, равных тебе не найдётся.

Пусть построены будут божьи дворцы,
Построй для себя грады по всей вселенной,
Пускай твои грады причтутся к Экуру
Среди богов великим будь, греми своей славой…»

Бара отвечает отцу-Ану:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто меж богов, твоих чад, сравняется с Зу?
Ухватил он руками книги Судьбы,
Облёкся властью, похитил законы,
В горах уселся Зу, улетевши.
Словно боги Дуранки, изрёк он устами.
Супостатов своих он пылью считает,
Силы его ужасаются боги...»

Ану повелел не ходить Бара на Зу.

11Миф о нисхождении Инанны в нижний мир

Инанна, Царица Небес, честолюбивая богиня любви и войны, вышла замуж за царя-пастуха Думузи.
Она решает стать владычицей нижнего мира.
Правила там её сестра, Эрешкигаль, богиня смерти и мрака.
Отношения между сёстрами были полны разногласий. 
Перед тем как войти в "страну, откуда нет возврата",
Инанна наставляет своего слугу Ниншубуру.
Они договариваются, что богиня можнт вернуться,
Но если Богиня не вернётся в течение трёх дней,
То Ниншубура должен отправится в Ниппур и молить там Энлиля о её спасении.
Если Энлиль откажет, то надо идти с той же просьбой в Ур к богу Луны, Нанне.
А если и он не поможет, надо будет отправляться в Эриду к Энки.

Облачившись в одежды царские Инанна спустилась в нижний мир,
Она подошла к храму из ляпис-лазури, где обитала Эрешкигаль.
Привратник Нети провёл её через семь врат,
За каждыми Инанна  лишалась одной из одежд и амулетов, дающих волшебную силу.
В конце концов, она абсолютно нагая предстала перед Эрешкигаль и семью судьями нижнего мира.
Заподозрив сестру в нечистых намерениях, Эрешкигаль устремила на неё свой мертвенный взор.
Инанна превратилась в труп, который затем подвесили на столбе.

На четвёртый день Ниншубур, видя, что его госпожа не вернулась, начинает обходить богов.
Энлиль и Нанна отказали ему. 
Энки согласился помочь, зная что угрожает земле исчезновение богини плодородия.
Он вонзил свои руки в почву, достал из-под ногтей кусочки глины и вылепил из неё двух загадочных существ — Кургарру и Калатурру.
Они не были ни мужчинами, ни женщинами,
Покорно исполняли волю бога.
Получив от Энки "траву жизни", "воду жизни" и наставления, эти существа отправляются в нижний мир.

Осторожно пробирались по тропам подземного царства.  Наконец вестники бога мудрости достигли дворца Эрешкигаль.
Та насмешливо заявила им, что они могут забирать труп прекрасной богини.
Кургарру и Калатурру побрызгали его "водой жизни", посыпали "травой жизни" и воскресили богиню.
Но подземные богои-аннунаки преградили ей путь наверх.
Правилом нижнего мира была невозможность вернуться на землю, не предоставив себе замену.

Инанна возвращается в верхний мир в сопровождении толпы демонов.
Они должны были забрать того, на кого она укажет.
Инанна по очереди обходит наиболее близких ей друзей — Ниншубура, бога Латарака (Лулаля), возлюбленного Шару, из Уммы,
Все они в ужасе умоляют её освободить их от страшной участи.
Наконец богиня с демонами прибывает в Урук. 
Думузи, вместо того, чтобы оплакивать гибель жены, восседал на троне.
Вне себя от гнева Инанна отдаёт демонам своего неверного мужа.

Несчастный Думузи обращает молитвы к брату своей беспощадной супруги богу Солнца Уту.
Он соглашается помочь и превращает руки и ноги Думузи в змей.
Тот спасается бегством.
 Думузи превращён Уту в газель и бежит от демонов. Он сообщает место своего убежища только сестре Гештинанне и другу.
Но друг, подкупленный демонами, открывает им место убежища Думузи,
И тот вынужден бежать дальше.
В конце концов, демоны хватают его и разрывают на части.
Гештинанна готова сойти в подземный мир за брата. Но Инанна, которой дано быть судьёй, изрекает свой приговор.
Гештинанна и Думузи должны поочерёдно делить свою судьбу в подземном мире.

С Великих Небес к Великим богиня Недрам помыслы обратила.
Инанна покинула небо, покинула землю, в нутро земное уходит,
В Уруке покинув в руке храм Эану и в Бадтибире Эмушкаламу и Гигуну в Забаламе и Эшару в Адабе, и в Ниппуре Барадургару, и Хурсанлкаламу, в Кише, и Эульмаш, в Аккаде покинула.
Семь своих тайных сил собрала она, в руке зажала, у ног сложила,
На голове её — венец Эдена, Шугур,
На челе её — налобная лента "Прелесть чела",
В руках её — знаки владычества и суда,
Лазурное ожерелье обнимает шею,
Подвеска двойная украшает груди,
Запястья золотые обвивают руки.
Груди покрыты сеткой — "Ко мне, мужчина, ко мне",
Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц,
Притираньем "Приди, приди" подведены глаза.

Инанна в подземное царство идёт.

Её посол Ниншубур —  с нею рядом.
Светлая Инанна говорит Ниншубуру:
«Гонец мой, глашатай слов милосердных моих!
Слов вестник быстрокрылых!
Когда в подземный мир я сойду,
На холмах погребальных заплачь обо мне,
В доме собраний забей в барабан,
Храмы богов для меня обойди,
Лицо расцарапай, рот раздери,
Тело ради меня изрань,
Рубище, точно бедняк, надень!
В Экур, храм Энлиля, одиноко войди.
Зарыдай перед Энлилем:
"Отец Энлиль, не дай твоей дочери
Погибнуть в подземном мире!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом
В подземном мире!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть!"
И Энлиль, когда на эти слова не отзовётся, в Ур иди!
В городе Уре, в Эмудкаламе,
В Экишнугаль, к Нанне войдя,
Перед Наиной зарыдай:
"Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Самшит твой да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"
И когда Нанна на эти слова не отзовётся, в Эреду иди!

Когда в Эреду, в храм Энки, войдёшь,
Зарыдай перед Энки и повтори все слова,
Что я тебе сказала.

Отец Энки мудр и могуч,
Травы жизни знает и воды жизни знает он,
Он меня и оживит!»

Инанна в подземное царство идёт,
Ниншубуру, послу своему, говорит:
«Ступай, возвращайся, Ниншубур!
Моих наказов не забывай!»

Ко дворцу Иоанна лазурной горе, подходит,
Полна гнева ко вратам подземного царства спешит,
У врат подземного царства кричит:
"Открой дворец, Нети, открой,
Я да войду!"

Главный страж царства, Нети,
Светлой Инанне отвечает;
"Кто же ты, кто?"
"Я — звезда солнечного восхода!"
"Если ты — звезда солнечного восхода,
Зачем пришла к "Стране без возврата»?
Как твоё сердце тебя послало на путь,
Откуда нет возврата?"

Светлая Инаина ему отвечает:

"К великой владычице, Эрешкигаль,
Ибо мёртв Гугальанна, её супруг, —
Погребальные травы ему воскурить,
Пиво погребальное ему возлить.
Воистину так, воистину так!"

Нети, главный страж царства,
Светлой Инанне отвечает:
«Постой, о Инаниа, моей госпоже о тебе доложу!»

Главный страж царства, Нети,
К своей госпоже, Эрешкигаль, приходит и говорит:
"О госпожа моя! Там дева! Богам подобна величьем и статью,
Перед вратами "Страны без возврата".
В Эане оставила свои владенья.

Свои тайные силы собрала в руке зажала, у ног сложила.
На её голове — венец Эдена, Шугур.
На её челе — налобная лента "Прелесть чела".
В её руках — знаки владычества и суда.
Ожерелье лазурное обнимает шею.
Двойная подвеска украшает груди.
Золотые запястья обвивают руки.
Прикрыты груди сеткой — "Ко мне, мужчина, ко мне".
Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.
Притираньем — "Приди, приди" подведены глаза".

Эрешкигаль ударила себя по бокам,
В лице изменилась, за голову схватилась.
Нети, главному стражу царства, даёт наказы:
"О Нети, главный страж царства,
То, что скажу я, да не преступишь!
Подземного мира семь отодвинь засовов,
Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый,
Врата раствори!
И когда она войдёт,
И приблизится, сама я встречу".

Нети, главный страж царства,
Слова своей госпожи славит.

Подземного мира он отодвинул засовы семи врат,
Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый,
Врата растворил. Светлой Инанне молвил так:
"Войди же, Инанна!"

И у неё, когда вошла,
Венец Эдена, Шугур, снял с головы.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда вошла во вторые врата,
Знаки владычества и суда у неё отобрал.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда вошла она в третьи врата,
Ожерелье лазурное с шеи снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И когда она в четвёртые врата вошла,

Двойную подвеску он с груди её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда она в пятые вошла врата,
Золотые запястья с рук её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И когда в шестые врата вошла она,
Сетку — "Ко мне, мужчина, ко мне" с груди её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инаниа, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда в седьмые врата вошла она,
Повязку, одеянье владычиц, с бёдер снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И она вошла и, склонясь, приблизилась.
Сестра её вскочила с трона.
Затем, снова на трон уселась.

Семь судей-Ануиннаков пред Инанной суд вершили.
На Инанну сестра взглянула — взгляд её смерть!
Слова изрекла — в словах её гнев!
Крик издала — проклятья крик!
Ту, что вошла, обратила в труп.
Труп повесила на крюк.
Когда прошло три дня и три ночи,
Её посол Ниншубур,
Глашатай слов её милосердных,
Вестник слов её быстрокрылых,
Заплакал о ней на холмах погребальных,
В доме собраний забив в барабан,
Храмы богов для неё обошёл,
Лицо расцарапал, рот разодрал,
Тело, ради неё, изранил
Словно бедняк, рубище надел.

В храм Энлиля, одиноко побрёл.
Когда в Экур, храм Энлиля, вошёл,
Перед Энлилем зарыдал:
"Отец Энлиль! Не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому серебру твоему не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

Отец Энлиль Ниншубуру отвечает:
"Дочь моя Великих Небес возжелала,
Великих Недр возжелала.
Подземного мира всесильны законы,
Вековечны ему приношенья,
Кто же здесь о ней скажет, за неё замолвит слово?
Отец Энлиль на мольбы его не отозвался,
И Ниншубур пошёл в Ур.
В Уре, в Эмудкаламе,
В Экишнугаль, к Наине войдя,
Перед Наиной зарыдал:
"Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

Отец Нанна Ниншубуру отвечает:
"Дочь моя Великих Небес возжелала.
Великих Недр возжелала,
Подземного мира всесильны законы,
Вековечны ему приношенья,
Кто же здесь о ней скажет, за неё замолвит слово?
Отец Нанна на мольбы его не отозвался,

И в Эреду Ниншубур пошёл.
В Эреду, к богу Энки, войдя,
Перед ним зарыдал:
«Отец Энки, не дай твоей дочери погибнуть
В подземном мире!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!»

Отец Энки Ниншубуру отвечает:
«Дочь моя! Что с ней случилось? Я тревожусь!»
Из-под ногтей своих грязи достал, кургара сделал,
Галатура сделал, Кургару травы жизни дал, Галатуру воды жизни дал.

Отец Энки молвит Кургару и Галатуру:

"Ступайте, в подземный мир!
У врат подземных, как мухи, летайте,
У оси дверной, как змеи, вейтесь!
Мать-роженица в муках родов,
Эрешкигаль лежит и страждет!
Её белые бедра не покрыты одеждой,
Её груди, как чаши, ничем не прикрыты,
Её голос, как звонкая медь, звенит,
Растрёпаны косы, как лук-порей.
И когда она скажет: "Увы, утроба моя!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы,
Утроба твоя!" — так ей скажите!

И когда она скажет: "Увы, о лик мой!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы,
О лик твой!" — так ей скажите!
"Кто вы, откуда?"
"От моей утробы — к твоей утробе, от моего лика -
К твоему лику!" — так ей скажите!
"Если вы боги — наделю Словом,
Если вы люди — награжу Судьбою!"
Душою небес, душою земли её закляните,
Воду речную вам дадут — а вы не берите!
Зерно полевое вам дадут — а вы не берите!
"Труп с крюка отдай!" — скажите!
И один — травой жизни, и второй —
Водой жизни тела её коснитесь —
Восстанет Инанна!»

Галатур и Кургар слова Энки славят.
У подземных врат, как мухи, летают,
У оси дверной, как змеи, вьются.
Мать-роженица в муках родов страждет,
Её белые бедра не покрыты одеждой,
Её груди, как чаши, ничем не прикрыты.
И когда она застонала: "Увы, утроба моя!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, утроба твоя!"
И когда застонала: "Увы, о лик мой!" —
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, о лик твой!"
«Кто вы, откуда?»
"От моей утробы — к твоей утробе!"
"От моего лика — к твоему лику!"
Если вы боги — наделю Словом!
Если вы люди — награжу Судьбою!"
Душою небес, душою земли её закляли!
Душою недр её закляли.
Воду речную им дают — а они не берут!
Зерно полевое им дают — а они не берут!
"Труп с крюка отдай!" — сказали.
Эрешкигаль Кургару и Галатуру отвечает:
"Тело это — вашей госпожи!"
 
Они взяли труп с крюка.
И один — травой жизни и второй —
Водой жизни её тела коснулись.

Инанна встаёт, из подземного мира выходит.
Её хватают ануннаки.
"Кто из спускавшихся в мир подземный
Выходил невредимо?
Инанна покинет "Страну без возврата".

И Уту внял мольбам Ниншубура,
Как благодетель, оказал милость,
В лапы ящерицы руки его превратил,
В лапы ящерицы ноги его превратил.
От демонов он ускользнул, не утащили они его.
В погоне за ним обходят страны,
Место его укрытия ищут,
Демоны руками размахивают,
Разверстые пасти исходят крином.
Малые демоны открывают пасти,
Большим демонам молвят слово:

"А ну, пойдем-ка к светлой Инанне!"
В Урук ворвались демоны, светлую Инанну хватают.
"Ну-ка, Инанна, вернись на путь, что сама избрала,
В подземное царство отправляйся!
Повязку светлую, одеянье владычиц, не надевай,
Тиару светлую, венец приветный, сними с головы,
Краску на глаза не накладывай,
Сандалии на ноги не надевай.

Когда из подземного мира ушла,
Себе замены ты не нашла!"

С такими словами к светлой Инанне они ворвались!
Инанна в страхе в руку Думузи вцепилась.
"О юноша!  Свои ноги в кандалы продень!
В ловушку Бросься в ловушку! Шею В ярмо шею продень!"

Демоны шилья и копья подняли на него!
Медный огромный топор подняли на него!
Схватили и повалили его,
Одежду с нею сорвали…
Руки скрутили ему,
Злой верёвкой обмотали его!
Тканью страха закрыли лицо!

И юноша к Уту на небеса руки воздел:
"Уту, я же друг тебе!
Меня, героя, знаешь ты!
Твою сестру я в жены брал,
А она в подземный мир ушла,
Меня заменою отдала!
Ты справедливый судья, Уту, да не схватят меня!

Руки мои измени, облик мой измени!
От демонов ускользну я, не утащат они меня!
Горною змеёю средь гор скользну,
К Гештинаине, сестре моей, душу мою принесу!"

Уту внял его мольбам,
Изменил  руки его, изменил лик его.
Горною змеёю он средь гор заскользил.
Думузи! Он соколом-птицей,
Быстрою птицей понёс свою душу,
И к Гештинанне принёс.

Гештиианна взглянула на брата —
Расцарапала щёки, рот разодрала,
Порвала на себе одежды,

Над стонущим юношей заголосила:
"О, брат мой, о, брат мой!
Пусть бы те дни не вернулись!
О, пастух! Амаушумгальанна!
Без жены, без сына! Без друга-товарища!
О,юноша, брат мой! Мать печалящий!"

А демоны-гала ищут Думузи, окружают его.
Малые демоны большим демонам молвят слово:
"Демоны без роду-без-племени, без отца-матери,
Без сестры-брата, без жены-сына!
Великое воинство, в часы заката ужас сеющее в мире!
Вы, человека хватающие демоны!
Доброты-милосердия вы не знаете,
Радости сердца вы не ведаете!
На его страхи, на его душу,
На его здравие кто хочет. глянуть?

К другу его мы не пойдём, к его  другу и шурину,
За пастухом к Гештинане пойдём!"
Демоны ищут Думази, размахивают руками.
Исходят криком разверстые пасти.
К Гештинанне явились.

"Где брат твой, скажи?" — спрашивают, а она молчит.
Небо близится, земля уплывает, а она молчит.
Земля приближается, небо ломается, а она молчит!
Земля приблизилась. Сорвали с неё одежду, а она молчит!
На лоно её смолу излили, а она молчит!

Думузи в доме Гештинанны демоны не нашли.
Малые демоны большим демонам так молвят:
"А ну, пойдем-ка в священный загон!"
Нашли Думузи в священном загоне.
Окружили, схватили его!
С криком на юношу накинулись,
На землю повергли!
Чрево ножами вспороли,
Со всех сторон окружили!
Сестра за брата к жертве готова,
Птицею вокруг брата кружится.
"О брат мой! На великие муки за тебя пойду!
Мошкой слечу!"

Инанна так решила. По её приговору деяние свершилось.

Инанна горько рыдала:
«Герой мой ушёл, погублен».
Как теперь решать судьбы?
Половина года — твой срок,
Да придёт твой день, и ты вернёшься.
Твоей сестры день придёт, и она вернётся!"
Светлая Инанна за свою голову отдала голову Думузи!
Эрешкигаль! Хороша хвалебная песнь тебе!»

12 Миф о полёте Этана

В городе Кише, ставшем после потопа столицей Шумера, правил царь Этана.
Был он богобоязненным

Правителем был он богобоязненным,
Добросовестно исполнял все культы.
Но не было в округе более могучего и смелого царя.
Всем был одарён Этана, кроме одного — не было у него детей.
Горевал царь, что не оставит он никого на после себя на земле,
Некому будет справлять по нему обряды заупокойные.
Обратился он к лучезарному богу солнца Шамашу, с мольбами.

Шамаш внял мольбам несчастного царя.
Он открыл ему, что на небесах растёт чудодейственная "трава рождения". Она даёт людям многочисленное потомство.
Этана очень удивился, как же он сможет добраться до неба.
Шамаш рассказал ему, где найти глубокую яму, в которую он в наказание низверг орла.
Теперь срок его заключения подходит к концу, и солнечный бог разрешает Этане освободить его.

Царь нашёл яму. Вытащил из неё истерзанную птицу со сломанными крыльями и вырванными когтями, вылечил её.
Поправившись, орёл рассказал Этане свою печальную историю.
Долгое время обитал он в гнезде на вершине огромного дерева,
А у его корней нашла себе приют змея.
Жили они дружно и друг друга не трогали.
Но в сердце орла, однажды, поселилось зло, 
Он сожрал детёнышей змеи.
Вернувшись с охоты, змея обнаружила, что дети её пропали,
Она всё поняла и обратилась с мольбой к справедливому богу Шамашу.
Тот сжалился над безутешной матерью и покарал преступную птицу.

Когда Этана поведал орлу свой замысел добраться до небес,
Тот, испытывая благодарность к своему спасителю, согласился помочь.
Долго летели они, и каждый раз, глядя вниз, царь видел удаляющуюся землю.
То она была размером с гору, то с мельничный жёрнов,
А затем сделалась размером с садовую лейку.
Так достигли они престола Ана, и Этана добыл желаемую траву.

13 Миф о сватовстве Думузи

Однажды Инанна, прогуливаясь в одиночестве, повстречала пастуха Думузи.
Он взял её за руку и обнял,
Но богиня стала умолять отпустить её,
Она боялась гнева своей матери, Нингаль.
Думузи предложил ей обмануть мать
И сказать, что она была с подругой на городской площади.

Я скажу матери:
"Подруга увела меня с собою на площадь,
Там музыкант развлекал нас танцем,
Песню такую прекрасную пел он для нас,
В радости мы скоротали с ним время".

С этим обманом она предстала пред матерью,
Мы же пока в лунном свете напьёмся любовью,
Тебе ложе я постелю, чистое, сладкое, достойное,
День несёт тебе исполнение радости.
Согласилась Инанна, и они предались любви.
После проведённого вместе времени молодые люди решили пожениться.

Думузи был готов встретиться с её матерью,
Он намеревался просить руки своей возлюбленной.
Инанна пришла к воротам матери,
Шествуя радостно,
С матерью Думузи разговор должен держать,
Окропит он кипарисовым маслом полы,
И с матерью  поговорит,
Мой повелитель чистых приятных ветвей.

О Ама-Ушумгаль-Анна, зять Сина сладко твоё восхождение,
Вкусны растенья твои и травы равнины,
Когда я, госпожа, сияла в небесах,
Когда я плясала, от рассвета до заката песни распевала,
Господин Кулианна встал напротив меня!
Он мою руку сжал, Ушумгальанна обнял меня!

"Оставь меня. Дикий Бык! Я должна идти домой!
Оставь меня, Кули-Энлиль! Что я матушке моей скажу-солгу?"
«О Инанна, хитрейшая! Дозволь научить тебя!»
«Подруга моя завлекла меня гулять,
Попеть, под бубен поплясать!
Ах, как песни её хороши — она распевала для меня!
Ах, веселилась я от души — до рассвета веселилась я!»
 
«Своей родимой матушке ты так и солги!
А мы с тобою в лунном сиянье будем ласкать-обнимать друг друга!
Я приготовлю светлое ложе, роскошное ложе, царское ложе!
Ах, настанет сладкое время,
Ах, придёт веселье-радость!
Сагидда — песнь эта!»

Я, дева, хожу по улице, в сиянье дня,
К воротам матушки пришла,
И вот, в радости хожу.

К воротам Нингаль подошла,
Матушке Нингаль Дзумудзи скажет слово,
Кипарисовое масло изольёт на землю.
Ароматов полно жилище его!
Ласки полно слово его!
Мой господин достоин светлого лона!

О, Амаушумгальанна, зять Зуэна!
Владыка Думузи достоин моего лона!
О господин, как сладко твоё желание!
В степи твоей твои травы, твои злаки, как хороши!
Сагарра — песнь эта.

14 Миф о смерти или сне Думузи

Думузи получил известие, что его ждёт скорая смерть.
Рыдая и стеная, он уходит в долину.
Сердце его наполняется слезами.
Дал он волю своим страданиям:
Пой скорбную песнь, о, долина, слагай плач!

Меж раков в реке, пой скорбную песнь!
Меж лягушек в реке, пой скорбную песнь!
Да изречёт мать моя, Сиртур, слова плача,
Нет у неё ни пяти, ни десяти хлебов.
В день, когда я умру, о ней некому станет заботиться,
Да прольют слезы глаза мои!

Думузи в изнеможении засыпает и снится ему пророческий сон.
Меж бутонов лежит он. Восстал он ото сна и дрожит — то был сон.
Он протёр глаза, он был ошеломлён.

Он, изумленный, обращается к своей сестре Гештинанне.
Он рассказывает ей своё чудесное видение.
Мой сон, о сестра, это мой сон.
Вот сердце сна моего!
Тростник вырастает вокруг меня,
Камышинка, одиноко стоящая, клонит головку ко мне,
Из всех, что стоят парами, одна отошла ко мне,
Деревья высокие в роще обступили меня,
На священный очаг мой вода изливается,
Из-под маслобойки моей опора выбита,
Чаша, висевшая на крюке, упала,
Мой посох пастушеский упал — сова держит…
Сокол зажал ягнёнка в когтях,
Козлята влачат лазурные бородки в пыли,
Овцы стад моих ступают по земле на согнутых ногах,
Маслобойка моя лежит, разбитая — в ней нет молока,
Чаша лежит,разбитая — Думузи нет в живых,
Стадо овечье предано ветру.

Гештинанна, глубоко потрясена сном брата.
Она начинает толковать его.
О, брат мой, сон твой, что ты мне поведал, недобрый!
Тростник вырастет вокруг тебя, тростник оплетёт тебя,
То изгои восстанут на тебя.
Камышинка, одиноко стоящая, клонит головку к тебе,
Из трав, что стоят попарно, а у одной пары нет —
То я и ты, и один из нас уйдёт…

Гештинанна продолжала толковать сон. 
В конце она предупредила Думузи, что демоны нижнего мира — галла — сомкнуться вокруг него кольцом.
Она посоветовала брату немедленно скрыться.
Думузи согласился и попросил её никому не выдавать его убежища.
«Друг мой, я укроюсь среди больших и малых растений,
Никому не открывай то место.
Я укроюсь меж каналов Араллу.
На его мольбы Гештинанна отвечала:
Если я открою то место, то пусть твои псы сожрут меня.

И вот появляются демоны загробного мира.
Это жуткие твари: они не едят пищи, не знают воды,
Не насыщаются радостью на груди жены,
Не целуют детей милых…

Демоны отправляются на поиски Думузи, но не могут его найти.
Тогда они хватают Гештинанну и подкупом и угрозами пытаются выведать у неё, где скрывается брат.
Но преданная сестра остаётся верна своему слову и ничего не рассказывает.
Думузи, понимая какая опасность угрожает Гештинанне, не выдерживает.
Он сам возвращается в город в надежде спасти её.
Демоны тут же хватают его, сбивают с ног и утаскивают в нижний мир.
Тогда Думузи обращается с мольбами к богу Солнца Уту, брату своей жены:

«Уту, ты брат жены моей,
Я муж сестры твоей,
Я тот, что приносит пищу в Эанну.
В Уруке приносил я свадебные дары,
Я целовал священные уста,
Ласкал священные колени Инанны.

Преврати мои руки в руки газели,
Преврати мои ноги в ноги газели.
Дай мне уйти от демонов гала,
Дай унести свою душу в Шубирилу...»

Бог Солнца внял мольбам Думузи.
Уту принял в дар его слёзы,
Он проявил к нему милосердие,
Он превратил его руки в руки газели.
Он превратил его ноги в ноги газели,

И ушёл Думузи от демонов гала,

Унёс душу свою в Шубирилу.

Однако демоны вновь настигли несчастного.
Вновь били и истязали его.
Думузи опять обращается с мольбой к Уту.
Он просит помочь унести свою душу в дом богини Белили...
Уту во второй раз спасает его.
 
Прибыв в дом Белили, Думузи стал просить её:
«Мудрая госпожа, я не человек, я муж богини,
Святой воды попить дай мне немного,
Муки просеянной поесть дай мне немного...»

Едва он успел отведать дары богини, как в третий раз его настигают демоны.
Снова Уту превращает беглеца в газель и Думузи прячется в овечьем стаде.
Но все напрасно — демоны находят его и дырявят щеку гвоздём.
Думузи умирает.

Первый гала проник в стадо,
Он бьёт Думузи по продырявленной щеке,
Второй проникает в стадо,
Он бьёт Думузи по щеке палкой,
Третий проникает в стадо —
Из-под маслобойки опора выбита,
Четвёртый проникает в стадо,
Чаша, висевшая на крюке —  упала,
Пятый проникает в стадо,
Маслобойка лежит, разбитая, в ней нет молока,
Чаша лежит, разбитая.
Думузи нет в живых,
Стадо овечье предано ветру.

15 Миф об Энки и мировом порядке

Плывёт Энки в ладье своей среди морских существ и оглашает судьбы земель.
Начинает он с Шумера, превозносит его как страну, обитель богов.
От Шумера переходит к Уру, также восхваляя и благословляя его.
Он дарует Меллухе деревья, тростник, волов и птиц, золото, олово и бронзу.
Его взор обращается к Дильмуну.
Враждебно настроен Энки по отношению к Эламу и Мархаши,
Приступает к разрушению и уничтожению их богатств,
Дарует скот кочевникам Марту.

Энки осуществляет действия, жизненно необходимые для плодородия земли.
Он наполняет Тигр свежей водой, назначает бога Энбилулу смотрителем каналов.
Энки насыщает болота и заросли тростника рыбой и определяет некое божество, главным над ними.
Потом, он обращается к морю, воздвигает себе святилище и велит заботиться о нём богине Нанше.
В конце концов, Энки призывает дождь, заставляет его пролиться на землю и вверяет его богу бури Ишкуру.

К нуждам земли обращается Энки.
Создаёт плуг, ярмо, борозду,
Назначает крестьянина по имени Энкимду их божеством.
Он перечисляет злаки и овощи, определяя Ашнан богиней зерна.
Не забывает и кирку, и изложницу для кирпичей, ставя над ними бога Кулла.
Строительство дома он поручает Мушдамме.

Энки переходит к равнине, покрывает её зеленью, умножает поголовье скота.
Все это он отдаёт Сумугану.
Далее он возводит овчарни и назначает пастуха Думузи их покровителем.
Утверждает границы городов и государств, ставит пограничные столбы.
Сажает бога Солнца Уту во главе вселенной.
Наконец, он уделяет внимание ткачеству, поручая это богине Утте.
Но честолюбивая Инанна считает себя обойдённой привилегиями.
Она упрекает Энки и тот утешает её.
На самом деле власть её велика.
В её ведении посох, кнут и палка пастуха, прорицание оракула о войне,
А так же изготовление нарядных одежд.
Инанна добивается особой милости.
Она получает возможность разрушать неразрушимое и уничтожать неуничтожимое.

Когда отец Энки выходит на засеянную пашню,
Плодородное семя в ней произрастает,
Когда Нудиммуд идёт к плодоносной овце,
Приносит овца молодого ягнёнка.
Когда он выходит к тяжёлой корове,
Приносит она здорового телёнка.
Когда он выходит к тяжёлой козе,
Приносит коза здорового козлёнка.

Энки, владыка Абзу, всех превзошедший властью своею,
Начал так свою речь величаво:
"Отец мой, владыка вселенной, дал мне жизнь
Мой предок, всем землям владыка,
Собрал воедино всю власть и вложил её мне в руку.
От Экура, дома Энлиля,
Я принёс ремесла в Абзу Эриду.
Я — плодоносное семя великого дикого тура,
Я — первенец Ана,
Я — «великая буря", исходящая из бездны,
Я — повелитель земли,
Я — лугаль всех вождей,
Я — отец всех земель,
Я — «большой брат» богов, кто приносит полный достаток.
Я — хранитель анналов небес и земли,
Я — слух и разум всех земель,
Я тот, кто вершит справедливость,
С повелителем Аном на Ана престоле,
Я тот, кто судьбу оглашает с Энлилем на "горе мудрости",
Он вложил мне в руку оглашение судеб
Пределов, где солнце всходит,
Я тот, перед кем склоняется Нинту,
Я тот, кому славное имя дано самой Нинхурсаг,
Я — вождь ануннаков,
Я тот, кто рождён был, как первенец Ана святого.

Когда владыка превознёс самого себя,
Как принц самого себя восхвалил,
Предстали пред ним ануннаки с молитвою и мольбою:
"О Бог, управитель ремёсел,
Вершитель решений славнейший. Энки хвала!
И во второй раз, исполнившись радостью,
Энки, владыка высокий Абзу,
Повёл свою речь величаво:
"Я Бог, чей приказ, первейший во всём, неприложен,
Эти конюшни построены по моему приказу,
Поставлены эти овчарни,
Когда я приблизился к небу, богатства дарующий дождь
Пролился с небес,
Когда я приблизился к землям, случился высокий разлив,
Когда подошёл я к зелёным лугам,
Встали стога, послушные моему слову.
Я дом свой возвёл, святилище, в месте чистом,
Нарёк его именем славным.

Абзу своё возвёл святилище. Я огласил ему добрый удел.
Его тень — мой дом, по змеиным болотам простёрлась.
Сазан ему плещет хвостом, в низких зарослях гизи-травы,
Воробьи чирикают в своих гнёздах.
Сакральные песни и речи наполнили мой Абзу.
Страна высоких болот, любимое место моё,
Простирает руки ко мне, клонит шею.
Кара дружно возносят весла,
Сладкие Песни поют сладкие, реку радуя тем самым,

Маган-ладью до небес нагрузили,
Магилум-ладья Мелуххи
Везёт золото и серебро,
Везёт их для Энлиля,повелителя всех земель, в Ниппур.

Тому, у кого нет города, тому, у кого нет коня,
Марту — Энки приносит в дар скот,
Ануннаки поклоняются, как должно,

"Богу, что правит великим и чистым народом,
Что господствует во вселенной широкой,
Что получил высокий "солнечный диск" в Эриду,
В драгоценнейшем чистом месте,
Энки, Богу вселенной, хвала!"

К отцу Энки, в священное место его свои направляет народ стопы,
В опочивальне, в царственном доме, они преклоняются перед отцом.
В залах Они выкликают имя его в залах, держали скипетр бога священный,
Морские лахамы, почитают его,
Ибо царь, гордо стоящий, отец Энки той страны,
Принц великий, вернувшийся в царство своё,
 Дарует вселенной процветание.

Энки оглашает судьбу:
"Шумер"Великая гора","прибежище вселенной",
Наполнил стойким светом, от восхода до заката рассыпающим
Лучи народу Шумера,
Твоё сердце глубоко, непостижимо,
Стойкое наше место, где боги рождают,
Неприкосновенно, как небеса.

Рождённый быть царём, диадемой владеющий прочной,
На чело возложивший корону, твой бог — почитаемый бог,
Он сидит с повелителем Аном на Ана престоле,
Твой царь — "Великая гора", отец Энлиль, отец всех земель.
Великие боги, ануннаки, пожелали жить среди вас,
Пищу вкушать на вашей гигуне, засаженной деревьями.

Да будут построены многие стойла твои, дом Шумер,
Да множатся твои коровы,
Да встанут овчарни, да будут овец мириады,
Да будут гигуны касаться небес,
Да возденутся стойкие руки к небесам.
Да огласят судьбу ануннаки, среди вас пребывая.
Он прошествовал в святилище Ур,
Энки, владыка Абзу, оглашает судьбу:
"Город, имеющий всё, что уместно иметь,
Твёрдо стоящий бык, омываемый водами,
Обильный престол нагорья, колени открыты,
Зелен, точно гора, бросающая широкую тень,
Тот, чьё величье в силе его, Энлиль, "Высокая гора".
Произнёс во вселенной высокое имя.
Город, чью участь Энлиль огласил,
Святилище Ур, да вознесёшься ты до небес".

Он прошествовал в землю Мелухха,
Энки, повелитель Абзу, оглашает её судьбу,
Чёрная земля, да будут деревья твои велики,
Да будут они деревьями нагорья,
Да встанут их троны в царском дворце,
Да будет тростник твой велик.

Да владеют герои оружьем на месте сраженья,
Да будут быки твои, быками нагорья,
Да будет их рёв, рёвом диких быков,
Да совершенствуют боги великие дары для тебя,
Да носят все дар-птицы нагорья сердоликовые бородки,
Да будет птицей твоей Хайа-птица,
Да станет серебро твоё золотом,
Медь — бронзой и оловом,
О, Земля, да преумножится все, что ты имеешь,
Да умножатся люди твои!

Он омыл и очистил страну Дильмун.
Поручил Нинсикилле опеку над ним,
Он дал советы, как возделанное поле и он вкушает его финики.
Элам и Махараши обречены быть сожранными, как рыбы,
Царь, кого силой Энлиль одарил,
Разрушил дома их, разрушил их стены,

Их металл и ляпис-лазурь, и содержимое их хранилищ
Повелителю всех земель, Энлилю, доставил в Ниппур.
Тому, что не строит город, не строит дом.
Марту — Энки принёс в дар скот.
Когда отвёл он взор от того места,
Отец Энки поднял его над Евфратом,
Встал он гордо, как необузданный бык,
Поднимает пенис, семя извергает,
Наполняется Тигр искристой водой,
Как корова, по тельцу мычащая в лугах,
В кишащем скорпионами стойле,
Так Тигр отдаётся ему, как неистовому быку.

Он пенис поднял, свадебный дар принёс,
Радость Дал Тигру, как большой бык, дающий рожденье,
Вода, что принёс он, искристая вода, вино её сладко,
Зерно, что принёс он, отборное зерно, едят его люди,
Он наполнил дом Энлиля, Экур, добром,
Вместе с Энки Энлиль ликует, Ниппур — в восторге.
Венчанный диадемой на царство бог,
Возложил долговечную тиару царства,
Он ступил на земли, на левою сторону,
Для него земля процвела.

Как принял он скипетр в правую руку,
Чтобы Тигр и Евфрат "ели вместе",
Он, что речёт он слово, согласно его назначению,
Что убирает, как жир из дворца, своё "царственное колено",
Бог, что оглашает судьбу, Энки, владыка Абзу,
Энбилулу, каналов смотрителя,
Энки поставил над ними главным.
Он выкликает болота, поместив туда карпа и других рыб,
Заросли он выкликает, поместив туда зелёный тростник,
Бросает вызов тем, из чьих сетей не уходит рыба,
Из чьих капканов не уходит зверь,
Из чьих силков не уходит птица,
Сына своего, Энки, поставил над ними главным.
Бог воздвиг святилище, священную сень — сердце его глубоко,
И место его в созвездии …

Пришли ануннаки с молитвою и мольбою,
Для Энки в Энгурре они поставили трон высокий.
Госпожу Сирары, мать Нанше,
Над морями, его, Энки поставил главной.

Вызывает он два дождя, воду небес,
Их выравнивает, как плывущие облака,
Вселяет в них жизни дыхание, до горизонта,
Обращает холмистые земли в поля.
Того, что великими бурями правит, молнией поражает,
Что замыкает священной крепой "сердце" небес,
Сына Ана, гугаля вселенной,
Ишкура ,сына Ана, поставил Энки главным.

Направил он плуг и ярмо, поставил рогатых быков…
Отворил священные борозды,
Заставил расти зерно на возделанном поле.
Бога,что носит корону, красу высокой равнины,
Коренастого пахаря бога Энлиля,
Энкимду,человека рвов и платин,
Энки поставил над ними главным.

Бог выкликает пашню, засевает отборным зерном,
Собирает зерно иннуба в кучи.
Умножает Энки снопы и кучи,
Вместе с Энлилем даёт он земле изобилие,
Чья голова и бок пестры, чей лик покрыт мёдом,
Госпожу, праматерь, силу земли, "жизнь" черноголовых,
Ашнан, питающий хлеб всего, Энки поставил над ними главной.

Великий царь накинул сеть на кирку, он устроил изложницу,
Агарин сдобрил, как хорошее масло,
Того, чьей кирки сокрушительный зуб — это змей, пожирающий трупы,
Чья изложница правит, Куллу, кирпичника той земли,
Энки ставит над ними главным.
Он построил конюшни, указал очищенья обряды,
Овчарни возвёл, наполнил их лучшим жиром и молоком,
Радость принёс в трапезные богов,
На поросшей равнине возобладало довольство.
Верного поставщика Эанны, друга Ана,
Зятя любимого, отважного Сина, супруга святой Инанны,
Госпожи, царицы всех великих жрецов,
Что время от времени руководит воссозданием Куллаба,
Думузи, божественного "ушумгаля небес", "друга Ана",
Энки поставил над ними главным.

Он наполнил дом Энлиля добром,
С Энки ликует Энлиль, ликует Ниппур,
Он отметил границы, утвердил пограничные камни,
Энки, для ануннаков
Построил жильё в городах, деревнях,

Героя, быка, что выходит из леса, что рычит точно лев,
Отважного Уту, что неуязвим, что гордо являет силу,
Отца великого города, где солнце восходит,
Великого герольда Ана, священного
Судью, что выносит богов решение,
Что носит бороду цвета ляпис-лазури,
Что со священных небес нисходит,
Сына Нингаль, Уту, рождённого,
Ставит Энки главным над всей вселенной.

Спрятал он пряжу маг, дал теменос,
Придал Энки совершенство тому, что женским является ремеслом,
Для Энки, для людей — облаченье.
Тиару дворца, самоцвет повелителя,
Утту, достойную женщину, радости полную,
Энки поставил над ними главной.
Тогда сама по себе, царский отбросив скипитр,
Инанна, к отцу своему Энки
В дом входит и, униженно плача, жалобу произносит:
"Ануннаки, великие боги, их судьбы
Отдал Энлиль уверенно в руки твои,
Со мною, девой Инанной, почему ж обошёлся иначе?
Я, святая Инанна, — где же моё старшинство?
Аруру, сестра Энлиля, Нинту, владычица гор,
Приняла на себя священную обязанность  править,
Забрала себе лук, с инкрустацией сила-кубок, из лялис-лазури
Унесла с собой чистый, священный ала-кубок,
Повитухою стала земли,
Ты Аруру вверил рождённого быть царём, владыкой рождённого быть.

Святая Нинисинна, сестрица моя,
Взяла себе светлый уну, стала жрицей Ана,
Поместила себя рядом с Аном, произносит слово,
Что небеса наполняет.
Святая Нинмуг, сестра моя,
Забрала золотой резец и серебряный молоток,
Стала старшим в ремесле по металлу,
Рождённого быть царём, что носит прочную диадему,
Короную венчанного рождённого повелевать, отдал ты в руки её.
Святая Нидаба, сестра моя, взяла себе мерную жердь,
Укрепила ляпис-лазурную ленту у себя на предплечье,
Оглашают великие жрецы, отмечают межи, устанавливают границы.
Пищу богов ты отдал ей в руки.
Нанше, владычица (владыка праведный пал к её ногам),
Ведать рыбой стала в морях, рыбой вкусной …
Почему обошёлся иначе со мной?
В чём же моё старшинство. Ведь я святая Инанна?"
Ты теперь одета в одежды "сила юноши"
Ты утвердила слова, что произносит "юноша",
Ты отвечаешь за посох, палку и кнут овчара, дева Инанна,
Что ещё дать нам тебе, дева Инанна?
Битвы, набеги — ты оракулам вложишь на них ответ,
Ты среди них, не будучи птицей арабу, дашь неблагоприятный ответ,
Ты свиваешь прямую нить,

Ты, дева Инанна, распрямляешь кручёную нить,
Ты придумала форму одежд, ты нарядные носишь одежды,
Ты спрятала пряжу маг, нить продела в веретено,
Ты окрасила многоцветную нить.
Ты вернула, дева Инанна, гимны тиги и адаб в их дом.
Ты, чьи, два Инанна, почитатели не устают любоваться тобой,
Дева Инанна,  ты же дальние знаешь колодцы, верёвки крепёжные;
Земля ожила! Пришло половодье! Взгляните!

16 Миф об Энки и Нинмакс

Когда на земле ещё не было людей,
Количество бессмертных великих богов, и подвластных им ануннаков, всё росло и росло.
Они заселили все небо, всю землю и весь подземный мир.
Становилось все труднее и труднее добывать себе пропитание.
Трудолюбивая богиня зерна Ашнан, созданная ануннаками, чтобы выращивать хлеб и делать вино,
Не успевала накормить всех.
Её брат, пастух Лахар усердно доил коз и овец, но молока на всех не хватало.

Боги молили всемогущего Энки помочь им и спасти их от голода и жажды
Но их стенания не доходили до адресата.
Энки спал в глубинах своей бездны и не слышал воплей божественных детей.
Наконец мать Энки, изначальное Море Намму,
Принесла ему слёзы богов с такими словами:

«Поднимись с ложа, о сын мой, выполни работу мудрую,
Создай слуг богам, да произведут они себе подобных.
Задумался сын над словами матери
Призвал он "хороших царских ваятелей" и говорит матери своей,
Изначальному морю Намму:
«Мать моя, творенье, что ты назвала, уже существует,
Бремя богов, их корзины на него да возложим!
Когда замешаешь ты глины из самой сердцевины Абзу.
Затяжелеет глина, подобно женскому лону.
Воистину создашь ты творенье,
Помощницей твоею Нинмах да станет.
Богини Нинимма, Шузиана, Нинбара,
Нинму, Нингуэнна вокруг тебя да встанут,
Когда ты будешь давать рожденье дитя,
Когда судьбу ему ты назначишь.
Да возложит Нинмах козины на него.
Да будет создан род человеческий.

Сотворение человека Энки решил обставить очень торжественно,
Он устроил грандиозное пиршество и созвал на него всех богов.
На этом пиру он сам и его помощница, обитательница земных недр Нинмах.
Выпили слишком много сладкого вина.
Шатаясь, подошли они к сосуду с глиной из бездны Абзу и начали мять её.
Дрожащими руками Нинмах вылепила шесть разновидностей существ,
Но все они были с явными отклонениями.
Каждому из них Энки определил судьбу.

Пятая женщина была та, кто родить не может,
Вот кого она сотворила.
На женщину взглянул Энки, на ту, кто родить не может,

Её судьбу определил, в женский дом ткачихою устроил.
Шестое не имело мужского корня и не имело женского лона.
Взглянул Энки на существо, что не имело мужского корня,
Что не имело женского лона.
Слугою дворцовым его сделал...

Рассердился Энки на неумелую Нинмах.
Он решил взяться за дело сам.
Результат оказался ещё хуже.
Существо получилось совсем тщедушным и немощным.
Обеспокоился Энки,
Как бы Нинмах не отказалась помочь его неразумному творению и просит её.
Тому, что вылеплен твоею рукой, я назначил судьбу,
Дал ему хлеба поесть.
Назначишь ли ты судьбу тому, что вылеплен моею рукой,
Дашь ли ему хлеба поесть?

Нинмах старалась изо всех сил,
Но существо не могло ни стоять, ни сидеть, ни есть, ни пить, ни говорить.
Боги поссорились,
Между ними состоялся долгий и не вполне понятный разговор.
Затем, они все же вылепили нормальных мужчин и женщин,
Во всем подобных богам, кроме бессмертия.
Люди должны были трудиться на земле,
Обеспечить своих создателей всем необходимым.

Второй вариант поэмы

От начала начал, от дней сотворения мира,
От начала начал, от ночей сотворения мира,
От начала начал, от годов сотворения мира.
Когда установили Судьбы,
Когда Ануннаки-боги родились.
Когда в брак вступили богини,
Когда их в земле и небе распределили,

Когда боги, сошлись с богинями, и богини затяжелели, дали рожденье,
Тогда боги из-за пищи, пропитания ради, трудиться стали.
Старшие боги верховодить стали,
Младшие боги корзины на плечи взвалили.
Боги реки, каналы рыли, под надзором насыпали землю.
Они страдали тяжко, роптали на жизнь свою.
А Разум Творитель, в то время,
Великих богов созидатель,
Энки во глуби тихоструйной Энгуры,
В чьи недра никто из богов заглянуть не смеет,
Он возлежал на своём ложе, он спал, не подымался.
В голос боги заголосили, с горькими воплями зарыдали
Тому, кто лежит, тому, кто спит, тому, кто с ложа не подымается,
Намму-праматерь, прародительница, всех великих богов и созидательница,
Плачи всех богов принесла сыну.
"Ты лежишь, ты спишь, со своего ложа не встаёшь,
А боги, слёзно о смягчении доли молят.
Встань же, сын мой, со своего ложа, поднимись,
Покажи свою искусность и мудрость!
Создай нечто, что богов заменит,
Пусть оставят свои корзины!"

По слову Намму Энки поднялся с ложа.
Бог козлёнка светлого жертвенного,
В созерцании глубоком, взял в руки.

Он, Великий Премудрый Разум,
Он, вещий заклинатель,
Он задумал то, что из женского выйдет лона.

Энки все силы свои собрал, разум свой безмерно расширил.
Образ, себе подобный, в сердце своём разуменьем создал
Своей матери Намму так он молвит:
"Мать моя! Создание, что сотворишь ты, воистину существует.
Бремя богов, их корзины, на него да возложим.

Когда ты замешаешь глины из самой сердцевины Абзу,
Подобно лону женскому, затяжелеет глина.
Ты сотворишь это созданье.
Нинмах помощницей твоею да станет.
Богини Нинимма, Шузианна, Нинмада, Нинбара,
Нинмуг, Шаршаргаба, Нингуна,
Вкруг тебя они да встанут,
Когда ты будешь давать рожденье.

Мать моя, когда судьбу ему ты назначишь,
Нинмах корзины на него да возложит.
Род человечий да будет создан".

Все боги толпою его восхваляли:
"О владыка, Обширный Разум, кто мудростью тебе равен?

Великий Энки, государь, кто повторить твои деянья сможет?
Словно отец родимый, ты присуждаешь Сути,
Ты сам — великие эти Сути".

Энки и Нинмах выпили пива, божья утроба возликовала.
«Нинмах, — так Энки вымолвил,
Человеческое созданье — хорошо ли оно, дурно ли оно —
Как мне сердце подскажет, такую судьбу ему присужу...»

Нинмах ему отвечает:
"Судьбу, что ты присудить пожелал — благую ли, злую ли — я назначу!"
Тут Нинмах отщипнула рукой от глины Абзу.
Руки у первого создания слабы, дабы что-то взять,
Он согнуть их не может.
Энки взглянул на того, чьи руки слабы.
Да он согнуть их не может,
Определил ему судьбу — царским стражем  назначил.

А второй — он плохо видел свет, щурил очи.
Взглянул, Энки, на того, кто щурил очи,
Определил ему судьбу, искусством пения его наделил он.
Ушумгаль, владыка великий, перед царём его поставил.
Третий сотворённый — нога его, словно червяк, кривая и слабая.
Энки, взглянув на него, определил ему судьбу —
Серебряных дел мастером сделал.
Четвёртый — он не мог выпускать своё семя —
Энки  взглянул на него, окропил его водой и произнёс над ним заклинание,
Дал жить его телу.
Пятою сотворённой была женщина, которая родить не может.
Энки, на женщину взглянув, на ту, кто родить не может,
Определил её судьбу и в женский дом,ткачихою, устроил.
Шестое создание не имело мужского корня, женского лона.
Энки взглянул на это существо,
В Кигале, слугой дворцовым его сделал,
Нинмах глину, отщипнула, на землю бросила, повернулась резк
Господин великий Энки, так молчит Нинмах:
"Тем, кого ты сотворила, я определил судьбы,
Я придумал им пропитанье — дал вкусить хлеба.
Ныне же я пред тобой сотворю, а ты назначишь им судьбы".

Энки начал лепить форму — внутри и снаружи —голову, руки, части тела.
«Нинмах — так он молвит, —
Корень вздымая, да испустит семя в женское лоно,
Эта женщина получит зачатье...»
А второй, Умуль, — "мой день далёк" — голова его была слаба
Глаза его были слабы, шея его была слаба,
Жизнь в нём дрожала, трепетала.
Лёгкие его были слабые, сердце слабое, кишки его были слабы.
Руки, голова трясутся, поднести ко рту хлеба он не может,
Его спина была слаба, плечи дрожали, ноги дрожали, на ровном месте.

Энки Нинмах так молвит:
"Тем, кого ты создавала, я определил судьбы,
Я придумал для них пропитанье.
Теперь ты, кого сотворил я, определи ему судьбу,
Придумай для него пропитанье".

Нинмах, посмотрела на Умуля, к нему обратилась,
Хлеба поесть ему даёт, а он руку за ним
Протянуть не может.
На кровати он не лежал спокойно, и совсем
Не хотел спать, сесть не умел, встать не умел, лежать
Совсем не хотел.
В дом войти он не может, пропитать себя не может.

Нинмах Энки говорит снова:
«Человек, кого ты создал, он ни жив, он ни мёртв, и ноши нести не может".
 Энки отвечает:
"Тому, чьи руки были слабы, я судьбу определил,
Я придумал ему пропитанье.
Тому, кто плохо видел свет, чьи очи щурились,
Я судьбу определил, придумал ему пропитанье.
Тому, чья нога была, словно червяк, я судьбу определил
И придумал ему пропитанье.
Тому, кто задерживал семя, я определил судьбу
И придумал ему пропитанье.
Женщине, что не могла рождать, я определил судьбу
И придумал ей пропитанье.
Тот, кто корня мужского не имел, я определил судьбу
И придумал ему пропитанье...»

Нинмах в голос кричит Энки:
"О, горе! В небесах ты не жил, на земле ты не жил!
О, глаза твои проклятые! Из Шумера ты не уйдёшь!
Там, где ты сидеть не будешь, —  дом мой, построенный!
И слова твои бессмысленные!
Там, где ты жить не будешь, — град мой, построенный!
Сама я, ложью разбитая!
Град мой разрушен, дом мой погублен,
Дитя моё в плен попало!
Я сна лишилась, и ушла из Экура,
Только от руки твоей не ушла!"

Энки Нинмах так отвечает:

"Слова, что из уст твоих вышли, кто отменит?
Умуль из лона твоего да будет исторгнут!
Нинмах, труды свои прерви, негожи они,
Против меня кто выступить может?

Творенье по образу моему, что вслед за тобою я создал,
Словом склонено да будет!
А когда мой корень повсюду достойно прославят,
Да будет на то твоё согласие мудрое!

Энкум и Нинкум, дворцовые стражи,да возгласят твоё величье!
Сестрица, в тебе могучая сила..."

Нинмах не соперница великому Энки.
О, отец Энки, хвала тебе хороша!

17 Миф об Энки и Нинхурсаге

Дильмун — это "чистая", "непорочная " и "светлая" "страна жизни",
В ней неведомы ни смерть, ни болезни.
Единственно чего там нет, так это пресной воды.
Поэтому великий бог Энки призывает к себе бога Солнца Уту и просит его принести в Дильмун свежую воду с земли.
После этого страна превращается в цветущий и плодоносящий сад.
В этом саду великая богиня-мать Нинхурсаг, не испытывая родовых мук,  производит на свет восемь дочерей.
Они превращаются в восемь растений покрытых сочными сладкими плодами. Энки захотелось вдруг отведать их.
Он призвал своего советника двуликого бога Исимуда и говорит:

«Вот травы, судьбу им я не решу ли?»
«Что это, что это?»
Исимуд вырывает эти драгоценные растения,
Приносит их своему повелителю и по одному даёт их Энки съесть.
Узнав об этом, разгневанная Нинхурсаг прокляла Энки смертельным проклятием.
Она призвала на его голову различные напасти.
Богиня удалилась от мира и богов, и людей и никто не мог её найти.

Съеденные Энки растения превратились для него в смертельный яд.
Восемь различных органов тела великого бога оказались поражены.
Испытывая страшные муки и боли, он повалился на землю и зарыдал.
Все боги оказались бессильны помочь Энки.
Даже великий Энлиль не смог облегчить страданий брата.
Все живое на земле и на небе предалось великой скорби.

В это горестное время явился к собранию богов лис. Он предложил, за определённое вознаграждение, вернуть богиню-мать.
Боги согласились.
Как хитрому лису удалось уговорить Нинхурсаг помочь несчастному Энки.
Она сжалилась над ним, села возле поверженного бога.
Восемь раз вопрошала его громким голосом, что у него болит.
После каждого ответа больного на свет рождалось соответствующее божество-целитель.
Каждое из этих божеств прикоснулось к соответствующему органу  Энки.
И он снова стал жив, здоров и весел.

"Меж градов пресветлых — ей её отдайте —
Дильмун есть страна, страна пресветлая.
В Шумере пресветлом — ей её отдайте!

Дильмун страна воссиянная.
А он там сам, в Дильмуне Энки, вместе с упругой возлёг.
Та земля непорочная, та земля воссиянная,
А там, в Дильмуне ворон не каркает.
Птица смерти не накликает смерти.
Там лев не бьёт, волк ягнёнка не рвёт.
Там собака сторожевая, как козлят стерегут, не знает, как козлят стерегут.
Там свинья зерна не пожирает.
Вдова на крыше солод не рассыпает.
Птица небесная солод тот не склёвывает.
Там голубь головою не вертит.
Там хворь глазная не цепляется.
Там старица не говорит — "я старица".
Там старец не говорит — "я старец".
Там девушка не умывается, водой из окна не плещется.
Там перевозчик -"навались!" — не кричит.
Там страж вокруг зубцов не кружит.
Там певец песнопений не распевает,
Плачей за городом не заводит.
Ниисикила Эаки, отцу своему, так молвит:
"Вот дал ты мне Дильмун-город, а что мне в твоём дарении?
В моем городе нету воды в каналах!
Его колодцы с водою горькой,
Не дают расти зёрнам-злакам,
На полях, в бороздах, на нивах!
Город мой не "Дом прибрежный — пристань всей страны!"


Отец Энки Нинсикилс отвечает:
"Отныне и вовеки под солнцем,
Когда солнце-Уту в небесах восстанет,
Он перед Эзеном — "местом празднеств",
От "дома рыбы рогатой" месяца-Нанны,
Устами воды прибрежной, бегущей воды,
Злаки из земли  подымутся,
По путям просторным вода да выбежит.
Город водой изобилия напоит.
Колодцы с водою горькой да станут
Колодцами с водою сладкой!
Город —  "Домом прибрежным,
Пристанью всей страны" да станет!
Страна Тукриш золото Харали,
Светлый лазурит да переправит.
Страна Мелухха сердолик желанный, драгоценный,
Дерево Магана морское, ценнейшее
На кораблях пусть тебе доставит!
Страна Марахши горный хрусталь драгоценный светлый
Да переправит!
Страна Маган крепкую медь, диорит, сосуды из камня доставит!
Страна заморская дерево эбен роскошное,
Царское да переправит!
"Страна шатров" лучшую шерсть, порошок рудный
Пусть тебе доставит!
Страна Элам свой груз — шерсть тончайшую
Да переправит!
Храм Ура, град священный, святыня царства,
Зерно, масло, наилучшие ткани на больших судах
Пусть тебе доставит!
Просторное море изобилие это пусть тебе переправит!
О город! Его жилища прекрасными жилищами будут!

Зерно его чистое-чистое,
Его финики — крупные-крупные,
Свой урожай соберёт он трижды!
Деревья его — великаны-деревья!
Отныне и вовеки под солнцем!»

И вот солнце-Уту в небесах встало.
Перед Эзеном — "местом празднеств",
От "дома рыбы рогатой," месяца Нанны,
Устами воды прибрежной, бегущей воды, злаки из земли
Поднялись, вышли,
По путям просторным вода побежала,
Город водой изобилья поит,
Вода в полях, вода на нивах, в борозде рост даёт зерну-злакам.
Стал город "Домом прибрежным, пристанью всей страны"!

Так от дней от тех под солнцем, отныне и вовеки воистину так да будет!
А сам Энки, Разум Премудрый, перед Нинту, что страны матерь
Его корень рвы наполнил семенем,
Его корень тростники окунул в семя,
Его корень дал жизнь покрову могучему.
Он вскричал: "По болотам никто да не ходит!"
Жизнью небес он поклялся.
Ту, что возлежит в болотах,
Дамгальнуну — "Супругу великую" свою,
Он её оросил своим семенем,
Нинхурсаг в утробу он излил семя Энки.
И один её день — словно месяц.
Девять месяцев материнства.

Словно по прекрасному нежнейшему маслу,
Нинту, матерь страны, породила Нинсар.
На брегах реки взрастала Нинсар.
А Энки — он затаился в болотах.
Советчику своему Исимуду так он молвит:
"Отроковицу милую, Нинсар, я ли не поцелую?»

Советчик его Исимуд так ему отвечает:
«Отроковицу милую, Нинсар, поцелуй!
Господин поплывёт, я буду править!»
Он поставил ногу в лодку,
А другой уж коснулся земли твёрдой.
Он к груди прижал Нинсар и поцеловал.
Энки излил семя в её утробу.
Она приняла его семя, семя Энки.

И один день её, словно месяц,

И второй день её, словно два месяца.
Девять дней её — девять месяцев,
Девять месяцев материнства.
Словно по прекрасному нежнейшему маслу,
Родила Нинкур.
На брегах реки взрастала Нинкур.
А Энки —  он в болотах затаился.
Советчику своему Исимуду молвит:
«Отроковицу милую, Нинкур, я ли не поцелую?»

Советчик его Исимуд отвечает:
«Отроковицу милую, Нинкур, воистину поцелуй,
Господин поплывёт, я буду править!»
Энки поставил ногу в лодку,
А другой уж коснулся земли твёрдой.
Он к груди прижал Нинкур,  поцеловал, излил семя в её утробу.
Она приняла в утробу семя.

И один её день её, словно месяц.
Девять дней её, что девять месяцев,
Девять месяцев материнства.
Словно по  прекрасному нежнейшему маслу,
Утту, крепышку-толстушку, породила...»
Нинту речи обращает к Утту:
"Совет тебе дам, прими совет мой,
Слово скажу, слова мои выслушай!
Энки затаился в болотах, остерегайся его,
Его поцелуев и любви.

 Энки в поле работает, а слуга садовника-огородника командует:
"Принеси огурцов спелых,
Принеси абрикосов в связках,
Принеси виноград в гроздьях.
Пусть он в доме узду мою схватит...»,

Он водою канавы наполнил,
Он рвы водою наполнил,
Земли нетронутые водою наполнил.
Садовник тут, полный радости,
На шею к нему кинулся, с ним обнимается.
"Кто же ты, кто сад мой полил?"

Энки садовнику отвечает:
«Я бог воды, Энки...»
Энки принёс виноград в гроздьях, и подол ему наполнил.
Он глаза себе зелёным подвёл, посох взял,
И шаги свои к Утту направил.
В дом её он постучал: "Открой двери!"

«Кто это, кто это здесь?»
«Я садовник-огородник, огурцы, абрикосы, виноград я принёс тебе!»
Утту, радости полна, дверь ему открывает.
Энки Утту, крепышке-толстушке, огурцы свежие даёт,
И абрикосы, в связках, виноград, в гроздьях,
Пиво, в больших сосудах.
Утту, руками всплеснула,
Энки опьянел от радости, Утту увидев.

Он груди её взял, он на лоно её возлёг.
Он бёдер её рукой коснулся, за грудь её схватил.
Он в лоно корень вложил, поцеловал, излил в её утробу семя.
Семя она приняла!
Прекрасная женщина, Утту, — "О, мои бёдра, о тело моё,
О, моя утроба!" — кричит!
Семя с бёдер её Нинхурсаг вытерла.

"Трава лесная" выросла.
"Трава медовая" выросла.
"Трава садовая" выросла.
"Трава семенная" выросла.
"Трава колючая" выросла.
"Трава густая" выросла.
"Трава высокая" выросла.
"Трава целебная" выросла.

А Энки затаился в болотах.
Советчику своему Исимуду так он молвит:
«Травы, судьбу им я не решу ли?
Что это, что это?"»
Советчик Исимуд ему отвечает:
"Господин мой, это "трава лесная," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава медовая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава садовая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава семенная," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава колючая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава густая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава высокая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.

Решил Энки судьбу растений, их сердце познал он.
Прокляла имя Энки Нинхурсаг.
«Взглядом жизни не взгляну на него,
До смерти его самой!»
Во прах уселись ануннаки.
Так Энлилю лиса, что была там молвит:
"Если Нинхурсаг я верну тебе,
Что ты дашь мне в награду?"
Лисе Энлиль так отвечает:

"Если ты мне вернёшь Нинхурсаг,
В моем граде тебе посажу дерево,
Имя твоё да будет прославлено!"

А ночью демоны подземного мира
Избили и покалечили Энки.

И вот лиса шкурку почистила,
Хвост, волоски свои распушила,
На лицо румяна наложила
И пошла к Энлилю за помощью, но Энлиль не помог.
Пошла к Нанне, но Нанна не помог.
Пошла к Уту, но Уту не помог.
Пошла к Инанне, но Инанна не помогла".

Нинхурсаг Энки на матку свою посадила.
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Макушка моя болит".
"Абау — отец растений будет рождён для тебя".
"Брат мой, А что ещё у тебя болит?"
"Корни волос моих болят".
"Нинсикила — владыка волос будет рождён для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Нос у меня болит".
"Нинкируту — госпожа, что рождает нос, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Рот у меня болит".
"Нинкаси — госпожа, что рот наполняет, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Горло мо болит".
"Нази — та, кто держит горло в порядке, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Рука у меня болит".
"Азимуа — та, кто добрую руку растит будет тебе рождена".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Ребро моё болит".
"Нинти — владычица жизни-ребра, будет тебе рождена".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Бока мои болят".
"Эншаг — владыка доброго бока будет тебе рождён".
"Крошкам этим, что я породила, определи судьбы".

"Да станет Абау владыкой растений.
Нинсикила господином Магана да будет!
Нинкируту супругою Ниназу да станет.
Нинкаси ублажающей желанья да станет.
Нази супругою Умундара да будет.
Азимуа супругою Нингишзиды да станет!
Нинти владычицей месяцев станет.
Эншаг господином Дильмуна будет!"
Отец Энки, тебе хвала!

18 Миф об Энки и Эриду

Энки, как бог воды, создаёт город Эриду.
Он поднимает его из водной пучины Абзу.
Затем Энки отправляется в Ниппур, к Энлилю,
Чтобы тот, как верховный бог, освятил и благословил новый город.
В стародавние дни, когда судьбы людские решались,
В изобильный год, порождённый Аном,
Люди, траве подобно, из-под земли пробивались,
Владыка Абзу, царь Энки, владыка, решающий судьбы,
Дом свой из серебра-лазурита построил на берегу Эреду!
Золотом богато его украсил.
Кирпич его — говорящий, советы дающий!
Тростниковая кровля его, как бык ревёт!
Взывает громко дом Энки!
Серебро-лазурит в нём сияют, словно день !
Абзу, в святилище, радость принёс он !
От Абзу его превосходная форма  исходит!
Пред Энки-владыкой предстали все боги.
На берегу Эреду воздвиг он дом!
Дом хозяина славит по ночам, желает ему добра!
Хозяину Энки слуга Исимуд вкрадчиво молвит:
"Дом, основанный на серебре-лазурите,
О нём заботится Энки из Абзу,
Что, подобно Тигру с Евфратом, наводит ужас.
Абзу, ты радость приносишь Энки!
Засов твой не имеет равных!
Замок твой — лев страшный!
Кровля твоя — бык небесный, форма его совершенна!
Циновка твоя — лазурит, украшающий кровлю!
Свод твой — бык, рог поднявший!
Врата твои — лев, человека хватающий!
Твой порог — леопард, на человека бросающийся!
Абзу! Место чистое, украшенное!
Э-Энгура! Хозяин твой стопу на тебя возложил!
Энки, царь Абзу,
Твоё основание сердолику уподобил!
Заговор лазуритовый произнес он!
Лалхар, дом Энки — серебро очищенное,
Бык хозяину своему покорный,
Своим рёвом советы дающий!
Э-Энгура Энки — тростниковый стилос, дарованный светлым Аном !
В глубине твоей высокий престол установлен !
Порог твой — священная лестница Ана !
Абзу — чистое место, где судьбы определяются !
Владыка разума, царь Энки,
Нудиммуд, царь Эреду,
Никому не даст заглянуть в глубины Абзу !
Твой жрец-абгаль волосы свои за спину закидывает !
Эреду, возлюбленный Энки !
Э-Энгура, чьё сердце полно изобилия !
Абзу, жизнь страны, возлюбленная Энки !
Эреду ! Тень твоя до сердцевины моря простирается !
Разъярённое море, соперника не имеющее,
Высокая река, ужас телу страны несущая,
О Э-Энгура ! Потоп великий, земли коснувшийся !
Дом на краю Бездны, леопард глубины Абзу,
Высокий дом Энки, разум стране дарующий !
Твой певец , подобно реке, в половодье,
Хозяину своему Энки громко поёт !
Для его светлого дома все наилучшее он приготовил:
Лира-зами, плектр,
Хархар, лира-сабиту, лира-мириту заполнили дом !
Дружно они взыграли:
Зазвучали священные плектры Энки,
Все барабаны-тиги дроби забили !
Слово Энки не отменимо,
Слово его возврата не знает !"

Так говорил кирпичу Исимуд,
Прославляя Э-Энгуру сладостной песнью.
Когда Энки Эреду воздвигнул
Лесистую гору насыпанную, воды достигающую,
Чьи святилища на тростниковых стволах основаны,
Когда в садах его чудесных плоды соком налились,
Птицы лапки свои с веток свесили,
Большие карпы в медовых зарослях для него резвились,
Хвостами своими среди молодых тростников для него поводили.

Когда Энки встаёт — все рыбы на волнах встают перед ним !
Изумление в Абзу принёс он,
Радость в Энгуру принёс он,
Морю подобно, ужас принёс он,
Подобно реке в половодье, он страхом наполнен !
Южный Ветер жестокий для него над Евфратом поднялся !

Его шест змее подобен !
Его весла низкорослым тростникам подобны !
Когда Энки отчалил, год изобилья был полон !
Ладья покинула гавань, канат был отвязан от трапа !
От дома Эреду, что он покинул,
Река хозяину советы давала,
Голос её — голос телёнка, голос коровы доброй !

Энки быков зарезал, овец принёс в жертву.
Где нет барабанов-ала — на место своё он вернул их,
Где нет бронзовых уб-барабанов — на место своё он их вывел !
К Ниппуру один стопы он направил,
В Гигуну, святилище Ниппура, вступил он !
Энки с пивом приблизился, с вином приблизился,
В большие бронзовые сосуды вино возлил он,
В это же время пиво из полбы он приготовил,
В сосуде кукурру сусло для вкусного пива он приготовил,
Сироп из фиников в носик возлил, качество пива повысил!
Как сусло в сироп превратилось, остужаться его он поставил !

Энки в святилище Ниппура
Для Энлиля, отца своего, пир устроил!
Ана усадил на высокое место,
К Ану он подсадил Энлиля,
Нинту усадил на угол почёта,
Ануннаков впритык посадил он !
Люди их пивом напоили, вином ублажили,
Бронзовые чаши большими сделали,
Из-за бронзовых чаш богини Ураш спор затеяли боги.
Сосуды тилимда, как священная ладья, засверкали!

Пива выпив, вином насладясь,
Из дома выставив свои ноги,
Энлиль в Ниппуре исполнился радости,
Он к Ануннакам обратился:
«О великие боги, здесь стоящие !
Ануннаки, в место Собрания пришедшие !
Мой сын, царь Энки, дом построил,
Лесистой горе подобно, из земли Эреду он вывел,
В месте священном дом он построил !
Эреду — чистое место, для входа оно недоступно !
Дом, построенный из серебра, украшенный лазуритом !
Дом, строящий в ряд барабаны-тиги, заговоры творящий !
Священные песни дружно дом славословят !
Эреду, светлому дому воздвигнутому,
Отцу Энки — слава!»

19 Миф о Анмеркере и повелителе Аратты

Энмеркар, жрец-повелитель шумерского города Урука, сын солнечного бога Уту,
Решил подчинить себе государство Аратту.
Он заручился поддержкой могущественной богини Инанны.
Она обещала во всем помогать ему.
Энмеркар отправляет гонца в Аратту.
Его требования, что-бы жители не только выплатили ему дань.
А дань платилась золотом, серебром и драгоценными камнями.
Ещё они должны принять участие в строительстве храма бога Энки в Эриду.

Гонец, перейдя семь гор, прибыл к месту назначения.
Он передал  ультиматум местному прави-телю.
Но тот отказывается покориться Энмеркару,
Гордо ссылаясь на то, что царём его сделала сама богиня Инанна,
Что он находится под ее покровительством.
Тогда гонец сообщил ему, что Инанна теперь живёт в Уруке,
И что она во всем поддерживает Энмеркара.

Это заявление приводит правителя Аратты в замешательство.
После некоторых раздумий он даёт гонцу ответ.
Вместо вооружённого столкновения он предлагает состязание двух воинов.
 Они защищали интересы своих царств.
 Если Инанна покинула Аратту, то он намерен подчинится урукскому царю,
Но в том случае, когда тот пришлёт много зерна.
Гонец возвращается в Урук и вручает это послание Энмеркару.

Сначала Энмеркар советуется с шумерской богиней мудрости Нидабой.
Он выполняет какие-то ритуальные действия.
Он отправляет в Аратту караван в зерном и гонца с повелением.
В нём сказано доставить в Урук драгоценные камни, золото и серебро.
Люди Аратты приходят в полный восторг от большого количества зерна.
Они готовы предоставить Энмеркару драгоценности и строителей для возведения храма.
Однако правитель категорически отказывает гонцу.
Он даже выдвигает свои требования по выплате ему дани.

Гонец возвращается в Урук.
Он рассказывает все Энмеркару.
Тот опять проводит какие-то ритуальные действия с некой травой "сушима".
 Он в третий раз посылает гонца в Аратту,
Но без всякого послания, а с наказом вручить местному правителю жезл.

Этот жезл произвёл на правителя Аратты должное впечатление,
Он горько сетует на то, что Инанна покинула его.
Он предлагает Энмеркару состязание представителя  царя Урука с его ставленником.
Но представитель не должен быть ни чёрным, ни белым, ни коричневым, ни жёлтым, ни пёстрым.

Энмеркара вовсе не смутили эти требования.
Да и речь шла не о цвете кожи, а об одежде.
Он в очередной раз посылает в Аратту гонца с довольно жёсткими условиями.
Он готов принять вызов правителя Аратты.
Для этого и посылает своего гонца,
Но он требует отправки золота, серебра и драгоценностей.
В противном случае он грозит Аратте полным разрушением.

Энмеркар был первым человеком, ставшим писать на глиняных табличках.
Гонец вручает такую табличку правителю Аратты и ждёт ответа.
Аратте, неожиданно, приходит на помощь бог дождя и бури Ишкур.
Ветром в город приносит целую кучу зёрен дикой пшеницы и бобов.
При виде этого чуда к правителю Аратты вернулась былая самоуверенность.
Он сообщает гонцу, что Инанна ни в коем случае не оставит его.
Жители Аратты  выплатили Уруку дань, в виде золота, серебра и ляпис-лазури.

21 Миф об Энмеркаре и Энсукушсираканне

Присылает к царю Урука правитель Аратты Энсукушсиранна, Энмеркару, посланца.
Энмеркару требует, чтобы Урук признал его повелителем,
Он хочет перенести центр почитания богини Инанны в Аратту.

Твёрд и полон презрения ответ Энмеркара.
Он долго перечисляет любимцев-богов.
Он удивляется, зачем Инанне менять блистательный Урук на какую-то Аратту.
Под конец своей речи Энмеркар предлагает Энсукушсиранне подчиниться ему полностью.
Тогда он будет считать инцидент исчерпанным.

Ответ царя Урука в Аратту приносит гонец. 
Собирает совет жрецов Энсукушсиранна, чтобы принять решение.
Правитель склоняется к тому, чтобы воевать с надменным Энмеркаром.
Тут слово берет жрец-чародей.
Он говорит собранию, что сумеет силой своей магии подчинить урукитов.
 Восторгам Энсукушсиранны нет предела,
Он щедро одаривает жреца и отправляет его в Урук.

По дороге жрец попадает в стойла богини Нидабы.
От священных коровы и козы он выпивает молоко,
Совершая святотатство — у священных животных пропало молоко.
Со слезами склоняют колени в молитве пастухи великому богу Солнца Уту.

Продолжает свой путь жрец-чародей.
На берегу Евфрата встречает старую Сагбурру, посланную кем-то из богов.
Они какое-то время состязаются в колдовстве.
Сагбурру, конечно, выигрывает.
Она говорит жрецу, что он видимо потерял разум,
Если осмелился явиться в Урук и заниматься там чародейством.
Жрец просит пощады, предвидя свою печальную кончину,
Но Сагбурру неумолима.
Она убивает его и бросает труп в реку.

Энсукушсиранна узнал о печальной участи жреца,
Он тут же отправил посланцев к Энмеркару, признав его владычество.
В лазурном сиянии стены вздымаются
В Кулабе-граде, что в мироздании вырос,
В Уруке, чьё имя подобно радуге,
Что небес коснулась дугой пестроцветною моста,
В небесах стоит юный месяц,
Его Сути великие устроены царственно,
Его выси пречистые в день благой заложены,
Его сияние в стране — словно лунный свет,
Его блистание в стране — словно ясный день,
Как молодой телец, как козлёночек, изобилием порождённые.
Слава Урука над горами раскинулась,
Серебро чистейшее, благостное его излучение.
Словно плащом покрыли Аратту, словно покрывалом окутали.
Это когда день был властелином,
Ночь — господином, и царило солнце,
Советчиком-посланцем жреца верховного Арапы был Ансигариа,
Советчиком-посланцем Энмеркара,
Жреца верховного Кулаба, был Энсухкешданна.
Верховный жрец воистину, от век к веку, был господином
Богоравным по рождению и избранию.
И с таким человеком, властелином Урука, властелином Кулаба,
Жрец верховный Аратты, Энсухкешданна, в спор вступил.
Вот что об Уруке он гонцу своему промолвил:
"Пускай мне подчинится, пусть ярмо моё наденет!
А когда он мне подчинится, то и он и я будем равны:

Он с Инанною воистину в Эгаре проживает.
Но и я с Инанною буду жить в Эзагине, храме лазурном, в Аратте,
Возлежать с ней на ложе, на сияющей постели.
Я с нею возлягу, в сладком сне, на изукрашенном ложе.
Он  Инанну в ночных сновидениях видит.
Я с Инанною лик к лику буду вместе, при ясном свете.
Съест воистину он жирного гуся,
А я жирного гуся не съем
Гусиные яйца соберу в корзину,
Его птенцов сложу в короб:
Маленьких — для моего котелочка,
Больших — для моего большого чана.
Не будет жить гусь на речном бреге.
Мне подчинятся все правители,
С ними буду я трапезовать".

Вот какое послал он Энмеркару слово.
Словно горный баран, гонец пустился, полетел, словно сокол дикий,
В сумерки на ночлег становился, днём спешил.
Средь ясного дня, словно птичья стая,
По плоскогорью он нёсся.
С наступлением ночи,словно птичья стая,
Во глуби гор он укрывался.
Он достигал своего места,как палка, брошенная в цель.
Он карабкался на кручи, точно дикий осёл Шаккана,
Он мчался, словно огромный, могучий осёл, полный сил,
Словно осёл, гибкий, годный к гонкам,
Он стремился неуклонно вперёд.
Бежал он неустанно, как лев в поле, на дневной охоте
Без устали он нёсся, как волк, догоняющий ягнёнка,
Достигая малых и больших селений.

Он готовился к своей речи.
К жрецу верховному в покой  священный входил:
"Мой повелитель, верховный жрец Аратты Энсухкешданна меня к тебе послал.
Так тебе молвит господин мой:
"Пускай он мне подчинится, пусть ярмо моё наденет.
И он и я будем равными, когда он мне подчинится
Он с Инанною, воистину, проживает в Эгаре,
Но и я с Инанною буду жить в Эзагине, в храме лазурном, в Аратте.
Он возлежит с ней на ложе, на сияющей постели.
Но и я с ней возлягу, в сладком сне, на изукрашенном ложе.
Он в ночных сновидениях видит Инанну.
Я же буду с Инанною вместе, лик к лику, при ясном свете.
Воистину съест он жирного гуся.
А я не съем жирного гуся.
Я гусиные яйца соберу, а птенцов его сложу в короб:
Маленьких  — для моего котелочка, больших —  для моего большого чана.
Гусь не будет жить на речном бреге.
Все правители мне подчинятся, трапезовать я с ними буду".

Владыка Урука — он их весло-правило.
Он их опорная свая.
Он их силок-ловушка, он сокол, что летает в небе,
Он к кирпичам храма Аратты добирался,
Он к  величью Аратты склонен,
Он ответ в Аратту готовит,
Он изучил тщательно табличку.

"Он с Инанною хочет жить в Эзагине, храме лазурном в Аратте!
Но со мною живёт она, когда с небес на землю сходит.
На изукрашенном ложе, в сладком сне, он хочет лежать с нею вместе!
На сверкающем ложе Инанны, осыпанном лазурными травами!
А в ногах там Могучий лев там, в ногах,
Свирепый лев там, в изголовье.
Могучий догоняет свирепого.
Свирепый настигает могучего.
Могучий со свирепым в движении.
Свирепый с могучим в кружении.
Дня не пройдёт ни ночи,
На пятнадцать двойных часов я к Инанне отправлюсь.
На подворье моё священное Уту ещё глаз не кинет,
А она в мой священный покой светлый взойдёт.
Мне венец святой, скипетр царственный даровал Энлиль.
Чадо Энлиля, Нинурта, словно мех с водой, меня лелеял.
Сестрица Энлиля, Аруру,
Правой и левой грудью меня кормила.
А когда я направлялся брачному покою,
Словно птенец Анзуда, жрица кричала
Из города, где место её рожденья...

В Уруке, воистину, Инанна живёт,
А что такое Аратта?
В твердыне Кулаба она проживает,
На что ей чужедальние чистые Сути?
И пять лет пройдёт, десять пройдёт —
Не пойдёт она в Аратту!
Да и зачем ей туда идти,
Ей, великой светлой госпоже Эаны?"
Так вместе совет они держали, все речам его вняли.

Она не идёт в Аратту.
"Он, кто ничего не имеет,
Он не ест жирного гуся!
Но я дам ему съесть жирного гуся!
Я гусиные яйца соберу в корзину,
Я птенцов его сложу в короб:
Маленьких — для моего котелочка,
Больших — для моего большого чана.
Гусь не будет жить на речном бреге.
Мне правители подчинятся, я с ними трапезовать буду".

Гонец Энмеркара к Энсухкещданне,
К его светлому священному покою, к его твердыням,
К его святыням, где он проживает, приближается.

Энсухкешданна совета просит,
Слов для ответа ищет.
Жрец-заклинатель, жрец-прорицатель,
Жрец помазывающий и прочие люди храма
Собираются вместе, совет держат:
"Что я скажу им?
Жрецу верховному Урука, жрецу верховному Кулаба.

Бык его пред моим быком занёсся.
Бык Урука ведёт себя надменно.
Над моими, его люди, кажут силу.
Ведёт себя надменно урукит.
Его пёс Над моим псом его пёс занёсся.
Раскрыл свою глотку пёс урукский".

Собрание, созванное им, прямодушно ему отвечает:
"Урукита ты  превосходней.
Деяния свои великие  Энмеркар гонцу перечислил.
Не должен совершать их Энмеркар.
Их должен совершать только ты.
Пусть сердцем будет принято  решенье.
Как понимаешь, так и поступай".

"Пусть город мой станет холмом,
Я сам черепком его стану —
Перед владыкою Урука, перед владыкою Кулаба
Выи я да не склоню!"

Один чародей — ремесло его хамазитское.
Ургирнунна — ремесло его хамазитское.
Он в Аратту переселился, когда храм его, Хамазу, разрушен был.
Он, в потаённых покоях, колдовством занимался.

Ансигариа-советчик так говорит:
"Великие отцы града, господин мой!
Старцы-основатели собрания!
Отчего в покоях совета дворца совет не дают,
Не держат совета?
Я каналы урукские разрою,
К святыне Аратты склоню их выи!
Слова Урука да будут смешаны.

С армией моей великой, до востока с запада,
От моря и до гор кедровых,
К востоку до гор кедров благовонных
Их склонить выи я заставлю.
Урукиты, пусть ладьи с добром урукиты  тянут,
Пусть к Эзагину Аратты ладьи привяжут".

Советчик своего града, Ансигура, встал,
Главу склонил смиренно:
"Великие отцы града, господин мой!
Старцы-основатели собрания.
Отчего в покоях совета дворца совет не дают,
Не держат совета?
Я каналы урукские разрою,
К святыне Аратты склоню их выи к святыне Аратты!
Да будут смешаны слова Урука.
С армией моей великой с запада и до востока,
От моря и до гор кедровых,
К востоку до гор кедров благовонных
Я их заставлю Склонить выи я их заставлю.
Пусть ладьи с добром урукиты тянут,
Пусть к Эзагину Аратты ладьи привяжут".

Как это владыку возрадовало!
Ему он отвесил пять мин злата и пять мин серебра.
Повелел вкушать сладкие яства, и сказал:
"А когда разбиты люди его будут,
В руке твоей они будут!" — вот что он ему сказал.
Сеятель семян отборных, чародей
К граду Нисабы, Эрешу путь держит,
В загон просторный, где коровы живут, входит.
Тревожно затрясла головою корова в загоне.
Он молвит слово корове, он говорит с ней, как с человеком.

"Кто ест твои сливки, корова,
Молоко твоё кто выпивает?"
"Богиня  Нисаба ест мои сливки.
Богиня Нисаба пьёт моё молоко
Мой сыр, что для священного подворья превосходно изготовлен
И большого, великого застолья, застолья Нисабы воистину достоин.
Мои сливки и молоко из светлых загонов
Жрецу верховному отнесут.
Дикая святая корова, Нисаба, дочь первородная
Энлиля, воистину не даст человеку встать".
"Корова,Сливки твои, корова — в голову,
Молоко твоё — в твоё чрево!"

Сливки коровы ушли в голову,
Молоко её ушло в чрево.
Он подходит к чистому хлеву Нисабы.
Тревожно затрясла головою коза в хлеву.
Козе он молвит слово,  говорит с ней, как с человеком.

"Кто ест твои сливки, коза молоко твоё кто выпивает?"
"Богиня Нисаба ест мои сливки.
Богиня Нисаба пьёт моё молоко.
Мой сыр, что для священного подворья превосходно изготовлен,
И большого, великого застолья, застолья Нисабы воистину достоин.
Мои сливки из светлых загонов
Жрецу верховному отнесут.
Моё молоко из хлева святого
Жрецу верховному отнесут.

Нисаба, Дикая священная корова, Нисаба, дочь первородная
Энлиля, воистину, не даст человеку встать".

"Коза, сливки твои — в голову,
Твоё молоко — в твоё чрево!"
Коза — её сливки ушли в голову,
Её молоко ушло в её чрево.

В тот день он сделал загон и хлев домом молчания,
Произвёл там опустошение.
В коровьем вымени нет молока,
Для её телёнка померк день.
Голоден телёночек он, горько-горько плачет.

В козьем вымени нет молока,
Для её козлёнка померк день.
Нечего есть козе с козлёнком,
Жизнь их к концу подходит.

Корова печально говорит телёнку:
"Умер её козлёнок у козы..."
Наступил голод, пуста священная маслобойка.
Животные с голоду умирают.
Домом молчания он сделал в те дни загон и хлев ,

Произвёл там опустошение.
Выбросил посох коровий пастух, лицо его позеленело,
Жезл пастуший закинул пастух-козопас,
Горькими слезами плачет.
Подпасок не спешит к загону и хлеву,
По дорогам дальним он бродит.
Молочник не выкликает,
Незнакомыми он бредёт он путями.
Погонщик скота и пастух Нисабы,
Сыны, одной матерью рождённые,
Из загона и хлева они вышли.

Первый — Машгула — таково его было имя.
Второй — Урэдина — таково его было имя.
Пред солнечным восходом, у главных ворот, вдвоём,
Где хранят чудеса страны хранят,
Они распростёрлись и к Уту небесному повернулись:
«Чародей из Аратты появился в загоне.
Он увёл молоко, телёночку нечего было есть.
В загоне и хлеве навёл он порчу,
Молоко и сливки он увёл.
Колдовство напустил в хлев и загон, произвёл опустошение
Он произвёл опустошенье».

Он подошёл, огляделся вокруг, по направлению к Эрншу
На берегу реки Евфрата, реки богов, потока могучего,
Возле града, чью судьбу Ан и Энлиль решили,
Скрестив ноги он сидел.
Старая Сагбуру ему протянула руку.
Они оба бросили в воду волшебный нун.
Огромного карпа выудил чародей.
Орла из воды достала старая Сагбуру.
Схватил орёл огромного карпа и утащил его в горы.
Второй раз они бросили в воду нун.
Вытащил чародей овцу с ягнёнком,
Волка вынула старая Сагбуру.
Схватил волк овцу с ягнёнком
И в просторные степи поволок их.
Третий раз они бросили в воду нун.
Выудил чародей корову с телёнком,
Достала из воды старая Субур льва.
Схватил лев корову с телёнком
И в тростниковые заросли потащил.
В четвёртый раз они бросили в воду нун.
Выудил из воды чародей горного козла с козою,
Старая Сагбуру леопарда из воды достала.
Схватил леопард козла с козою и поволок их в горы.
Пятый раз они бросилив воду нун.
Выудил чародей козлёночка дикой газели,
Тигра и льва старая Сугбур из воды достала.
Схватили козлёночка тигр и лев, в лесную чащу его потащили.
Потемнел его лик чародея, смешался разум.
Старая Сагбуру ему молвит:
«В чародействе ты разумеешь,
Но где рассудок твой?
Град Эрешь, где Ан и Энлиль решают судьбы,
Изначальный град, что Нинлиль возлюбила,
Как мог ты там колдовством заниматься?!
Меня не уведомив, ты это сделал!
Воистину сотворил ты горечь!"

Он пал на колени, и молил о пощаде:
"Сестрица, отпусти меня!
Я к своему граду с миром вернусь,
В Аратту, страну чужедальних пресветлых Сутей,
Спасать свою душу понесу.
Да прославлю твою мощь по всем станам!
В Аратте, стране чужедальних пресветлых Сутей,
Я твою славу возвеличу!"

Старая Сагбуру так ему отвечает:
"В хлеве и загоне ты навёл порчу,
Увёл ты молоко и сливки.
Трапезы утренней ты лишил их,
Трапезы полдневной ты лишил их,
Трапезы вечерней ты лишил их.
Молоко и сливки ты отобрал
У большого вечернего застолья.
Воистину, чёрное сотворил ты дело.
Вот твой грех!
В загоне и хлеве воистину владыка Нанна
Молоко даёт он.
Вину он устанавливает!".

Старая Сагбуру чародея за язык потянула.
На брегу Евфрата бросила его тело.
Жизни дыхания лишила его,
Сама же в град Эреш вернулась.
Энсухкешданна, про дела те прослышав,
Послал человека Эмеркару:
"Ты владыка —  Инанной возлюбленный.
Один только ты возвышен.
Инанна Праведно избрала тебя Инанна для своего святого лона,
Ты её любимый, воистину.
От запада до востока ты великий владыка всех,
Я твой подчинённый,
От сотворенья Не был тебе я равен от сотворения,
Ты — брат мой старший,
Мне Вовеки с тобой мне  не сравниться".

Так в споре между Энмеркаром и Энсухкещданной
Энмеркар превзошёл Энсухкешданну.
Хвала тебе, богиня Нисаба!"

22 Мифы об Энуме элиш (сотворении мира)

Часть первая

Не существовало ещё ни земли, ни неба.
Праотец Апсу и праматерь Тиамат смешивали свои воды.
В те же незапамятные времена был создан могучий и свирепый советник Мумму.

Тогда появились боги Лахаму и Лухму и другие боги первого поколения.
От них родились Аншар и Кишар,
Они создали по своему подобию Ану.
Затем Ану породил Эа (Нудиммуда).

Апсу не понравился образ действий молодого поколения богов,
Они беспокоили его своим поведением,
Видимо желая отделить стихии и упорядочить хаос,
Он задумал уничтожить своих детей,  Тиамат всячески отговаривала его.
Однако Мумму поддержал Апсу и это решило дело.

Боги, узнав об опасности, пришли в ужас.
Но мудрый Эа при помощи заклинания усыпил Апсу и убил его,
Он разрубил его на куски, а Мумму пленил и лишил его магической силы. После этого Эа построил себе дом,
А жена Дамкина родила ему прекрасного сына Мардука.
Родители не могли нарадоваться на своё творенье,
Ану подарил ему четыре ураганных ветра,
Они тревожили Тиамат.

Тиамат решила отомстить молодому поколению за смерть Апсу.
Она создаёт армию чудовищ — змей, драконов, псов, рыболюдей, человеко-скорпионов.
Один из богов первого поколения — Кингу — делается её мужем,
Ему она вручает таблицы судеб.

Вверху не названо небо,
А суша внизу была безымянна,
Апсу, всесотворитель первородный,
Праматерь Тиамат, что все породила.
Мешали воедино свои воды,
Загонов тростниковых тогда ещё не было,
А когда из богов ещё никого не было,
Не названо ничто, судьбой не отмечено,
Тогда зародились в недрах боги,
Явились Лахму и Лахаму..
И пока они росли и мужали,
Родились Аншар и Китар.
Они множили годы и дни копили,
И наследник их — Ану, отцам своим равный.

Аншар себе уподобил Ану-первенца.
Сотворил Нидимудда, по своему подобию Ану.
Нудиммуд,  родился, многомудрым, всесильным и разумом светлым.
Деда своего, Аншара, превзошёл он премного,
Меж сородичей-богов не было ему равных.
Толпой собирались сородичи-боги,
Тревожили Тиамат, сновали, суетились,
Чрево Тиамат они колебали
Буйным гамом, в верхних покоях.
Не утихал их гомон в Апсу,
Но безмолвствовала Тиамат,
Хотя их повадки были ей тягостны,
Не добры их пути, она же щадила их.

Великих богов творитель, Апсу
Кличет Мумму-советника, и так ему молвит:
“Советник мой Мумму, веселящий мне печень,
Давай пойдём-ка к Тиамат”.
И пошли они, воссели пред Тиамат,
Думали думу о богах, своих первенцах.
Уста свои открыл Апсу,
Раздражённо закричал, обратясь к Тиамат:

“Мне их повадки отвратительны,
Мне ни днём нет отдыха, ни ночью,
Погублю я их, дела их разрушу,
Да утихнут звуки, во сне да пребудем”.
Такое едва услышав, Тиамат
Взъярилась, на супруга накинулась,
Вопияла горько, в одинокой ярости,
Все её чрево злобою полнилось:

“Как? Уничтожим своё порождение?
Дурны их пути, но дружелюбно помедлим!”
Тут Мумму к Апсу обратился с советом,
Неласков и недобр был совет:
“Уничтожь, отец мой, их злые повадки.
Будут ночи покойны и дни твои мирны!”
Ату светлеет ликом,
Злое он первенцам замыслил.

Обхватил он за шею, Мумму,
Посадил на колени и ласкать его начал.
Что в совете они порешили,
Своим первенцам, богам сказали.
Боги о том услышали, заметались,
После, безмолвно сидели, затихли
Но мудрый разумом, хитроумный, искусный,
Эйа, всеведающий придумал выход.
Он создал образ, завершил и закончил,
Святое заклинание сотворил премудро,
Громозвучно проверил, отправил в Воды.
Дремота излилась, сном окружила —
Усыпил он сном излиянным Апсу,
Охватило советника Мумму цепенение.

Снял перевязь Эйра, сорвал тиару —
Сиянием Апсу овладел он,
Сковал он Апсу и предал смерти.
И Мумму он пленил, на засов его запер,
Он возвёл над Апсу себе чертоги,
Над Мумму надсмеялся — протащил его на верёвке,
Уничтожил своих супостатов,
Победу над врагами укрепил Эйа.
Вкусил отдых в потаённом покое,
Нарёк он покои «Апсу», кумирней сделал,
Для Святого брака их предназначил.
И возлёг Эйа в величие с Дамкиной супругой,
В покое судеб и предначертаний.

Зачал бог мудрейшего из мудрых —
В Апсу зарождён был Мардук,
Эйа, родитель, там его создал, Дамкина мать его породила.
Грудью богини  был он вскормлен.
Мать его питала, благоговея.
Сверкали взгляды, его лик бы прекрасен!
Отличался он от свих сверстников царственно поступью!
Эйа, отец-творитель, узрел сына, —
Наполнилось его сердце весельем и радостью.
Его совершенство он воспринял,
Божьей силой двойною его наградил.
Среди всех он был превосходен и ростом велик.
Облик его был совершенен — четыре глаза, четыре уха.
Изо рта его пламя, только он его раскроет!
Он слышит мудрейшим слухом,
И всё прозревают всевидящие очи!
С прекраснейший станом, средь богов — высочайший,
Мощен мышцами. Нимб его — десяти богов сияние!
Пятьдесят сияний его окружает!

Четыре ветра породил Ану,
Вложил ему в руки — “Подарок сыночку!” —
Сотворил он ураганы и вихри,
Создал топи, что гнетут Тиамат.
Томится, маясь, Тиамат, днём и ночью,
Нет покоя от ветров тяжко богам,
Своим чревом зло задумали,
Так они молвят Тиамат, праматери:
“Как любимого твоего Апсу убивали,
Сидела ты молча, не пришла на помощь.
Четыре ужасных вихря сотворил Ану,
Трясётся, чрево твоё, и мы бессонны!
Твой любимый Апсу да падёт на сердце!
И Мумму пленный — одна ты осталась,
Мечешься в страхе! Не ты ль наша матерь?
Нас ты не любишь!
Очи наши высохли в бессоннице!
Мы покой получим только сбрось ярмо!
Отомсти за Апсу и Мумму, сразись!
Преврати врагов в их в тени!”

Услыхала Тиамат — ей любы речи.
«Совет ваш — благо, ураган поднимем!
В разгаре битвы уничтожим врагов!
Богам отплатим, сражение устроим!»

Они вокруг Тиамат столпились,
Взбешённые, помышляют о мести,
Готовятся к бою, как львы рычащие,
Держат совет, дабы устроить битву.

Что всё сотворяет, матерь Хубур?
Исполинских делает змеев, неотвратимое множит оружие!
Клыки их беспощадны. остры зубы!
Она, как кровью, ядом их тела напитала,
Одела в ужас драконов свирепых,
К богам приравняла, окружила нимбами
Падёт без силы,увидевший их!
Не отступят, если в битву пойдут!
Из бездны Гидру, Машхуша, Лахаму она сотворила,
Гигантского Льва, Свирепого Пса,
Скорпиона в человечьем обличье,
Демонов Бури, Кулилу и Кусарикку.
В битве они бесстрашны, безжалостно их оружие!
Нет равных могучим её творениям!
И ещё сотворила она одиннадцать этим подобных!
Из богов, своих первенцев, что совет составляли,
Кингу избрала, вознесла надо всеми — полководителем,
В Совете,главным.
Со скликающим к бою, оружием битвы,
Распределителем добычи.
На престол его посадила, всех отдала под власть его.

“Тебя вознесла я надо всеми в Совете,
В твою руку вложила все божьи решения!
Супруг мой единый, всех ты превыше!
Вознесу твоё имя над Ануннаками!”

Таблицы судеб ему вручила, на груди его укрепила.
“Уст твоих нерушимо Слово и лишь твои приказы неизменны!”
Дали сан ему Ану, ныне, как  Кингу.
Ведь богов, сынов его, судьбу он судит:

“Твоих уст речения Да исторгнут пламя уст твоих речения
Яд, что собрали мы, вражью мощь да погубит”.

Часть вторая

О приготовлениях Тиамат к битве против младшего поколения богов Эа сообщил Аншару.
Аншар пытается уговорить победителя Апсу выступить против Тиамат.
Он советует отправить на переговоры с ней Ану.
Ану идёт, но, лишь взглянув на Тиамат, возвращается в страхе.
Боги пребывают в растерянности.
Тогда Аншар вспоминает о молодом Мардуке.
Тот соглашается сразиться с Тиамат,
Взамен просит для себя первенства среди богов и право определять судьбы.
“Если я за вас стану мстителем,
Чтоб спасти ваши жизни и Тиамат осилить,
Возвысьте мой жребий на вновь собранном Совете,
Все вместе воссядьте радостно в Убшукине,
Да решает судьбы моё слово, как ваше,
Все то, что создам я да будет неизменным!
Приказ моих уст никто не отменит”.

Часть третья

Аншар отправляет Гагу, своего посла, к Лахму и Лахаму.
Гага должен изложить старейшим богам все события.
Узнав об условиях Мордука  Лахму и Лахаму приходят в ужас.
Аншар созывает собрание богов и рассказывает им о предложении Мардука. Роскошный пир и большое количество вина способствуют тому.
Боги решают уступить Мардуку первенство над ними.
Они собрались и отправились вместе —
Все великие боги, что решают судьбы,
К Аншару пришли, Убшукину заполнили.
Обнялись в Совете, поцеловали друг друга,
На пиру воссели, повели беседы,
Вина испили, вкусили хлеба,
В нутpo их бежало сладкое питьё,
Плотью отяжелели oт пива,
Взыграла их печень — веселились весьма,
Вручили судьбы Мардуку, мстителю.

Часть четвёртая

Мардук восседал на троне, остальные боги восславляли его,
Но просили доказать своё могущество.
По слову Мардука исчезла, а затем появилась на небе звезда.
И никто не сомневался в его величии.
Всемогущий бог вооружался для битвы, взял  лук, стрелы, булаву, сеть.
Семь ветров служили Мардуку.
Четыре урагана, подарок Ану, он запряг в колесницу и бросился в бой.

Вначале Мардук и Тиамат обмениваются взаимными обвинениями,
Затем начинается битва.
Владыка набрасывает на праматерь сеть и пускает ей в чрево буйный вихрь. Затем он пронзает её стрелой, разрезает ей внутренности, вынимая сердце. После победы над предводительницей Мардук истребляет все её воинство,
Он берёт в плен Кингу и отнимает у него таблицы судеб.
Отойдя от битвы, всемогущий бог разрубил пополам тело поверженной Тиамат. Одну половину он поднял вверх и сделал небом, а другую — землёю.
На небе он создал Эшарру — подобие земного жилища Апсу и поселил там Ану, Энлиля и Эа.
Престол почёта ему воздвигли
Он сел для участия в Совете, перед отцами:
“Сколь же славен ты меж богов великих,
Твоё Слово, Ану, несравненно, как и судьба твоя!
Средь богов великих Мардук славнейший,
Отныне твоё повеленье непреложно,
Слова не ложны, твои речи истинны,
Твоих границ не преступит ни один из богов!
Ты — мудрость и опора храмов божьих,
Займёшь ты место отныне в их святилищах!
Наш отомститель лишь ты, о Мардук!
Мы даём тебе царство над всей вселенной!
Твоё Слово владычно, воссядь же в Совете!
Да будет без промаха бить твоё оружье,
Да поразит оно вражью силу!
Спасена того жизнь, о Владыка, кому веришь ты!
Погуби его душу бога, что злое замыслил!”

Звезду меж собою они положили.
И так сказали первородному Мардуку:
“Надо всеми богами ты возвышен, Владыка!
Прикажи умножить, создать, так и будет!
Звезда да исчезнет, только Слово промолви!
“А прикажешь ей вернуться — появится снова!”
По слову его уст звезда исчезла.
“Вернись!” — приказал он, и зведа появилась.
Увидя силу Слова боги-отцы ликовали и радовались,
Только Мардук, властитель был суров!
Дали ему царское платье жезл и трон,
Оружье,что врагов поражает, победное.

“Ступай, жизнь Тиамат прерви!
Пусть ветры развеют кровь её по местам потаенным!”
Как боги-отцы решили судьбу Владыки,
Дорогой успеха пустили, путём удачи.
Оружием в битве он избрал лук,
Тетиву приладил, изготовил стрелы,
Схватил он своею десницей булаву,
На боку повесил лук и колчан.
Перед собою выпустил молнию,
 Пламенем сверкающим тело наполнил.
Чтобы уловить Тиамат, он сделал сеть,
Он четыре ветра поставил, ничто из неё чтоб не вышло,
Вдоль сети он расставил ветры, дар отца его Ану.
Разрушающий Ветер, Ураган и Песчаную Бурю, Разрушающий Ветер,
Он направил ветры, что сотворил, — всю семерицу,
За ним они встали изнутри сотрясая Тиамат.
Поднял Владыка потоп, оружие грозное.
Взошёл на страшную колесницу, непобедимых Вихрей.
Он впряг всю четвёрку коней в упряжку:
Душегубца, Злодея, Топчуна, Быстроскока.
Клыки ядовиты в оскале из пасти.
Убиение знают, но покоя не ведают.
Он поставил направо Бой Свирепый и Натиск,
А налево поставил Отпор — отраженье ударов.
Словно плащом, ужасом он покрылся.
Главу окружил сиянием грозным окружил.
Вышел владыка, вперёд устремился,
Направил свой яростный путь к Тиамат.
В уста свои заклинанье вложил,
Зажал в руке он травы ядовитые.
Боги вокруг него заметались.
Приблизился владыка, заглянуть в Тиамат,
В Кингу, супруга её, разведать планы.
Сбивается его походка,
Мешаются мысли, мутится разум.
И боги-помощники, что с ним рядом стояли,
Ликом потемнели, как узрели героя.
Тиамат не отреагировала на заклинание, только двинула шеей.
В уме её — вероломство, на устах — дикая злоба.
“Что же ты вышел и боги сгрудились так тесно?
С мест своих они на твоё место посбивались?!”
Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

«Тиамат! — Взбешённый, он  крикнул ей. —
Ты добро для виду предлагаешь,
Сама же измышляешь сраженье сердцем злобным?
Отцы презирали своих кричащих сынов,
А ты ненавидишь милость, их праматерь!
Кингу ты избрала в любовники,
В сан, ему не должный, Ану ввела !
Ты уготовила злое владыке богов Аншару!
И богам, отцам моим, ты также зло замышляешь
Да будет поднято оружие, да будут войска твои готовы!
Становись! Ты и мы сойдёмся в сражении!»

Когда это услыхала Тиамат,
Потеряла рассудок, помутилась в мыслях.
Взревела, вверх взвиваясь, Тиамат,
Сотряслась её туша от подножья до верха:
Заклинанья бормочет чары швыряет.
Оружие точат боги к сражению.
Тиамат и Мардук, из богов он мудрейший, друг на друга пошли,
Сошлись в сраженье, ринувшись в биту.
Владыка раскинул сеть, её опутал.
Пустил пред собою злого Вихря, что был позади,
Пасть Тиамат раскрыла — поглотить его хочет,
Он вогнал в неё Вихрь — сомкнуть губы она не может.
Заполнили чрево ей буйные ветры,
Её пасть раскрылась тело раздулось.
Он рассёк ей чрево, пустив стрелу,
Он завладел её сердцем, нутро ей взрезав.
Её жизнь оборвал он, осилив
На труп наступил он, бросив его.
Убил он Тиамат, предвадительницу —
Рассеялось её войско, отряды разбежались.
А боги-соратники, что с ней выступали,
Назад, от страха дрожа. повернули,
Убежали, жизни свои спасая,
Но ускользнуть не сумели — в кольце оказались.
Он разбил их оружие, в плен их взял
Очутились в ловушке брошенные в сеть.
Рыдали тяжко, по углам забившись.
В заключенье попали, понесли наказание.
А одиннадцать, тех, что грозили страхом,
Скопище тварей, что шло с ней справа,
Он связал им руки, бросил в оковы,
Он растоптал под собою всё их войско.
И Кингу, что был надо всеми главным,
Сковал, Демону Смерти предал.
Он вырвал таблицы судеб, что достались тому не по праву,
На груди своей спрятал, опечатав.
Уничтожил он своих супостатов,
Как бык растоптал врагов надменных.
Укрепил над врагами славу Аншара.
Мечты Нудиммуда исполнил Мардук храбрейший,
Он закрепил победу над богами, закованными.
Он снова вернулся к Тиамат, что одолел.
Наступил Владыка на её ноги.
Рассёк ей череп булавой беспощадной.
Он разрезал ей вены, и поток её крови
По местам потаенным погнал Северный ветер,
Отцы смотрели, ликовали в веселье.
Заздравные дары ему посылали.

Усмирился Владыка, оглядел ее тело.
Рассёк её тушу, хитроумное создал.
Разрубил её пополам, словно ракушку.
Взял половину и покрыл ею небо.
Сделал запоры, поставил стражей —
Пусть следят, чтобы не просочились воды.
Обозрел пространство, пересёк небосвод.
Подобье Апсу, чертог Нудиммуда, он измыслил.
Измерил Владыка размеры Апсу.
Эшарру создал — отражение его.
Эшарру, кумирню, что поставил на небе.
Ану, Энлилю и Эйе, в их созвездьях-святилищах, устроил стоянки.

Часть пятая

Мардук сотворил звёзды на небе, дал сияние Луне и Солнцу, определил день и ночь.
Он устроил стоянки  великим богам.
Он подобья богов, он сделал на звёздах-планетах.
Он начертил рисунок и разбил год на двенадцать месяцев:

Двенадцать месяцев звёздных расставил он по три.
Когда ж начертил он на небе рисунок дней года,
Закрепил  стоянку Нибиру, дабы центр указать всем звёздам их место,
Никто не стал бы небрежен!
Он сделал стоянки Энлилю и Эйе, по сторонам Нибиру
Открыл  ворота с обеих небесных сторон,
Поставил затворы, справа и слева.
Во чреве Тиамат поставил зенит.
Хранителю ночи, Месяцу, дал сияние,
Для распознания суток, научил его сотворению дня!
Весь месяц не прекращая, изменять рисунок тиары!
Над страною вздымаясь, рога тиары возносились до дня шестого
В день седьмой появилась половина тиары!
На пятнадцатый день удвоенные половины. и так — каждый месяц!
Когда ж солнце тебя на горизонте садится,

Отступай обратно Уменьшаясь в короне!
Исчезая, к дороге солнца приблизься,
И вновь вставай против солнца, на тридцатый день!”
Когда солнцу назначил он дни, справедливые солнцу,
Стражей дня и ночи поставил,
Истеченье слюны Тиамат
Мардук собрал и согнал её в тучи,
В облака кучевые её сгрудил.
Её слюны истеченье — ветер, дожди и холод, воздымание бури.
Своей власти расрпределение доверил,
На главу Тиамат гору земли насыпал.
Открыл он бездну — устремились потоки.
Сквозь её очи пропустил Тигр и Ефрат,
Накопил воды в её заткнутых ноздрях,
На грудь её гору крутую насыпал,
Устроил ямы, дабы воды собрать,
Скрутил, как верёвку, её хвост —
Под ногами своими укрепил Апсу,
Опорою неба сделал ляжки Тиамат,
Поставил землю отделённую её половину,
Внутри Тиамат прах закрепил,
Освободил её тело размотав сеть.
Так создавал он небо и землю,
Прочно скрепив связь небес и земли,
Затем он установил свои обряды, назначил свои ритуалы.
Велел взять Эйе бразды правления,
Таблицы судеб принёс, что забрал у Кингу, —
Дар заздравный, — одарил им Ану.

Часть шестая

Мардук замыслил создать человеков.
На добычу золота их не хватало.
Он поделился своими планами с премудрым Эа.
Собрав совет богов, он решает принести в жертву коварного Кингу.
Все соглашаются на это.
Кингу убивают, выпускают из него кровь,
Из неё Эа создаёт людей и возлагает на них бремя служения богам.
В благодарность за все деяния боги решили построить для Мардука в Вавилоне храм Эсагилу.
По завершении работ все собираются на пир, во время него устанавливают на небе лук Мардука.
Аншар, Лахму и Лахаму нарекает всемогущего каждый тремя именами и советуют остальным сделать также.
Речи богов услышал Мардук,
Задумал искусное сделать сердцем,
Он молвит Эйе:
«Что в уме замыслил, в сердце задумал?
“Кровь соберу я, скреплю костями,
Назову человеком существо созданное.
Я сотворю человеков, воистину,
Пусть послужат богам, чтоб те отдохнули.
Пути божьи изменю и улучшу:
Два будет рода, но все почитаемы», —
Ответил Эйа.

Чтоб богов успокоить Совет добавил:
“Да будет выбран один из братства,
Люди возникнут а он да погибнет!
Пусть соберутся великие боги —
Один — виновник, отпущение — прочим!”
Богов великих Мардук собрал,
Изрёк указанье, с милостью приняв.
Боги почтительно ему внимали.

Владыка речи обратил к ануннакам:
“Если ваши прежние клятвы верны,
Мне да ответьте истинно ныне —
Кто замыслил сраженье,
Устроил битву, взбаламутив Тиамат?
Устроивший битву да будет схвачен,
Вы мирно живите, его покараю!”

Отвечали Игиги, великие боги:
“Царю-божеству-небес-и-земли”,
Своему господину, Советнику божьему:
“Это Кингу сраженье устроил,
Затеял битву, взбаламутил Тиамат!”
Связали его, притащили к Эйе.
Его кровь излили, объявили вину.
На своей крови людей сотворил он,
Богам дал отдых, а людям бремя божье.
Как Эйа, мудрейший, род людской создал,
Для разума непостижимо это деянье —
Нудиммуд исполнил замысел Мардука!
Мардук, разделил всех ануннаков на дальних и горних ,
Охранять решенья к Ану приставил на небе триста стражей.
Такую же долю назначил Земле.
Приказания когда отдал он,
Ануннакам небес и земли назначил судьбы,
Уста свои открыли ануннаки,
Обратили слово к Мардуку, владыке богов:
“Владыка ты наш, нынче вольности ты нам назначил,
Благодарностью нашей тебе что ещё будет?
Кумирню воздвигнем, наречём ей имя!
Почивальню твою, в ней и мы заночуем, и мы отдохнём в ней!
Мы заложим место престола, святилище!
И отдохнём там в день, когда прибудем!”

Как услышал Мардук эти речи,
Просиял ликом, словно ясный день.
Замахали Ануннаки лопатами.
Кирпичи для храма лепили.
Подобье Апсу, главу Эсагилы воздвигли.
Зиккурат высокий построили при Апсу.
Как и Апсу, поставили там жилища Ану, Энлилю и Эйе
Воссел в величии Мардук перед ними,
Они осмотрели всё, от подножия Эшарру до рогов зиккурата.
Когда же Эсагилу закончил, все ануннаки воздвигли себе молельни,
Триста Игигов земли, триста — небес, шестьсот из Апсу,
Что жильём стало Владыки в святилище?
Он богам, отцам своим, пир там устроил:
“Вот Вавилон —“Врата божьи” — жилье наше ныне там.
Веселитесь нём, радуйтесь ликуйте!..”

Заняли места великие боги,
На пиру воссели, расставив кубки,
Завершили когда весёлый праздник,
В Эсагиле возвышенное сотворили,
Все предначертанья, все уставы назначили,
Места на земле и на небе всем богам закрепили.
Пятьдесят великих богов воссело,
Выносить решенья определили семь богов судьбы.
Положил перед богами Владыка лук, оружие своё боевое.
Отцы его, боги, узрели сеть, что он сотворил,
Форма лука искусна.
Хвалили за лук,
Воздел руки к небу и вымолвил Ану, перед Советом богов,
Поцеловав “Воистину — это дитя мне”.
Лук именами “Долгодрев” и  «Победитель», нарёк Ану.
В небесах он дал ему дал сиянье.
Судьбу, как луку, назначил Ану,
Меж богов престол воздвиг высочайший,
Тот лук поселил он в Совете богов.
Собрались на Совет великие боги,
Упрочили Мардука долю, укрепили —
Обрекли сами себя проклятью,
Горла коснувшись, поклялись водой и елеем:
Дали ему царение над всеми богами,
Власть дали над богами земли и небес.
Нарекал его Асаллухи, величал Аншар.
“К речению уст его склонимся покорно,
Да внемлют боги отверстым устам,
Прочны его указанья горе и долу,
Да будет возвышен наш сын-отомститель,
Да не будет равных славе его и власти
Воистину пастырем он будет, детищ своих черноголовых.
Да назовут они его деянья, во веки веков, да не позабудут.
Великие хлебные приношенья да установят его отцам,
Да позаботятся об их храмах, в благочестии содержать их да будут,
Да будут зажжены воскуренья, да побудят воскурения людей к заклинаньям.
На земле да сделано будет подобье того, что на небе он создал,
Да научит почитать его боязливо черноголовых!
Да помнят люди, что взывают к богу!
По словам его уст да чтят богиню!
Да приносят божествам хлебные жертвы!
Да содержат, без пренебрежения богов!
Пусть храмы свои они воздвигнут, пусть страны возвысят!
Поделят богов черноголовые между собою!
Сколько бы имён мы ему ни давали, главное — он воистину бог наш!
Назовём же пятьдесят имён его ныне!
Да будут равны его деянья, да будут славны его дороги!
Мардук! Так отец его, Ану нарёк от рождения!
Он обогащает он их загоны, создатель водопоев и пастбищ!
Он поражает своих супостатов своим оружием-потопом!
Кто богов, отцов своих, от напасти избавил!
Он, Сын-Солнце, меж богами сияет —
Да будут ступать они вечно, в сиянии его блеска!
Дал он созданным им людям жизни,
Богам он дал свободу, а им — бремя божье.
Создать и разрушить, казнить и простить —
Со страхом почтительным на него да взирают!
Мардук — о да, это бог их, их сотворите,
Он успокаивает Игигов, радует сердца ануннаков!
Мардук — он прибежище стран, городов и народов!
Люди его восславят этим именем навеки!

Мертакушшу — яростный и разумный, разгневанный и великодушный,
С сердцем просторным, с печенью доброй!
Лугальдимеранки имя его, так наречен он был в Совете!
Мы возносим надо всеми богами, его отцами его уст речения!
Владыка он над всеми богами земли и неба! Царь!
Наделугальдимеранки —  всех богов советник, этим именем его мы назвали,   
Он тот, кто нам в  наших невзгодах на земле и в небе дал приюты!
Он тот, кто закрепил стоянки всем Игигам и Ануннакам!
Дрожат и трепещут в кельях боги от его имени!
Асаллухи — имя его, коим нарёк отец его, Ану!
Меж богов Он воистину мудрейший и мощный меж богов!
Стран и богов он дух-покровитель!
Наши обители от разрушенья он спас в двоеборье могучем!
Асаллухинамтила — бог, сохраняющий жизнь,так во второй раз его назвали!
Богов поражённых он исцеляет, как собственные творения!
Светлыми заклинаньями богов умерших он оживляет!
Хвалу ему да вознесём мы!
Асаллухинамру — светоч, так в третий раз его нарекли мы!
Что наши пути наши освещает!”
Так Аншар, Лахму и Лахаму, дали ему потри имени,
И сынам своим, и богам молвили слово:
“Нарекли мы его тремя именами каждый,
Ныне и вы, имена нареките, нам подобно!”
В Убшукине боги обменялись советом, возликовали, приказ тот услышав.
“Сыну-воителю, отомстителю нашему,
Ныне нашей опоры да восславим Имя!”
Одарять Судьбою воссели в Совете,
Нарекать ему Имя, соблюдая обряд.

Часть седьмая

Звучит гимн творцу Вселенной и перечисление его пятидесяти имён.
Великие боги, пятьюдесятью именами величая,
Деяния его возгласили.
Да откроет их Первый,
Да обмыслят их вместе!
Отец повторит их, да сына обучит,
Правителя, пастыря да внемлют им уши!
Да не будут небрежны к богам, Мардуку, Энлилю!
Чтоб они сам  был во здравье, чтоб цвела стана!
Неизменны Приказы крепко Слово его,
Ни один из богов не отменит то, что из уст его!
Если глянет он гневно — не склонит выи,
Бог ни один не перечит его ярости!
Не объять его разум — не постичь его сердца..
Пред очами его предстанут согрешитель, неправедник!
Откровение это, что Первому явлено было, —
Записав, сохранил он, дабы в грядущем узнали.
Отца Мардука, что богов сотворил, Игигов,
Да назовут его имя, да восславят навеки!
Песнь величальную да услышат о Мардуке.


Миф о Гильгамеше и Агге


Шумерская эпическая поэма, 
В ней отсутствует упоминание о каких бы то ни было богах.
Это сказание можно рассматривать как историографический текст.

Агга был последним правителем первой династии Киша.
Она доминировала  в Шумере после потопа.
Агга увидел возвышение Урука, где правил Гильгамеш,
Он отправил туда послов.
Они потребовали прислать жителей Урука на строительные работы в Киш. Гильгамеш обратился к совету старейшин своего города.
И те рекомендовали подчиниться.
Тогда разочарованный Гильгамеш идёт на собрание "мужей города." 
Они поддерживают его стремление освободиться от гегемонии Киша.
Правитель Урука отказал послам.

Вскоре, "дней было не пять, дней было не десять", Агга осаждает Урук. Несмотря на зажигательные речи, в сердцах жителей города поселяется страх. Тогда Гильгамеш обращается к героям города.
Просит их выйти за укрепления и сразиться с царем Киша.
На его призыв откликается главный советник Бирхуртурре (Гиришхуртурре),
Но только он выходит за ворота, его хватают, истязают и приводят к Агге. Правитель Киша заводит с ним разговор.
Тут другой герой, Забардибунуга, поднимается на стену.
Увидев его, Агга спрашивает Бирхуртурре не Гильгамеш ли это.
Тот даёт отрицательный ответ, и люди Киша продолжают пытать Бирхуртурре.
Теперь на стену поднимается сам Гильгамеш.
Весь Урук замирает от ужаса.
Узнав от Бирхуртурре, что это правитель Урука, Агга сдерживает войска.
Гильгамеш выражает Агге благодарность.
Послы Аги, сына Эн-Мебарагеси,
Явились из Киша в Урук, к Гильгамешу.
Гилькамеш, перед старцами своего города,
Слово говорит и ждёт ответного:
"Чтобы нам колодцы вырыть и  работу завершитьть,
Ведро верёвкой прикрепить надо,
Но перед Кишем главы не склоним,ружием его сразим!"

Собрание старцев города Урука
Гильгамешу отвечает:
"Будем рыть колодцы по всей стране,
Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,
На Инанну он надеется,
Слова старцев не принял сердцем...»

И второй раз Гильгамеш, жрец Кулаба,
Перед мужами города слово говорит, ответа ждёт:
"Чтобы нам нам все колодцы в стране вырыть, большие и малые,
Ведро верёвкой прикрепите,
Перед Кишем главы не клоните,
Киш оружием разите!"

Собрание мужей города Урука
Гильгамешу отвечает Гильгамешу:
«О сидящие, о стоящие!
За вождём военным идущие!
Бока осла сжимающие!
Кто для защиты города дышит?
Перед Кишем Главы не склоним перед Кием,
Киш оружием сразим!»

Урук — Божьих рук работа — Урук.
Эанна — Храм, спустившийся с неба — Эанна:
Боги великие всё это создавали
Касанием грозовых туч Великой стены,
Созиданье небесных круч,строения могучего.
Отныне хранитель, военный вождь-предводитель — ты!
Отныне воитель, Аном любимый князь — ты!
Как можешь страшиться ты Аги?
Редеют его ряды — войско Аги мало,
Люди его не смеют!»

Тогда Гильгамеш, жрец Кулаба —
Как взыграло сердце от речей воинов,
Взвеселилась печень! —
Слуге своему, Энкиду, говорит:
"Ныне секира мотыгу заменит!
К бедру твоему вернётся боевое оружие,
Покроешь его сияние славы!
Агу моё сиянье покроет, как только выйдет!
Да помутится рассудок его, да смешаются мысли!"
И пяти дней нет, и десяти дней нет,
А уж на подступах к Уруку Ага, сын Эн-Мебарагесси.
Смешались мысли Урука,

Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,
Молвит слово мужам своим доблестным Гильгамеш:
"Острогляды мои, герои мои!
К Are пойдет отважный!"
Главный советчик вождя, Гришхкутура,
Хвалу возносит вождю своему!
"Воистину, я к Aгe пойду!
Да помутится рассудок его, смешаются мысли!"
При выходе у главных ворот, Гришхуртуру схватили.
Тело Гиришхуртуры враги истязают, к Are приводят.
К Aгe обращается он.
Говорит, а урукский кравчий поднимается по стене.
Голову свесил через стену.
Приметил Ага там его,
Говорит Гиришхуртуре:
"Слуга! Муж сей — вождь твой?"
"Муж сей не вождь мой!
Ибо вождь мой — воистину муж!
Воистину, так, что чело его грозно!
Воистину так, что гнев тура в очах!
Воистину так, что борода — лазурит!
Воистину так, что милость в пальцах!
Разве он он не вознёс бы людей, не поверг бы их?
Не смешал бы людей он с пылью?
Не сокрушил бы страны враждебные?
Не покрыл бы прахом «уста земель?
Не отсек бы ладьи гружёной нос?
Агу, вождя Киша, средь войска его в плен бы не взял?"
Они его рвут его, они его бьют,
Тело Гиришхуртуры истязают,
Гильгамеш на стену поднялся, вслед за кравчим урукским.
Пало его сиянье на малых и старых Кулаба.
Схватились за своё боевое оружие Воины Урука,
В проулочках, у ворот городских, встали.
Вышел из городских ворот Энкиду.
Свесил голову через стену Гильгамеш.
Заметил его там Ага.
"Слуга! Муж сей — вождь твой?"
"Муж сей — вождь мой!
Верно сказано, Воистину так, верно сказано!"
Людей он вознёс людей он поверг, с пылью смешал,
Сокрушил он страны враждебные,
"Уста земель" прахом покрыл,
Гружёной ладьи нос отсек,
Агу, вождя Киша, средь войска его в плен забрал.
Верховный жрец Кулаба, Гильгамеш, обращается к Аге:
"Староста, Ага, у меня, Ага — смотритель  работ, Ага, у меня!
Начальник в войсках, Ага, у меня!
Птицу-беглянку, Ага, ты кормишь зерном!
Ты беглецов, Ага, возвращаешь домой!
Ты вернул мне дыханье, Ага, ты вернул мне жизнь!"


Миф о Гильгамеше и Стране Жизни (Горе Бессмертного)


Повелитель Урука Гильгамеш пребывает в мрачном настроении,
Его мучают мысли о смерти.
Тогда он решает, что если ему и суждено, как всем смертным, погибнуть, то он,  восславит своё имя, прежде чем уйти в "страну без возврата".
Он намерен отправиться в горы, срубить там кедры и доставить их на родину. Гильгамеш раскрывает свои планы верному слуге Энкиду,
Тот советует хозяину вначале оповестить бога солнца Уту,
Ему принадлежит та страна.

Гильгамеш послушался Энкиду,
Он взял жертвенного козлёнка и обратился с мольбами к богу Солнца.
Поначалу бог не понял, зачем это надо,
Молодой правитель рассказал ему о своей смертельной тоске и Уту согласился. Он решил помочь герою, и то ли укротил семь демонов, то ли, наоборот, дал их Гильгамешу в помощь.

Обрадованный Гильгамеш возвратился в город.
Он набрал пятьдесят добровольцев,
Юношей, не обременённых ни семьей, ни матерью.
Вместе с ними он трогается в путь.
Перевалив семь гор, он находит "кедр своего сердца".
Гильгамеш срубает его, обтёсывает топором все ветви и его люди переносят их на вершину холма.

Это разгневало чудовище, охраняющее Страну Жизни, Хуваву.
Хувава насылает на Гильгамеша глубокий сон.
Верному Энкиду все же удалось разбудить хозяина.
Гильгамеш клянётся именем своей матери, богини Нинсун, и именем отца, героя Лугальбанды, что не покинет этого места, пока не уничтожит Хуваву. Слуга в ужасе просит его оставить эту затею,
Он видел своими глазами этого монстра и противостоять ему не возможно, Гильгамеш непреклонен.

Гильгамеш и его спутники настигают Хуваву в его доме.
Чудовище бросало на врагов испепеляющие взгляды, но герои не испугались. Они повалил семь кедров, преградив путь Хуваве.
Гильгамеш ударил монстра по лицу и связал его верёвками.

Хувава начинает униженно просить Гильгамеша отпустить его.
Тот уж было великодушно согласился,
Но Энкиду взялся отговаривать хозяина от такого неосторожного шага.
Он убеждал его: как только чудовище окажется на свободе, оно перебьёт их всех.
Хувава рассердился на слугу за такие речи и попытался броситься на него. Тогда Энкиду отрубил ему голову.

Гильгамеш приносит отрубленную голову Хувавы царю богов Энлилю, Он ожидает получить вознаграждение, Но Энлиль разгневан.
Он обрушивается на Гильгамеша с упрёками,
И герой скитается по горам.

Обратил помыслы жрец к «Горе Бессмерного»,
Молвит слово рабу своему, Энкиду:
"Гаданье на кирпиче не сулит жизни!
Добуду славы в горах!
Себя прославлю, среди славных имён!
Богов прославлю, где имён не славят!"

Раб его Энкиду ему отвечает:
«Господин, если в горы пойдешь, Уту оповести!
Творенье героя Уту, горы, где рубят кедры.»
В небесах диадемой лазурной себя венчал Уту,
Пошёл по небу с воздетой главой.
озлёнка чистого, светлого взял Гильгамеш,
К груди он его прижал,
В молитве руку к устам поднёс,
На небеса богу Уту кричит:
«Помощником мне будь: в горы стремлю я путь!»
Отвечает ему Уту с небес:
"Зачем же в горы стремишься ты, могучий и почитаемый?"
Отвечает ему Гильгамеш:
«К моему слову ухо склони, что-то скажу тебе, Уту!
К моим надеждам слух обрати, о моих замыслах скажу!
Горюет сердце — в моём городе умирают люди!
Сердце сжимается — уходят люди!
Свесился я чрез стену городскую,
Увидел в реке трупы,
Воистину так, воистину так я иду!
Не достигнет небес самый высокий,
Не покроет земли самый огромный,
Гаданье на кирпиче не сулит жизни!
Внял благосклонно Уту мольбам его,
Оказал ему милость, как благодетель:

Семь дивных героев, порождение единой матери:
Первый — старший брат, лапы льва и когти орла у него,
Второй — змея ядоносная, пасть раззевающая...
Третий — змей-дракон, змей яростный,
Четвёртый — огнь поедающий...
Пятый — дикий змей, удушающий...
Шестой — поток разрушающий,
Разбивающий горы и скалы,
Пути назад не ведающий, скорпион жалящий — седьмой.
Семеро их, семеро их, тех, кого воин, герой Уту Гильгамешу дал.
Звезды небесные они,
На земле все пути знающие,
В небесах, среди звёзд, сияющие,
Пути к Аратте указующие,
Купцов в дороге направляющие.
Страны вражьи обозревающие,
Голубями над землёй порхающие,
Страны горные знающие...»

На шестах пред горою их установят.
Срубающий кедры, жрец Гильгамеш, берёт их радостно,
До единого кличет всех горожан.
Откликаются люди, как близнецы.
Пятьдесят из них за ним встало, молодцов одиноких.
Держит он путь к дому кузнеца.

По руке богатырской отлили ему медный топор.
В тёмный сад он держит путь.
Срубили ему крепкое дерево, яблоню самшит.
Его сопутники берут его в руки.
И вот первый, старший брат его,
К горе, воистину, его приносит.
Когда первую гору перевалили, кедров в горах не увидали.
Перевалили семь гор, но где кедры рубят не достигли.
Привал устроил жрец Гильгамеш.
Охватил его сон, словно мгла пустыни.
У подножья горы бьют в барабаны его сопутники!
Это сон, и во сне — виденье!
Спроси его — молчанье в ответ!
Коснись его — он не встанет,
Зови его — он не ответит.
Доколе ты будешь спать, Гильгамеш, жрец, сын Кулаба?
Бросили тени горы, нахмурились,
Свет вечерний заря бросила,
Главу воздев, домой ушёл Уту, к матери своей Нингаль.
Доколе ты будешь спать, Гильгамеш?
Твои сопутники сограждане,
Вокруг тебя, у подножья горы, столпились.
Да не пожалуется на тебя мать-родительница твоя
На улицах города твоего!»

Он проснулся, светел разумом.
Как плащом накрылся своим Словом геройским.
Лёгкое одеянье дорожное берет,
Покрывает им свою грудь.
Как бык "Земли великой" встал.
Зубами заскрежетал, лицо к земле склонил.
"Жизнью матери-родительницы моей Нинсун клянусь,
Жизнью отца моего, светлого Лугальбанды клянусь!
Не взрастал ли я, удивляя всех, на коленях Нинсун, моей
Моей матушки-родительницы? Да свершу сие!»

И второй раз воистину он сказал:
«Жизнью матери-родительницы моей Нинсун,
Отца моего светлого Лугальбанды клянусь!
Доколе муж тот — муж ли он, бог ли он, -
Доколе не будет схвачен он,
В горы буду стремить мой путь, от города -
Прочь стремить мой путь!»

Жизнь сохраняющее слово произносит верный раб...
Своему господину молвит слово:
"Господин, ты мужа не видел того -
Сердце не трепетало?
Трепетало сердце — я мужа видел того!
Зубы дракона — его зубы. Богатырь!
Лик его львиный!
Поток ревущий его глотка!
Жгучее пламя — его чело!
Спасения от него нет!
Мне — в город, господин мой, а тебе — в горы!
О закате светоча твоего матери родимой твоей скажу, заголосит она,
Затем скажу о гибели твоей, завопит она!"

"За меня не умрёт никто другой!
С грузом лодка не тонет в воде!
Нож не режет тройную нить!
Двоих один не осилит!
Огонь не гаснет в тростниковой хижине.
Ты мне стань подмогой, я тебе стану подмогой,
Что нас может погубить?
Когда была затоплена ладья Магана,
Все живое было погружено ладью «Жизнь дающая»!
Давай-ка твердо встанем, на него мы глянем здесь!
Если мы встанем.
Вернись когда увидишь блеск!
Вернись, когда услышишь вопль!"
"Встану я за тебя, воистину!
Не оставлю тебя я одного!"

Он не сделал и шестидесяти шагов —
Перед ним, средь кедрового леса, Хувава.
Во взгляде смерть, гибель в челе!
В крике — проклятия!
Герой-богатырь! Крик его — буря!
Осторожно к нему придвигается Гильгамеш
Обращается к нему с лукавыми речами,
Воистину, горы — логовище твоё, жилище твоё!"
"Я в горы твои да войду, ради потомства моего,
Да войду в плоть твою!
Вступлю в твои владения!
Для малых ног твоих,
Сандалии малые сделаю я!
Для ног твоих, больших,
Большие сандалии сделаю я!"
Луч ужаса, луч сияния, первый свой, Хувава сбросил им.
Сопутники Гильгамеша срубили ветви его, связали,
К подножью горы сложили.
Луч ужаса, луч сияния, свой второй, Хувава сбросил им.
И в третий раз он сказал:
"Жизнью матери моей Нинсун
И отца моего Лугальбанды клянусь!
Неизвестны горы, место жилья твоего,
Пищи богов великих — муки тончайшей,
Воды свежайшей да принесу тебе я в горы!
Не могу я приблизиться к плоти твоей!
Лучи сияния, лучи ужасающие твои отдай ты мне,
Да войду я в плоть твою!"
Луч ужаса, луч сияния, третий, четвёртый пятый шестой и седьмой свои, Хувава сбросил им.
Сопутники Гильгамеша, срубили ветви его, связали, к подножию горы сложили.

Лик Хувавы подобен змее, что в винограднике свернулась
Гильгамеш пощёчиной его ожёг, как огнём палящим!
Зубами Хувава лязгает!
Как быку пойманному, ноги связали,
Скрутили локти, как пленённому воину!
Хувава позеленел, рыдает!

"Дозволь обратиться к тебе Гильгамешь!
Дай слово сказать, господин мой!
Отца-родителя я не знаю, матери родимой не ведаю!
Воистину, ты — родитель мой — в горах я родился!"
Душою небес Гильгемеша заклинал,
Душою земли заклинал недр душою заклинал.
"Перед тобою склонюсь!"
Гильгамеш, сын Нинсун, смягчился сердцем,
Молвит слово рабу Энклиду:

"Пусть пленённая птица, Энклиду,
Вернётся к гнезду своему.
К материнскому лону вернётся воин плнённый!"
Отвечает Энкиду Гигельмешу:

"Если самый высокий огромный и мудрый не сознает деяний,
Судьба, что не знает различий, пожирает его!
Если к гнезду своему вернётся пленённая птица,
Если к материнскому лону вернётся пленённый воин,
Ты не вернёшься к матери, породившей тебя!
Героя пленённого освобождённого, эна пленённого,
В гипар возвращённого, жреца пленённого, весельем полного, -
Кто подобное видел издревле?
Он тебе горные тропы преградит, разрушит пути-дороги".

Хувава слово Энкиду слышит,
Хувава Энкиду молвит слово:
"Злые речи сказал обо мне Энкиду!

Наймит, что за пищу себя продаёт,
Позади соперника идёт,
Сказал обо мне речи злые!"

Как только это он сказал,
Они решили его судьбу.

Сам Энкиду в гневе своём
Срубил ему голову, обвернул тканью.
К богине Нинлиль они пришли, к богу Энлилю.
Когда Нинлиль и Энлиль к ним повернулись,
Когда поцеловали землю перед Энлилем,
Голову вынули, покров развернув, перед Энлилем положили
Энлиль увидел голову Хувавы и воспылал гневом на Гильгемеша,

"Зачем вы совершили это? Перед вами пусть бы сел он!
Вашего хлеба пусть бы поел он!
Вашей чистой воды пусть бы попил он!"
И Энлиль оттуда, где жил Хувава, убрал лучи сиянья.
Луч  первый великой реке отдал.
Второй луч полям отдал.
Третий потокам отдал.
Могучему льву четвёртый луч отдал.
"Камню проклятия"пятый луч отдал.
Великой горе шестой луч отдал.
Богине Нунгаль седьмой луч отдал.

Владыке лучей Гильгамешу, дикому быку,
До гор дошедшему, к морю сошедшему,
Могучему богу Энлилю — слава! Богу Энки — слава!
Верховный жрец Кулаба, Гильгамеш!
Хороша хвалебная песнь тебе!


Миф о Гильгамеше и Энкиду и нижнем мире


Пролог о божественном акте творения,
Об отделении земли и неба,
О низвержении богини Эрешкигаль в подземное царство,
О битве Энки с чудовищем нижнего мира.
Дерево хулуппа было с корнем вырвано безжалостным южным ветром, но его Нашла его Инанна и посадила в своём саду.
Она ухаживала за ним, надеясь в будущем сделать из него трон и ложе.

Прошли годы.
Дерево выросло и окрепло,
Но в его корнях поселилась змея.
На вершине свила гнездо птица Анзуд,
В стволе устроила себе дом безжалостная дева Лилит.
Инанна, видя, что её детище погибает, стала проливать горькие слезы.
Она жаловалась своему брату солнечному богу Уту.
Но Уту ничем не смог ей помочь.

Тогда Инанна обратилась со своей скорбью к Гильгамешу, 
Тот не остался глух к её плачу.
Надел он доспехи, взял огромный топор и одним взмахом отсек змее голову. Увидев это, птица Анзуд подхватила своих детёнышей и унесла в горы,
А дева Лилит сама разрушила своё жилище и удалилась.
Срубил Гильгамеш дерево хулуппу,
Чтобы Инанна могла сделать из него трон и ложе для своего храма.

Из остатков корней священного дерева, Гильгамеш сотворил  себе музыкальный инструмент,  похожий на барабан пукку,
Из макушки дерева — микку — барабанные палочки.
И оказался этот барабан волшебным,
Люди безропотно покорялись Гильгамешу, пока он играл на нем.
Возомнил  он себя герой равным богу, начал использовать жителей Урука без всякой жалости.
Молодых людей заставлял он работать, не покладая рук,
Юных девушек отрывал от матерей их и женихов,
В доме своём держал для утех.

Подняли молодые девы плач великий.
Услышал его справедливый бог Уту.
В единочасье провалились и пукку, и микку в нижний мир.
Тщетно пытался Гильгамеш достать их.
Садится герой у ганзира — ока подземного мира — и оплакивает свою потерю. Увидел его верный слуга Энкиду в таком горе.
Он вызвался спуститься в нижний мир, чтобы принести пукку и микку.

Обрадовался Гильгамеш.
Он стал давать Энкиду указания, как не остаться в "стране без возврата."
Нельзя появляться в нижнем мире в чистых одеждах,
Нельзя умащать себя маслом, брать с собой посох, надевать сандалии,
Нельзя целовать ту женщину, которая полюбилась,
Нельзя ударить ту, что ненавистна.
Очевидно, что только человек,  отрешившийся от земных благ и власти, Победивший в себе и любовь, и ненависть,
Иимеет шанс вернуться из нижнего мира.

Энкиду не внял совету Гильгамеша. Надел чистые одежды, умастил себя сладким маслом, взял копьё и посох, Поцеловал ту, что ему полюбилась, Ударил ту, что была ненавистна.
Он нарушил все запреты подземного мира и остался там навсегда.

Опечалился Гильгамеш, когда понял, что произошло. Отправился он в Ниппур молить всесильного бога Энлиля помочь ему хотя бы повидаться с другом, но великий бог не внял его мольбам. Тогда направился Гильгамеш в Эриду просить Энки, и бог мудрости согласился помочь. Приказал он богу Солнца Уту приотворить дверь нижнего мира, и проскользнула в неё тень Энкиду.

Обрадовались друзья встрече, обнялись, поцеловались, 
Принялся Гильгамеш расспрашивать Энкиду,
Кому как в нижнем мире живётся.

В бесконечные дни, ночи, годы
Когда всё насущное в сиянии выявилось,,
Когда всё насущное нежно вымолвилось,
Когда в домах страны хлеб вкушать стали,
Когда в печках страны плавильные тигли делать стали,
Когда небеса от земли отделились,
Когда земля от небес отодвинулась,
Когда имя человеков установилось,
Когда Ан себе небо унёс,
А Энлиль себе землю забрал,
Когда Эрешкигаль подарком брачным миру подземному подарили,
Когда в плаванье он отправился,
Когда Отец миром подземным поплыл, вот когда,
Когда Энки миром подземным поплыл, вот когда, —
К господину маленькие кидаются,
К Энки огромные мчатся,
Маленькие эти есть камни руки,
Огромные — камни, что заставляют плясать тростники.

С силою налетает ветер южный,
Ветви его ломает корни вырывает,
Сбивает Ефрат его волной.
Жена, Ана Словам покорная, идёт, жена Ана
Рукою берет древо, в Урук приносит.
Вносит его цветущий сад Инанны.
Жена, рук не покладая, опекает древо.
"Когда на престол великолепный —  воссяду?" — вопрошает.
"Когда на ложе великолепное —  возлягу?" — вопрошает.
Пять лет прошло, десять лет прошло.
Древо взросло, кору его не расколоть.
Змея, в корнях его, заклятий не ведающая, гнездо устроила.
Анзуд-птица, в ветвях его, птенца вывела.
Лилит-дева жилье себе соорудила, в средине его.
Сердце беззаботное, дева белозубая.
Горько плачет светлая Инанна!

Зашумели птицы на рассвете,
Из опочивальни вышел Уту,
Светлая Инанна, к Уту-герою взывает:

"Брат мой, предвечные дни, когда судьбы присуждали,
Когда над Страною излилось изобилие,
Когда Ан небеса унёс,
А Энллиль забрал себе землю,
Когда Гашангаль подарком брачным в Кур подземный подарили,
Когда он отправился в плавание и в подземный Кур поплыл,
Ко владыке малые кидались,
К Аманки великие мчались,
Малые эти есть камни руки,
Великие — камни, что заставляют плясать тростники.

Вокруг киля ладьи Аманки
Как черепахи, они рассыпаются.
Пред носом владыки ладьи
Все пожирает. словно волк, вода,
За кормою ладьи Аманки
Словно лев, вода свирепствует,
В те дни, одно деревце, единственное деревце Худуппу,
На брегу чистого Ефрата посажено,
Воды Ефрата пьёт оно, —

Срубил Гильгамешь древо.
Чистой Инанне, для престола и ложа её он древесину дал,
Из корней барабан себе сделал волшебный, Пукку.
Из ветвей барабанные палочки сделал волшебные, Микку.
Громкоговорливый барабан
На улицы просторные его он выносит,
Заиграли на барабане юноши его града.
Они, отряд из детей вдовьих, что без устали скачут.
"О, горло моё, о, бедра мои!" — так они громко плачут.
Тот, кто мать имеет, — она сыну еду приносит,
Кто сестру имеет — она воду изливает брату.
Когда же наступил вечер?
Он место то пометил. где стоял барабан.
Он барабан пред собою возвёл, он в дом его внёс.

Когда же наступило утро, там, где они плясали,
От проклятий вдовьих,
От воплей маленьких девочек -"О, Уту!" —
Барабан, вместе с палочками барабанными,
К жилью подземного мира упали.
Пытался он их достать, но не смог.
Пред вратами вратами входными подземного мира они лежат.

Гильгамеш позеленел от горя, роняет слёзы.
"О, мой барабан, о, мои палочки!
Роскошью барабана я не насытился,
Не натешился его полнозвучием!

Когда б барабан мой в доме плотника ещё был!
Плотника жену, словно мать родную, бы возлюбил!
Дочку плотничью, что сестру меньшую, бы возлюбил!
В подземный мир мой барабан провалился,
Кто мне его достанет?
И палочки барабанные в подземный мир провалились,
Кто мне их достанет?"

Слуга его Энкиду ему отвечает:
"Как ты горько плачешь господин мой!
Зачем печалишь сердце своё?
Из мира подземного я барабан тебе верну,
Барабанные палочки я, воистину, тебе достану!"

Энкиду Гильгамеш молвит:
«Если ты спустишься в мир подземный,
Прими совет мой,
Обрати свой разум к словам, что я тебе скажу!

В одежду светлую не облачайся.
Они тебя примут за странника-духа.
Свежим жертвенным маслом не натирайся -
На ароматы его они вкруг тебя соберутся.
В Кур брать копья ты не должен —
Вкруг тебя соберутся копьём убитые.
Жезл кизилловый не бери в свою руку —
Духи мёртвых тебя непременно схватят
Обуви не надевай на ноги —
В подземном мире да не сотвори шума.

Не целуй жены своей любимой не целуй,
Тобой нелюбимой жены не бей,
Дитя своё любимое не целуй,
Не бей своё дитя нелюбимое, —
Тебя схватят вопли подземного мира.

У матери бога Ниназу, у той, что лежит,
Бедра прекрасные, не покрыты одеждой,
Светлая грудь её льном не прикрыта.
Голос её, как чистая медь звенит.
Словно солому, она волосы треплет".

Не внял Энкиду словам своего господина.
В одежду чистую светлую он облачился —
За духа-странника его приняли.
Умастился он свежим жертвенным маслом, из каменного сосуда.
Они собрались на ароматы вокруг нег.
В мир подземный копьё он бросает —
Убитые копьём его окружают.
В руку свою берет он жезл кизиловый —
Хватают его духи мёртвых.
Обувь на ноги он надевает —
В мире подземном трещины делает.
Жену любимую он целует,
Жену нелюбимую он побивает,
Дитя любимое он целует,
Дитя нелюбимое он ударяет, —
Вопль подземного мира его хватает.

Когда хотел подняться Энкиду из подземного мира,
 Азаг не схватил его, Намтар, Нергала, страж беспощадный не схватили его,
Схватила его земля.
На поле сраженья мужей он не пал.
Гильгамеш, сын могучий Нинсун,
Одиноко бредёт к Энлилю,
Перед Энлилем он рыдает:
"Отец Энлиль, мой барабан к подземному миру упал,
Мои палочки к Ганзиру упали.
Энкиду вернуть их спустился, мир подземный его схватил».
Он не пал на поле сражения мужей,
Отец Энлиль на слова его не отозвался,
В Эредуг к Энки одиноко он побрёл,

Перед Энки он рыдает,
Отец Энкн на слова его отозвался,
К могучему Уту-герою, богинею Нингаль
Рождённому сыну он обратился:
"Подземного мира дыру открой!
Из подземного мира слугу  подними!"

Он открыл дыру подземного мира.
Порывом ветра слуга его из подземного мира поднялся.
Обнимаются, целуются.
Разговаривая, вздыхают.
"Законы подземного мира видел?"
"Да не скажу тебе, друг мой, да не скажу!
Если скажу тебе о подземного мира законах,

Ты сядешь, рыдая".
"Пусть я сяду, рыдая".

"Тело моё, к которому ты прикасался, своё радовал сердце
Черви заполнили, словно старую тряпку,
Словно расщелина, забитая прахом".
"О, горе!" — вскричал он и сел на землю.
"Ты видел того, у которого один сын?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он тот, кто горько рыдает перед колышком, в стену вбитым,".
"У кого два сына, видел?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он из тех, кто на двух кирпичах сидит, хлеб вкушает".

"У кого три сына, того видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Он подобен тому, кто пьёт воду в степи из бурдюка».
"У кого четыре сына, ты видел?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он веселится сердцем подобно тому, кто запряг четырёх ослов".

"Того, у кого пять сыновей, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Как добрый писец, чья рука искусна.»
"У кого шесть сыновей, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Он весел сердцем, как добрый землепашец".
"У кого семь сыновей, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Сидит он в кресле словно друг богов,
Музыкою танцев наслаждается".
"Того, кто наследника не имеет, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Хлеб, кирпичу разбитому ветром, подобный, он ест",
"Дворцового евнуха видел, каково ему там?"
"Словно, погоняющий криком надсмотрщик, стоит в углу".
"Жену нерожавшую видел?"
"Да, видел".
"Каково ей там?"
"Словно дурнем разбитый горшок, брошена жизнь её,
Никому не приносит радости".
"Отрока юного, кто с лона супруги не срывал одежды, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Верёвку в помощь я ему дал, над верёвкою рыдает".
«Девушку юную, кто с супруга не срывала одежды, ты видел?»
"Да, видел".
"Каково ей там?"
"В помощь тростинку я ей дал, над ней она рыдает».
"В битве павшего видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Его отец голову ему отхватил, над ним рыдает".
"Духа того, о ком позаботиться некому, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Кусками хлеба, что на улицу брошены, он питается».
«Человека, опорною сваею сбитого и ею накрытого, видел?»
"Горе матушке моей!" — он кричал, когда свая его разрезала!"
"Дубинкою крошки своего хлеба он разбивает".
"Того, кто в расцвете умер, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Он лежит там где ложе богов».
"Моих младенцев мёртворождённых,
Кто себя не знает, видел?"
"Да, видел".
"Каково им там?"
"Вкруг столов из серебра и злата,
Где мёд и прекрасные сливки, резвятся".
"Брошенного в огонь видел?" — "Нет, я его не видел.
Дым его на небо вознёсся".
Хвала!

"А того, чьё тело в поле брошено, видел?"
«Да, видел"».
"Каково там ему?"
"Его дух не спит в подземном мире".

« А кто с крыши упал, видел?
"Да, видел".
"Каково там ему?"
"Его кости, руки его не работают..."
"Того, кто наводнением Ишкура сбит, ты видел?"
"Да, видел".
«Каково там ему?»
"Едят его слепни, словно бык он трясётся".

"А того, кого в прах бросили, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Он воды лишён, отбросы он ест, помои он пьёт он пищи лишён,
За городской стеною живёт".
"А кто слов матери и отца не чтил, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
«Воду горечи он пьёт, воду мутную он пьёт, насыщения не получает».
"Того, кто проклят матерью и отцом, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
" Дух его одиноко блуждает — наследника он не имеет".
"Кто в расцвете умер, видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
"Его слова, что плохо ему..."

«Кто ложной клятвой Сумукана клялся, нарушил клятву, ты видел?»
"Да, видел".
"Каково там ему?"
«Он пьёт … в местах водопоев подземного мира».
"Сынов Гирсу в Земле... отцов их, матерей их, видел?"
"Да, видел".
"Каково там им?"
"Марту сынов, что по вершинам гор рыскают,там, в земле видел.
«Шумерийцев, аккадцев ты видел?»
"Да, видел".
"Каково там им?"
"Воду тёмную они пьют, воду лживых мест..."
"Отца моего, мать мою... ты видел?"
"Да, видел".
"Каково им там?"
"Воду чистую, родниковую они пьют, тебя вспоминают."



Эпос о Гильгамеше
Часть первая


Кто всё видел, до края вселенной,
Кто скрытое ведал и всё постиг,
Кто судьбы земли и неба испытывал,
Всех мудрецов глубины познания,
Разгадывал тайны, знал неизведанное,
Принёс нам весть о днях, до потопа,
Ходить он далеко устал и вернулся,
И на камне выбил свои труды,
Урук блаженный обвёл сеною.
Чистого храма, Эанны святой,
Основанье, меди прочнее, золотил
И стены высокие, с которых жрецы не сходят,
Надпись на камне, лежавшую там издревле, заключил в них.
Он мудрый, сильный, и прекрасный —
Божество он, с двумя третями, человек лишь одною,
Как звезда большая, светло его тело,
В искусстве мученья он равных не знает
Людей, что его доверены власти его,
Гильгамеша, не оставит он в покое матери сына,
Не оставит он жениху невесты, мужу супругу, дочери героя.

Днём и ночью он с ними пирует,
Кому он доверен, Урук блаженный?
Он, их хранитель, он и пастырь, мудрый пастырь.
Высокого неба достигла мольба их,
Владыки Урука, небесные боги, сказали Аруру:
«Нет ему равных, твоему сыну, которого ты создала,
Но днём и ночью пируете , а это жестоко Гильгамеша,
Мужу он не оставит супруги, а жениху — невесты,
Кому он доверен, Урук блаженный?»

Внимает их просьбам Аруру,
К Аруру великой они приступают снова:
«Ты, Аруру, уже создала Гильгамеша, Аруру
И его подобие создать ты сумеешь.
Пусть они в силе состязаются, а Урук отдыхает».
Аруру в сердце рождает подобие Ану,
Бросает Аруру пригоршню глины, когда моет руки.
И создаёт героя, силу Ниниба, Эабани.
Он носит, как женщины, косу, в волосах его тело,
Подобно спелым колосьям, пряди кудрей ниспадают,
Одет, как Гира, ни земли ни людей он не знает,
С газелями вместе щиплет травы,
Со скотом Идёт к водопою, со скотом,
Веселится сердцем с водяной тварью.

Искусный ловчий охотник,
Его заприметил у водопоя, и не раз.
Лицо охотника потемнело — он испугался,
Горько заплакал, опечалившись сильно.
Скорбь проникла до чрева, сердце сжалось,
Стадо его и он поспешно направились к дому.
Отцу возвещает охотник, отверзая уста:
«Человек, что с горы спустился, мой отец, —
Велика его сила во всей стране, как воинство Ану —
Свободно бродит по нашим владениям.
Средь газелей, всегда он на пастбище, у водопоя...
Я не смею к нему приближаться.
Он засыпал мои ловушки что я вырыл,
Он вырвал сети, что я поставил,
Зверей пустыни угнал от меня,
Не даёт мне трудиться в пустыне»
Уста отверзает отец, охотника учить:
«В блаженном Уруке царя Гильгамеша найди —
Велика его сила, как воинство Ану, во всей стране,
Попроси у него совета, расскажи, что ты знаешь».
Внимает охотник отцовскому слову,
Пускается в путь, шаги замедляя в Уруке,
Говорит он Гильгамешу, прибыв на пир:

«О царь, Человек, что с горы спустился,о царь,
Свободно бродит в твоих владениях,
Он засыпал мои ловушки, что я вырыл
Он вырвал сети, что я поставил,
Трудиться в пустыне он не даёт мне».

Уста Гильгамеш отверзает, и внимает охотник:
«Возьми с собою блудницу охотник, но для начала возвратись
Человек тот придёт к водопою,
Пусть он возьмёт её зрелость, когда она снимет одежды.
Едва он её увидит, то приблизится к ней
И оставит зверей, что росли средь его пустыни».

И взял с собою блудницу охотник,
В путь отправились оба прямою дорогой
И только на третий день подошли к тому полю.
Села блудница, сел охотник,
Ожидают у водопоя день, другой...
Пьют холодную воду, приходящие звери,
Веселится сердцем, прибегающее стадо.
И он, Эабани — его родина горы —
Щиплет травы с газелямив месте,
Идёт к водопою со скотом,
Сердцем веселится с водяными тварями.
Увидала блудница страстного человека,
Посреди пустыни, сильного разрушителя:
Открой свои груди, блудница, это он,
Пусть он возьмёт твою зрелость открой своё лоно.
Дело женщины — дать мужчине наслаждение.
Блудница обнажила груди и лоно открыла,
Вдохнула его дыханье,
Ткань сбросила и легла, а он лёг сверху,
Направил на неё силу любви своей.
Приходил Эабани шесть дней, семь ночей, забавлялся с блудницей.
Жажду свою насытив, он обратился, как прежде, к зверям.
Умчались газели, отпрянули от него звери
Тело Эабани стало тяжёлым, устыдившись себя.
Когда он гнался за стадом, останавливались колени,
Как он бегал доныне, бежать больше не мог.
Зато новый разум он ощутил,
Возвратился и сел у ног блудницы.
Блудница смотрит а очи его,
И его внимательны уши, пока она говорит:
«Ты как бог, Эабани, силён и прекрасен,
Ты находишься средь зверей пустыни. Что ты делаешь?
Я тебя поведу тебя в Урук высокий,
В священный дом, жилище Ану и Иштар,
Где живёт совершенный силой, Гильгамеш,
И, как дикий буйвол, царит над людьми».

Приятны ему эти речи,
По сердцу друга искать он хочет:
«Веди меня в город, блудница, я согласен.
Я хочу вызвать Гильгамеша и с ним поспорить;
«Это я могучий — закричу я в Уруке. —
Это судьбами людскими правлю,
Велика его сила, кто родился в пустыне!
Пред моим лицом его лицо побледнеет,
И знаю заранее кто будет повержен».

Эабани с блудницей вступают в Урук,
В пышных одеждах встречаются им люди,
Дворец Гильгамеша перед ними,
Не кончается праздник в этом месте,
Пируют там блудницы, юноши пируют,
Все полны весельем, полны вожделением,
Заставляют выйти старцев криками.

Говорит Эабани блудница:
«Теперь ты мудрый, о Эабани.
Гильгамеш пред тобою, человек, который смеётся,
Посмотри в его очи, видишь его?
Вид его благороден, очи сияют,
Возбуждает желанья тело его,
Выше тебя он своим могуществом,
Не ложится спать ни днём, ни ночью.
Свой гнев напрасный усмири, Эабани,
Любит Шамаш Гелькамеша,
Ану, Бел и Эа мудрость в него вдохнули,
Он раньше, чем ты с горы спустился,
В Уруке во сне тебя видел Гелькамеш.
Матери сон рассказал он, пробудившись:

«Мать моя, снилось мне этой ночью
Небо было полно звёздами,
На меня навалилось воинство Ану
Я, человек на горе рождённый, схватил его, но был он сильнее,
Он не качнулся когда я швырнул его,
Вся область Урука поднялась на него,
Ему целовали ноги, но он стоял, как столб.
Тогда на него я прыгнул, как на женщину,
Я  швырнул его к твоему подножью,
Чтобы мы померились силой ты пожелала?».

Говорит Гильгамешу Рамат-Белит, что ведает всё:
«Кто в огромном небе средь звёзд,
На тебя навалился, словно воинство Ану,
К моему подножию, кого ты швырнул,
Всегда выручающий друга, честный и сильный товарищ
Велика его сила во всей стране, как воинство Ану».
Заметил Гильгамеш Эабани с трона,
Говорит с Эабани Гильгамеш,
И, как братья, рядом они садятся…


Часть вторая


Услыхав рассказ Эабани, Гильгамеш омрачился:
«Слушайте меня, старцы, юноши слушайте,
Я плачу о моём Эабани, о дуге моём!
Я, кричу причитанья, как плакальщицы,
Мой топор и мои запястья,
С кудрей украшенья, меч мой с пояса,
Знаки величья, одеяния празненства
Слагаю я и плачу о моем Эабани,
Я плачу о человеке пустыни!»
Высокое сердце обнаружил в себе охотник,
Он привёл к Эабани блудницу, чтобы тот проклял её зрелость:
«Я назначу судьбу тебе, блудница,
В стране она не изменится вовеки.
Тебя я проклинаю великим проклятьем,
Силой проклятья дом твой будет разрушен,
Загонят тебя, как скотину, в дом разврата!
Пусть жилищем твоим станет дорога,
Под тенью стены найдёшь ты отдых,
И пьяный и распутник тело твоё измучает
Эабани, за что ты меня  лишил ты силы,
Эабани, за что ты меня увёл из моей пустыни!»
Уста отверзает, усыхав его, Шамаш,
С высокого неба взывает н нему:

«Эабани, почему ты проклинаешь блудницу,
Что достойные бога дала тебе яства,
Что, достойные князя, дала тебе вина,
В пышные ткани облекла твоё тело,
Привела к твоему прекрасному другу, Гильгамешу?
Теперь Гильгамеш твой товарищ и брат,
В роскошной постели он кладёт тебя на ночь,
Слева от трона сидишь ты в мягком кресле,
Владыки тебе целуют ноги,
Славу тебе поют люди Урука.
Дала тебе слуг блудница,
Я облёк тело её позорной одеждой, по просьбе твоей,
Шкурой собачьей я облёк её тело, и она бежит по пустыне».

Великого Шамаша слово, чуть заблистала заря,
До Эабани долетело, и гневное сердце смирилось:
«Пусть возвратится убежавшая, пусть станет путь её лёгким,
Пусть любви её просят князья и владыки,
Развяжет над нею свой пояс вождь могучий,
Золотом её и ляпис-лазурью одарит».
Так Эабани смирил скорбное сердце.
Он один ложится в постель, в наступившей ночи,
И ночную тревогу другу поведал:

«Этой ночью меня посетили виденья,
Земля отвечала возопившим небесам,
Неведомый муж стоял предо мною,
Лицо его было тёмным, а глаза горели,
Голова была схожа с головою орла,
Орлиные когти на пальцах виднелись.
Высоко, высоко, меж туч, высоко, высоко. он вознёсся,
И меня он вознёс высоко,
Голова моя закружилась от полёта,
У меня были крылья птицы, вместо рук.
В дом мрака опускайся, в жилищ жилище Неграла, опускайся за мною,
Оттуда не выйдет входящий,
В доме том не видят света,
Там грязь да пыль служат пищей
Птицами, в одеянье крыльев, одеваются
Я спустился в жилище праха,
Увидел поднос с ужасной тиарой,
Изо все тиар, что царили в мире.
Готовят жаркое служители Ану и Бела,
Предлагают холодную воду к варёной пище
Там живут священник и воин,
Клятвопреступник и пророки,
Великие боги и заклинатели бездн,
Живёт Гира там, и живёт Этана,
Земли царица живёт, Эрешкигаль;
Белит-сери, дева-писец, пред нею склонилась,
Читает все, что она написала.
Меня увидала, подняв очи,
И попросила вожатого не тревожить её».
Гильгамеш открыл покой потаённый, лишь блеснула заря,
Стол достал он огромный, что был сделан из липы,
Сосуд из яшмы мёдом наполнил,
Маслом сосуд из ляпис-лазури — маслом,
А кубки —  вином, и солнце в тот миг показалось.
Гильгамеш  говорит Эабани:
«Друг, ни людей не щадит Хумбаба,
Ни младенцев, во чреве женщин».
Эабани говорит Гильгамешу:

«Тот, на кого мы идём, могучий,
Это Хумбаа он страшен!»
Отверзает Гильгамеш уста, говорит Эабани:
«Ныне сказал ты правдивое слово, мой друг»…


Часть третья


Сказали царю Гильгамешу люди Урука:
«Эабани, верный другу, рядом с тобой,
Хумбаба, хранитель кедра, против тебя.
Ты выбрал себе дело славное.
Мы тебя, владыка, встречей почтим
И ты почтишь  нас, владыка, за встречу!»
Говорит Гильгамеш Эабани, отверзая уста:
«Пойдём во дверец высокий, друг мой,
К служанке Нинсун, великой царице,
К матери моей, которой тайны ведомы».
Долго внимала Римат- Белит
Речам сына Гильгамеша,
Вошла она поспешно в храм богини,
На тело своё и на грудь украшенья возложила
Своею тиарой увенчала кудри, поднялась на террасу по широким ступеням
По широким ступеням поднялась на террасу,
Положила куренья пред Шамашем,
К Шамашу руки воздела, положив перед ним жертвы:

«Для чего ты дал неусыпное сердце Гильгамешу,
Ты моего сына для чего покорил?
Он уходит, ощутив твоё прикосновение
Дорогою отдалённой, на Хумбабу,
В бой, который ему неведом, вступает
Дело неизвестное затеял ныне.
Когда он уйдёт и вернётся вплоть до того дня,
Когда он достигнет кедров, поразить могучего Хумбабу.
Словно тебя ненавистью, он погубит зло.
Он повернётся к небу,
Айя, невеста, помни — он к тебе повернётся!»
Она сняла тиару, погасила курильницу,

Позвала Эабани, речь к нему обратила:
«Внемли мне Эабани, сильный, моё веселье:
Вы с Гильгамешем ныне победите Хумбабу,
С мольбою для Айи, с приношением для Шамаша».


Часть четвёртая


По Эабани, своём друге, горько плачет Гильгамеш,
Он бежит в пустыню:
«Я умру! Не ужели я не такой, как Эабани?
Скорбью исполнена грудь моя,
Я к богу убегаю, потому что смерти боюсь!
К мощи сына  бога Убара-Туту, Ут-напиштима, я прибегаю
Иду поспешно по пути, который сам предпринял.
Пришел я к ночью к ущельям горным,
Мне страшно — львов увидел безобразных!
Воззову я к великому Сину, подняв голову,
Мольбы мои вознесутся и к собранию богов:
«Спасите меня боги, молю вас!»
Страшными сном он был испуган и лёг на землю
Вновь воззвал к великому Сину, подняв голову.
Мольбы его возносились и к Иштар, небесной блуднице.

И когда подошёл он к горе Машу он подошёл,
Те, что блюли ежедневно солнечный выход и возвращенье, —
Свод небесный касался их голов,
И доходила до ада внизу их грудь,
Двери хранили люди-скорпионы,
Взоры их были ужасны, а вид их был — смерь,
Их страшный блеск опрокидывал  горы!
Блюли они солнце, при выходе и возвращении.
Он их узрел, и лицо Гильгамеша омрачилось от испуга.
Он склонился пред ними, собравшись своими мыслями

Человек-скорпион крикнул своей жене:
«Тело его, приходившего к нам, как тело бога».
Отвечает мужу женщина-скорпион:
«Бог он двумя третями, человек лишь одною».
Говорит человеку-скорпиону Гильгамеш:
«Где Ут-напиштим, мой отец, обитает знаешь ли ты,
Он, возросший в собранье богов и вечную жизнь обретший?»
Человек-скорпион отверзает говорит Гильгамешу, отверзая уста:
«Но кто прошёл бы такою дорогой, сквозь эту гору, нет таких, Гильгамеш.
Иди, не медли, Гильгамеш. Там мрак глубокий и нет там света,
Ни при возвращении солнца, ни при его выходе.
Но не медли, Гильгамеш в горных воротах,
Да хранят тебя боги. Будь здравым и невредимым».
Вошёл Гильгамеш в пещеру, когда человек-скорпион закончил свою речь
Час двойной он проходит ночною дорогой солнца,
Позади себя ничего не видно, кроме мрака глубокого.
Дует северный ветер а Гильгамеш уж восемь часов идёт,
Десять часов идёт и выходит навстречу солнцу.
Разлилось сияние на двенадцатый час.
Богов деревья он увидел, к ним стопы направил

Гнётся под плодами яблоня,
Видеть отрадно повисшие гроздья,
Выросло райское древо на лазоревом камне,
Совершенны для взгляда на нём плоды.
Изумруды, между ними, рубины, яхонт,
И лунный камень, и кошачий глаз.
Вошёл Гильгамеж в блаженную рощу,
Поднял взоры на благоухающее райское дерево...


Часть пятая


Смотрят в чащу люди-скорпионы, становясь рядом.
Видят тропы лесные и громадные кедры,
Где размеренным шагом бродит Хумбаба,
Пути превосходны — дороги проложены прямо,
Жилище богов, храм Ирнини, видят на кедровой горе,
Разрастается пышно кедр, возносится перед горою,
Полна ликования его благосклонная тень,
В ней мхи притаились и хвощи, и травы пахучие.

Созерцают герои чащу час двойной,
Два двойных часа создают ещё.
Говорит Гильгамешу Эабани, уста отверзши:
«Истинно, время ныне показать силу нашу,
Живёт Хумбаба в месте прекрасном».
Слова Эабани услыхал Гельгамеш,
Он становится поспешно рядом с другом:

«Что ж, отыщем Хумбабу, войдя в эту чащу,
Облёк он могучее тело в семь одежд,
Шесть совлекает, готовясь к бою,
Приходит в ярость, словно раненый буйвол».
Голос Гилькамеша полон угрозы:
«Выходи, Хумбаба!» — зовёт он властителя леса
Три раза прокричал он,
Нейдёт ему навстречу Хумбаба.
Ложится на землю Эабани, и сну предаётся,
О сне, проснувшись, говорит Гильгамешу:
«Был ужасен сон что я видел,
Мы с тобой стояли на вершине горы,
Под нами гора вдруг обрушилась,
С неё, как букашки, мы оба скатились».

Говорит в ответ Эабани Гилькамеш:
«Для нас обоих сон твой прекрасен,
Возвещает он счастье.
Это та гора, что ты видел — Хумбаба,
Теперь я, знаю, что мы одолеем Хумбабу,
В чаще кедров труп его бросим».
Герои стали молиться блеснувшей заре,
Принесли они жертвы умершим, через двадцать часов,
Завершили они причитанья через тридцать часов,
Вырыли ров глубокий, перед Шамашем,
Поднялся на алтарь из камня Гилькамеш
Он бросил зерна, с молитвою в ров:
«Сон к Эабани приведи гора,
Помоги ему бог грядущее видеть!»
Дождь пролился — принята молитва,
 К Эабани, с дождём, сон снизошёл,
Как спелый колос, он преклонил его.
Упал на колени Гилькамеш, держит голову друга.
Свой сон он закончил смотреть посредине ночи,
Он молвил владыке Урука, поднявшись:

«Почему я проснулся? Друг, меня ты окликнул?
Почему я встревожен? Ты коснулся меня?
Моё тело трепещет. Не прошёл ли здесь бог?
Я новый сон увидел, друг мой,
Был вовсе ужасным сон, что я увидел.
Земля мычала,небеса возопили
Вышли мраки, света не стало,
Мрак разлился, вспыхнула молния,
Дождём на землю упала Смерть,
Быстро Она быстро загасила пламя,
В смрадные дымы превратила молнии.
Спустимся, друг, в равнину и там порешим, что делать!»
Говорит Гельгамеш Эабани, отвративши уста:
Твой сон драгоценен. Он возвещает он счастье,
Теперь, мы погубим Хумбабу!»

Выходит Хумбаба — зашатались кедры
Выходит он из под кедров, страшный.
Оба героя ринулись на него, состязаясь в отваге,
С властителем кедров оба схватились.
Судьба помогла Эабани дважды,
И головою Хумбабы потрясает Гельгамеш…


Часть шестая


Оружие омыл, начистил Гельгамеш,
Благовонные кудри по спине распустил,
Чистую одежду набросил на плечи, а грязную — скинул,
Затянулся в тунику, наложил на главу тиару.
Устремила очи на красоту Гилькамеша
Устремила очи на красоту Гильгамеша владычица Иштар:

«Отныне, Гильгамеш, ты мой любовник!
Хочу насладиться твоим вожделением.
Буду тебе женою а ты — моим мужем,
Из ляпис-лазури заложу для тебя колесницу
Со спицами из рубинов, с золотыми колёсами,
Коней огромных в неё запряжёшь ты;
В благовонье кедра, в нашу обитель, войди,
Поцелуют твои ноги те, что сидят на тронах,
Цари, князья и владыки падут перед тобой,
Люди гор и равнины принесут тебе дань.
Станут козы рождать тебе двойни, станут тучны стада,
Под ношей тяжёлой будет мул выступать,
Стремить колесницу будет конь твой могучий
И гордиться, что равных себе не знает».

Гнльгамеш вещает, отверзши уста:
«Сохрани для себя свои богатства,
Тела и одежды украшения,
Питье и пищу для себя сохрани,
Буре подобна твоя любовь,
Дождь и бурю пропускающей двери,
Дворцу, в котором гибнут герои,
Опаляющей своего владельца смоле.
Своего владельца меху орошающему.
Где любовник, которого бы ты всегда любила,
Где он, приятный тебе и в грядущем?
Про твои вожделенья я расскажу
Любовнику первой твоей юности, Таммузу,
Назначила ты стенанья на годы и годы!
Ты полюбила птичку пёструю пастушка,
Ты ей крылья сломала, избила её,
И кричит она из своей чащи: крылья, крылья!..
Ты льва, совершенного силой, полюбила
Вырыла ему ловушек семь и ещё раз семь!
Коня, знаменитого в битве, полюбила
Ты дала ему удила, шпоры и бич хлёсткий,
Семь двойных часов бега ты дала ему,
Ты судила ему изнемочь и тогда лишь напиться,
Ты судила рыданья, силили его матери!
Хранителя стада, пастуха ты любила
Пред тобою курения он всегда возносил,
Убивал для тебя по козлёнку каждый день,
Ты превратила его в гиену, избив,
Его гоняют его же подпаски,
Рвут ему шкуру его же собаки!
Был тебе мил, Ишуллану, отцовский садовник,
Драгоценности сада тебе приносивший,
Украшавший алтарь твой цветами, каждый день,

На него подняла ты глаза И к нему потянулась на его подняла глаза:
«Упьёмся любовью, мой Ишуллыну, исполненный силы,
Протяни свою руку, чтобы наготу мою ощущать».
«Чего от меня ты хочешь?» — сказал Ишуллану,
Я не вкушал ли? Мать моя не пекла ли?
Снедь стыда и проклятий есть должен,
Мне служат одеждой и колючки кустарника».

Ты превратила его в крысу, изрядно избив,
Пребывать в его доме велела ты ему,
Не спустится он в поле, с недосягаемой крыши.
Ты тоже изменишь мой образ, меня полюбив!»

Эти речи Иштар услыхала,
Полетела она на небо, рассердившись,
Пред отцом своим, Ану, появилась Иштар,
Появилась она перед матерью своей и сказала:
«Гильгамеш меня только что проклял, мой отец,
Он рассказал мои преступленья, мои заклятья».

Ану, владычице Иштар отвечает, открыв уста:
«Много причинила ты бедствий, воистину,
Гильгамеш и рассказал твои преступленья, твои заклятья».
Иштар отцу, Ану, отвечает:
«Пусть родится бык небесный, мой отец,
Который убьёт Гильгамеша.
Если ты не исполнишь моей просьбы,
Я взломаю ворота, заключившие воды,
Пущу все ветры по земному пространству,
Меньше живых, чем мёртвых останется».

Отвечает Ану владычице Иштар:
«Чего ты хочешь от меня?
Семь лет отдыхать на соломе можешь, семь лет собирать колосья
И одни коренья семь лет?».

И отцу Ану отвечает Иштар:
«Буду семь лет отдыхать на соломе,
Буду семь лет собирать колосья
И семь лет есть одни коренья,
Если убьёт Гильгамеша бык небесный!

Бык явился небесный, после того, как внял её просьбам Ану,
Швырнул его в Урук с поднебесья Ану, взяв быка за хвост.
В тяжком своём паденье бык раздавил сто человек,
Пятьсот человек умертвил своим дыханьем, на ноги встав,
Увидал бык Эабани и, бросился на героя,
Эабани склонил его морду, ухватясь за рога,
Умертвил бык вторым дыханьем двести человек.
Напрасно пронеслось над землёю третье дыхание быка,
Испустил он дух.

Сказал Эабани Гильгамешу:
«Мы победили небесного зверя, друг мой,
Скажем ли мы теперь, что не будет нам славы в потомстве?»
Прекрасный, как бог, Гильгамеш,
Владыка Урука, могучий и смелый,
Меж рогами и шеей, разрубает быка, вынимает кровавое сердце
Полагает его к подножию Шамша, куда уходят герои.
Как братья, рядом они садятся.

На высокую стену Урука поднялась Иштар,
Сказала своё проклятье, взойдя на уступ:
«Меня облёкшему в траур, Гильгамешу, проклятье,
Моего быка умертвили он и Эабани».

Услышал это Эабани,
Бросил в лицо богине вырванную ногу быка.
«И с тобою сделаю то же, как только поймаю,
Всю тебя обмотаю требухой твоего быка».

Блудниц, и танцовщиц собрала Иштар,
Подняла она с ними стенанья, над бычьей ногой.
И Гильгамеш созвал столяров и плотников,
Длиною рогов бычачьих чтобы восхищались.
Их масса — тридцать мин лазурного масла,
Два двойных локтя — глубина их,
Вместимость обоих — шесть мер масла.
Лугалбанде Своему божеству он их посвящает,
Он вешает их в храме своего властелина.
Умывают руки в Евфрате Гильгамеш и Эабани
И приходят на площадь Урука, пустившись в путь.
Сбираются люди, их созерцают,

Служанкам дома говорит Гильгамеш:
«Среди народа кто блистателен?
Среди народа кто могущесвен?
Гильгамеш блистателен и могущесвен среди народа,


Люди узнали Тяжесть нашего гнева люди узнали,
Весёлого сердцем нет никого,
Путь их сердец я направлю!»
Гильгамеш устроил праздник в доме своём,
Люди на ложах ночных  дремлют,
Видит виденья Эабани,
Он рассказывает их Гильгамешу.



Часть седьмая


Говорит Гильгамешу Эабани:
«Друг, Почему собрались на совет великие боги, друг мой?
Я дверь увидел во сне тревожном,
Испугался, но коснулся её.
Топор боевой поднимает Эабани,
Как к человеку к двери обращается:

«Лишённая разумения, из леса дверь
Рассудок чей не существует,
Я славил дерево твоё двадцать часов пути в округе,
Я видел в лесу Хумбабы кедр вознесённый,
Но с тобою сравниться редкостью он не может.
Двадцать четыре локтя длиною ты и семьдесят пять — шириной.
Властелин царил в Ниппуре тебя он и сделал.
Но ты мне путь заграждаешь и я не знал,
Что красота твоя украшает мою темницу,
Я бы тебя расколол бы в щепы топором».

Обращается вновь Эабани другу Гильгамешу:
«Друг мой, с мы столько трудов с тобою совершили,
Куда бы я взоры ни кинул, тление повсюду,
Свершается сон, вещавший мне гибель друг мой,
Ныне приходит день со сном, о котором я вёл однажды разговор».
Ложится Эабани на свою богатую постель
Не встаёт с неё двенадцать дней,
Всю хворь свою в постели оставляет
И, позвав Гильгамеша, говорит прекрасному другу:

«Какой-то свирепый бог меня проклял, друг мой,
Словно в сраженье я утратил отвагу.
Не выйду в поле поскольку боюсь я борьбы,
Кто боится, друг мой, тот проклят!..»


Часть восьмая


Эабани сказал Гильгамешу, чуть заблистала заря:

«Смерть покорила меня — чувствую себя бессильным».
«Боги сделают тебя сильным, они любят тебя!
Все девы Урука возгласят славу твою,
От своей судьбы и ты не уйдёшь, прекрасный!
День и ночь ты входил в кедровую чащу,
Почести тебе воздавали в блаженном Уруке,
Множество пространств мы обошли и равнинных, и горных,
И больше  я не встану, потому что устал и лежу.
Покрой  одеждой, какую мать твоя носит,
Маслом кедра смочи мои кудри,
Под которым, от нашего гнева, погиб Хумбаба,
Кто на берегу зверей пустыни, играл у воды со стадом.
С тобою рядом он никогда не сядет,
Воды из Евфрата никогда не напьётся,
В Урук блаженный никогда не войдёт!»

Гильгамеш заплакал над своим другом:
«Мой брат мой, пантера пустыни, Ээбани, друг мой,
Вместе всходили мы на горы вместе мы по ним бродили,
Хранителя чащи кедровой, Хумбабу, мы победили.
И умертвили быка небесного;
Что за сон овладел теперь тобою,
Почему ты  мне не внемлешь!»

Но не поднял на друга очей Эабани,
Сердце его не билось.
Как на невесту упал на друга Гильгамеш,
Он рванулся, как рыкающий лев,
Как львица, детёныша которой убили,
Недвижное тело схватил он,
Проливал обильные слезы, рвал одежду свою,
Скорбя о его кончине сбросил царские знаки
Гильгамеш пребывал с Эабани,
И, с зарёй, собрались к нему люди Урука,
И сказали они  владыке:
«Хранителя кедров, Хумбабу, ты победил
В горных ущельях львов убивал ты,
Быка, что спустился с неба, умертвил.
Почему твой взор опущен и мощь твоя погибла,
Прорезают чело морщины — сердце бьётся так быстро,
Грудь скорбью исполнена,
Лицо твоё схоже с лицом уходящего дальней дорогой,
Его изменили боль, печаль и тревога,
В пустынное поле бежишь почему?»

Ответил Гилгемеш людям Урука:

«Эабани, мой друг, мой брат, пантера пустыни,
Ныне свершилась судьба Эабани.
Я плакал над ним шесть дней и ночей
Вплоть до опускания его в могилу,
И боюсь теперь смерти,
Надо мной тяготеет его предсмертное слово.
О, как я заплачу? О, как я утешусь?
Друг мой грязи теперь подобен,
И не лягу ли я, как он, чтоб вовек не подняться?..»


Часть девятая


Восседает на троне моря Сидури Сабеянка,
Благосклонны к ней боги: ожерелье ей дали, пояс,
Покрывалом она скрыта, фатою завершена
Как дикий буйвол Гильгамеш устремился,
Тело его — тело бога, шкурой окутанное,
Исполнена скорбью грудь,
Лицо его схоже с лицом уходящего дальней дорогой.

Издалека видит его Себеянка,
 Себя убеждает говорит с сердцем своим:
«Может быть разрушитель, тот, кто идёт ?
В мои владения откуда он пришёл?»
Двери закрыла Себеянка, увидав его, заложила засовом.
Задумал войти в эти двери Гильгамеш,
Отцепил секиру, поднял голову,
Такое слово говорит Себеянке:

«Что ты увидела? Ты двери закрыла! Что ты увидела?
Я засов сломаю, вышибу двери».

Сабеянка говорит Гильгамешу:
«Почему, взор твой опущен и сердце твоё бьётся,
Почему через поле бежишь ты?»

Обращает к Сабеянке слово Гильгамеш:
«Брат мой, пантера пустыни Ээбани,
Совершилась судьба его ныне,
Не случится ли со мной то же?
Скитаюсь я птицей пустыни с той поры,
В небесах, может быть, светил стало меньше,
Был я спящим столько долгих лет?
Пусть я насыщусь светом, увижу солнце
Кроется сумрак от обильного света,
Да увидит сияние солнца мёртвый!
Путь к Ут-напиштиму укажи мне, Сабеянка,
Расскажи мне его признак;
Поплыву через море, если возможно
Отправлюсь полем, если нельзя».

Сабеянка говорит Гильгамешу:
«Не найти дороги туда, Гилькамеш,
Никто не плыл через море, с древнейших времён;
Никто не решится снова, кроме единожды свершившего подобный путь Шамаша —
Тяжела дорога,
Воды смерти, заградившие подступы, глубоки!
Где же ты, перейдёшь через море, Гильгамеш?
А когда войдёшь в воды смерти, что свершишь ты?
Есть правда у Ур-Эа, лодочник Ут-напиштима,
В лесу он сбирает травы,
Лицо твоё он пусть увидит!
Можешь, —  с ним плыви, нельзя, — возвращайся!
Но для чего ты столько бродишь, Гильгамеш?
Бессмертия всё рано ты не отыщешь!
Когда создавали боги род людской,
Они приказали роду людскому смерть,
А в своих руках жизнь сохранили.
Ты наполняй свой желудок, Гильгамеш,
Забавляйся днём и ночью,
Устраивай праздник каждый день,
Будь доволен и весел,
Пусть будут пышны твои одеяния,
Омыто тело, голова умащена,
Любуйся, твою хватающим руку, ребёнком,
Пусть припадёт супруга к груди твоей!»
Услыхал Сабеянки слово Гильгамеш,
Пошёл на берег, повесив секиру,
Был там лодочник Ут-папиштима, Ур-Эа.
Смотрит в глаза его Ур-Эа,

Я  Ур-Эа, лодочник Ут-напиштима!
 Гильгамеш ему отвечает, отверзнув уста:
«Я — Гильгамеш! Таково моё имя!
Явился я сюда из жилища богов
Далёким путём.
И теперь, когда я лицо твоё вижу, Ур-Эа,
К отшельнику Ут-напиштиму» укажи мне дорогу
Лодочник  отвечает Гильгамешу:
«Руки твои, Гильгамеш, Свершили много руки твои, Гильгамеш,
«Тобой разбиты  «Братья каменьев»;
Свою секиру подними, Гильгамеш,
Выруби жерди в шестьдесят локтей,
Положи на берегу, со снятой корой».

Гильгамеш исполнил.
Взошли на судно он и Ур-Эа, пустились в путь.
На третий день поглядели:
В воды смерти вступил Ур-Эа.
Говорит он Гильгамешу:
«Продвигайся вперёд, работай жердью,
Да не коснутся руки твоей воды смерти!»
Упёрся в дно Гильгамеш, жердями да все сто двадцать их и переломал,

Снял свою одежду Гильгамеш,
Поставил мачту.
Издали смотрит Ут-напиштим,
Произносит слово что засверлило его сердце,
Совет держит с самим собою:

«Жерди судна почему поломаны?
Стоит на судне кто-то мне неподвластный.
Стороною правой — не совсем человек!»

Говорит Гильгамешу Ут-напиштим:
«Взгляд твой зачем опущен? Что случилось с твоей мощью
Почему прорезают чело морщины и сердце твоё бьётся?»
Отвечает Гильгамнш Ут-напиштиму:

«Я сказал, что увижу Ут-напиштима, о нём  несётся слава,
Я прошёл все страны, поднявшись,
Через трудные горы перебрался я,
Все пучины моря переплыл,
В лицо мне не веял добрый ветер,
Я болью исполнил члены и вверг себя в нищету,
Моя одежда истлела! Не вступил я в дом Себеянки.
Лев и шакал, олень и пантера, пища ущелий
Были у меня на службе. Их шурами тешил я сердце
Пусть запирает двери, кто доволен
Достиг я границы скорби и от меня отлетела радость».

 Говорит Гильгамешу Ут-напиштам:
«Навсегда ли мы строим дома?
Друг с другом расстаются братья, на всегда ли?
Входит в сердце навсегда ли ненависть?
Реки заливают равнины, навсегда ли?
Птицы увидели солнце, навсегда ли?
С давнишних пор нет на земле бессмертья,
Спящий друг с другом и мёртвый схожи,
Лика смерти не знают оба.
Властелин и слуга равны пред нею,
Великие боги, ануннаки, её скрывают,
Госпожа судеб, Мамету, управляет с ними,
Жизнь или смерть они указуют,
Смертного часа угадать не дают...»


Часть десятая


Говорит отшельнику Ут-напиштиму Гильгамеш:
«Я созерцаю тебя, о Ут-напиштим,
Ты мне подобен, твой облик не страшен и со мной не различен.
Ты создан, чтобы смеяться в сраженье,
Когда ты спишь, ты ложишься на спину!
Почему ты добыл жизнь в собранье бессмертных и так вознесён?»

Говорит Гильгамешу Ут-напиштим :
«Тайное слово я открою тебе, Гильгамеш,
Расскажу я тебе тайну богов:
Город, который ты знаешь, Шуррипак,
Старинный город — вблизи Евфрата стоит,
Обитают в нём боги,
Подтолкнуло их, богов великих, сделать потоп.
Отец их, Ану, был среди них, Бел воитель, их советник,
Эниуги, Их начальник, Эниуги, Ниниб, их вестник,
Мудрейший Эа восседал с ними;

Повторил он изгороди тростниковой их слова:
«Ограда, ограда! Изгородь изгородь, слушай меня и понимай
Сын Убара-Туту, человек Шуррипака,
Выстрой судно, разрушив свой дом,
Думай о жизни, оставь богатства,
Ради жизни ненавидь богатства,
Во внутренность судна погрузи семена всей жизни.
Его размеры пусть будут вымерены,
Тогда можешь спустить его в море!»

Я молвил Эа, моему господину:
«Все, что сказал ты, о мой властитель, внял я сердцем и всё исполню,
Но что я расскажу толпе и старцам?»
Эа ответил мне:
«Вот, что расскажешь ты толпе и старцам:
Я жить не буду в городе вашем, потому как ненавистен Белу,
Ноги на его землю не поставлю.
С Эа, моим господином моим господином спустившись к морю, буду жить.
В изобилии воды он на вас нашлёт,
Нашлёт он на вас дождь нечистый.

Чуть утро блеснуло, Я начал работать,, чуть утро блеснуло
Чертежи закончил на пятый день:
Стены моего судна должны быть в сто двадцать локтей,
И объёма крыши тоже в сто двадцать,
Нарисовал я очертания потом;
Обшивкой судно покрывал я шест раз,
Разделил его крышу на семь частей,
Внутренность его разделил на девять,
Поставил распоры в середине,
Я руль устроил и все, что нужно,
На дно я вылил шесть мер смолы, три меры дёгтя,
А носильщики принесли мне три меры масла:
Для священной жертвы одну меру оставил я,
Других две меры я спрятал у лодочника.
Быков я резал для народа, каждый день по козлу убивал.
Народ мне приносил мне и маслом, и вином, и соком ягоды,
Как простой водою я поил его;
Как в день новогодний, я устроил праздник.
Достал драгоценную мирру, открыв кладовые.
Судно было окончено раньше заката солнца,
Мачту для судна принесли строители.
На судно погрузил я всё, что имел,
На него погрузил я серебро и золото, семя жизни.
Родных и семейство заключил я во внутренность судна,
Погрузил я скот и зверей полевых.
Время мне Шамаш назначил:
Пошлёт  мрака властитель вечером нечистые воды!
Предрешённый час наступил:
Вечером пролил мрака властитель нечистые воды;

Посмотрел я на образы дня, испугался этой погоды,
Двери захлопнул, войдя в судно;
Доверил  я управление судном лодочнику Пузур-Белу.
Рассвет едва засветился,
Поднялась чёрная туча, Адад рычал в ней
Набу и Царь вперёд выступали;
Вестники, шли через гору и поле;
Опрокинул Нергал мачту.
Ниниб бой ведёт за собою;
Принесли факелы ануннаки,
Они освещали землю.
Адада грохот наполнил небо,
Превращалось в сумрак всё, что было блестящим.
Люди друг друга узнать не могут,
Боятся потопа боги,
Они поднимаются на небо Ану.
Там ложатся на станы, садятся как псы.
Кличет Иштар, громко, как подёнщица,
Это царица богов возглашает:

«Тот день пусть рассыпется пылью,
Когда я злое сказала перед богами,
Чтобы потоп накликать и людей погубить?
Я народ мой для того взлелеяла,
Чтобы, они наполнили море как выводок рыб?»
Боги плачут с нею, в слезах восседают
Тело трепещет, губы их сжаты.
Шесть дней, шесть ночей ураган владеет землёю, бродят ветры и воды.
Спадает ураган в начале седьмого дня.

Потоп прекратился, ветер улёгся, море утешилось.
Голос я свой не услышал, взглянул на море:
Стало грязью всё человечество,
Легло болото выше кровель!
День осветил мне щеку когда я открыл окно,
Я сидел и плакал, и безумствовал,
На пространство моря я взглянул, на мир.

В двенадцати днях пути виднелся остров,

Приближается судно к горе Низир,
Не отпускает судна от себя гора Низир.

Я взял голубку, пустил наружу,
Возвратилась голубка, словно места себе не нашла.
Я ласточку взял, пустил наружу,
Возвратилась ласточка, словно места себе не нашла.
Тогда я ворона взял, пустил наружу,
Ущерб воды ворон увидел.
Вернуться он не желает, хотя ест, порхает, каркает.
Я совершил возлиянье и оставил его четырём ветрам,
На горной вершине поставил жертву — четырнадцать жертвенных урн
Разостлал под ними мирт, кедр, тростник.

Добрый запах почуяли боги,
Они слетелись, как мухи, над приносящими жертву.
Царица богов украшения вознесла, что ей сделал Ану:
«Я не забуду моего ожерелья из ляпис-лазури боги стоящие здесь есть?
Всегда буду помнить эти дни!
Боги пусть подходят к жертве,
Но Бел пусть не подходит.
Потому что потоп он устроил, не размыслил,
Назначил гибель людям моим».

Только Бел примчался, судно увидел он и сделался гневным.
Против Игиги был направлен гнев его:
«Разве смертный какой-нибудь спасся?
Жить не должен человек среди разрушенья!»

 Уста отверзает Ниниб, говорит он Белу:
«Кто, кроме Эа, творец созданья?
Все дело Эа один знает».

Эа уста отверзает, говорит он Белу:
«Ты, воитель, мудрец средь богов,
Как ты, потоп устроил, не размыслив?
На грешного грех возложи ты,
На виновного вину возложи ты!
Прежде чем он уничтожен будет, не отступи!
Почему потоп ты устроил?
Пусть бы лев пришел и людей пожрал!
Почему потоп ты устроил?
Пришёл бы пришёл леопард и людей пожрал!
Почему потоп ты устроил?
Пусть бы голод явился голод, землю разорил бы!
Почему ты потоп ты устроил?
Чума пусть бы явилась, разорила землю бы!
Тайну богов великих не открыл я людям,
Сон поведал им тайну когда я, мудрый, его им послал».
Совета у Бела боги тогда спросили;

Бел на судно поднялся,
Меня за руку взял, вознёс высоко;
И жену мою он вознёс, рядом нас поставил;
Стал он между нами, наших лиц коснулся, благословил нас:

«Прежде Ут-напиштим прежде смертными был,
Ныне он с женою нам, бессмертным, подобны:
Пусть живёт Ут-напиштим в устье рек!
В устья рек меня поселили.
Кто из богов введёт тебя, Гильгамеш. в их собранье,
Которого ищешь, чтобы. благодаря ему, обрёл ты бессмертие?
Не ложись шесть дней, семь ночей!»

Гильгамеш опустился на землю,
И на него повеял сон, словно буря.

Ут-напиштим Говорит Ут-напиштим супруге:
«Видишь ли этого сильного, что хочет бессмертья?»
Супруга отшельника говорит, Ут-напиштиму:
« А ты тронь его, пусть человек пробудится сразу
Невредим, путём, что пришёл, домой возвратится через большие ворота!»

Говорит супруге Ут-напиштим:
«Человечество злом воздаёт за благо, потому что дурно!
Но положи у его изголовья спечённые хлебы!»
И пока он на палубе судна спал,
Хлебы она положила у его изголовья и поведала ему знания:

«Первый его хлеб заквашен,
Второй — выдержан, третий — сдобрен,
Поджарен — четвёртый, он сделался белым,
Пятый сделался старым,
Шестой — проварень,
Седьмой!…»
Он тронул Гильгамеша, тот пробудился сразу!
И говорит отшельнику:

«Простёрли сон надо мною! Я лежал без движения,
Вдруг коснулся ты меня, и я пробудился».

Ут-напиштим говорит Гильгамешу:
«Сосчитай свои хлебы!
Да будет тебе известно качество хлебов!»

Гильгамеш говорит отшельнику:
«Что я сделаю, Ут-напиштимь? Куда пойду я?
Я, похититель чьих-то радостей,
Я там, в чьей спальне кроется гибель?»

Обратился Ут-напиштим к Ур-Эа, лодочнику.
«Пусть тобою море возвеселится, Ур-Эа!
Пусть увидит тот, кто бродит по берегу!
Перед которым пришел ты,
Тело чьё прикрыто одеждой грязной,
Красоту чью шкуры закрывают,
Веди его в баню, Ур-Эа,
Пока одежда чистой не станет пусть он моет её в воде.
Пусть его шкуры с плеч унесёт море,
Пусть возбудит его дивное тело в смотрящем зависть,
Пусть она станет новой, повязка его головы,
Пусть он покроется  непостыдной одеждой!
Вплоть до дня, как он в свой города прибудет,
Вплоть до дня, как он окончит дорогу,
Останется новым его платье, не износится».
Ур-Эа и Гильгамеш взошли на судно,
Отплыли, столкнув судно на волны.

Отшельник так сказал  супруге:
«Гильгамеш устал, истомился, много путешествуя,
Что ты дашь ему при его возвращенье?»
Жердь поднимает, услыхав эти слова Гильгамеш,
Он подводит судно к берегу.

Отшельник говорит Гильгамешу:
«Я открою тебе, Гильгамеш, тайное слово,
Тебе скажу я слово священное.
Видишь на дне моря растение?
Пронзит твою руку шип его, точно терновник,
Если растенье это рука достанет».

Гильгамеш, едва услышал это,
К ногам привязал к ногам тяжёлые камни,
В море погрузили они его.
Растение ему руку пронзило.
Тогда тяжёлые камни отвязал он
И наверх поднялся со своей добычей.
Он обратился к Ур-Эа:

«Это растение весьма знаменито,
Человек получает от него дыханье жизни.
Я возьму его в  Урук, поделю средь сограждан,
«Старик становится юным» имя его.
Я съем его в Уруке и юношей стану».

Принесли они жертву умершим — двадцать часов прошло.
Завершили они причитания — тридцать часов прошло;
Колодец с холодной водою увидал Гильгамеш.
Он водой из него омылся.
Запах растенья змея услыхала, растение утащила.
Крикнул проклятие, возвратившийся Гильгамеш,
Сел и заплакал;

Говорит он лодочнику, Ур-Эа:
«Для кого мои руки терпели усталость и растратил я кровь из сердца?
Не для себя совершал я подвиги, для львов пустыни,
И колышат волны моё растение.

Когда выходил на берег я ,
Видел священный знак: время причалить,
Время у берега судно оставить».

Принесли они жертву умершим — прошло двадцать часов,
Завершили они причитания — прошло тридцать часов,
Тогда и увидали Урук блаженный.

К лодочнику Ур-Эа обратился Гильгамеш:
«Поднимись Ур-Эа на стену Урука!
На кладку взгляни, не прекрасна ли кладка?
Или заложили здесь основание не семь мудрецов?»


Часть одиннадцатая


Уста Гильгамеш отверзает, он спрашивает ур-Эа:
«В обитель мрака как спуститься мне,
Моего друга Эабани как увидеть?»
Говорит Гильгамешу Ур-Эа:

«Если хочешь ты увидеть Эабани, Гильгамеш,
Живущего в царстве мёртвых,
В грязное облекись платье, а чистое — сбрось,
Словно ты был гражданином во дворце Ниназу!
Не умащайся благовонным маслом из урны:
Тени к тебе устремятся, как только запах услышат!
Не ставь на землю лука своего:
Тебя обступят все, поражённые луком!
В руке не держи царского скипера:
Объявят пленным тебя тени!
Пусть не касается обувь ног твоих:
По земле ступая в обуви шума наделаешь!
Жену свою, которую любишь, не целуй,
И жену, которую ненавидишь. не бей!
Ребёнка, своего, которого любишь, не целуй,
И ребёнка своего, которого ненавидишь, не бей!
Тогда ты услышишь жалобу земли!

Мать Ниназу, почиет,
Не покрыты одеждой бедра её блестящие,
Не похожа на урну грудь её!»

Закон Гильгамеш преступает,
Жену, которую любить, он целует,
Ребёнка, которого ненавидит, ударяет.
Не может он услышать жалобу земли:
И мать Ниназу, продолжает почивать,
Не покрыты одеждой бёдра её блестящие,
Не похожа на урну грудь её.

Эабани не может выйти на землю.
Земля не пускает Эабани, Намарту не взял его, несчастье не взяло.
И страж Нергала безжалостный не взял его — земля не пускает.
На месте битвы людей он не пал, земля не пускает.
По своему слуге Эабани плачет Нинсун,
К дому Бела она поспешно приходит,
Бел не сказал ни слова, она к Сину приходит,
Син не сказал ни слова, она приходит к Эа,

Говорит Нергалу Эа отец:
Открой отверстие ада сильный Нергал,
Выйдет тень Эабани к брату!
Внимает веленью Эа сильный Нергал,
Отверстие ада он открывает,
Дыханью подобно, выходит тень Эабани.

Говорит Гильгамеш с Эабани:
«Скажи мне, друг мой,
Закон земли, который ты знаешь!»
«Друг мой, не скажу я!
Закон земли сказал я если бы,
Ты тогда сел бы и заплакал!»

«Что же? Пусть я сяду и заплачу!
Закон земли, который ты знаешь, скажи мне».
«Голова, которой ты касался и которой радовался сердцем,
Червь её пожирает, точно старую одежду!
Грудь, которой ты касался груди моей и  радовался сердцем,
Полна она пыли, точно старый мешок!
Пыли подобно всё тело моё!»

«Кто умер смертью железа, ты видел?»
«Видел! Он лежит на постели, пьёт прозрачную воду».
«А того, кто убит в бою, ты видел?»
«Видел! Отец и мать его голову держат, жена над ним наклонилась». —

А того, чьё тело брошено в поле, ты видел?
«Видел! Его тень не находит в земле покоя».
«А того, о чьём духе никто не печётся, ты видел?» —
«Видел! Остатки в горшках и объедки с улицы ест он».

Заключение

Перед тобой, читатель, мифы о Шумерах, о сотворении мира и несколько эпизодов из жизни царя Урука, Гильгамеша. Всё, что сохранили глиняные таблички с клинописью (письменами Шумеров). Очень помогли переводы текстов Шумеров с табличек Шилейко В.К., Н.С. Гумилёва, Афанасьевой В.К. Если бы не их переводы, то многие мифы о Шумерах, многие эпизоды их жизни не состоялись. Ваш покорный слуга, В И Глушков, переводил по-своему все представленные переводы о Шумерах. Большим подспорьем в работе над мифами и эпосом явились книги: Перевод с новошумерского, В.В. Емельянова, и Шумеры «Первая цивилизация на  земле», С. Крамера.











Вступление

Много-много сотен лет тому назад
Пришёл народ из космоса на Землю,
И называл себя Шумерами народ,
Они бывали раньше на планете,
Что Нибиру, их языком произносилось.
Но вот столкнулся спутник Нибиру
С планетой Тиамат (с Землёй, если по-русски)
И раскололась Тиамат на две большие части.
Одна из них наречена была Луною.
А Богом звался, на период катастрофы — Мардук
Царём планеты Нибиру — Шурупак.
Но сильно пострадал защитный слой планеты,
Тончайший, из  злата чистого изготовленный.
Он отражал свет и тепло, в сторону планеты,
И отфильтровывал вредоносные лучи с Земли.

Пришёл к царю Мардуку его звездочёт, Энмеркар:
 - О царь великий, божество наше священное.
Я наблюдал за поведением звёзд, глазами видел,
Как разлетелась на куски планета Тиамат...
- Весть недобрую принёс ты, звездочёт,
И по земным законам тебя  бы надобно казнить,
Но коль назвал меня ты Богом, прощаю я тебя.
А теперь мне надо подумать, как поступить…
- А что тут думать. На Земле золота сколь хошь,
Копай, да копай.
Но Солнечная Система подчинена Элохиму Иегове...
- И то верно, звездочёт, светлая у тебя голова,
Не забита мякиной, от однообразного труда.
А с Элохимом мы договоримся. Не твоя забота...
- Звёзды понимать надо, а не просто следить за ними,
Но добычу золота надо начинать с Африки, там его полно…

1Сотворение мира.

Вы ошибаетесь, коль ничего не знаете о Шумерах,
Древнейшем народе, живущем в Месопотамии,
Межу реками Тигр и Ефрат.
Долина между двумя реками
Давно привлекала Шумеров.
Они распахали её
И добывали там золото.

Умным народом были Шумеры.
Все  достижения, что были в  мире, пришли от них.
Да и их можно смело назвать древнейшей цивилизацией.

Первоначально во вселенной возник пресноводный хаос,
Где зародилась праматерь Намму.
Сын её Ан, находился на вершине горы, а дочь, Ки —
У подножия. Дети Намму соединились,
Произведя на свет бога воздуха, Энлиля,
Семь богов стихий и других богов.
Когда места на горе стало мало,
Энлиль поднял её вершину.
Так возник небосвод.
А когда он опустил подножие горы,
Возник, внизу, диск Земли.

2 Миф о потопе

На совете богов решили наслать на землю потоп и уничтожить всё человечество.
Но многие боги были огорчены этим.
Зиусудра, правитель Шуруппака, представлялся набожным и богобоязненным царём.
Он пребывал в постоянном ожидании божественных снов и откровений.
Он слышал голос во сне голос Энки.
Тот сообщал ему о намерении богов "уничтожить людское племя".

В течение семи дней и семи ночей на земле бушевала буря большой силы.
Боги боялись её.
Наконец на небе появился бог Солнца Уту.
Он осветил и обогрел землю.
Зиусудра предстал перед ним ниц и принёс в жертву волов и овец.

Он получил в дар "жизнь, как у бога" —  бессмертие.
Вместе с супругой он был перенесён в божественную райскую страну Дильмун.

3 Миф о происхождении бога Луны

Случилось это во времена,
Когда город Ниппур населяли лишь боги, дети Ану.
Одна из богинь, старая и хитрая Нунбаршегуну
Задумала сочетать браком свою дочь Нинлиль
И старейшину богов могучего Энлиля.

Зная, что Энлиль любит бродить в одиночестве по берегу реки,
Нунбаршегуну подговорила свою дочь прийти в это время к потоку.
Дочь скинуть с себя одежды и сделать вид, будто она собирается искупаться.
Произошло все, так как и рассчитывала хитроумная богиня.
Энлиль, увидев прекрасное тело Нинлиль, воспылал страстью
И  захотел сблизиться с ней, но девушка отказала ему,
Сославшись на свою невинность.
Обескураженный бог с тяжёлым вздохом отступил.
Но красота девушки запала ему в душу.
Он обратился за помощью к своему слуге Нуску.
Тот посоветовал быть настойчивей и похитить юную деву,
Ссылаясь на то, что она противится лишь из скромности,
Познав твою страсть и сама воспылает любовью.

На следующий день девушка пришла к реке купаться.
Энлиль выскочил из зарослей тростника, схватил её,
Посадил в лодку, заранее приготовленную Нуску.
Он пустил судёнышко по течению и силой овладел Нинлиль.
Молодая богиня зачала ребёнка.

Боги, узнав о безнравственном поступке,
Сильно возмутились.
Пятьдесят семь величайших и великих богов
Решили, что Энлиль должен отказаться от власти.
В наказание за нарушение запретов он обязан отправиться в нижний мир.
Но тут прекрасная Нинлиль, беременная будущим богом Луны, Нанной,
Заявила, что любит своего обидчика и последует за ним в изгнание.

Энлиль был сильно удручён тем, что если бы сын родился в  мире мёртвых,
То он не смог бы подняться на небеса, как было ему предначертано.
Тогда у бога созрел хитроумный замысел.
Он знал законы подземного мира. Для того, чтобы кому-либо покинуть "страну без возврата" необходимо было предоставить себе замену из трёх родственников.
Это значит, Энлилю, если он хочет вывести свою семью в верхний мир, надо искать таковых.

— Я первым сойду под землю, — сказал он Нинлиль, —
Буду ждать тебя в нижнем мире.
Не торопись и спокойно снаряжайся в путь.
Когда подойдёшь к воротам подземного царства,
То тебя встретит страж и спросит, кто ты и куда идёшь.
Расскажи ему обо всем и выполни все его желания!
Потом ты достигнешь великой подземной реки и увидишь её хозяина.
Вновь назови себя и сделай все, что он захочет.
Через реку перевезёт тебя лодочник.
Выполни также и его волю.
Не страшись ничего.
Все будет так, как предрешили семь величайших богов,
Они определяют судьбы будущего.
Совершив грех, ты останешься безгрешной!

Простившись с женой, Энлиль принял образ стража ворот нижнего мира.
Он стал поджидать Нинлиль.
Та подошла к воротам, увидела стража и стала объяснять ему цель визита.
Энлиль в образе привратника сказал, что пропустит её,
Только если она возляжет с ним на ложе страсти.
После некоторых колебаний, вспомнив наставления мужа, богиня согласилась. В её чреве зародился бог Нергал — Месламтеа.
Нинлиль двинулась дальше,
Она подошла к берегу подземной реки и там встретила Энлиля, в образе хозяина реки.
Сблизившись с ним, она зачала бога Ниназу.
Чтобы переправиться через реку, богине пришлось отдаться ещё и лодочнику.

План Энлиля удался — 
Три его сына остались в подземном мире.
Но старшему брату, Нанне, надлежало становится богом Луны.
Он взошёл на небеса.
Энлиль и Нанна недолго оставались в нижнем мире.
Искупив свою вину, они вернулись в Ниппур.
Энлиль вновь стал во главе богов.

4 Миф о Думузи и Энкимду

Прекрасная Инанна, Царица Небес, дочь бога луны Нанны, жила на краю неба.
Иногда она спускалась на землю.
От её прикосновения почва покрывалась зеленью и цветами.
Красоте богине не было равных.
Полюбили её одновременно пастух Думузи и  земледелец Энкимду.
Оба они посватались к прелестной деве, но та колебалась и тянула с ответом.
Её брат, солнечный бог Уту,  уговаривал её обратить внимание на  Думузи.
Да станет пастух тебе мужем!
Отчего ты не хочешь?
Его молоко превосходно и сливки хороши.
 Да будет Думузи тебе супругом!
Хороши его сливки, будешь их пить с ним вместе,
Ты, сень царей, отчего же ты не согласна?
Но Инанна похоже  была влюблена в земледельца Энкимду.
Да не будет пастух мне супругом!
Покрывалом из новой своей шерсти меня не покроет!
С ним вдвоём дабы лечь — не промолвлю я слова!
Я, дева, да возьмёт меня земледелец!
Землепашец, кто растит изобильные травы,
Землепашец, кто растит изобильные злаки!
Уту  расписывал сестре выгоды занятий пастуха над трудом землепашца.
Но упрямая богиня осталась непреклонной.
Она говорила, что ей милее Энкимду,
За то что он укрывал землю зеленью и выращивающиавал спелые колосья.
К Инанне приходил сам отвергнутый жених Думузи. 
В своей речи ему удалось доказать выгоды своего имущества, по сравнению с имуществом соперника.
На богиню его слова произвели впечатление
Она пригласила пастуха на следующий день в дом её матери Нингаль.
Мать должна дать своё согласие на брак.
Жених гулял по берегу реки и неожиданно встретил Энкимду.
Думузи заволновался.
Он готов был драться с соперником.
Но землепашец отвечал, что если Инанна предпочла пастуха, то это её право.
Она предложила Думузи дружбу, которую тот радостно принял.
На следующий день Нингаль согласилась на брак дочери Инанны и Думузи.

5 Миф о женитьбе «Марту»

Бог «Марту» надумал жениться.
Он попросил свою мать найти ему жену.
Та посоветовало сыну самому заняться поисками.
Но выбрать девушку по своему вкусу.

Как-то раз в Нинабе состоялся большой праздник.
На него пригласили Нумушда, бога-покровителя города Казаллу.
Он приехал вместе с женой и дочерью.

Во время пира «Марту», в честь Нумушды, совершил героический поступок.
Бог предложил «Марту», в качестве награды, серебро и ляпис-лазурь.
Но тот отказался и попросил руки дочери Нумушды.
Тот согласился, хотя подруги дочери пытались отговорить её от этого брака.
Они говорили, что «Марту» «варвар, живёт в палатке, питается сырым мясом и после смерти не будет погребён.
Но свадьба состоялась!

6 Миф об Инанне и Шукаллетуде

Жил когда-то один садовник по имени Шукаллетуда.
Он очень старательно возделывал свой сад, поливал деревья и грядки, но все его усилия оказывались тщетными —
Сухой ветер пустыни иссушил почву и растения гибли.
Измученный неудачами Шукаллетуда обратил взор к звёздным небесам.
Он стал просить божественного знака.
Шукаллетуда получил веление богов.
Он посадил в саду дерево сарбату.
Это дерево простирает тень свою, с запада на восток.
У Шукаллетуда получился желаемый результат — все растения в саду расцвели пышным цветом.

Однажды богиня Инанна после долгого и утомительного путешествия решила отдохнуть, неподалёку от сада Шукаллетуды.
Садовник увидел прекрасную богиню.
Он несмело опустился перед ней на колени и поцеловал её.
Видя, что Инанна спит беспробудным сном, Шукаллетуда осмелел и удовлетворил свою внезапно вспыхнувшую страсть, овладев спящей богиней.
Проснувшись с первыми лучами солнца Инанна проснулась и была глубоко оскорблена дерзостью простого смертного.
Она решила, во что бы то ни стало, отомстить ему.
Так как богиня не знала, кто именно оскорбил её, месть пала на головы всех жителей Шумера.

Вначале Инанна напитала все колодцы страны кровью.
Затем она наслала на Шумер разрушительные ураганы.
Но каждый раз Шукаллетуда шёл в дом своего отца.
Мудрый старик советовал ему отправляться в крупные города, чтобы богиня не могла отыскать его.

После третьей попытки Инанна осознала: не в состоянии отомстить смертному.
И отправилась она к шумерскому богу Энки, попросить у него помощи.
Энки помог ей —  Шакуллетуда забыл о своём грехе,
Но помощь стоила богине совокупления с богом.

7 Миф о Лахаре и Ашнане

 Бог Энлиль построил на земле город Ниппур.
Он населил его богами ануннаками, жизнь была скудной и бедной.
Люди не знали зерна, не имели домашних животных, не умели делать ткани.
Они питались травой и кореньями, пили воду из канав, ходили обнажёнными.

Но боги задумали улучшить жизнь на земле.
Великий бог Ан собрал их всех на горе небес и земли.
Там были созданы богиня зерна Ашнан и богиня овцеводства Лахар.
Они должны были удовлетворить голод и жажду ануннаков.
Но боги едят хлеб, пьют молоко и никак не могут остановиться.
Тогда мудрый Энки предложил Энлилю спустить богинь на землю, к людям.
Энлиль согласился, и по его повелению Лахар и Ашнан поселились среди людей.
Сердца великих богов преисполнились радости, когда увидели они, что изобилие и богатство наполнили страну.

Однажды, выпив вина, трудолюбивые и прилежные богини затеяли спор кто из них важнее —
Ашнан и её земледелие или Лахар со своими овцами, молоком и шерстью.
Они долго пререкались между собой, пока мудрый Энки не вынес свой приговор.
Он объявил, что земледелие и скотоводство должны находиться в тесной связи.
Но первенство отдал Ашнан.
Только хлебом можно насытиться, он укрепляет тело, а вино веселит сердце.
 Хлеб и вино важнее для жизни, чем молоко и шерсть.
Ашнан, питающая богов и людей, должна занимать первое место.
А  сестра, Лахар —  чтить её и признавать её старшинство.

На Горе Небес и Земли,
Когда Ан сотворил Ануннаков,
Имени Ашнан-Зерна ещё не было создано.
Нитей Утту-Ткачихи в стране не сотворили.
Уток и основу для Утту не очертили.
Овец и коз не было, ягнята и козлята не множились.
О двойнях и тройнях овец и коз не было и речи.
Имени Ашнан, изумрудно-сверкающей, Лахар-Овцы
Ануннаки и великие боги ещё не знали.
Зерна тридцатидневки, сорокадневки и пятидестидневки тогда не было.
Зерна мелкого, горного, отборного не было.
И одежды не было.
И Утту-Ткачиха не рождена. Царственная повязка отсутствовала.
Владыка Вестник, владыка сиятельный не рождён.
Бог Шаккан на безводные земли не вышел.
Человечество тех далёких дней
Хлеба для пропитанья не знало,
Как обернуться одеждой, не знало.
Словно овцы, ртами траву щипали.
Водою канав утоляли жажду.
Молоко загонов священных и хлеба
Вкушали ануннаки и не наполнялися.

И тогда-то Энки и промолвил Энлилю:
«Отче Энлиль, Зерно с Овцою,
На Священном Холме сотворённые,
Со Священного Холма да будут спущены!»

И, согласно светлым словам Энки и Энлиля,
Овца и Зерно со Священного Холма были спущены.
Овцу они оградили загоном,
Взрастили ей богатые травы.
Для Зерна они устроили поле,
Даровали ей плуг, ярмо и упряжку.

В своём загоне стоит Овца.
Стоит Зерно в своей борозде —
Статная дева, излучение прелести,
От полей главу святую вздымая,
Благодатью небес наливается.
Восходят Овца и Зерно в сиянии,
Для народа они — благоденствие,
Для страны — поддержание силы жизни.

Сути божьи исполняют праведно.
Ими житницы страны наполнились,
Закрома страны от них разбухли.
И когда в дома бедные, во прахе лежащие,
Они вступали — изобилием одаряли.
Куда вдвоём стопы они направляли —
Щедрость в дом прибавляли.
Там, где вставали они, — приумножение,
Там, где садились они, — украшение.

Сердца Ана и Энлиля радовались.
Вино сладкое они пили.
Пиво вкусное они пили.
Но средь полей орошённых затеяли ссору.
В трапезной в спор они вступили

Зерно Овце так молвит:
«Сестра, я главная, тебя я превосходней!
Среди украс страны тебя блистательней!
Герою героев силу я даю,
Дабы дворец наполнил он славой,
В стране безгранично простёр своё имя.
Я — дар Ануннаков, престолов нутро.

Когда я даю силу герою,
Он отправляется на битву.
Он не чувствует своего тела,
Когда, играя, идёт по полю.
Я поддержка соседства и дружбы.
А когда  вхожу к пленённому мужу,
То судьбу ему решаю:

Своё сердце разбитое он забывает,
Его цепи и узы я разрываю.
Я Ашнан-Зерно, изумрудно-сверкающая,
Я воистину дитя Энлиля!
Хоть в овечьем загоне,
Хижине пастушьей,
Под небом пустыни,
Я — повсюду!
Что ты можешь возразить на это?»

В ответ Овца Зерну молвит:
«Что ты сказала, сестрица?
Ан, всех богов владыка,
С земли священной, с земли драгоценной
Дал мне спуститься!
Нити Ткачества, грозное свечение царства,
Он доверил мне нити качества!
Шаккан, гор повелитель,
Свои Сути-знаки пестро разукрасил!
Исправно ведёт своё хозяйство.
От могучих кряжей до горных цепей страны чужой
Он нити крутит.
Он направляет пращу, лук великий.
Я — охрана войск отборных.
Я — в полях мужей пропитанье.
Я — кожаный мешок, с водою ключевой,
Я — кожаные сандалии.
Я — сладкое масло, богам воскуренье,
Я — в растёртом масле, в давленом масле, в кедровом масле,
В постоянных жертвах!
В моём одеянье сияющей белой шерсти
Царь веселится на своём престоле.
Мой облик — радость богам,
Сиянье и веселье их плоти.
Я вместе со жрецом очищающим,
Жрецом-заклинателем,
Жрецом омывающим,
Когда они облачаются для святого обряда.
Я шаги мои с ними направляю!
А борона, а лемех, а вожжи —
Орудия всепоглощающей топи!
Что можешь ты возразить на это? Что ответить? Говори!»

Тогда Зерно Овце отвечает:
«Когда пивной хлебец в печке прожарится,
Когда сусло в печке проварится,
Сама Нинкаси их для меня смешает!
И все козлы твои, бараны
Окончат жизнь на моём застолье!
Как на столе их расставят, от моих даров зависит!

Под небом пустыни к моим дарам
Пастух вздымает очи!
А когда, посередь поля я встаю в борозде,
Твоего подпаска мой земледелец дубинкою изгоняет!
С полей тебя отправляют в места безлюдья,

И не выйти тебе оттуда —
Скорпионы, змеи, разбойные люди -
Все, что есть в пустыне. —
Твой приговор под его небом!
Каждый день там твой сосчитан,
И с зарубками палка воткнута в землю!
И сколько б ни повторял твой пастух:
"Как много овец, как много ягняток,
Как много козляток,
Когда пролетит ветерок, играя,
Когда промчит ураган, сбивая, -

Тростниковую хижину ты себе строишь!
Но когда ветерок играет и ураган с ног сбивает,
Ишкуру-грому равная я поднимусь!
Я, Зерно, возрождаюсь героем
Остаюсь и стою, не склоняясь!

А котёл на ножках — маслобойка,
Украсы пастырства достоянье!
Что можешь ты возразить на это?»

В ответ Овца Зерну молвит:
«Подобно Инанне небесной,
Ты коней возлюбленная!
Как вместе с горным рабом, вражий пленник,
И с тем мужем, что бедных жену и детей оставил.
Верёвкою связанные за локти,
На гумно подымаясь,
С гумна спускаясь,

Глаза твои палками бьют и уста бьют твои,
Когда колосья, точно в ступке разбиты,
Ты вздымаема южным и северным ветром,
И жернова каменные по тебе гуляют,
Ручными камнями лик твой перетирают,
Ты квашню собою заполняешь,
Пекарь рубит тебя и швыряет,
Раскатывает тесто пекарка.
Тебя ставят в печку.

А когда на стол тебя поставят,
Я пред тобою!
И так, на сути твои взглянув,
С чего бы это мне быть за тобою?
Мельник, это ли не зло?
Что ты возразить на это можешь?
Как ответишь?»

Сердце Ашнан-Зерна наполнилось горечью,
К ссоре голову она обратила.
Зерно Овце так молвит:

«Гром-Ишкур твой владыка, Шаккан пастух твой,
Твоё ложе — безводная пустыня!
Огонь, пожирающий дом и ниву,
Как, влетающий в дом и ворота, воробей,
Входишь ты в нищих страны и слабых.

Склоню к земле я шею!
Когда в деревянных мерках
Понесут твои внутренности на рынок,
Когда обёрнуто твоё горло
Твоею же повязкой набедренной,
То один говорит другому:
«Отвесь-ка мне мерку зерна
Для моей овцы!»

Тогда Энки Энлилю так промолвил:
«Отче Энлиль, Овца и Зерно,
Пусть обе они ходят вместе.
Серебра три доли их союз да упрочат,
Но из них две Зерну причитаются.
Пусть колени преклонят пред Зерном,
Дабы ей ноги поцеловать.
От восхода Солнца и до заката
Имя Зерна да будет прославлено,
Да склоняются выи под ярмо Зерна.

И тот, кто серебром владеет,
Каменьями дорогими владеет,
Овец имеет, быков имеет,
В воротах того, кто Зерном владеет, пусть постоит,
Так проведёт денёк!»

8 Миф о Лугальбанде и горе Хурум

Замыслил царь Урука Энмеркар совершить поход на Аратту —  Завоевать непокорную страну. Бросил он клич по городам и землям, и стали стекаться в Урук полчища воинов.
Руководили этим походом семь могучих и прославленных героев.
К ним присоединяется и Лугальбанда.

Они преодолели половину пути, но на Лугальбанду напала странная болезнь.
Немощь и боль сковали героя.
Друзья решили, что он умер, и долго думали, что же с ним делать.
Они положили его на горе Хурум,
Постелив ему великолепное ложе, оставив всяких яств.
На обратном пути они собирались забрать его тело.

Но Лугальбанда не умер.
Через некоторое время, очнувшись, он начал молить богов.
Те возвращают ему здоровье.
Лугальбанда скитался по лесам и степям в поисках своих товарищей.
Однажды ему приснился божественный сон.
В нём бог сновидений говорил, что герою надо устроить жертвенный обед для богов.
Лугальбанда в точности выполнил данные ему указания.
Он выпек ритуальные лепёшки,
Убил горного быка и его внутренности посвятил Уту,
Заколол козла с козочкой и слил их кровь.
Боги восприняли Лугальбанду, как героя.
Он очутился среди своих товарищей.
Но затерялись они на горе,
И Лугальбанду вновь остался один.

9 Миф о Лугальбанде и Энмеркар

Долго бродил по горам Лугальбанда.
Пришла ему мысль в голову,
А не ли угодить  орлу Анзуду,
Тот поможет герою найти войско Урука.

Так он и поступил.
Нашёл на вершине скалы огромное дерево,
В нём Анзуд свил гнездо,
Дождался, пока гигантская птица отправится на охоту,
И начал ублажать маленького орлёнка.
Накормил его разными лакомствами,
Глаза сурьмой подкрасил,
Украсил душистым можжевельником,
На голову венец возложил.

Тут возвращается птица Анзуд,
Несёт в когтях дикого быка.
Подлетая к гнезду, крикнул орёл.
Раньше голодный птенец всегда отвечал криком, а теперь молчит.
Испугался Анзуд, что его орлёнка похитили и вдруг видит:
Сияет его гнездо, как жилище богов,
А птенец сидит ухоженный, сытый и довольный.

Обрадовался орёл и поклялся выполнить любое желание того, кто это сделал. Вышел Лугальбанда из укрытия и попросил орла назначить ему судьбу.
Анзуд предложил герою богатства несметные,
Лугальбанда их не принял.
Орёл предложил оружие непобедимое,
Лугальбанда и это не принял.
Птица  предложила славу громкую,
Лугальбанда не принял.
Попросил герой у Анзуда наделить его даром быстро покрывать любые расстояния.
Орёл согласился и на прощание предупредил Лугальбанду, чтобы тот никому не рассказывал об их встрече.

Герой отправился в путь,
Нашёл урукское войско и присоединился к нему.
Радости его друзей нет предела.
Они не знают, куда его посадить и чем накормить.
Однако дела у войска обстоят очень плохо.
Подошли они к стенам Аратты, а взять город не могут.

Положение начинает складываться отчаянное.
Тогда Энмеркар, правитель урукского войска,
Обратился к своим воинам. 
Он попросил прислать ему добровольцев, 
Отнести его послание в Урук богине Инанне.
Энмеркар, разгневал чем-то богиню,
И бросила она его в трудную минуту.
Никто из воинов не вызвался быть гонцом.
Опять горы Хурум пересекать никто не хотел.
Лугальбанда  готов был идти один.
Друзья пытались отговорить его,
Убеждали, что эта затея невыполнима, 
Он не сможет в одиночку совершить такой трудный путь.
Но Лугальбанда, так и не открыв им своего секрета, отправился в дорогу.

Моментально добрался герой до жилища богини Инанны,
Пал перед нею в молитвах и пересказал просьбу Энмеркара.
Сжалилась Инанна над его мольбами и научила, что сделать.
Речь шла о какой-то диковинной рыбе, которую надо поймать в реке,
И чаше, которую необходимо сделать из тамариска.

Лугальбанда блуждал в далёких горах,
Матери и отца с ним нет — никто не даст совета,
Разумного друга с ним нет,
Помощника мудрого в размышленье.
Сам себе Лугальбанда помощник мудрый:
«Как бы орлу Анзуду доставить радость,
Угодить бы его супруге,
С его орлицей, с его орлёнком попировать бы!
Да будет со мною Нингуэна,
Что Ан в горах похитил!
Украшение матери — хозяюшка!
Чан её — лазурита зелёного,
Серебра и злата кувшин её,
Застольное удовольствие — глоток её пива!
Один кубок бодрящего пива — и мчишься без устали!

Да будет рядом Нинкаси с чаном,
Бесподобный напиток приготовить поможет,
Орёл, напившись,
В стан урукитов меня направит!
О Анзуд, подари мне путь к моим братьям!»

Издревле благородное дерево Энки,
Среди пёстро-каменных гор Инанны,
Как великан, стоит на вершине.
Великан волосатый, заросший шерстью.
Его тень могучая далёкие горы
Плащом покрыла, обвила покрывалом,
Корни его —  змеи гигантские,
Их питают семь рек Уту.
И безлесые горы вокруг.

Там  скорпионы не ползают, змеи не вьются,
В листве "малая пташка"
Свила гнездо, отложила яйца,
А в ветвях орёл Анзуд орлёнка вывел.

Из чистых веток можжевельника и самшита
Орёл укрытие сделал.
Когда Анзуд кричит при восходе солнца,
Земля в горах дрожит...

Зубы у него,акулы,
Дикий бык от него убегает в горы,
Горный козёл несётся в страхе!

Лугальбанда смекалист,
Он поступает мудро:
В сладкую пищу — божье яство, —
Раденье — к раденью,
Мёд вливает, мёд добавляет.
Перед орлёнком угощенье расставляет.

Птенец пожирает жир овечий,
А тот ему яство в клюв толкает.
Сидит орлёнок в гнезде,
Лугальбанда глаза ему сурьмою подкрасил,
Голову душистым можжевельником обложил,
Венцом "Шугур" украсил голову.

Выбрался Лугальбанда из гнезда орлиного,
Затаился, стоянку в горах безлесых устроил.

Гонит Анзуд горных быков стадо.
В живого быка когти вонзил,
Быка убитого на шею взвалил.
Воды в бурдюк, десять гуров влил.
Взмыл орёл ввысь с ношей,
Подлетая, крикнул орёл у гнезда,
Птенец не откликнулся.

Второй раз крикнул орёл у гнезда,
Птенец снова не откликнулся.

Раньше кричал орёл,
Птенец откликался в ответ.
Застонал орёл, несутся стоны к небу,

Завопила орлица, пронзая воплями бездну.
Орёл стенаньями своими,
Орлица своими рыданьями,

Загнали горных богов Ануннаков,
Как муравьев, в земные расселины.

Говорит орёл своей орлице:
"В моем гнезде дыханье страха,
Как в великих загонах Нанны.
Моё гнездо предвещает ужас,
Как хищники, свившиеся в драке!
Кто птенца из гнезда похитил?»

Вот орёл приближается к гнезду,
Оно сияет, словно жилище богов.
Его орлёнок, сидит а гнезде
Глаза сурьмой ему кто-то подкрасил,
Голову душистым можжевельником обложил,
Венец "Шугур" возложил на голову.

Анзуд хвалу себе возносит:
«Я — вершитель судеб быстротекущих потоков!
Я — око истины, светлый советчик Энлиля!
Мой отец Энлиль меня поставил,
Привратником гор меня назвал он!
Я судьбы и слова изрекаю — кто их изменит?

Тот, кто гнездо моё изукрасил,
Одарю тебя Словом, если ты бог
Станешь навеки другом моим!

Наделю Судьбою, если ты смертный
Да не встретишь в горах соперников,
Могучий герой, одарённый Анзудом!»

Лугальбанда в страхе и в радости,
В страхе сердца, в радости сердца,
Орлу вкрадчиво отвечает он:
«О орёл, в зелёных рощах рождённый!
Плещешься, омываясь в водоёмах!
Предок твой Ан, вершитель судеб,
Вложил в твои руки небо, положил к ногам твоим землю!
Раскинул ты крылья по небу сетью!
В стада горные когти вонзаешь!
Спина твоя — таблицы в знаках!
Бока —  рассекающий воды Змеебог!
Нутро — сад, на радость цветущий!

Со вчерашнего дня я здесь обретаюсь, тебя дожидаюсь!
Орлица матушка мне говорит: — 
Ты мне батюшка...
Да станут мне братьями твои орлятки.
Да осмелюсь ей пожелать твоей орлице здоровья!
Да осмелюсь тебе пожелать здоровья!
Да попрошу у тебя Судьбы!"
Говорит Анзуд светлому Лугальбанде:
«Ну что ж, мой Лугальбанда,
Как ладья с зерном, как ладья с серебром,
Как ладья, плодами груженная,
Как ладья, овощами полная,
Как ладья урожая богатого,
К кирпичам Кулаба победно вернись!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Как у Шары, любимого сына Инанны,
Заблестят твои стрелы лучами солнца,
Засияет лук, как ясный месяц!
Да разят твои стрелы грозные, словно змеи!
Заклинанием их направишь, как топор рассекает рыбу,
Соберёшь их в связку, словно балки у плота!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Подобно Нинурте, сыну Энлиля,
Главу покроешь шлемом «Лев Битвы»!
Щитом-защитой, горой могучею, свою мощь удвоишь!
Сетью накроешь вражьи страны,
С даром победным в град вернёшься!»

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

«Изобилье светлых маслобоен Думузи!
Жир всего мира да будет с тобою!
Молоко всего мира да будет с тобою».

Лугальбанда смотрит в корень, не принимает дара.

Говорит Анзуд светлому Лугальбанде:
«Что же ты, мой Лугальбанда!
Одари же меня заветным желаньем!
Упрямец бык идёт по следу.
Осел хромой на верной дороге. Не нарушу слова!
В твоих желаньях Судьба твоя!»

Лугальбанда ему отвечает:

«Да бегут мои ноги без утомленья!
Да будут руки полны силой!
Их в беге раскину, и не ослабнут!
Как солнечный луч, как звезда восхода,
Как семь огненных бурь Ишкура,
Молнией спущусь, пламенем взметнусь!
Куда взоры смотрят, хочу отправиться,
К желанному краю стопы направить!
Добраться до мест, куда влечёт сердце!
Развязать сандалии, где сердце велит!

И если Уту пожелает, чтобы в Кулаб,
Мой град, я вернулся,
Мой супротивник да не возрадуется.
Мой супостат — «Он вернулся!» — воскликнет!
Твой образ в дереве на диво всем изготовлю!
Твоё имя в Шумере да будет прославлено!
Достойно в храмах великих богов установлено".

Отвечает Анзуд светлому Лугальбанде:
«Да бегут твои ноги без утомленья!
Да будут руки полны силой!
Раскинешь их в беге, и не ослабнут.
Как солнечный луч, как звезда восхода,
Как семь огненных бурь Ишкура,
Пламенем взметнёшься, молнией опустишься!
Туда, куда взоры смотрят, отправишься,
К желанному краю стопы направишь!
Куда сердце влечёт тебя, доберёшься!
Где сердце велело, там развяжешь сандалии!
И когда пожелает Уту, и в Кулаб,
Твой град, ты вернёшься,
Твой супротивник да не возрадуется.
Твой супостат — «Он вернулся!, — воскликнет!
Мой образ в дереве на диво всем изготовишь!
Моё имя в Шумере да будет прославлено!
Достойно в храмах великих богов установлено!
Как скороход, зашнуруешь сандалии,
Над Евфратом и рвами понесут тебя ноги».

Хлеб в дорогу ему не нужен,
Только оружье берет он с собою.
В поднебесье Анзуд спешит,
По земле Лугальбанда несётся.

Орёл с небес озирает землю,
Высматривает войско урукское.
Лугальбанда с земли следит за пылью,
Вздымаемой войском урукским.

Говорит орёл светлому Лугальбанде:
«Послушай меня, Лугальбанда,
Прими совет мой, со вниманием выслушай!
Судьбу, которой тебя одарил,
Друзьям своим не открывай,
Братьям своим не передавай!

В сердце добро со злом живёт!
Ну, я — к своему гнезду,
Ты — к войску своему!»

Орёл к гнезду своему возвращается.
Лугальбанда к братьям держит путь.
Как птица из светлых тростниковых зарослей,
Как боги Лахама, из бездны Абзу,
Как тот, кто с небес на землю спустился.

Лугальбанда средь войск отборных,
Среди собратьев появился.
Завопили, закричали братья,
Пристают к Лугальбанде с расспросами:
«Ах, наш Лугальбанда, как же ты здесь очутился?
Словно воина, в битве павшего, войско тебя оставило.
Жира свежего ты не ел,
Молока чистого ты не пил,
Как ты вернулся?
Изобильные горные реки,

Где от берега берега не увидишь,
Как пересёк ты? Выпил воду речную?"
Светлый Лугальбанда им отвечает:

«Изобильные горные реки,
Где от берега берега не увидишь,
Бёдрами едва касаясь, что воду из бурдюка выпивал.
Как волк яростен, я рычал, травы речных долин поедал.
Как голубь тучный, землю топтал,
"Мыльные" травы гор пожирал».

Братья Лугальбандаы
Россказни эти приняли с верою.
Как воробьи, что держатся стаей,
Обнимали его, целовали его,
Как птенца "длинноножки", что сидит в гнезде,
Кормили его, поили его,
Светлого Лугальбанду излечили.
Затем все за ним в Урук двинулись.

Как поле на ветру, змеясь, горы пересекают.
В двух двойных часах пути до города,
Перед укреплениями Аратты,
Окопались войска Кулаба и Урука.

Из города дротики торчат, что дождь из тучи,
Как тяжёлый град, летят камни,
За стенами Аратты — гам и кличи.

День проходит, истекает месяц,
Уж год, как к матери своей вернулся б,
Новый урожай дарует небо.

Враги же злобно на поля смотрят,
Страх забирается под самую кожу.
Как тяжёлый град, летят камни,
Загромоздили пути-дороги,
Горные деревья стеною встали.

Вились драконами друг с другом
Никто не знает, как к городу подойти
И в Кулаб пойти никто не отважится.

Тогда Энмеркар, сын Уту,
Задрожал, зарыдал, исторг вопли.
Кого в город послать, он разыскивает,
Посланца в Кулаб он отыскивает.
Но никто не скажет: "Пойду в город!"

К отрядам наёмников он обращался.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"
К отрядам лазутчиков он обращается.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"

Вновь к отрядам наёмников он обращался.
Но никто не сказал: "Пойду в город!"

К отрядам лазутчиков он обращался,
Но никто не сказал: — «Пойду в Кулаб».

Один Лугальбанда средь всех подымается и молвит:
«Вождь мой! Я в город пойду!
Пусть никто не идёт со мною!
Я один в Кулаб пойду!»

"Ну что ж, иди один в город.
Клятву небес и земли призываю —
Великие Сути Кулаба да будут с тобою!»

В справедливом собрании воинов,
Во дворце, воздвигнутом как твердыня,
Энмеркар, сын Уту,
Твёрдое слово Инанне послал:

«С тех пор, как владычица-сестра моя, светлая Инанна,
В горах камней драгоценно сияющих
Сердцем своим меня избрала,
К камням Кулаба вступить дозволила,
Воистину был Урук болотом, водой покрытым,
Воистину были сухие кочки, тополями заросшие,
Воистину сухой тростник в зарослях с зелёным мешался.

Милостью Энки, владыки Эреду,
Я тростник сухой вырвал,
Я воду отвёл.
Я строил полвека, полвека трудился.

И во всем Шумере и Аккаде
Поднялись «Марту», племена кочевые, что не ведают хлеба.
Стена Урука, как птичья сеть, распростёрлась над степью.
Но ныне Большая Земля погребла ликованье моё.

Как корова с телёночком связана,
Войско моё со мною связано.
Но, как дитя, что, на мать разгневавшись, город покинуло,

Владычица-сестра моя, светлая Инанна,
У камней Кулаба меня покинула.
Если город она любит, а меня не любит,
То зачем город ко мне привязала?

Жрица небес! Как Анзуд птенца,
Меня оставила,
Светлый лик отвратила!
Да дозволит к камням Кулаба вернуться!
Копьё моё к тем дням готово,
Но мой щит она разбила!
Владычице-сестре моей, светлой Инанне так скажи!»

Светлый Лугальбанда из дворца вышел.
Братья его,
Как пса-чужака, в стае диких псов, хватали его и рвали!

Как осёл-чужак, из стада ослов он ловко выскользнул!
«Ну, ступай в Урук за господина,
За Энмеркара, за сына Уту».
«Отчего один-одинёшенек кладёшь голову на дорогу?
Словно воина, в битве павшего,
Войско тебя не бросило ли?

Если добрый Удуг наш не встанет рядом,
Наша добрая Лама не пойдёт с тобою,
На стоянке нашей тебе не стоять,
В жилище нашем тебе не жить,
По дорогам нашим тебе не бродить!

Тот, кто в горах неприступных скитается,
Не возвращается! И ты не вернёшься!»

«Да уж, издавна известно,
Что со мною вы в Земле Большой не встанете!»

О, Лугальбанда! Сердца его братьев рвутся,
Сердца друзей беспокойно бьются.
Хлеб в дорогу ему не нужен,
Только оружье берёт он с собою.

От подошвы горы к вершине и в низину,
От границ Аншана до "главы Аншана"
Семь гор пересёк,
И к трапезе светлой Инанны поспел.

К камням Кулаба приблизился в радости.

Госпожа его, светлая Инанна,
Восседала там, в своём покое,
Перед ней он склонился,

Как она на пастуха Амаушумгальанну она смотрит,
Так на светлого Лугальбанду посмотрела,
Как она с сыном своим Шарой разговаривает,
Так и со светлым Лугальбандой заговорила:

«О, мой Лугальбанда!
По какому делу из города пришел?
Как один прибрёл из Аратты?»

Светлый Лугальбанда ей отвечает:

«Вот, что твой брат сказал, вот, что прибавил,
Вот, что Энмеркар, сын Уту, сказал, вот, что прибавил:
С тех пор, как владычица-сестра светлая Инанна,
В горах камней драгоценно сияющих
Светлым сердцем своим меня избрала,
К камням Кулаба вступить дозволила,
Воистину был Урук болотом, водой покрытым,
Воистину были сухие кочки, тополями заросшие,
Воистину сухой тростник в зарослях с зелёным мешался.

Милостью Энки, владыки Эреду,
Я тростник сухой вырвал и воду отвёл.
Полвека я строил, полвека трудился.
И во всем Шумере и Аккаде
Поднялись Марту, племена кочевые, что не ведают хлеба,
Стена Урука, как птичья сеть, развернулась над степью,
Но ныне Большая Земля погребла его ликованье».

Светлая Инанна ему отвечает:
«Ныне, в сверкающих водах, в сверкающих реках,
В потоках лазурных струй Ияавны,
У истоков вод, на лугах-берегах долинных,
Рыба, мохнатая, как козлёнок,
Луговую сладкую траву пожирает,
Маленькая крапивница-рыбка
"Мыльную" горную траву пожирает,
Исполинская рыба, что, как бог между рыбами,
Среди них резвится, хвостом играет.
Блестит чешуя её хвоста в священном месте,
Средь тростников сухих.
А вокруг тамариски растут в изобилии.
И пьют они воду болот.
Но стоит одиноко один тамариск в стороне.

Если Энмеркар, сын Уту,
Тамариск тот срубит, из ствола его чан выдолбит,
С корнями он его вырвет,
Исполинскую рыбу, что бог между рыбами,
Играет-плещется,

Эту рыбу поймает, сварит, украсит,
На мече боевом Инанны съест,
Войска его сдвинутся с места.

Жизнь Аратты поглотит пучина,
Серебро очищенное он захватит,
Лазурит шлифованный он захватит,
Мечом и огнём её завоюет,
Все  формы Аратты возьмёт с собою.
Зубцы Аратты — лазурит зеленый,
Стена и башни — глянцево-красные,
Глина её — оловянные слитки — "небесная глина"
Что добыта в горах лесистых.
Светлый Лугальбанда! Хвалебная песнь — тебе!»


В Аратту горную, страну пречистых Сутей,

Решил отправиться Лугальбанда.
Страну непокорную погубить идёт он.
Призыв объявил по градам.
Вестники трубят в рога по всем странам.

Идёт призыв Урука вмсте с господином.
Призыв Кулаба идёт с Энкеркаром.
Урук! Вздыманье его призыва — буря!
Кулаб! Вздыманье его призыва — тяжёлые тучи!

Облака грозовые, до земли достигают,

Бурей могучею в небо уходят.

Как саранчу, он людей своих собирает.
Брат брату подаёт знаки.
Царь, что во главе их идёт,

Сгрудились у края гор воины, словно овцы.
На плоскогорье, словно быки, толпятся.
Дорогу высматривают, пути выискивают.
Пять дней прошло,
На шестой — переправились через реку.
Дней седьмой пришёл — и в горы они вступили.
Горы пересекают.
От болота змеиного подымаются слева.

Их владыка, бури седлающий, —
Бога Уту сын, серебро драгоценное чистое,
От небес до земли его простирание.
Лучи сияния над головой его.
Что молния, стрела в шлеме сверкает.

Урук. топор боевой знаком его
Дал ему, в сиянии.
Как пёс, пожирающий трупы, с этим знаком
Горделиво выступает он.

Воинов, в те дни было семеро,
Питомцев, потомков Кулаба-града,
Молоком дикой коровы вспоенных.
Герои могучие они, порождение Шумера,
Семя государево они.
В застолье Ана вскормлены, в руке его взрощены.

Главари главарям — семерица эта,
Вожаки вожакам,
Всем верховодам они верховоды,
Над великим множеством.
С войсками своими отборными пришли
К господину жрецу верховному.
И восьмой среди них — Лугальбанда.

Он едва прошёл половину пути,
Как боль головная в него вошла.
Как змею, что топор настиг,
Разрубая, так она его догнала,
Как газель, что в капкан попала,
Лицом к земле его прижала.

Свои хваткие руки повернуть он не может.
Свои ловкие ноги поставить он не может.
К призыву царскому ему не подняться.

На великие горы опускаются тучи.
В Урук отнести его — как отнести не знают.
Иль в Кулаб отнести его — как отнести не знают.

В горах от холода клацают зубы.

В укромное тёплое место его приносят.
Стоянку ему устроили.
Финики, фиги, сыры во множестве,
Хлебцы сладкие, чем больные питаются,
В корзинку из пальмовых листьев уложенные.
Жир нежнейший, свежие сливки —
Провизию хлевов и загонов,
Яйца с маслом, яйца, запечённые в масле,
Пред ним, как на столе накрытом, расставили.

Пиво сладкое, с сиропом из фиников смешанное,
На подставке, запасы первосортного масла,
Как на стол, перед ним поставили.
Провизию, в ведро, из кожи, положенную,
Пищу в мешок из кожи запрятанную,
Братья его, как на судно, урожаем груженное,
В головах у него поставили.

В мехах узких кожаных — да не выльется, -
Пиво тёмное, питье пьянящее, пиво из эммера,
Вино сладкое, что небу на вкус приятно,
В головах у него поставили.

Ложе, словно дом, из мехов узких кожаных, ему сделали.
Травы, воскурения смолистые, смолы душистые
Вкруг него они расставили,

В головах у него разбросали.

Его топор боевой, чей металл сверкающий -
Железо небесное,
Что в белых горах был выменен,
В головах у него положили.

Его филигранный железный кинжал,
Что в чёрных горах был выменен,
К боку его они привязали.

Очи свои — колодцы, полные водою,
Светлый Лугальбанда широко раскрыл.
Губы свои — створки дверные солнца,
Братьям он не открыл.

Приподняли ему затылок — нет дыхания.
Братья его держат совет:
«Если брат наш с ложа, словно Уту, встанет,
Бог, что его поразил, удалится.
Если все это он съест,
То сила к ногам его возвратится.

Дабы перешёл он цепи горные,
Дабы пересёк он гряды горные.
Но если Уту нашего брата
Отзовёт к сокровенному месту, чистому,

То здоровье члены его оставят,
И когда из Аратты возвращаться будем,
Его тело к камням Кулаба отнесём.

И как средь светлых коров Наины,
Как месячного бычка, для возрастания
За загородкою оставлен,
Так братья его в ущелье горном мрачном оставляют.

Со стонами и слезами,
С  рыданьями и воплями,
В горести и печали
Старшие братья Лугальбанды
Дальше в горы отправились.

Прошло два дня с половиной, как занемог Лугальбанда,
Тогда Уту взгляд на его стоянку бросил,
Дабы степные четвероногие твари головы к нему воздели.

Спустилась прохлада дня,
И тело его будто смазали маслом,

Но болезнь его ещё не отпустила.

Воздел он очи на небо, к Уту,
Пред ним заплакал,
Во мраке гор к нему поднял свои руки:

«Приветствую тебя, Уту да не буду я больше болен!
Ты дал мне подняться в горы!
В мрачном горном ущелье я пребываю,
Но не буду больше болен!

Там, и отца- матери нету нету близких, знакомых,
Соседка, что к матери в дом придёт, обо мне не заплачет,
Боги-хранители материнские,
Боги-хранители отцовские, исчез он — скажут!

В месте гиблом не растекусь водою,
Землю горькую вместо зерна есть да не стану!
В степи неизвестной, подобно палке, да не буду брошен,
Дабы братья меня не дразнили!
Дабы друзы надо мной не смеялись!

И Уту внял его слезам,
Жизненной силе его, в ущелье горном мрачном,
Вернуться дал.
Та, кто бедным радость там, где поют и пляшут,
Благородим: блудница, что из ворот
Святого блудилища выходит,
Та, что ложе, делает сладостным,
От бедняка — пища радости,
Инанна, дочерь Зуэна.
Что быку, главу воздела,
Словно яркие звезды её блески-сияния,

Осветил горы её звёздный лик,
И к Инанне, к небу воздел он взоры перед нею заплкал,
Руки свои во мраке гор к ней поднял:

«О Инанна, дом и град родной мне возврати!
Где мать меня породила, со мною да будет,
Как змее — пустынное место, со мною да будет,
Как скорпиону — земная расселина, со мною да будет!
Великой царице, моей госпоже, тебе да несу мои плачи,
О госпожа моя, одетая пламенем...

Среди малых камней, драгоценных камней,
Среди их блистания,
От вершин каменистых до земли каменистой
В когтях плоскогорья Сабум,
В пасть-расщелину, в клюв её брошенный!»

Вняла Инанна его слезам, укрыла силы его жизненные,
Словно платком шерстяным,
В тихой радости сердца закутала,
А сама к Кулабу отправилась.
Встаёт на стражу бык, пожирающий чёрное поле,
Освещает небо утренняя звезда,
Свет сияющий проливает,

Зуэн, кого чтят как новый месяц,
Отец Нанна, что Уту-солнцу выпрямляет дорогу,
Владыка света, что сотворён для тиары,
Зуэн, дитя любимое Энлиля,
Бог, что украсой встаёт средь неба.

Лучи его сиянья чисты и святы,
Лик его освещает светом горы...
К Зуэну на небо глаза воздел Луальбанда,
Как пред отцом родным заплакал,
Свои руки благие во мраке гор к нему поднял:

Господин, кто в небе далёком к тебе не приходит?
Владыка, кто истину любит, кто зло ненавидит,
Зуэн. кто истину любит, кто зло ненавидит!
К тебе праведностью приходит истина, в радости сердца,

Ефратский тополь, ствол великий,
Для тебя возрастает,
Оковы справедливости развяжи!
А зло пусть уходит!

Когда сердце твоё встаёт во гневе,
То подобно змее, что яд выпускает,
Ты плюёшься на зло слюною!»

Зуэн внял его слезам, жизнь ему подарил.
Вернул крепость его ногам.
Бык второй раз на горизонте появился.
Над деревьями хашур встал.
Своё сиянье герой Уту, свой чистый блеск простёр на небе.
Добрый гений Лугальбанды с небес излился.
На стороне его стала его добрая Лама,

Дабы бог, не терзая его, удалился.

Он очи воздел на небо, к Уту,
Как пред отцом родным заплакал,
Свои руки благие во мраке гор к нему поднял.

«О Уту, пастырь ты страны, ты отец черноголовых!
Когда спать ты уходишь, люди с тобою спать уходят,
Когда ты встаёшь, герой Уту,
Вместе с тобой встают люди!

Уту, пока тебя нет,
Сетью рыба не уловлена, не спешит трудиться раб.
Кто идёт один, ты тому товарищ и брат,
О Уту, там, где двое идут,
Там воистину ты третьим идёшь!
Кто схватил узду, ты — охраняющие шоры.
Бедняка, слабого, кому нечем прикрыться,
Свет лучей твоих кутает, словно длинная ткань.
И старикам, как и самым первым старцам, старикам,
Свет лучей твоих —  пиршество!

И ныне, как. издревле, нежит их
Свет лучей твоих, словно елей лучший.

Величайший, прекрасный, могучий бык
Сын Нингаль, герой, свет источающий,
Ты судья человеков, бык. шагающий,
Ты направляешь их плуги,
Их на место ты устанавливаешь,
Во славу твою сладки песнопения,
Достигают они тебя в небе!
И тогда справедливый, тот, советуется кто с Энлилем,

Травам жизни он расти повелел,
В быстром потоке, матери гор, воды жизни ему принёс.
Он ртом жуёт травы жизни.
Рукой зачерпывает воды жизни.

И, как из ловушки выскочивший,
Словно жеребец с земли рванулся,
Жеребец Шаккана, по горам несётся,
Как могучий осёл, он скачет,
Как стройный осел, быстрый в беге, мчится.

И днём, и ночью он идёт,
Пустынную Зуэна, пересекает торопливо.
Его не видит ни один человек.

Провизию и имущество он в кожаном мехе хранит,
Светлого Лугальбанду с собою из мрака гор поднял.
Взял он камень-огневик.
Днище деревянного сосуда расколол,
Пред собою поставив, расщепил,
Другой камень взял затем,
Друг о друга их ударив,
Искры яркие получились,
Он в поле их понёс.
Огонь-камнь плоскогорье, словно солнечный свет, озарил.

Не умея хлеба сладкого печь, печки не имея,
На семи углях тесто жертвенное он испёк.
Хлеб сам он ныне пек.
С корнем он камыш горный вырвал
И стебли его оборвал,
Тесто сладкое для выпечки хлеба на него нанизал.

Бык усталый, со воздетыми рогами, отдыхал.
Горную землю зубр рогатый, копытом рыл,
Лениво траву чёрную, словно ячмень, жевал.
Абрикосы, словно семена, подбирал.
Листву дерев, словно траву, перемалывал.
Воду пил в быстрых потоках.
Травы «мыльной», чистой горной травы и корни объедал.

Когда пёстрый зубр, горный бык,  брёл по луговине
Он, Лугальбанда, сам, один, его деревянным орудием пленил.

Он кустарник горный вырвал с корнем,
Оборвал ветки его.
Что длинному камышу подобны корни,
Лугальбанда ножом их отрезал.
Он верёвкою привязал зубра бурого, быка горного.

Пёстрый козёл и козочка, вдвоём,
Жевали траву чёрную, словно ячмень.
Козлы мохнатые им следовали,
Абрикосы глодали,
Листву дерев челюстями перемалывали
Воду пили в быстрых потоках.
Лугальбанда один деревянным орудием их схватил.
Пёстрого козла с козочкою верёвкою привязал.

И тут одолел сон царя, Лугальбанда.
Сон, страна склоненья затылка.
Словно искусный указ страны, словно рука,
Что рушит стену,
Искусно чьё касание,
Землю кто объемлет,
Пределов кто достигнет,
Не знает кто начальников и надзирателей,
Нечто, дающее силу герою,
Как из чана Нинкаси, богини пива.

Лугальбанда! Воистину сон его одолел,
"Мыльные", чистые травы ложем ему сделал,
Чистейшей шерсти одеялом накрыл,
Льняным покрывалом белым окутал.

Царь сновиденьем объят, не во сне лежит
Дверь в сновидении не поворачивается,
Колок дверной не вращается.
Ложному — ложное, правдивому -— истинное,
И для горестей, и для радостей,
Запечатанная корзина богов, это он.

Это он, брачный чертог Нинлиль,
Он, советчик Инанны,

Одомашненный человеками бык огненный, лев огненный,
Дикий зубр, человеками схваченный, кто не живёт,
Анзакар, бог сновидений,
Лугальбанда сам, словно бык, ревет,

Словно телёнок чистой коровы, мычит:
«Кто мне пёстрого тельца заколет?
Жир овечий кто мне изольёт?
Топор боевой, чей металл сверкающий -
Небесное железо, да возьмёт он,
Набедренный железный филигранный кинжал,
Да схватит,

Быка горного зубра пёстрого, словно силач, поднимет,
Словно борец повалит,
Внутренности его вырвет,
Повернувшись к восходу солнца,

Козла пёстрого, вместе с козочкой,
Пусть головы им обоим,
Словно горный ячмень, раздробит,
Дабы кровь их в яму излить,
Дабы жиру по равнине растечься.
Тогда змеи, в горах скользящие, запах жира того учуют».

Лугальбанда из сновидения вышел, от сна дрожит.
Открыл он глаза — молчанье вокруг.
Он топор боевой берёт.

Зубра пёстрого, быка горного, словно силач, поднимает,
Словно борец, его склоняет.
Внутренности его вырывает,
Уту восходящему их кладёт.

На самом восходе Уту-солнца...
Лугальбанда, имя Энлиля призвав,
Ана, Энлиля, Энки, Нинхурсаг,
Пред ямою он их приглашает к пиру.
Устроил жертвенный пир, и излил там возлиянья.

Пиво чёрное, медовуху, светлого эммера напиток,
Вино, что на вкус для питья столь сладко,
В поле, словно воду прохладную, излил он.
В козла пёстрого он нож вонзил.
Печень, хлеб чёрный в огонь бросил.

Воскурение дымом, словно фимиам, взлетело.
Доброму жиру, дару Думузи. дал он вытечь.
Из этих приношений Лугальбанды
Ан, Энлиль, Нинхурсаг всё лучшее вкусили.
Светлый Лугальбанда! Хвалебная песнь тебе!..»

10 Миф о птице Зу

Анзу крадёт у Энлиля таблицы судеб.
Против Анзу богиня-мать, Дингирмах, отправляет бога войны Нинурту.
Семь ветров даёт она ему в дорогу.
Бог настигает Анзу и посылает вдогонку птице стрелу.
Но Анзу обладает таблицами судеб,
Он в состоянии заклинаниями излечить рану.
Только после третьей попытки бог одолевает птицу.

Он утвердил веление всех богов,
Обратился, коснулся, посылает он Зу.
И когда он окончил, подошёл к нему Бел.
Чистой воды сверкание перед ним,
Глядят его очи на деяния владыки:
На тиару господства, на божью одежду,
На божьи Книги Судьбы Зу всё смотрит и смотрит.
И на отца богов Дуранки,
Что жажду господства почуял в сердце:
 
«Божьи книги судьбы я захвачу,
Повеленья богов я узнаю,
Утвержу я престол, овладею законом,
Буду править я всеми, сколько есть их, Ингигов».

И когда возмущенье вошло в его сердце,
То, ранней зарёй, у замеченной двери дворца ждёт он.
Бел умылся чистой водой,
Воссел на троне, надел тиару —
Книги Судьбы тогда ухватил он в свои руки,
Облёкся властью, похитил законы,
В горах уселся тогда Зу, улетев.

Раздался голос, пролилось молчание.
От светлого Бела. отца и советника.
Ясным блеском наполняется дворец.
За его повеленьем приходят богини.

Уста открыл Ану и говорит:
«Кто из вас желает Зу погубить,
Кто желает по градам имя своё прославить?»

Уста призывают вождя, сына Ану,
Ану веленье своё ему изрекает.
Они призывают Адада, вождя, сына Ану,

Ану Веленье своё Ану ему изрекает:
Ужасный и мощный Адад, нападай неуклонно,
Погуби Зу своим оружьем,
Имя твоё будет величаться в сонме великих богов,
И равных братьев, среди богов, тебе не найдётся.

Построй для себя по всей вселенной грады,
Твои грады пускай причтутся к Экуру.
Будь великим среди богов, греми своей славой."

Адад отвечает,
К Ану-отцу он обращается:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто, меж богов, твоих чад, сравняется с Зу?
Ухватил он руками книги Судьбы,
Похитил законы, властью облёкся
Зу тогда улетел, в горах уселся,

Устами изрекает, словно боги Дуранки.
Своих супостатов он пылью считает,
Ужасаются боги...»

Ану Ададу повелел не ходить.
Зовут они, дочерь Ану, богиню,

Изрекает ей своё веление Ану:
«Ужасная, мощная Иштар, поступай неуклонно,
Погуби Зу своим оружием,
Будет имя твоё величаться в сонме великих богов,
Между твоих братьев, богов. равных тебе не найдётся.

Пусть будут построены божьи дворцы,
Построй для себя грады по всей вселенной,
Пускай твои грады причтутся к Экуру,
Греми своей славой среди богов.»

Иштар отвечает на речь,
К Ану-отцу обращает слово:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто сравняется меж богов, твоих чад, с Зу?
Книги Судьбы он ухватил руками своими,
Облёкся властью, похитил законы,
Улетел Зу тогда, в горах уселся.

Словно боги Дуранки, изрекает устами
Супостатов Своих пылью считает,
Силы её ужасаются боги».

Ану Иштар повелел не ходить за Зу.
Бара зовут они, сына Иштар,

«Ужасный мощный Бара, наступай неуклонно,
Погуби Зу своим оружием,
Будет имя твоё величаться в сонме великих богов,
Между твоих братьев богов, равных тебе не найдётся.

Пусть построены будут божьи дворцы,
Построй для себя грады по всей вселенной,
Пускай твои грады причтутся к Экуру
Среди богов великим будь, греми своей славой…»

Бара отвечает отцу-Ану:
«В недоступные горы кто поспешит, отец?
Кто меж богов, твоих чад, сравняется с Зу?
Ухватил он руками книги Судьбы,
Облёкся властью, похитил законы,
В горах уселся Зу, улетевши.
Словно боги Дуранки, изрёк он устами.
Супостатов своих он пылью считает,
Силы его ужасаются боги...»

Ану повелел не ходить Бара на Зу.

11Миф о нисхождении Инанны в нижний мир

Инанна, Царица Небес, честолюбивая богиня любви и войны, вышла замуж за царя-пастуха Думузи.
Она решает стать владычицей нижнего мира.
Правила там её сестра, Эрешкигаль, богиня смерти и мрака.
Отношения между сёстрами были полны разногласий. 
Перед тем как войти в "страну, откуда нет возврата",
Инанна наставляет своего слугу Ниншубуру.
Они договариваются, что богиня можнт вернуться,
Но если Богиня не вернётся в течение трёх дней,
То Ниншубура должен отправится в Ниппур и молить там Энлиля о её спасении.
Если Энлиль откажет, то надо идти с той же просьбой в Ур к богу Луны, Нанне.
А если и он не поможет, надо будет отправляться в Эриду к Энки.

Облачившись в одежды царские Инанна спустилась в нижний мир,
Она подошла к храму из ляпис-лазури, где обитала Эрешкигаль.
Привратник Нети провёл её через семь врат,
За каждыми Инанна  лишалась одной из одежд и амулетов, дающих волшебную силу.
В конце концов, она абсолютно нагая предстала перед Эрешкигаль и семью судьями нижнего мира.
Заподозрив сестру в нечистых намерениях, Эрешкигаль устремила на неё свой мертвенный взор.
Инанна превратилась в труп, который затем подвесили на столбе.

На четвёртый день Ниншубур, видя, что его госпожа не вернулась, начинает обходить богов.
Энлиль и Нанна отказали ему. 
Энки согласился помочь, зная что угрожает земле исчезновение богини плодородия.
Он вонзил свои руки в почву, достал из-под ногтей кусочки глины и вылепил из неё двух загадочных существ — Кургарру и Калатурру.
Они не были ни мужчинами, ни женщинами,
Покорно исполняли волю бога.
Получив от Энки "траву жизни", "воду жизни" и наставления, эти существа отправляются в нижний мир.

Осторожно пробирались по тропам подземного царства.  Наконец вестники бога мудрости достигли дворца Эрешкигаль.
Та насмешливо заявила им, что они могут забирать труп прекрасной богини.
Кургарру и Калатурру побрызгали его "водой жизни", посыпали "травой жизни" и воскресили богиню.
Но подземные богои-аннунаки преградили ей путь наверх.
Правилом нижнего мира была невозможность вернуться на землю, не предоставив себе замену.

Инанна возвращается в верхний мир в сопровождении толпы демонов.
Они должны были забрать того, на кого она укажет.
Инанна по очереди обходит наиболее близких ей друзей — Ниншубура, бога Латарака (Лулаля), возлюбленного Шару, из Уммы,
Все они в ужасе умоляют её освободить их от страшной участи.
Наконец богиня с демонами прибывает в Урук. 
Думузи, вместо того, чтобы оплакивать гибель жены, восседал на троне.
Вне себя от гнева Инанна отдаёт демонам своего неверного мужа.

Несчастный Думузи обращает молитвы к брату своей беспощадной супруги богу Солнца Уту.
Он соглашается помочь и превращает руки и ноги Думузи в змей.
Тот спасается бегством.
 Думузи превращён Уту в газель и бежит от демонов. Он сообщает место своего убежища только сестре Гештинанне и другу.
Но друг, подкупленный демонами, открывает им место убежища Думузи,
И тот вынужден бежать дальше.
В конце концов, демоны хватают его и разрывают на части.
Гештинанна готова сойти в подземный мир за брата. Но Инанна, которой дано быть судьёй, изрекает свой приговор.
Гештинанна и Думузи должны поочерёдно делить свою судьбу в подземном мире.

С Великих Небес к Великим богиня Недрам помыслы обратила.
Инанна покинула небо, покинула землю, в нутро земное уходит,
В Уруке покинув в руке храм Эану и в Бадтибире Эмушкаламу и Гигуну в Забаламе и Эшару в Адабе, и в Ниппуре Барадургару, и Хурсанлкаламу, в Кише, и Эульмаш, в Аккаде покинула.
Семь своих тайных сил собрала она, в руке зажала, у ног сложила,
На голове её — венец Эдена, Шугур,
На челе её — налобная лента "Прелесть чела",
В руках её — знаки владычества и суда,
Лазурное ожерелье обнимает шею,
Подвеска двойная украшает груди,
Запястья золотые обвивают руки.
Груди покрыты сеткой — "Ко мне, мужчина, ко мне",
Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц,
Притираньем "Приди, приди" подведены глаза.

Инанна в подземное царство идёт.

Её посол Ниншубур —  с нею рядом.
Светлая Инанна говорит Ниншубуру:
«Гонец мой, глашатай слов милосердных моих!
Слов вестник быстрокрылых!
Когда в подземный мир я сойду,
На холмах погребальных заплачь обо мне,
В доме собраний забей в барабан,
Храмы богов для меня обойди,
Лицо расцарапай, рот раздери,
Тело ради меня изрань,
Рубище, точно бедняк, надень!
В Экур, храм Энлиля, одиноко войди.
Зарыдай перед Энлилем:
"Отец Энлиль, не дай твоей дочери
Погибнуть в подземном мире!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом
В подземном мире!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть!"
И Энлиль, когда на эти слова не отзовётся, в Ур иди!
В городе Уре, в Эмудкаламе,
В Экишнугаль, к Нанне войдя,
Перед Наиной зарыдай:
"Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Самшит твой да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"
И когда Нанна на эти слова не отзовётся, в Эреду иди!

Когда в Эреду, в храм Энки, войдёшь,
Зарыдай перед Энки и повтори все слова,
Что я тебе сказала.

Отец Энки мудр и могуч,
Травы жизни знает и воды жизни знает он,
Он меня и оживит!»

Инанна в подземное царство идёт,
Ниншубуру, послу своему, говорит:
«Ступай, возвращайся, Ниншубур!
Моих наказов не забывай!»

Ко дворцу Иоанна лазурной горе, подходит,
Полна гнева ко вратам подземного царства спешит,
У врат подземного царства кричит:
"Открой дворец, Нети, открой,
Я да войду!"

Главный страж царства, Нети,
Светлой Инанне отвечает;
"Кто же ты, кто?"
"Я — звезда солнечного восхода!"
"Если ты — звезда солнечного восхода,
Зачем пришла к "Стране без возврата»?
Как твоё сердце тебя послало на путь,
Откуда нет возврата?"

Светлая Инаина ему отвечает:

"К великой владычице, Эрешкигаль,
Ибо мёртв Гугальанна, её супруг, —
Погребальные травы ему воскурить,
Пиво погребальное ему возлить.
Воистину так, воистину так!"

Нети, главный страж царства,
Светлой Инанне отвечает:
«Постой, о Инаниа, моей госпоже о тебе доложу!»

Главный страж царства, Нети,
К своей госпоже, Эрешкигаль, приходит и говорит:
"О госпожа моя! Там дева! Богам подобна величьем и статью,
Перед вратами "Страны без возврата".
В Эане оставила свои владенья.

Свои тайные силы собрала в руке зажала, у ног сложила.
На её голове — венец Эдена, Шугур.
На её челе — налобная лента "Прелесть чела".
В её руках — знаки владычества и суда.
Ожерелье лазурное обнимает шею.
Двойная подвеска украшает груди.
Золотые запястья обвивают руки.
Прикрыты груди сеткой — "Ко мне, мужчина, ко мне".
Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.
Притираньем — "Приди, приди" подведены глаза".

Эрешкигаль ударила себя по бокам,
В лице изменилась, за голову схватилась.
Нети, главному стражу царства, даёт наказы:
"О Нети, главный страж царства,
То, что скажу я, да не преступишь!
Подземного мира семь отодвинь засовов,
Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый,
Врата раствори!
И когда она войдёт,
И приблизится, сама я встречу".

Нети, главный страж царства,
Слова своей госпожи славит.

Подземного мира он отодвинул засовы семи врат,
Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый,
Врата растворил. Светлой Инанне молвил так:
"Войди же, Инанна!"

И у неё, когда вошла,
Венец Эдена, Шугур, снял с головы.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда вошла во вторые врата,
Знаки владычества и суда у неё отобрал.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда вошла она в третьи врата,
Ожерелье лазурное с шеи снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И когда она в четвёртые врата вошла,

Двойную подвеску он с груди её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда она в пятые вошла врата,
Золотые запястья с рук её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И когда в шестые врата вошла она,
Сетку — "Ко мне, мужчина, ко мне" с груди её снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инаниа, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"
И когда в седьмые врата вошла она,
Повязку, одеянье владычиц, с бёдер снял.
"Что это, что?"
"Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Во время подземных обрядов молчи!"

И она вошла и, склонясь, приблизилась.
Сестра её вскочила с трона.
Затем, снова на трон уселась.

Семь судей-Ануиннаков пред Инанной суд вершили.
На Инанну сестра взглянула — взгляд её смерть!
Слова изрекла — в словах её гнев!
Крик издала — проклятья крик!
Ту, что вошла, обратила в труп.
Труп повесила на крюк.
Когда прошло три дня и три ночи,
Её посол Ниншубур,
Глашатай слов её милосердных,
Вестник слов её быстрокрылых,
Заплакал о ней на холмах погребальных,
В доме собраний забив в барабан,
Храмы богов для неё обошёл,
Лицо расцарапал, рот разодрал,
Тело, ради неё, изранил
Словно бедняк, рубище надел.

В храм Энлиля, одиноко побрёл.
Когда в Экур, храм Энлиля, вошёл,
Перед Энлилем зарыдал:
"Отец Энлиль! Не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому серебру твоему не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

Отец Энлиль Ниншубуру отвечает:
"Дочь моя Великих Небес возжелала,
Великих Недр возжелала.
Подземного мира всесильны законы,
Вековечны ему приношенья,
Кто же здесь о ней скажет, за неё замолвит слово?
Отец Энлиль на мольбы его не отозвался,
И Ниншубур пошёл в Ур.
В Уре, в Эмудкаламе,
В Экишнугаль, к Наине войдя,
Перед Наиной зарыдал:
"Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

Отец Нанна Ниншубуру отвечает:
"Дочь моя Великих Небес возжелала.
Великих Недр возжелала,
Подземного мира всесильны законы,
Вековечны ему приношенья,
Кто же здесь о ней скажет, за неё замолвит слово?
Отец Нанна на мольбы его не отозвался,

И в Эреду Ниншубур пошёл.
В Эреду, к богу Энки, войдя,
Перед ним зарыдал:
«Отец Энки, не дай твоей дочери погибнуть
В подземном мире!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик!
Твой самшит да не сломает плотник!»

Отец Энки Ниншубуру отвечает:
«Дочь моя! Что с ней случилось? Я тревожусь!»
Из-под ногтей своих грязи достал, кургара сделал,
Галатура сделал, Кургару травы жизни дал, Галатуру воды жизни дал.

Отец Энки молвит Кургару и Галатуру:

"Ступайте, в подземный мир!
У врат подземных, как мухи, летайте,
У оси дверной, как змеи, вейтесь!
Мать-роженица в муках родов,
Эрешкигаль лежит и страждет!
Её белые бедра не покрыты одеждой,
Её груди, как чаши, ничем не прикрыты,
Её голос, как звонкая медь, звенит,
Растрёпаны косы, как лук-порей.
И когда она скажет: "Увы, утроба моя!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы,
Утроба твоя!" — так ей скажите!

И когда она скажет: "Увы, о лик мой!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы,
О лик твой!" — так ей скажите!
"Кто вы, откуда?"
"От моей утробы — к твоей утробе, от моего лика -
К твоему лику!" — так ей скажите!
"Если вы боги — наделю Словом,
Если вы люди — награжу Судьбою!"
Душою небес, душою земли её закляните,
Воду речную вам дадут — а вы не берите!
Зерно полевое вам дадут — а вы не берите!
"Труп с крюка отдай!" — скажите!
И один — травой жизни, и второй —
Водой жизни тела её коснитесь —
Восстанет Инанна!»

Галатур и Кургар слова Энки славят.
У подземных врат, как мухи, летают,
У оси дверной, как змеи, вьются.
Мать-роженица в муках родов страждет,
Её белые бедра не покрыты одеждой,
Её груди, как чаши, ничем не прикрыты.
И когда она застонала: "Увы, утроба моя!" -
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, утроба твоя!"
И когда застонала: "Увы, о лик мой!" —
"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, о лик твой!"
«Кто вы, откуда?»
"От моей утробы — к твоей утробе!"
"От моего лика — к твоему лику!"
Если вы боги — наделю Словом!
Если вы люди — награжу Судьбою!"
Душою небес, душою земли её закляли!
Душою недр её закляли.
Воду речную им дают — а они не берут!
Зерно полевое им дают — а они не берут!
"Труп с крюка отдай!" — сказали.
Эрешкигаль Кургару и Галатуру отвечает:
"Тело это — вашей госпожи!"
 
Они взяли труп с крюка.
И один — травой жизни и второй —
Водой жизни её тела коснулись.

Инанна встаёт, из подземного мира выходит.
Её хватают ануннаки.
"Кто из спускавшихся в мир подземный
Выходил невредимо?
Инанна покинет "Страну без возврата".

И Уту внял мольбам Ниншубура,
Как благодетель, оказал милость,
В лапы ящерицы руки его превратил,
В лапы ящерицы ноги его превратил.
От демонов он ускользнул, не утащили они его.
В погоне за ним обходят страны,
Место его укрытия ищут,
Демоны руками размахивают,
Разверстые пасти исходят крином.
Малые демоны открывают пасти,
Большим демонам молвят слово:

"А ну, пойдем-ка к светлой Инанне!"
В Урук ворвались демоны, светлую Инанну хватают.
"Ну-ка, Инанна, вернись на путь, что сама избрала,
В подземное царство отправляйся!
Повязку светлую, одеянье владычиц, не надевай,
Тиару светлую, венец приветный, сними с головы,
Краску на глаза не накладывай,
Сандалии на ноги не надевай.

Когда из подземного мира ушла,
Себе замены ты не нашла!"

С такими словами к светлой Инанне они ворвались!
Инанна в страхе в руку Думузи вцепилась.
"О юноша!  Свои ноги в кандалы продень!
В ловушку Бросься в ловушку! Шею В ярмо шею продень!"

Демоны шилья и копья подняли на него!
Медный огромный топор подняли на него!
Схватили и повалили его,
Одежду с нею сорвали…
Руки скрутили ему,
Злой верёвкой обмотали его!
Тканью страха закрыли лицо!

И юноша к Уту на небеса руки воздел:
"Уту, я же друг тебе!
Меня, героя, знаешь ты!
Твою сестру я в жены брал,
А она в подземный мир ушла,
Меня заменою отдала!
Ты справедливый судья, Уту, да не схватят меня!

Руки мои измени, облик мой измени!
От демонов ускользну я, не утащат они меня!
Горною змеёю средь гор скользну,
К Гештинаине, сестре моей, душу мою принесу!"

Уту внял его мольбам,
Изменил  руки его, изменил лик его.
Горною змеёю он средь гор заскользил.
Думузи! Он соколом-птицей,
Быстрою птицей понёс свою душу,
И к Гештинанне принёс.

Гештиианна взглянула на брата —
Расцарапала щёки, рот разодрала,
Порвала на себе одежды,

Над стонущим юношей заголосила:
"О, брат мой, о, брат мой!
Пусть бы те дни не вернулись!
О, пастух! Амаушумгальанна!
Без жены, без сына! Без друга-товарища!
О,юноша, брат мой! Мать печалящий!"

А демоны-гала ищут Думузи, окружают его.
Малые демоны большим демонам молвят слово:
"Демоны без роду-без-племени, без отца-матери,
Без сестры-брата, без жены-сына!
Великое воинство, в часы заката ужас сеющее в мире!
Вы, человека хватающие демоны!
Доброты-милосердия вы не знаете,
Радости сердца вы не ведаете!
На его страхи, на его душу,
На его здравие кто хочет. глянуть?

К другу его мы не пойдём, к его  другу и шурину,
За пастухом к Гештинане пойдём!"
Демоны ищут Думази, размахивают руками.
Исходят криком разверстые пасти.
К Гештинанне явились.

"Где брат твой, скажи?" — спрашивают, а она молчит.
Небо близится, земля уплывает, а она молчит.
Земля приближается, небо ломается, а она молчит!
Земля приблизилась. Сорвали с неё одежду, а она молчит!
На лоно её смолу излили, а она молчит!

Думузи в доме Гештинанны демоны не нашли.
Малые демоны большим демонам так молвят:
"А ну, пойдем-ка в священный загон!"
Нашли Думузи в священном загоне.
Окружили, схватили его!
С криком на юношу накинулись,
На землю повергли!
Чрево ножами вспороли,
Со всех сторон окружили!
Сестра за брата к жертве готова,
Птицею вокруг брата кружится.
"О брат мой! На великие муки за тебя пойду!
Мошкой слечу!"

Инанна так решила. По её приговору деяние свершилось.

Инанна горько рыдала:
«Герой мой ушёл, погублен».
Как теперь решать судьбы?
Половина года — твой срок,
Да придёт твой день, и ты вернёшься.
Твоей сестры день придёт, и она вернётся!"
Светлая Инанна за свою голову отдала голову Думузи!
Эрешкигаль! Хороша хвалебная песнь тебе!»

12 Миф о полёте Этана

В городе Кише, ставшем после потопа столицей Шумера, правил царь Этана.
Был он богобоязненным

Правителем был он богобоязненным,
Добросовестно исполнял все культы.
Но не было в округе более могучего и смелого царя.
Всем был одарён Этана, кроме одного — не было у него детей.
Горевал царь, что не оставит он никого на после себя на земле,
Некому будет справлять по нему обряды заупокойные.
Обратился он к лучезарному богу солнца Шамашу, с мольбами.

Шамаш внял мольбам несчастного царя.
Он открыл ему, что на небесах растёт чудодейственная "трава рождения". Она даёт людям многочисленное потомство.
Этана очень удивился, как же он сможет добраться до неба.
Шамаш рассказал ему, где найти глубокую яму, в которую он в наказание низверг орла.
Теперь срок его заключения подходит к концу, и солнечный бог разрешает Этане освободить его.

Царь нашёл яму. Вытащил из неё истерзанную птицу со сломанными крыльями и вырванными когтями, вылечил её.
Поправившись, орёл рассказал Этане свою печальную историю.
Долгое время обитал он в гнезде на вершине огромного дерева,
А у его корней нашла себе приют змея.
Жили они дружно и друг друга не трогали.
Но в сердце орла, однажды, поселилось зло, 
Он сожрал детёнышей змеи.
Вернувшись с охоты, змея обнаружила, что дети её пропали,
Она всё поняла и обратилась с мольбой к справедливому богу Шамашу.
Тот сжалился над безутешной матерью и покарал преступную птицу.

Когда Этана поведал орлу свой замысел добраться до небес,
Тот, испытывая благодарность к своему спасителю, согласился помочь.
Долго летели они, и каждый раз, глядя вниз, царь видел удаляющуюся землю.
То она была размером с гору, то с мельничный жёрнов,
А затем сделалась размером с садовую лейку.
Так достигли они престола Ана, и Этана добыл желаемую траву.

13 Миф о сватовстве Думузи

Однажды Инанна, прогуливаясь в одиночестве, повстречала пастуха Думузи.
Он взял её за руку и обнял,
Но богиня стала умолять отпустить её,
Она боялась гнева своей матери, Нингаль.
Думузи предложил ей обмануть мать
И сказать, что она была с подругой на городской площади.

Я скажу матери:
"Подруга увела меня с собою на площадь,
Там музыкант развлекал нас танцем,
Песню такую прекрасную пел он для нас,
В радости мы скоротали с ним время".

С этим обманом она предстала пред матерью,
Мы же пока в лунном свете напьёмся любовью,
Тебе ложе я постелю, чистое, сладкое, достойное,
День несёт тебе исполнение радости.
Согласилась Инанна, и они предались любви.
После проведённого вместе времени молодые люди решили пожениться.

Думузи был готов встретиться с её матерью,
Он намеревался просить руки своей возлюбленной.
Инанна пришла к воротам матери,
Шествуя радостно,
С матерью Думузи разговор должен держать,
Окропит он кипарисовым маслом полы,
И с матерью  поговорит,
Мой повелитель чистых приятных ветвей.

О Ама-Ушумгаль-Анна, зять Сина сладко твоё восхождение,
Вкусны растенья твои и травы равнины,
Когда я, госпожа, сияла в небесах,
Когда я плясала, от рассвета до заката песни распевала,
Господин Кулианна встал напротив меня!
Он мою руку сжал, Ушумгальанна обнял меня!

"Оставь меня. Дикий Бык! Я должна идти домой!
Оставь меня, Кули-Энлиль! Что я матушке моей скажу-солгу?"
«О Инанна, хитрейшая! Дозволь научить тебя!»
«Подруга моя завлекла меня гулять,
Попеть, под бубен поплясать!
Ах, как песни её хороши — она распевала для меня!
Ах, веселилась я от души — до рассвета веселилась я!»
 
«Своей родимой матушке ты так и солги!
А мы с тобою в лунном сиянье будем ласкать-обнимать друг друга!
Я приготовлю светлое ложе, роскошное ложе, царское ложе!
Ах, настанет сладкое время,
Ах, придёт веселье-радость!
Сагидда — песнь эта!»

Я, дева, хожу по улице, в сиянье дня,
К воротам матушки пришла,
И вот, в радости хожу.

К воротам Нингаль подошла,
Матушке Нингаль Дзумудзи скажет слово,
Кипарисовое масло изольёт на землю.
Ароматов полно жилище его!
Ласки полно слово его!
Мой господин достоин светлого лона!

О, Амаушумгальанна, зять Зуэна!
Владыка Думузи достоин моего лона!
О господин, как сладко твоё желание!
В степи твоей твои травы, твои злаки, как хороши!
Сагарра — песнь эта.

14 Миф о смерти или сне Думузи

Думузи получил известие, что его ждёт скорая смерть.
Рыдая и стеная, он уходит в долину.
Сердце его наполняется слезами.
Дал он волю своим страданиям:
Пой скорбную песнь, о, долина, слагай плач!

Меж раков в реке, пой скорбную песнь!
Меж лягушек в реке, пой скорбную песнь!
Да изречёт мать моя, Сиртур, слова плача,
Нет у неё ни пяти, ни десяти хлебов.
В день, когда я умру, о ней некому станет заботиться,
Да прольют слезы глаза мои!

Думузи в изнеможении засыпает и снится ему пророческий сон.
Меж бутонов лежит он. Восстал он ото сна и дрожит — то был сон.
Он протёр глаза, он был ошеломлён.

Он, изумленный, обращается к своей сестре Гештинанне.
Он рассказывает ей своё чудесное видение.
Мой сон, о сестра, это мой сон.
Вот сердце сна моего!
Тростник вырастает вокруг меня,
Камышинка, одиноко стоящая, клонит головку ко мне,
Из всех, что стоят парами, одна отошла ко мне,
Деревья высокие в роще обступили меня,
На священный очаг мой вода изливается,
Из-под маслобойки моей опора выбита,
Чаша, висевшая на крюке, упала,
Мой посох пастушеский упал — сова держит…
Сокол зажал ягнёнка в когтях,
Козлята влачат лазурные бородки в пыли,
Овцы стад моих ступают по земле на согнутых ногах,
Маслобойка моя лежит, разбитая — в ней нет молока,
Чаша лежит,разбитая — Думузи нет в живых,
Стадо овечье предано ветру.

Гештинанна, глубоко потрясена сном брата.
Она начинает толковать его.
О, брат мой, сон твой, что ты мне поведал, недобрый!
Тростник вырастет вокруг тебя, тростник оплетёт тебя,
То изгои восстанут на тебя.
Камышинка, одиноко стоящая, клонит головку к тебе,
Из трав, что стоят попарно, а у одной пары нет —
То я и ты, и один из нас уйдёт…

Гештинанна продолжала толковать сон. 
В конце она предупредила Думузи, что демоны нижнего мира — галла — сомкнуться вокруг него кольцом.
Она посоветовала брату немедленно скрыться.
Думузи согласился и попросил её никому не выдавать его убежища.
«Друг мой, я укроюсь среди больших и малых растений,
Никому не открывай то место.
Я укроюсь меж каналов Араллу.
На его мольбы Гештинанна отвечала:
Если я открою то место, то пусть твои псы сожрут меня.

И вот появляются демоны загробного мира.
Это жуткие твари: они не едят пищи, не знают воды,
Не насыщаются радостью на груди жены,
Не целуют детей милых…

Демоны отправляются на поиски Думузи, но не могут его найти.
Тогда они хватают Гештинанну и подкупом и угрозами пытаются выведать у неё, где скрывается брат.
Но преданная сестра остаётся верна своему слову и ничего не рассказывает.
Думузи, понимая какая опасность угрожает Гештинанне, не выдерживает.
Он сам возвращается в город в надежде спасти её.
Демоны тут же хватают его, сбивают с ног и утаскивают в нижний мир.
Тогда Думузи обращается с мольбами к богу Солнца Уту, брату своей жены:

«Уту, ты брат жены моей,
Я муж сестры твоей,
Я тот, что приносит пищу в Эанну.
В Уруке приносил я свадебные дары,
Я целовал священные уста,
Ласкал священные колени Инанны.

Преврати мои руки в руки газели,
Преврати мои ноги в ноги газели.
Дай мне уйти от демонов гала,
Дай унести свою душу в Шубирилу...»

Бог Солнца внял мольбам Думузи.
Уту принял в дар его слёзы,
Он проявил к нему милосердие,
Он превратил его руки в руки газели.
Он превратил его ноги в ноги газели,

И ушёл Думузи от демонов гала,

Унёс душу свою в Шубирилу.

Однако демоны вновь настигли несчастного.
Вновь били и истязали его.
Думузи опять обращается с мольбой к Уту.
Он просит помочь унести свою душу в дом богини Белили...
Уту во второй раз спасает его.
 
Прибыв в дом Белили, Думузи стал просить её:
«Мудрая госпожа, я не человек, я муж богини,
Святой воды попить дай мне немного,
Муки просеянной поесть дай мне немного...»

Едва он успел отведать дары богини, как в третий раз его настигают демоны.
Снова Уту превращает беглеца в газель и Думузи прячется в овечьем стаде.
Но все напрасно — демоны находят его и дырявят щеку гвоздём.
Думузи умирает.

Первый гала проник в стадо,
Он бьёт Думузи по продырявленной щеке,
Второй проникает в стадо,
Он бьёт Думузи по щеке палкой,
Третий проникает в стадо —
Из-под маслобойки опора выбита,
Четвёртый проникает в стадо,
Чаша, висевшая на крюке —  упала,
Пятый проникает в стадо,
Маслобойка лежит, разбитая, в ней нет молока,
Чаша лежит, разбитая.
Думузи нет в живых,
Стадо овечье предано ветру.

15 Миф об Энки и мировом порядке

Плывёт Энки в ладье своей среди морских существ и оглашает судьбы земель.
Начинает он с Шумера, превозносит его как страну, обитель богов.
От Шумера переходит к Уру, также восхваляя и благословляя его.
Он дарует Меллухе деревья, тростник, волов и птиц, золото, олово и бронзу.
Его взор обращается к Дильмуну.
Враждебно настроен Энки по отношению к Эламу и Мархаши,
Приступает к разрушению и уничтожению их богатств,
Дарует скот кочевникам Марту.

Энки осуществляет действия, жизненно необходимые для плодородия земли.
Он наполняет Тигр свежей водой, назначает бога Энбилулу смотрителем каналов.
Энки насыщает болота и заросли тростника рыбой и определяет некое божество, главным над ними.
Потом, он обращается к морю, воздвигает себе святилище и велит заботиться о нём богине Нанше.
В конце концов, Энки призывает дождь, заставляет его пролиться на землю и вверяет его богу бури Ишкуру.

К нуждам земли обращается Энки.
Создаёт плуг, ярмо, борозду,
Назначает крестьянина по имени Энкимду их божеством.
Он перечисляет злаки и овощи, определяя Ашнан богиней зерна.
Не забывает и кирку, и изложницу для кирпичей, ставя над ними бога Кулла.
Строительство дома он поручает Мушдамме.

Энки переходит к равнине, покрывает её зеленью, умножает поголовье скота.
Все это он отдаёт Сумугану.
Далее он возводит овчарни и назначает пастуха Думузи их покровителем.
Утверждает границы городов и государств, ставит пограничные столбы.
Сажает бога Солнца Уту во главе вселенной.
Наконец, он уделяет внимание ткачеству, поручая это богине Утте.
Но честолюбивая Инанна считает себя обойдённой привилегиями.
Она упрекает Энки и тот утешает её.
На самом деле власть её велика.
В её ведении посох, кнут и палка пастуха, прорицание оракула о войне,
А так же изготовление нарядных одежд.
Инанна добивается особой милости.
Она получает возможность разрушать неразрушимое и уничтожать неуничтожимое.

Когда отец Энки выходит на засеянную пашню,
Плодородное семя в ней произрастает,
Когда Нудиммуд идёт к плодоносной овце,
Приносит овца молодого ягнёнка.
Когда он выходит к тяжёлой корове,
Приносит она здорового телёнка.
Когда он выходит к тяжёлой козе,
Приносит коза здорового козлёнка.

Энки, владыка Абзу, всех превзошедший властью своею,
Начал так свою речь величаво:
"Отец мой, владыка вселенной, дал мне жизнь
Мой предок, всем землям владыка,
Собрал воедино всю власть и вложил её мне в руку.
От Экура, дома Энлиля,
Я принёс ремесла в Абзу Эриду.
Я — плодоносное семя великого дикого тура,
Я — первенец Ана,
Я — «великая буря", исходящая из бездны,
Я — повелитель земли,
Я — лугаль всех вождей,
Я — отец всех земель,
Я — «большой брат» богов, кто приносит полный достаток.
Я — хранитель анналов небес и земли,
Я — слух и разум всех земель,
Я тот, кто вершит справедливость,
С повелителем Аном на Ана престоле,
Я тот, кто судьбу оглашает с Энлилем на "горе мудрости",
Он вложил мне в руку оглашение судеб
Пределов, где солнце всходит,
Я тот, перед кем склоняется Нинту,
Я тот, кому славное имя дано самой Нинхурсаг,
Я — вождь ануннаков,
Я тот, кто рождён был, как первенец Ана святого.

Когда владыка превознёс самого себя,
Как принц самого себя восхвалил,
Предстали пред ним ануннаки с молитвою и мольбою:
"О Бог, управитель ремёсел,
Вершитель решений славнейший. Энки хвала!
И во второй раз, исполнившись радостью,
Энки, владыка высокий Абзу,
Повёл свою речь величаво:
"Я Бог, чей приказ, первейший во всём, неприложен,
Эти конюшни построены по моему приказу,
Поставлены эти овчарни,
Когда я приблизился к небу, богатства дарующий дождь
Пролился с небес,
Когда я приблизился к землям, случился высокий разлив,
Когда подошёл я к зелёным лугам,
Встали стога, послушные моему слову.
Я дом свой возвёл, святилище, в месте чистом,
Нарёк его именем славным.

Абзу своё возвёл святилище. Я огласил ему добрый удел.
Его тень — мой дом, по змеиным болотам простёрлась.
Сазан ему плещет хвостом, в низких зарослях гизи-травы,
Воробьи чирикают в своих гнёздах.
Сакральные песни и речи наполнили мой Абзу.
Страна высоких болот, любимое место моё,
Простирает руки ко мне, клонит шею.
Кара дружно возносят весла,
Сладкие Песни поют сладкие, реку радуя тем самым,

Маган-ладью до небес нагрузили,
Магилум-ладья Мелуххи
Везёт золото и серебро,
Везёт их для Энлиля,повелителя всех земель, в Ниппур.

Тому, у кого нет города, тому, у кого нет коня,
Марту — Энки приносит в дар скот,
Ануннаки поклоняются, как должно,

"Богу, что правит великим и чистым народом,
Что господствует во вселенной широкой,
Что получил высокий "солнечный диск" в Эриду,
В драгоценнейшем чистом месте,
Энки, Богу вселенной, хвала!"

К отцу Энки, в священное место его свои направляет народ стопы,
В опочивальне, в царственном доме, они преклоняются перед отцом.
В залах Они выкликают имя его в залах, держали скипетр бога священный,
Морские лахамы, почитают его,
Ибо царь, гордо стоящий, отец Энки той страны,
Принц великий, вернувшийся в царство своё,
 Дарует вселенной процветание.

Энки оглашает судьбу:
"Шумер"Великая гора","прибежище вселенной",
Наполнил стойким светом, от восхода до заката рассыпающим
Лучи народу Шумера,
Твоё сердце глубоко, непостижимо,
Стойкое наше место, где боги рождают,
Неприкосновенно, как небеса.

Рождённый быть царём, диадемой владеющий прочной,
На чело возложивший корону, твой бог — почитаемый бог,
Он сидит с повелителем Аном на Ана престоле,
Твой царь — "Великая гора", отец Энлиль, отец всех земель.
Великие боги, ануннаки, пожелали жить среди вас,
Пищу вкушать на вашей гигуне, засаженной деревьями.

Да будут построены многие стойла твои, дом Шумер,
Да множатся твои коровы,
Да встанут овчарни, да будут овец мириады,
Да будут гигуны касаться небес,
Да возденутся стойкие руки к небесам.
Да огласят судьбу ануннаки, среди вас пребывая.
Он прошествовал в святилище Ур,
Энки, владыка Абзу, оглашает судьбу:
"Город, имеющий всё, что уместно иметь,
Твёрдо стоящий бык, омываемый водами,
Обильный престол нагорья, колени открыты,
Зелен, точно гора, бросающая широкую тень,
Тот, чьё величье в силе его, Энлиль, "Высокая гора".
Произнёс во вселенной высокое имя.
Город, чью участь Энлиль огласил,
Святилище Ур, да вознесёшься ты до небес".

Он прошествовал в землю Мелухха,
Энки, повелитель Абзу, оглашает её судьбу,
Чёрная земля, да будут деревья твои велики,
Да будут они деревьями нагорья,
Да встанут их троны в царском дворце,
Да будет тростник твой велик.

Да владеют герои оружьем на месте сраженья,
Да будут быки твои, быками нагорья,
Да будет их рёв, рёвом диких быков,
Да совершенствуют боги великие дары для тебя,
Да носят все дар-птицы нагорья сердоликовые бородки,
Да будет птицей твоей Хайа-птица,
Да станет серебро твоё золотом,
Медь — бронзой и оловом,
О, Земля, да преумножится все, что ты имеешь,
Да умножатся люди твои!

Он омыл и очистил страну Дильмун.
Поручил Нинсикилле опеку над ним,
Он дал советы, как возделанное поле и он вкушает его финики.
Элам и Махараши обречены быть сожранными, как рыбы,
Царь, кого силой Энлиль одарил,
Разрушил дома их, разрушил их стены,

Их металл и ляпис-лазурь, и содержимое их хранилищ
Повелителю всех земель, Энлилю, доставил в Ниппур.
Тому, что не строит город, не строит дом.
Марту — Энки принёс в дар скот.
Когда отвёл он взор от того места,
Отец Энки поднял его над Евфратом,
Встал он гордо, как необузданный бык,
Поднимает пенис, семя извергает,
Наполняется Тигр искристой водой,
Как корова, по тельцу мычащая в лугах,
В кишащем скорпионами стойле,
Так Тигр отдаётся ему, как неистовому быку.

Он пенис поднял, свадебный дар принёс,
Радость Дал Тигру, как большой бык, дающий рожденье,
Вода, что принёс он, искристая вода, вино её сладко,
Зерно, что принёс он, отборное зерно, едят его люди,
Он наполнил дом Энлиля, Экур, добром,
Вместе с Энки Энлиль ликует, Ниппур — в восторге.
Венчанный диадемой на царство бог,
Возложил долговечную тиару царства,
Он ступил на земли, на левою сторону,
Для него земля процвела.

Как принял он скипетр в правую руку,
Чтобы Тигр и Евфрат "ели вместе",
Он, что речёт он слово, согласно его назначению,
Что убирает, как жир из дворца, своё "царственное колено",
Бог, что оглашает судьбу, Энки, владыка Абзу,
Энбилулу, каналов смотрителя,
Энки поставил над ними главным.
Он выкликает болота, поместив туда карпа и других рыб,
Заросли он выкликает, поместив туда зелёный тростник,
Бросает вызов тем, из чьих сетей не уходит рыба,
Из чьих капканов не уходит зверь,
Из чьих силков не уходит птица,
Сына своего, Энки, поставил над ними главным.
Бог воздвиг святилище, священную сень — сердце его глубоко,
И место его в созвездии …

Пришли ануннаки с молитвою и мольбою,
Для Энки в Энгурре они поставили трон высокий.
Госпожу Сирары, мать Нанше,
Над морями, его, Энки поставил главной.

Вызывает он два дождя, воду небес,
Их выравнивает, как плывущие облака,
Вселяет в них жизни дыхание, до горизонта,
Обращает холмистые земли в поля.
Того, что великими бурями правит, молнией поражает,
Что замыкает священной крепой "сердце" небес,
Сына Ана, гугаля вселенной,
Ишкура ,сына Ана, поставил Энки главным.

Направил он плуг и ярмо, поставил рогатых быков…
Отворил священные борозды,
Заставил расти зерно на возделанном поле.
Бога,что носит корону, красу высокой равнины,
Коренастого пахаря бога Энлиля,
Энкимду,человека рвов и платин,
Энки поставил над ними главным.

Бог выкликает пашню, засевает отборным зерном,
Собирает зерно иннуба в кучи.
Умножает Энки снопы и кучи,
Вместе с Энлилем даёт он земле изобилие,
Чья голова и бок пестры, чей лик покрыт мёдом,
Госпожу, праматерь, силу земли, "жизнь" черноголовых,
Ашнан, питающий хлеб всего, Энки поставил над ними главной.

Великий царь накинул сеть на кирку, он устроил изложницу,
Агарин сдобрил, как хорошее масло,
Того, чьей кирки сокрушительный зуб — это змей, пожирающий трупы,
Чья изложница правит, Куллу, кирпичника той земли,
Энки ставит над ними главным.
Он построил конюшни, указал очищенья обряды,
Овчарни возвёл, наполнил их лучшим жиром и молоком,
Радость принёс в трапезные богов,
На поросшей равнине возобладало довольство.
Верного поставщика Эанны, друга Ана,
Зятя любимого, отважного Сина, супруга святой Инанны,
Госпожи, царицы всех великих жрецов,
Что время от времени руководит воссозданием Куллаба,
Думузи, божественного "ушумгаля небес", "друга Ана",
Энки поставил над ними главным.

Он наполнил дом Энлиля добром,
С Энки ликует Энлиль, ликует Ниппур,
Он отметил границы, утвердил пограничные камни,
Энки, для ануннаков
Построил жильё в городах, деревнях,

Героя, быка, что выходит из леса, что рычит точно лев,
Отважного Уту, что неуязвим, что гордо являет силу,
Отца великого города, где солнце восходит,
Великого герольда Ана, священного
Судью, что выносит богов решение,
Что носит бороду цвета ляпис-лазури,
Что со священных небес нисходит,
Сына Нингаль, Уту, рождённого,
Ставит Энки главным над всей вселенной.

Спрятал он пряжу маг, дал теменос,
Придал Энки совершенство тому, что женским является ремеслом,
Для Энки, для людей — облаченье.
Тиару дворца, самоцвет повелителя,
Утту, достойную женщину, радости полную,
Энки поставил над ними главной.
Тогда сама по себе, царский отбросив скипитр,
Инанна, к отцу своему Энки
В дом входит и, униженно плача, жалобу произносит:
"Ануннаки, великие боги, их судьбы
Отдал Энлиль уверенно в руки твои,
Со мною, девой Инанной, почему ж обошёлся иначе?
Я, святая Инанна, — где же моё старшинство?
Аруру, сестра Энлиля, Нинту, владычица гор,
Приняла на себя священную обязанность  править,
Забрала себе лук, с инкрустацией сила-кубок, из лялис-лазури
Унесла с собой чистый, священный ала-кубок,
Повитухою стала земли,
Ты Аруру вверил рождённого быть царём, владыкой рождённого быть.

Святая Нинисинна, сестрица моя,
Взяла себе светлый уну, стала жрицей Ана,
Поместила себя рядом с Аном, произносит слово,
Что небеса наполняет.
Святая Нинмуг, сестра моя,
Забрала золотой резец и серебряный молоток,
Стала старшим в ремесле по металлу,
Рождённого быть царём, что носит прочную диадему,
Короную венчанного рождённого повелевать, отдал ты в руки её.
Святая Нидаба, сестра моя, взяла себе мерную жердь,
Укрепила ляпис-лазурную ленту у себя на предплечье,
Оглашают великие жрецы, отмечают межи, устанавливают границы.
Пищу богов ты отдал ей в руки.
Нанше, владычица (владыка праведный пал к её ногам),
Ведать рыбой стала в морях, рыбой вкусной …
Почему обошёлся иначе со мной?
В чём же моё старшинство. Ведь я святая Инанна?"
Ты теперь одета в одежды "сила юноши"
Ты утвердила слова, что произносит "юноша",
Ты отвечаешь за посох, палку и кнут овчара, дева Инанна,
Что ещё дать нам тебе, дева Инанна?
Битвы, набеги — ты оракулам вложишь на них ответ,
Ты среди них, не будучи птицей арабу, дашь неблагоприятный ответ,
Ты свиваешь прямую нить,

Ты, дева Инанна, распрямляешь кручёную нить,
Ты придумала форму одежд, ты нарядные носишь одежды,
Ты спрятала пряжу маг, нить продела в веретено,
Ты окрасила многоцветную нить.
Ты вернула, дева Инанна, гимны тиги и адаб в их дом.
Ты, чьи, два Инанна, почитатели не устают любоваться тобой,
Дева Инанна,  ты же дальние знаешь колодцы, верёвки крепёжные;
Земля ожила! Пришло половодье! Взгляните!

16 Миф об Энки и Нинмакс

Когда на земле ещё не было людей,
Количество бессмертных великих богов, и подвластных им ануннаков, всё росло и росло.
Они заселили все небо, всю землю и весь подземный мир.
Становилось все труднее и труднее добывать себе пропитание.
Трудолюбивая богиня зерна Ашнан, созданная ануннаками, чтобы выращивать хлеб и делать вино,
Не успевала накормить всех.
Её брат, пастух Лахар усердно доил коз и овец, но молока на всех не хватало.

Боги молили всемогущего Энки помочь им и спасти их от голода и жажды
Но их стенания не доходили до адресата.
Энки спал в глубинах своей бездны и не слышал воплей божественных детей.
Наконец мать Энки, изначальное Море Намму,
Принесла ему слёзы богов с такими словами:

«Поднимись с ложа, о сын мой, выполни работу мудрую,
Создай слуг богам, да произведут они себе подобных.
Задумался сын над словами матери
Призвал он "хороших царских ваятелей" и говорит матери своей,
Изначальному морю Намму:
«Мать моя, творенье, что ты назвала, уже существует,
Бремя богов, их корзины на него да возложим!
Когда замешаешь ты глины из самой сердцевины Абзу.
Затяжелеет глина, подобно женскому лону.
Воистину создашь ты творенье,
Помощницей твоею Нинмах да станет.
Богини Нинимма, Шузиана, Нинбара,
Нинму, Нингуэнна вокруг тебя да встанут,
Когда ты будешь давать рожденье дитя,
Когда судьбу ему ты назначишь.
Да возложит Нинмах козины на него.
Да будет создан род человеческий.

Сотворение человека Энки решил обставить очень торжественно,
Он устроил грандиозное пиршество и созвал на него всех богов.
На этом пиру он сам и его помощница, обитательница земных недр Нинмах.
Выпили слишком много сладкого вина.
Шатаясь, подошли они к сосуду с глиной из бездны Абзу и начали мять её.
Дрожащими руками Нинмах вылепила шесть разновидностей существ,
Но все они были с явными отклонениями.
Каждому из них Энки определил судьбу.

Пятая женщина была та, кто родить не может,
Вот кого она сотворила.
На женщину взглянул Энки, на ту, кто родить не может,

Её судьбу определил, в женский дом ткачихою устроил.
Шестое не имело мужского корня и не имело женского лона.
Взглянул Энки на существо, что не имело мужского корня,
Что не имело женского лона.
Слугою дворцовым его сделал...

Рассердился Энки на неумелую Нинмах.
Он решил взяться за дело сам.
Результат оказался ещё хуже.
Существо получилось совсем тщедушным и немощным.
Обеспокоился Энки,
Как бы Нинмах не отказалась помочь его неразумному творению и просит её.
Тому, что вылеплен твоею рукой, я назначил судьбу,
Дал ему хлеба поесть.
Назначишь ли ты судьбу тому, что вылеплен моею рукой,
Дашь ли ему хлеба поесть?

Нинмах старалась изо всех сил,
Но существо не могло ни стоять, ни сидеть, ни есть, ни пить, ни говорить.
Боги поссорились,
Между ними состоялся долгий и не вполне понятный разговор.
Затем, они все же вылепили нормальных мужчин и женщин,
Во всем подобных богам, кроме бессмертия.
Люди должны были трудиться на земле,
Обеспечить своих создателей всем необходимым.

Второй вариант поэмы

От начала начал, от дней сотворения мира,
От начала начал, от ночей сотворения мира,
От начала начал, от годов сотворения мира.
Когда установили Судьбы,
Когда Ануннаки-боги родились.
Когда в брак вступили богини,
Когда их в земле и небе распределили,

Когда боги, сошлись с богинями, и богини затяжелели, дали рожденье,
Тогда боги из-за пищи, пропитания ради, трудиться стали.
Старшие боги верховодить стали,
Младшие боги корзины на плечи взвалили.
Боги реки, каналы рыли, под надзором насыпали землю.
Они страдали тяжко, роптали на жизнь свою.
А Разум Творитель, в то время,
Великих богов созидатель,
Энки во глуби тихоструйной Энгуры,
В чьи недра никто из богов заглянуть не смеет,
Он возлежал на своём ложе, он спал, не подымался.
В голос боги заголосили, с горькими воплями зарыдали
Тому, кто лежит, тому, кто спит, тому, кто с ложа не подымается,
Намму-праматерь, прародительница, всех великих богов и созидательница,
Плачи всех богов принесла сыну.
"Ты лежишь, ты спишь, со своего ложа не встаёшь,
А боги, слёзно о смягчении доли молят.
Встань же, сын мой, со своего ложа, поднимись,
Покажи свою искусность и мудрость!
Создай нечто, что богов заменит,
Пусть оставят свои корзины!"

По слову Намму Энки поднялся с ложа.
Бог козлёнка светлого жертвенного,
В созерцании глубоком, взял в руки.

Он, Великий Премудрый Разум,
Он, вещий заклинатель,
Он задумал то, что из женского выйдет лона.

Энки все силы свои собрал, разум свой безмерно расширил.
Образ, себе подобный, в сердце своём разуменьем создал
Своей матери Намму так он молвит:
"Мать моя! Создание, что сотворишь ты, воистину существует.
Бремя богов, их корзины, на него да возложим.

Когда ты замешаешь глины из самой сердцевины Абзу,
Подобно лону женскому, затяжелеет глина.
Ты сотворишь это созданье.
Нинмах помощницей твоею да станет.
Богини Нинимма, Шузианна, Нинмада, Нинбара,
Нинмуг, Шаршаргаба, Нингуна,
Вкруг тебя они да встанут,
Когда ты будешь давать рожденье.

Мать моя, когда судьбу ему ты назначишь,
Нинмах корзины на него да возложит.
Род человечий да будет создан".

Все боги толпою его восхваляли:
"О владыка, Обширный Разум, кто мудростью тебе равен?

Великий Энки, государь, кто повторить твои деянья сможет?
Словно отец родимый, ты присуждаешь Сути,
Ты сам — великие эти Сути".

Энки и Нинмах выпили пива, божья утроба возликовала.
«Нинмах, — так Энки вымолвил,
Человеческое созданье — хорошо ли оно, дурно ли оно —
Как мне сердце подскажет, такую судьбу ему присужу...»

Нинмах ему отвечает:
"Судьбу, что ты присудить пожелал — благую ли, злую ли — я назначу!"
Тут Нинмах отщипнула рукой от глины Абзу.
Руки у первого создания слабы, дабы что-то взять,
Он согнуть их не может.
Энки взглянул на того, чьи руки слабы.
Да он согнуть их не может,
Определил ему судьбу — царским стражем  назначил.

А второй — он плохо видел свет, щурил очи.
Взглянул, Энки, на того, кто щурил очи,
Определил ему судьбу, искусством пения его наделил он.
Ушумгаль, владыка великий, перед царём его поставил.
Третий сотворённый — нога его, словно червяк, кривая и слабая.
Энки, взглянув на него, определил ему судьбу —
Серебряных дел мастером сделал.
Четвёртый — он не мог выпускать своё семя —
Энки  взглянул на него, окропил его водой и произнёс над ним заклинание,
Дал жить его телу.
Пятою сотворённой была женщина, которая родить не может.
Энки, на женщину взглянув, на ту, кто родить не может,
Определил её судьбу и в женский дом,ткачихою, устроил.
Шестое создание не имело мужского корня, женского лона.
Энки взглянул на это существо,
В Кигале, слугой дворцовым его сделал,
Нинмах глину, отщипнула, на землю бросила, повернулась резк
Господин великий Энки, так молчит Нинмах:
"Тем, кого ты сотворила, я определил судьбы,
Я придумал им пропитанье — дал вкусить хлеба.
Ныне же я пред тобой сотворю, а ты назначишь им судьбы".

Энки начал лепить форму — внутри и снаружи —голову, руки, части тела.
«Нинмах — так он молвит, —
Корень вздымая, да испустит семя в женское лоно,
Эта женщина получит зачатье...»
А второй, Умуль, — "мой день далёк" — голова его была слаба
Глаза его были слабы, шея его была слаба,
Жизнь в нём дрожала, трепетала.
Лёгкие его были слабые, сердце слабое, кишки его были слабы.
Руки, голова трясутся, поднести ко рту хлеба он не может,
Его спина была слаба, плечи дрожали, ноги дрожали, на ровном месте.

Энки Нинмах так молвит:
"Тем, кого ты создавала, я определил судьбы,
Я придумал для них пропитанье.
Теперь ты, кого сотворил я, определи ему судьбу,
Придумай для него пропитанье".

Нинмах, посмотрела на Умуля, к нему обратилась,
Хлеба поесть ему даёт, а он руку за ним
Протянуть не может.
На кровати он не лежал спокойно, и совсем
Не хотел спать, сесть не умел, встать не умел, лежать
Совсем не хотел.
В дом войти он не может, пропитать себя не может.

Нинмах Энки говорит снова:
«Человек, кого ты создал, он ни жив, он ни мёртв, и ноши нести не может".
 Энки отвечает:
"Тому, чьи руки были слабы, я судьбу определил,
Я придумал ему пропитанье.
Тому, кто плохо видел свет, чьи очи щурились,
Я судьбу определил, придумал ему пропитанье.
Тому, чья нога была, словно червяк, я судьбу определил
И придумал ему пропитанье.
Тому, кто задерживал семя, я определил судьбу
И придумал ему пропитанье.
Женщине, что не могла рождать, я определил судьбу
И придумал ей пропитанье.
Тот, кто корня мужского не имел, я определил судьбу
И придумал ему пропитанье...»

Нинмах в голос кричит Энки:
"О, горе! В небесах ты не жил, на земле ты не жил!
О, глаза твои проклятые! Из Шумера ты не уйдёшь!
Там, где ты сидеть не будешь, —  дом мой, построенный!
И слова твои бессмысленные!
Там, где ты жить не будешь, — град мой, построенный!
Сама я, ложью разбитая!
Град мой разрушен, дом мой погублен,
Дитя моё в плен попало!
Я сна лишилась, и ушла из Экура,
Только от руки твоей не ушла!"

Энки Нинмах так отвечает:

"Слова, что из уст твоих вышли, кто отменит?
Умуль из лона твоего да будет исторгнут!
Нинмах, труды свои прерви, негожи они,
Против меня кто выступить может?

Творенье по образу моему, что вслед за тобою я создал,
Словом склонено да будет!
А когда мой корень повсюду достойно прославят,
Да будет на то твоё согласие мудрое!

Энкум и Нинкум, дворцовые стражи,да возгласят твоё величье!
Сестрица, в тебе могучая сила..."

Нинмах не соперница великому Энки.
О, отец Энки, хвала тебе хороша!

17 Миф об Энки и Нинхурсаге

Дильмун — это "чистая", "непорочная " и "светлая" "страна жизни",
В ней неведомы ни смерть, ни болезни.
Единственно чего там нет, так это пресной воды.
Поэтому великий бог Энки призывает к себе бога Солнца Уту и просит его принести в Дильмун свежую воду с земли.
После этого страна превращается в цветущий и плодоносящий сад.
В этом саду великая богиня-мать Нинхурсаг, не испытывая родовых мук,  производит на свет восемь дочерей.
Они превращаются в восемь растений покрытых сочными сладкими плодами. Энки захотелось вдруг отведать их.
Он призвал своего советника двуликого бога Исимуда и говорит:

«Вот травы, судьбу им я не решу ли?»
«Что это, что это?»
Исимуд вырывает эти драгоценные растения,
Приносит их своему повелителю и по одному даёт их Энки съесть.
Узнав об этом, разгневанная Нинхурсаг прокляла Энки смертельным проклятием.
Она призвала на его голову различные напасти.
Богиня удалилась от мира и богов, и людей и никто не мог её найти.

Съеденные Энки растения превратились для него в смертельный яд.
Восемь различных органов тела великого бога оказались поражены.
Испытывая страшные муки и боли, он повалился на землю и зарыдал.
Все боги оказались бессильны помочь Энки.
Даже великий Энлиль не смог облегчить страданий брата.
Все живое на земле и на небе предалось великой скорби.

В это горестное время явился к собранию богов лис. Он предложил, за определённое вознаграждение, вернуть богиню-мать.
Боги согласились.
Как хитрому лису удалось уговорить Нинхурсаг помочь несчастному Энки.
Она сжалилась над ним, села возле поверженного бога.
Восемь раз вопрошала его громким голосом, что у него болит.
После каждого ответа больного на свет рождалось соответствующее божество-целитель.
Каждое из этих божеств прикоснулось к соответствующему органу  Энки.
И он снова стал жив, здоров и весел.

"Меж градов пресветлых — ей её отдайте —
Дильмун есть страна, страна пресветлая.
В Шумере пресветлом — ей её отдайте!

Дильмун страна воссиянная.
А он там сам, в Дильмуне Энки, вместе с упругой возлёг.
Та земля непорочная, та земля воссиянная,
А там, в Дильмуне ворон не каркает.
Птица смерти не накликает смерти.
Там лев не бьёт, волк ягнёнка не рвёт.
Там собака сторожевая, как козлят стерегут, не знает, как козлят стерегут.
Там свинья зерна не пожирает.
Вдова на крыше солод не рассыпает.
Птица небесная солод тот не склёвывает.
Там голубь головою не вертит.
Там хворь глазная не цепляется.
Там старица не говорит — "я старица".
Там старец не говорит — "я старец".
Там девушка не умывается, водой из окна не плещется.
Там перевозчик -"навались!" — не кричит.
Там страж вокруг зубцов не кружит.
Там певец песнопений не распевает,
Плачей за городом не заводит.
Ниисикила Эаки, отцу своему, так молвит:
"Вот дал ты мне Дильмун-город, а что мне в твоём дарении?
В моем городе нету воды в каналах!
Его колодцы с водою горькой,
Не дают расти зёрнам-злакам,
На полях, в бороздах, на нивах!
Город мой не "Дом прибрежный — пристань всей страны!"


Отец Энки Нинсикилс отвечает:
"Отныне и вовеки под солнцем,
Когда солнце-Уту в небесах восстанет,
Он перед Эзеном — "местом празднеств",
От "дома рыбы рогатой" месяца-Нанны,
Устами воды прибрежной, бегущей воды,
Злаки из земли  подымутся,
По путям просторным вода да выбежит.
Город водой изобилия напоит.
Колодцы с водою горькой да станут
Колодцами с водою сладкой!
Город —  "Домом прибрежным,
Пристанью всей страны" да станет!
Страна Тукриш золото Харали,
Светлый лазурит да переправит.
Страна Мелухха сердолик желанный, драгоценный,
Дерево Магана морское, ценнейшее
На кораблях пусть тебе доставит!
Страна Марахши горный хрусталь драгоценный светлый
Да переправит!
Страна Маган крепкую медь, диорит, сосуды из камня доставит!
Страна заморская дерево эбен роскошное,
Царское да переправит!
"Страна шатров" лучшую шерсть, порошок рудный
Пусть тебе доставит!
Страна Элам свой груз — шерсть тончайшую
Да переправит!
Храм Ура, град священный, святыня царства,
Зерно, масло, наилучшие ткани на больших судах
Пусть тебе доставит!
Просторное море изобилие это пусть тебе переправит!
О город! Его жилища прекрасными жилищами будут!

Зерно его чистое-чистое,
Его финики — крупные-крупные,
Свой урожай соберёт он трижды!
Деревья его — великаны-деревья!
Отныне и вовеки под солнцем!»

И вот солнце-Уту в небесах встало.
Перед Эзеном — "местом празднеств",
От "дома рыбы рогатой," месяца Нанны,
Устами воды прибрежной, бегущей воды, злаки из земли
Поднялись, вышли,
По путям просторным вода побежала,
Город водой изобилья поит,
Вода в полях, вода на нивах, в борозде рост даёт зерну-злакам.
Стал город "Домом прибрежным, пристанью всей страны"!

Так от дней от тех под солнцем, отныне и вовеки воистину так да будет!
А сам Энки, Разум Премудрый, перед Нинту, что страны матерь
Его корень рвы наполнил семенем,
Его корень тростники окунул в семя,
Его корень дал жизнь покрову могучему.
Он вскричал: "По болотам никто да не ходит!"
Жизнью небес он поклялся.
Ту, что возлежит в болотах,
Дамгальнуну — "Супругу великую" свою,
Он её оросил своим семенем,
Нинхурсаг в утробу он излил семя Энки.
И один её день — словно месяц.
Девять месяцев материнства.

Словно по прекрасному нежнейшему маслу,
Нинту, матерь страны, породила Нинсар.
На брегах реки взрастала Нинсар.
А Энки — он затаился в болотах.
Советчику своему Исимуду так он молвит:
"Отроковицу милую, Нинсар, я ли не поцелую?»

Советчик его Исимуд так ему отвечает:
«Отроковицу милую, Нинсар, поцелуй!
Господин поплывёт, я буду править!»
Он поставил ногу в лодку,
А другой уж коснулся земли твёрдой.
Он к груди прижал Нинсар и поцеловал.
Энки излил семя в её утробу.
Она приняла его семя, семя Энки.

И один день её, словно месяц,

И второй день её, словно два месяца.
Девять дней её — девять месяцев,
Девять месяцев материнства.
Словно по прекрасному нежнейшему маслу,
Родила Нинкур.
На брегах реки взрастала Нинкур.
А Энки —  он в болотах затаился.
Советчику своему Исимуду молвит:
«Отроковицу милую, Нинкур, я ли не поцелую?»

Советчик его Исимуд отвечает:
«Отроковицу милую, Нинкур, воистину поцелуй,
Господин поплывёт, я буду править!»
Энки поставил ногу в лодку,
А другой уж коснулся земли твёрдой.
Он к груди прижал Нинкур,  поцеловал, излил семя в её утробу.
Она приняла в утробу семя.

И один её день её, словно месяц.
Девять дней её, что девять месяцев,
Девять месяцев материнства.
Словно по  прекрасному нежнейшему маслу,
Утту, крепышку-толстушку, породила...»
Нинту речи обращает к Утту:
"Совет тебе дам, прими совет мой,
Слово скажу, слова мои выслушай!
Энки затаился в болотах, остерегайся его,
Его поцелуев и любви.

 Энки в поле работает, а слуга садовника-огородника командует:
"Принеси огурцов спелых,
Принеси абрикосов в связках,
Принеси виноград в гроздьях.
Пусть он в доме узду мою схватит...»,

Он водою канавы наполнил,
Он рвы водою наполнил,
Земли нетронутые водою наполнил.
Садовник тут, полный радости,
На шею к нему кинулся, с ним обнимается.
"Кто же ты, кто сад мой полил?"

Энки садовнику отвечает:
«Я бог воды, Энки...»
Энки принёс виноград в гроздьях, и подол ему наполнил.
Он глаза себе зелёным подвёл, посох взял,
И шаги свои к Утту направил.
В дом её он постучал: "Открой двери!"

«Кто это, кто это здесь?»
«Я садовник-огородник, огурцы, абрикосы, виноград я принёс тебе!»
Утту, радости полна, дверь ему открывает.
Энки Утту, крепышке-толстушке, огурцы свежие даёт,
И абрикосы, в связках, виноград, в гроздьях,
Пиво, в больших сосудах.
Утту, руками всплеснула,
Энки опьянел от радости, Утту увидев.

Он груди её взял, он на лоно её возлёг.
Он бёдер её рукой коснулся, за грудь её схватил.
Он в лоно корень вложил, поцеловал, излил в её утробу семя.
Семя она приняла!
Прекрасная женщина, Утту, — "О, мои бёдра, о тело моё,
О, моя утроба!" — кричит!
Семя с бёдер её Нинхурсаг вытерла.

"Трава лесная" выросла.
"Трава медовая" выросла.
"Трава садовая" выросла.
"Трава семенная" выросла.
"Трава колючая" выросла.
"Трава густая" выросла.
"Трава высокая" выросла.
"Трава целебная" выросла.

А Энки затаился в болотах.
Советчику своему Исимуду так он молвит:
«Травы, судьбу им я не решу ли?
Что это, что это?"»
Советчик Исимуд ему отвечает:
"Господин мой, это "трава лесная," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава медовая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава садовая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава семенная," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава колючая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава густая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.
"Господин мой, это "трава высокая," — так он молвит,
Траву ему срезает, тот её съедает.

Решил Энки судьбу растений, их сердце познал он.
Прокляла имя Энки Нинхурсаг.
«Взглядом жизни не взгляну на него,
До смерти его самой!»
Во прах уселись ануннаки.
Так Энлилю лиса, что была там молвит:
"Если Нинхурсаг я верну тебе,
Что ты дашь мне в награду?"
Лисе Энлиль так отвечает:

"Если ты мне вернёшь Нинхурсаг,
В моем граде тебе посажу дерево,
Имя твоё да будет прославлено!"

А ночью демоны подземного мира
Избили и покалечили Энки.

И вот лиса шкурку почистила,
Хвост, волоски свои распушила,
На лицо румяна наложила
И пошла к Энлилю за помощью, но Энлиль не помог.
Пошла к Нанне, но Нанна не помог.
Пошла к Уту, но Уту не помог.
Пошла к Инанне, но Инанна не помогла".

Нинхурсаг Энки на матку свою посадила.
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Макушка моя болит".
"Абау — отец растений будет рождён для тебя".
"Брат мой, А что ещё у тебя болит?"
"Корни волос моих болят".
"Нинсикила — владыка волос будет рождён для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Нос у меня болит".
"Нинкируту — госпожа, что рождает нос, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Рот у меня болит".
"Нинкаси — госпожа, что рот наполняет, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Горло мо болит".
"Нази — та, кто держит горло в порядке, будет рождена для тебя".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Рука у меня болит".
"Азимуа — та, кто добрую руку растит будет тебе рождена".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Ребро моё болит".
"Нинти — владычица жизни-ребра, будет тебе рождена".
"Брат мой, что у тебя болит?"
"Бока мои болят".
"Эншаг — владыка доброго бока будет тебе рождён".
"Крошкам этим, что я породила, определи судьбы".

"Да станет Абау владыкой растений.
Нинсикила господином Магана да будет!
Нинкируту супругою Ниназу да станет.
Нинкаси ублажающей желанья да станет.
Нази супругою Умундара да будет.
Азимуа супругою Нингишзиды да станет!
Нинти владычицей месяцев станет.
Эншаг господином Дильмуна будет!"
Отец Энки, тебе хвала!

18 Миф об Энки и Эриду

Энки, как бог воды, создаёт город Эриду.
Он поднимает его из водной пучины Абзу.
Затем Энки отправляется в Ниппур, к Энлилю,
Чтобы тот, как верховный бог, освятил и благословил новый город.
В стародавние дни, когда судьбы людские решались,
В изобильный год, порождённый Аном,
Люди, траве подобно, из-под земли пробивались,
Владыка Абзу, царь Энки, владыка, решающий судьбы,
Дом свой из серебра-лазурита построил на берегу Эреду!
Золотом богато его украсил.
Кирпич его — говорящий, советы дающий!
Тростниковая кровля его, как бык ревёт!
Взывает громко дом Энки!
Серебро-лазурит в нём сияют, словно день !
Абзу, в святилище, радость принёс он !
От Абзу его превосходная форма  исходит!
Пред Энки-владыкой предстали все боги.
На берегу Эреду воздвиг он дом!
Дом хозяина славит по ночам, желает ему добра!
Хозяину Энки слуга Исимуд вкрадчиво молвит:
"Дом, основанный на серебре-лазурите,
О нём заботится Энки из Абзу,
Что, подобно Тигру с Евфратом, наводит ужас.
Абзу, ты радость приносишь Энки!
Засов твой не имеет равных!
Замок твой — лев страшный!
Кровля твоя — бык небесный, форма его совершенна!
Циновка твоя — лазурит, украшающий кровлю!
Свод твой — бык, рог поднявший!
Врата твои — лев, человека хватающий!
Твой порог — леопард, на человека бросающийся!
Абзу! Место чистое, украшенное!
Э-Энгура! Хозяин твой стопу на тебя возложил!
Энки, царь Абзу,
Твоё основание сердолику уподобил!
Заговор лазуритовый произнес он!
Лалхар, дом Энки — серебро очищенное,
Бык хозяину своему покорный,
Своим рёвом советы дающий!
Э-Энгура Энки — тростниковый стилос, дарованный светлым Аном !
В глубине твоей высокий престол установлен !
Порог твой — священная лестница Ана !
Абзу — чистое место, где судьбы определяются !
Владыка разума, царь Энки,
Нудиммуд, царь Эреду,
Никому не даст заглянуть в глубины Абзу !
Твой жрец-абгаль волосы свои за спину закидывает !
Эреду, возлюбленный Энки !
Э-Энгура, чьё сердце полно изобилия !
Абзу, жизнь страны, возлюбленная Энки !
Эреду ! Тень твоя до сердцевины моря простирается !
Разъярённое море, соперника не имеющее,
Высокая река, ужас телу страны несущая,
О Э-Энгура ! Потоп великий, земли коснувшийся !
Дом на краю Бездны, леопард глубины Абзу,
Высокий дом Энки, разум стране дарующий !
Твой певец , подобно реке, в половодье,
Хозяину своему Энки громко поёт !
Для его светлого дома все наилучшее он приготовил:
Лира-зами, плектр,
Хархар, лира-сабиту, лира-мириту заполнили дом !
Дружно они взыграли:
Зазвучали священные плектры Энки,
Все барабаны-тиги дроби забили !
Слово Энки не отменимо,
Слово его возврата не знает !"

Так говорил кирпичу Исимуд,
Прославляя Э-Энгуру сладостной песнью.
Когда Энки Эреду воздвигнул
Лесистую гору насыпанную, воды достигающую,
Чьи святилища на тростниковых стволах основаны,
Когда в садах его чудесных плоды соком налились,
Птицы лапки свои с веток свесили,
Большие карпы в медовых зарослях для него резвились,
Хвостами своими среди молодых тростников для него поводили.

Когда Энки встаёт — все рыбы на волнах встают перед ним !
Изумление в Абзу принёс он,
Радость в Энгуру принёс он,
Морю подобно, ужас принёс он,
Подобно реке в половодье, он страхом наполнен !
Южный Ветер жестокий для него над Евфратом поднялся !

Его шест змее подобен !
Его весла низкорослым тростникам подобны !
Когда Энки отчалил, год изобилья был полон !
Ладья покинула гавань, канат был отвязан от трапа !
От дома Эреду, что он покинул,
Река хозяину советы давала,
Голос её — голос телёнка, голос коровы доброй !

Энки быков зарезал, овец принёс в жертву.
Где нет барабанов-ала — на место своё он вернул их,
Где нет бронзовых уб-барабанов — на место своё он их вывел !
К Ниппуру один стопы он направил,
В Гигуну, святилище Ниппура, вступил он !
Энки с пивом приблизился, с вином приблизился,
В большие бронзовые сосуды вино возлил он,
В это же время пиво из полбы он приготовил,
В сосуде кукурру сусло для вкусного пива он приготовил,
Сироп из фиников в носик возлил, качество пива повысил!
Как сусло в сироп превратилось, остужаться его он поставил !

Энки в святилище Ниппура
Для Энлиля, отца своего, пир устроил!
Ана усадил на высокое место,
К Ану он подсадил Энлиля,
Нинту усадил на угол почёта,
Ануннаков впритык посадил он !
Люди их пивом напоили, вином ублажили,
Бронзовые чаши большими сделали,
Из-за бронзовых чаш богини Ураш спор затеяли боги.
Сосуды тилимда, как священная ладья, засверкали!

Пива выпив, вином насладясь,
Из дома выставив свои ноги,
Энлиль в Ниппуре исполнился радости,
Он к Ануннакам обратился:
«О великие боги, здесь стоящие !
Ануннаки, в место Собрания пришедшие !
Мой сын, царь Энки, дом построил,
Лесистой горе подобно, из земли Эреду он вывел,
В месте священном дом он построил !
Эреду — чистое место, для входа оно недоступно !
Дом, построенный из серебра, украшенный лазуритом !
Дом, строящий в ряд барабаны-тиги, заговоры творящий !
Священные песни дружно дом славословят !
Эреду, светлому дому воздвигнутому,
Отцу Энки — слава!»

19 Миф о Анмеркере и повелителе Аратты

Энмеркар, жрец-повелитель шумерского города Урука, сын солнечного бога Уту,
Решил подчинить себе государство Аратту.
Он заручился поддержкой могущественной богини Инанны.
Она обещала во всем помогать ему.
Энмеркар отправляет гонца в Аратту.
Его требования, что-бы жители не только выплатили ему дань.
А дань платилась золотом, серебром и драгоценными камнями.
Ещё они должны принять участие в строительстве храма бога Энки в Эриду.

Гонец, перейдя семь гор, прибыл к месту назначения.
Он передал  ультиматум местному прави-телю.
Но тот отказывается покориться Энмеркару,
Гордо ссылаясь на то, что царём его сделала сама богиня Инанна,
Что он находится под ее покровительством.
Тогда гонец сообщил ему, что Инанна теперь живёт в Уруке,
И что она во всем поддерживает Энмеркара.

Это заявление приводит правителя Аратты в замешательство.
После некоторых раздумий он даёт гонцу ответ.
Вместо вооружённого столкновения он предлагает состязание двух воинов.
 Они защищали интересы своих царств.
 Если Инанна покинула Аратту, то он намерен подчинится урукскому царю,
Но в том случае, когда тот пришлёт много зерна.
Гонец возвращается в Урук и вручает это послание Энмеркару.

Сначала Энмеркар советуется с шумерской богиней мудрости Нидабой.
Он выполняет какие-то ритуальные действия.
Он отправляет в Аратту караван в зерном и гонца с повелением.
В нём сказано доставить в Урук драгоценные камни, золото и серебро.
Люди Аратты приходят в полный восторг от большого количества зерна.
Они готовы предоставить Энмеркару драгоценности и строителей для возведения храма.
Однако правитель категорически отказывает гонцу.
Он даже выдвигает свои требования по выплате ему дани.

Гонец возвращается в Урук.
Он рассказывает все Энмеркару.
Тот опять проводит какие-то ритуальные действия с некой травой "сушима".
 Он в третий раз посылает гонца в Аратту,
Но без всякого послания, а с наказом вручить местному правителю жезл.

Этот жезл произвёл на правителя Аратты должное впечатление,
Он горько сетует на то, что Инанна покинула его.
Он предлагает Энмеркару состязание представителя  царя Урука с его ставленником.
Но представитель не должен быть ни чёрным, ни белым, ни коричневым, ни жёлтым, ни пёстрым.

Энмеркара вовсе не смутили эти требования.
Да и речь шла не о цвете кожи, а об одежде.
Он в очередной раз посылает в Аратту гонца с довольно жёсткими условиями.
Он готов принять вызов правителя Аратты.
Для этого и посылает своего гонца,
Но он требует отправки золота, серебра и драгоценностей.
В противном случае он грозит Аратте полным разрушением.

Энмеркар был первым человеком, ставшим писать на глиняных табличках.
Гонец вручает такую табличку правителю Аратты и ждёт ответа.
Аратте, неожиданно, приходит на помощь бог дождя и бури Ишкур.
Ветром в город приносит целую кучу зёрен дикой пшеницы и бобов.
При виде этого чуда к правителю Аратты вернулась былая самоуверенность.
Он сообщает гонцу, что Инанна ни в коем случае не оставит его.
Жители Аратты  выплатили Уруку дань, в виде золота, серебра и ляпис-лазури.

21 Миф об Энмеркаре и Энсукушсираканне

Присылает к царю Урука правитель Аратты Энсукушсиранна, Энмеркару, посланца.
Энмеркару требует, чтобы Урук признал его повелителем,
Он хочет перенести центр почитания богини Инанны в Аратту.

Твёрд и полон презрения ответ Энмеркара.
Он долго перечисляет любимцев-богов.
Он удивляется, зачем Инанне менять блистательный Урук на какую-то Аратту.
Под конец своей речи Энмеркар предлагает Энсукушсиранне подчиниться ему полностью.
Тогда он будет считать инцидент исчерпанным.

Ответ царя Урука в Аратту приносит гонец. 
Собирает совет жрецов Энсукушсиранна, чтобы принять решение.
Правитель склоняется к тому, чтобы воевать с надменным Энмеркаром.
Тут слово берет жрец-чародей.
Он говорит собранию, что сумеет силой своей магии подчинить урукитов.
 Восторгам Энсукушсиранны нет предела,
Он щедро одаривает жреца и отправляет его в Урук.

По дороге жрец попадает в стойла богини Нидабы.
От священных коровы и козы он выпивает молоко,
Совершая святотатство — у священных животных пропало молоко.
Со слезами склоняют колени в молитве пастухи великому богу Солнца Уту.

Продолжает свой путь жрец-чародей.
На берегу Евфрата встречает старую Сагбурру, посланную кем-то из богов.
Они какое-то время состязаются в колдовстве.
Сагбурру, конечно, выигрывает.
Она говорит жрецу, что он видимо потерял разум,
Если осмелился явиться в Урук и заниматься там чародейством.
Жрец просит пощады, предвидя свою печальную кончину,
Но Сагбурру неумолима.
Она убивает его и бросает труп в реку.

Энсукушсиранна узнал о печальной участи жреца,
Он тут же отправил посланцев к Энмеркару, признав его владычество.
В лазурном сиянии стены вздымаются
В Кулабе-граде, что в мироздании вырос,
В Уруке, чьё имя подобно радуге,
Что небес коснулась дугой пестроцветною моста,
В небесах стоит юный месяц,
Его Сути великие устроены царственно,
Его выси пречистые в день благой заложены,
Его сияние в стране — словно лунный свет,
Его блистание в стране — словно ясный день,
Как молодой телец, как козлёночек, изобилием порождённые.
Слава Урука над горами раскинулась,
Серебро чистейшее, благостное его излучение.
Словно плащом покрыли Аратту, словно покрывалом окутали.
Это когда день был властелином,
Ночь — господином, и царило солнце,
Советчиком-посланцем жреца верховного Арапы был Ансигариа,
Советчиком-посланцем Энмеркара,
Жреца верховного Кулаба, был Энсухкешданна.
Верховный жрец воистину, от век к веку, был господином
Богоравным по рождению и избранию.
И с таким человеком, властелином Урука, властелином Кулаба,
Жрец верховный Аратты, Энсухкешданна, в спор вступил.
Вот что об Уруке он гонцу своему промолвил:
"Пускай мне подчинится, пусть ярмо моё наденет!
А когда он мне подчинится, то и он и я будем равны:

Он с Инанною воистину в Эгаре проживает.
Но и я с Инанною буду жить в Эзагине, храме лазурном, в Аратте,
Возлежать с ней на ложе, на сияющей постели.
Я с нею возлягу, в сладком сне, на изукрашенном ложе.
Он  Инанну в ночных сновидениях видит.
Я с Инанною лик к лику буду вместе, при ясном свете.
Съест воистину он жирного гуся,
А я жирного гуся не съем
Гусиные яйца соберу в корзину,
Его птенцов сложу в короб:
Маленьких — для моего котелочка,
Больших — для моего большого чана.
Не будет жить гусь на речном бреге.
Мне подчинятся все правители,
С ними буду я трапезовать".

Вот какое послал он Энмеркару слово.
Словно горный баран, гонец пустился, полетел, словно сокол дикий,
В сумерки на ночлег становился, днём спешил.
Средь ясного дня, словно птичья стая,
По плоскогорью он нёсся.
С наступлением ночи,словно птичья стая,
Во глуби гор он укрывался.
Он достигал своего места,как палка, брошенная в цель.
Он карабкался на кручи, точно дикий осёл Шаккана,
Он мчался, словно огромный, могучий осёл, полный сил,
Словно осёл, гибкий, годный к гонкам,
Он стремился неуклонно вперёд.
Бежал он неустанно, как лев в поле, на дневной охоте
Без устали он нёсся, как волк, догоняющий ягнёнка,
Достигая малых и больших селений.

Он готовился к своей речи.
К жрецу верховному в покой  священный входил:
"Мой повелитель, верховный жрец Аратты Энсухкешданна меня к тебе послал.
Так тебе молвит господин мой:
"Пускай он мне подчинится, пусть ярмо моё наденет.
И он и я будем равными, когда он мне подчинится
Он с Инанною, воистину, проживает в Эгаре,
Но и я с Инанною буду жить в Эзагине, в храме лазурном, в Аратте.
Он возлежит с ней на ложе, на сияющей постели.
Но и я с ней возлягу, в сладком сне, на изукрашенном ложе.
Он в ночных сновидениях видит Инанну.
Я же буду с Инанною вместе, лик к лику, при ясном свете.
Воистину съест он жирного гуся.
А я не съем жирного гуся.
Я гусиные яйца соберу, а птенцов его сложу в короб:
Маленьких  — для моего котелочка, больших —  для моего большого чана.
Гусь не будет жить на речном бреге.
Все правители мне подчинятся, трапезовать я с ними буду".

Владыка Урука — он их весло-правило.
Он их опорная свая.
Он их силок-ловушка, он сокол, что летает в небе,
Он к кирпичам храма Аратты добирался,
Он к  величью Аратты склонен,
Он ответ в Аратту готовит,
Он изучил тщательно табличку.

"Он с Инанною хочет жить в Эзагине, храме лазурном в Аратте!
Но со мною живёт она, когда с небес на землю сходит.
На изукрашенном ложе, в сладком сне, он хочет лежать с нею вместе!
На сверкающем ложе Инанны, осыпанном лазурными травами!
А в ногах там Могучий лев там, в ногах,
Свирепый лев там, в изголовье.
Могучий догоняет свирепого.
Свирепый настигает могучего.
Могучий со свирепым в движении.
Свирепый с могучим в кружении.
Дня не пройдёт ни ночи,
На пятнадцать двойных часов я к Инанне отправлюсь.
На подворье моё священное Уту ещё глаз не кинет,
А она в мой священный покой светлый взойдёт.
Мне венец святой, скипетр царственный даровал Энлиль.
Чадо Энлиля, Нинурта, словно мех с водой, меня лелеял.
Сестрица Энлиля, Аруру,
Правой и левой грудью меня кормила.
А когда я направлялся брачному покою,
Словно птенец Анзуда, жрица кричала
Из города, где место её рожденья...

В Уруке, воистину, Инанна живёт,
А что такое Аратта?
В твердыне Кулаба она проживает,
На что ей чужедальние чистые Сути?
И пять лет пройдёт, десять пройдёт —
Не пойдёт она в Аратту!
Да и зачем ей туда идти,
Ей, великой светлой госпоже Эаны?"
Так вместе совет они держали, все речам его вняли.

Она не идёт в Аратту.
"Он, кто ничего не имеет,
Он не ест жирного гуся!
Но я дам ему съесть жирного гуся!
Я гусиные яйца соберу в корзину,
Я птенцов его сложу в короб:
Маленьких — для моего котелочка,
Больших — для моего большого чана.
Гусь не будет жить на речном бреге.
Мне правители подчинятся, я с ними трапезовать буду".

Гонец Энмеркара к Энсухкещданне,
К его светлому священному покою, к его твердыням,
К его святыням, где он проживает, приближается.

Энсухкешданна совета просит,
Слов для ответа ищет.
Жрец-заклинатель, жрец-прорицатель,
Жрец помазывающий и прочие люди храма
Собираются вместе, совет держат:
"Что я скажу им?
Жрецу верховному Урука, жрецу верховному Кулаба.

Бык его пред моим быком занёсся.
Бык Урука ведёт себя надменно.
Над моими, его люди, кажут силу.
Ведёт себя надменно урукит.
Его пёс Над моим псом его пёс занёсся.
Раскрыл свою глотку пёс урукский".

Собрание, созванное им, прямодушно ему отвечает:
"Урукита ты  превосходней.
Деяния свои великие  Энмеркар гонцу перечислил.
Не должен совершать их Энмеркар.
Их должен совершать только ты.
Пусть сердцем будет принято  решенье.
Как понимаешь, так и поступай".

"Пусть город мой станет холмом,
Я сам черепком его стану —
Перед владыкою Урука, перед владыкою Кулаба
Выи я да не склоню!"

Один чародей — ремесло его хамазитское.
Ургирнунна — ремесло его хамазитское.
Он в Аратту переселился, когда храм его, Хамазу, разрушен был.
Он, в потаённых покоях, колдовством занимался.

Ансигариа-советчик так говорит:
"Великие отцы града, господин мой!
Старцы-основатели собрания!
Отчего в покоях совета дворца совет не дают,
Не держат совета?
Я каналы урукские разрою,
К святыне Аратты склоню их выи!
Слова Урука да будут смешаны.

С армией моей великой, до востока с запада,
От моря и до гор кедровых,
К востоку до гор кедров благовонных
Их склонить выи я заставлю.
Урукиты, пусть ладьи с добром урукиты  тянут,
Пусть к Эзагину Аратты ладьи привяжут".

Советчик своего града, Ансигура, встал,
Главу склонил смиренно:
"Великие отцы града, господин мой!
Старцы-основатели собрания.
Отчего в покоях совета дворца совет не дают,
Не держат совета?
Я каналы урукские разрою,
К святыне Аратты склоню их выи к святыне Аратты!
Да будут смешаны слова Урука.
С армией моей великой с запада и до востока,
От моря и до гор кедровых,
К востоку до гор кедров благовонных
Я их заставлю Склонить выи я их заставлю.
Пусть ладьи с добром урукиты тянут,
Пусть к Эзагину Аратты ладьи привяжут".

Как это владыку возрадовало!
Ему он отвесил пять мин злата и пять мин серебра.
Повелел вкушать сладкие яства, и сказал:
"А когда разбиты люди его будут,
В руке твоей они будут!" — вот что он ему сказал.
Сеятель семян отборных, чародей
К граду Нисабы, Эрешу путь держит,
В загон просторный, где коровы живут, входит.
Тревожно затрясла головою корова в загоне.
Он молвит слово корове, он говорит с ней, как с человеком.

"Кто ест твои сливки, корова,
Молоко твоё кто выпивает?"
"Богиня  Нисаба ест мои сливки.
Богиня Нисаба пьёт моё молоко
Мой сыр, что для священного подворья превосходно изготовлен
И большого, великого застолья, застолья Нисабы воистину достоин.
Мои сливки и молоко из светлых загонов
Жрецу верховному отнесут.
Дикая святая корова, Нисаба, дочь первородная
Энлиля, воистину не даст человеку встать".
"Корова,Сливки твои, корова — в голову,
Молоко твоё — в твоё чрево!"

Сливки коровы ушли в голову,
Молоко её ушло в чрево.
Он подходит к чистому хлеву Нисабы.
Тревожно затрясла головою коза в хлеву.
Козе он молвит слово,  говорит с ней, как с человеком.

"Кто ест твои сливки, коза молоко твоё кто выпивает?"
"Богиня Нисаба ест мои сливки.
Богиня Нисаба пьёт моё молоко.
Мой сыр, что для священного подворья превосходно изготовлен,
И большого, великого застолья, застолья Нисабы воистину достоин.
Мои сливки из светлых загонов
Жрецу верховному отнесут.
Моё молоко из хлева святого
Жрецу верховному отнесут.

Нисаба, Дикая священная корова, Нисаба, дочь первородная
Энлиля, воистину, не даст человеку встать".

"Коза, сливки твои — в голову,
Твоё молоко — в твоё чрево!"
Коза — её сливки ушли в голову,
Её молоко ушло в её чрево.

В тот день он сделал загон и хлев домом молчания,
Произвёл там опустошение.
В коровьем вымени нет молока,
Для её телёнка померк день.
Голоден телёночек он, горько-горько плачет.

В козьем вымени нет молока,
Для её козлёнка померк день.
Нечего есть козе с козлёнком,
Жизнь их к концу подходит.

Корова печально говорит телёнку:
"Умер её козлёнок у козы..."
Наступил голод, пуста священная маслобойка.
Животные с голоду умирают.
Домом молчания он сделал в те дни загон и хлев ,

Произвёл там опустошение.
Выбросил посох коровий пастух, лицо его позеленело,
Жезл пастуший закинул пастух-козопас,
Горькими слезами плачет.
Подпасок не спешит к загону и хлеву,
По дорогам дальним он бродит.
Молочник не выкликает,
Незнакомыми он бредёт он путями.
Погонщик скота и пастух Нисабы,
Сыны, одной матерью рождённые,
Из загона и хлева они вышли.

Первый — Машгула — таково его было имя.
Второй — Урэдина — таково его было имя.
Пред солнечным восходом, у главных ворот, вдвоём,
Где хранят чудеса страны хранят,
Они распростёрлись и к Уту небесному повернулись:
«Чародей из Аратты появился в загоне.
Он увёл молоко, телёночку нечего было есть.
В загоне и хлеве навёл он порчу,
Молоко и сливки он увёл.
Колдовство напустил в хлев и загон, произвёл опустошение
Он произвёл опустошенье».

Он подошёл, огляделся вокруг, по направлению к Эрншу
На берегу реки Евфрата, реки богов, потока могучего,
Возле града, чью судьбу Ан и Энлиль решили,
Скрестив ноги он сидел.
Старая Сагбуру ему протянула руку.
Они оба бросили в воду волшебный нун.
Огромного карпа выудил чародей.
Орла из воды достала старая Сагбуру.
Схватил орёл огромного карпа и утащил его в горы.
Второй раз они бросили в воду нун.
Вытащил чародей овцу с ягнёнком,
Волка вынула старая Сагбуру.
Схватил волк овцу с ягнёнком
И в просторные степи поволок их.
Третий раз они бросили в воду нун.
Выудил чародей корову с телёнком,
Достала из воды старая Субур льва.
Схватил лев корову с телёнком
И в тростниковые заросли потащил.
В четвёртый раз они бросили в воду нун.
Выудил из воды чародей горного козла с козою,
Старая Сагбуру леопарда из воды достала.
Схватил леопард козла с козою и поволок их в горы.
Пятый раз они бросилив воду нун.
Выудил чародей козлёночка дикой газели,
Тигра и льва старая Сугбур из воды достала.
Схватили козлёночка тигр и лев, в лесную чащу его потащили.
Потемнел его лик чародея, смешался разум.
Старая Сагбуру ему молвит:
«В чародействе ты разумеешь,
Но где рассудок твой?
Град Эрешь, где Ан и Энлиль решают судьбы,
Изначальный град, что Нинлиль возлюбила,
Как мог ты там колдовством заниматься?!
Меня не уведомив, ты это сделал!
Воистину сотворил ты горечь!"

Он пал на колени, и молил о пощаде:
"Сестрица, отпусти меня!
Я к своему граду с миром вернусь,
В Аратту, страну чужедальних пресветлых Сутей,
Спасать свою душу понесу.
Да прославлю твою мощь по всем станам!
В Аратте, стране чужедальних пресветлых Сутей,
Я твою славу возвеличу!"

Старая Сагбуру так ему отвечает:
"В хлеве и загоне ты навёл порчу,
Увёл ты молоко и сливки.
Трапезы утренней ты лишил их,
Трапезы полдневной ты лишил их,
Трапезы вечерней ты лишил их.
Молоко и сливки ты отобрал
У большого вечернего застолья.
Воистину, чёрное сотворил ты дело.
Вот твой грех!
В загоне и хлеве воистину владыка Нанна
Молоко даёт он.
Вину он устанавливает!".

Старая Сагбуру чародея за язык потянула.
На брегу Евфрата бросила его тело.
Жизни дыхания лишила его,
Сама же в град Эреш вернулась.
Энсухкешданна, про дела те прослышав,
Послал человека Эмеркару:
"Ты владыка —  Инанной возлюбленный.
Один только ты возвышен.
Инанна Праведно избрала тебя Инанна для своего святого лона,
Ты её любимый, воистину.
От запада до востока ты великий владыка всех,
Я твой подчинённый,
От сотворенья Не был тебе я равен от сотворения,
Ты — брат мой старший,
Мне Вовеки с тобой мне  не сравниться".

Так в споре между Энмеркаром и Энсухкещданной
Энмеркар превзошёл Энсухкешданну.
Хвала тебе, богиня Нисаба!"

22 Мифы об Энуме элиш (сотворении мира)

Часть первая

Не существовало ещё ни земли, ни неба.
Праотец Апсу и праматерь Тиамат смешивали свои воды.
В те же незапамятные времена был создан могучий и свирепый советник Мумму.

Тогда появились боги Лахаму и Лухму и другие боги первого поколения.
От них родились Аншар и Кишар,
Они создали по своему подобию Ану.
Затем Ану породил Эа (Нудиммуда).

Апсу не понравился образ действий молодого поколения богов,
Они беспокоили его своим поведением,
Видимо желая отделить стихии и упорядочить хаос,
Он задумал уничтожить своих детей,  Тиамат всячески отговаривала его.
Однако Мумму поддержал Апсу и это решило дело.

Боги, узнав об опасности, пришли в ужас.
Но мудрый Эа при помощи заклинания усыпил Апсу и убил его,
Он разрубил его на куски, а Мумму пленил и лишил его магической силы. После этого Эа построил себе дом,
А жена Дамкина родила ему прекрасного сына Мардука.
Родители не могли нарадоваться на своё творенье,
Ану подарил ему четыре ураганных ветра,
Они тревожили Тиамат.

Тиамат решила отомстить молодому поколению за смерть Апсу.
Она создаёт армию чудовищ — змей, драконов, псов, рыболюдей, человеко-скорпионов.
Один из богов первого поколения — Кингу — делается её мужем,
Ему она вручает таблицы судеб.

Вверху не названо небо,
А суша внизу была безымянна,
Апсу, всесотворитель первородный,
Праматерь Тиамат, что все породила.
Мешали воедино свои воды,
Загонов тростниковых тогда ещё не было,
А когда из богов ещё никого не было,
Не названо ничто, судьбой не отмечено,
Тогда зародились в недрах боги,
Явились Лахму и Лахаму..
И пока они росли и мужали,
Родились Аншар и Китар.
Они множили годы и дни копили,
И наследник их — Ану, отцам своим равный.

Аншар себе уподобил Ану-первенца.
Сотворил Нидимудда, по своему подобию Ану.
Нудиммуд,  родился, многомудрым, всесильным и разумом светлым.
Деда своего, Аншара, превзошёл он премного,
Меж сородичей-богов не было ему равных.
Толпой собирались сородичи-боги,
Тревожили Тиамат, сновали, суетились,
Чрево Тиамат они колебали
Буйным гамом, в верхних покоях.
Не утихал их гомон в Апсу,
Но безмолвствовала Тиамат,
Хотя их повадки были ей тягостны,
Не добры их пути, она же щадила их.

Великих богов творитель, Апсу
Кличет Мумму-советника, и так ему молвит:
“Советник мой Мумму, веселящий мне печень,
Давай пойдём-ка к Тиамат”.
И пошли они, воссели пред Тиамат,
Думали думу о богах, своих первенцах.
Уста свои открыл Апсу,
Раздражённо закричал, обратясь к Тиамат:

“Мне их повадки отвратительны,
Мне ни днём нет отдыха, ни ночью,
Погублю я их, дела их разрушу,
Да утихнут звуки, во сне да пребудем”.
Такое едва услышав, Тиамат
Взъярилась, на супруга накинулась,
Вопияла горько, в одинокой ярости,
Все её чрево злобою полнилось:

“Как? Уничтожим своё порождение?
Дурны их пути, но дружелюбно помедлим!”
Тут Мумму к Апсу обратился с советом,
Неласков и недобр был совет:
“Уничтожь, отец мой, их злые повадки.
Будут ночи покойны и дни твои мирны!”
Ату светлеет ликом,
Злое он первенцам замыслил.

Обхватил он за шею, Мумму,
Посадил на колени и ласкать его начал.
Что в совете они порешили,
Своим первенцам, богам сказали.
Боги о том услышали, заметались,
После, безмолвно сидели, затихли
Но мудрый разумом, хитроумный, искусный,
Эйа, всеведающий придумал выход.
Он создал образ, завершил и закончил,
Святое заклинание сотворил премудро,
Громозвучно проверил, отправил в Воды.
Дремота излилась, сном окружила —
Усыпил он сном излиянным Апсу,
Охватило советника Мумму цепенение.

Снял перевязь Эйра, сорвал тиару —
Сиянием Апсу овладел он,
Сковал он Апсу и предал смерти.
И Мумму он пленил, на засов его запер,
Он возвёл над Апсу себе чертоги,
Над Мумму надсмеялся — протащил его на верёвке,
Уничтожил своих супостатов,
Победу над врагами укрепил Эйа.
Вкусил отдых в потаённом покое,
Нарёк он покои «Апсу», кумирней сделал,
Для Святого брака их предназначил.
И возлёг Эйа в величие с Дамкиной супругой,
В покое судеб и предначертаний.

Зачал бог мудрейшего из мудрых —
В Апсу зарождён был Мардук,
Эйа, родитель, там его создал, Дамкина мать его породила.
Грудью богини  был он вскормлен.
Мать его питала, благоговея.
Сверкали взгляды, его лик бы прекрасен!
Отличался он от свих сверстников царственно поступью!
Эйа, отец-творитель, узрел сына, —
Наполнилось его сердце весельем и радостью.
Его совершенство он воспринял,
Божьей силой двойною его наградил.
Среди всех он был превосходен и ростом велик.
Облик его был совершенен — четыре глаза, четыре уха.
Изо рта его пламя, только он его раскроет!
Он слышит мудрейшим слухом,
И всё прозревают всевидящие очи!
С прекраснейший станом, средь богов — высочайший,
Мощен мышцами. Нимб его — десяти богов сияние!
Пятьдесят сияний его окружает!

Четыре ветра породил Ану,
Вложил ему в руки — “Подарок сыночку!” —
Сотворил он ураганы и вихри,
Создал топи, что гнетут Тиамат.
Томится, маясь, Тиамат, днём и ночью,
Нет покоя от ветров тяжко богам,
Своим чревом зло задумали,
Так они молвят Тиамат, праматери:
“Как любимого твоего Апсу убивали,
Сидела ты молча, не пришла на помощь.
Четыре ужасных вихря сотворил Ану,
Трясётся, чрево твоё, и мы бессонны!
Твой любимый Апсу да падёт на сердце!
И Мумму пленный — одна ты осталась,
Мечешься в страхе! Не ты ль наша матерь?
Нас ты не любишь!
Очи наши высохли в бессоннице!
Мы покой получим только сбрось ярмо!
Отомсти за Апсу и Мумму, сразись!
Преврати врагов в их в тени!”

Услыхала Тиамат — ей любы речи.
«Совет ваш — благо, ураган поднимем!
В разгаре битвы уничтожим врагов!
Богам отплатим, сражение устроим!»

Они вокруг Тиамат столпились,
Взбешённые, помышляют о мести,
Готовятся к бою, как львы рычащие,
Держат совет, дабы устроить битву.

Что всё сотворяет, матерь Хубур?
Исполинских делает змеев, неотвратимое множит оружие!
Клыки их беспощадны. остры зубы!
Она, как кровью, ядом их тела напитала,
Одела в ужас драконов свирепых,
К богам приравняла, окружила нимбами
Падёт без силы,увидевший их!
Не отступят, если в битву пойдут!
Из бездны Гидру, Машхуша, Лахаму она сотворила,
Гигантского Льва, Свирепого Пса,
Скорпиона в человечьем обличье,
Демонов Бури, Кулилу и Кусарикку.
В битве они бесстрашны, безжалостно их оружие!
Нет равных могучим её творениям!
И ещё сотворила она одиннадцать этим подобных!
Из богов, своих первенцев, что совет составляли,
Кингу избрала, вознесла надо всеми — полководителем,
В Совете,главным.
Со скликающим к бою, оружием битвы,
Распределителем добычи.
На престол его посадила, всех отдала под власть его.

“Тебя вознесла я надо всеми в Совете,
В твою руку вложила все божьи решения!
Супруг мой единый, всех ты превыше!
Вознесу твоё имя над Ануннаками!”

Таблицы судеб ему вручила, на груди его укрепила.
“Уст твоих нерушимо Слово и лишь твои приказы неизменны!”
Дали сан ему Ану, ныне, как  Кингу.
Ведь богов, сынов его, судьбу он судит:

“Твоих уст речения Да исторгнут пламя уст твоих речения
Яд, что собрали мы, вражью мощь да погубит”.

Часть вторая

О приготовлениях Тиамат к битве против младшего поколения богов Эа сообщил Аншару.
Аншар пытается уговорить победителя Апсу выступить против Тиамат.
Он советует отправить на переговоры с ней Ану.
Ану идёт, но, лишь взглянув на Тиамат, возвращается в страхе.
Боги пребывают в растерянности.
Тогда Аншар вспоминает о молодом Мардуке.
Тот соглашается сразиться с Тиамат,
Взамен просит для себя первенства среди богов и право определять судьбы.
“Если я за вас стану мстителем,
Чтоб спасти ваши жизни и Тиамат осилить,
Возвысьте мой жребий на вновь собранном Совете,
Все вместе воссядьте радостно в Убшукине,
Да решает судьбы моё слово, как ваше,
Все то, что создам я да будет неизменным!
Приказ моих уст никто не отменит”.

Часть третья

Аншар отправляет Гагу, своего посла, к Лахму и Лахаму.
Гага должен изложить старейшим богам все события.
Узнав об условиях Мордука  Лахму и Лахаму приходят в ужас.
Аншар созывает собрание богов и рассказывает им о предложении Мардука. Роскошный пир и большое количество вина способствуют тому.
Боги решают уступить Мардуку первенство над ними.
Они собрались и отправились вместе —
Все великие боги, что решают судьбы,
К Аншару пришли, Убшукину заполнили.
Обнялись в Совете, поцеловали друг друга,
На пиру воссели, повели беседы,
Вина испили, вкусили хлеба,
В нутpo их бежало сладкое питьё,
Плотью отяжелели oт пива,
Взыграла их печень — веселились весьма,
Вручили судьбы Мардуку, мстителю.

Часть четвёртая

Мардук восседал на троне, остальные боги восславляли его,
Но просили доказать своё могущество.
По слову Мардука исчезла, а затем появилась на небе звезда.
И никто не сомневался в его величии.
Всемогущий бог вооружался для битвы, взял  лук, стрелы, булаву, сеть.
Семь ветров служили Мардуку.
Четыре урагана, подарок Ану, он запряг в колесницу и бросился в бой.

Вначале Мардук и Тиамат обмениваются взаимными обвинениями,
Затем начинается битва.
Владыка набрасывает на праматерь сеть и пускает ей в чрево буйный вихрь. Затем он пронзает её стрелой, разрезает ей внутренности, вынимая сердце. После победы над предводительницей Мардук истребляет все её воинство,
Он берёт в плен Кингу и отнимает у него таблицы судеб.
Отойдя от битвы, всемогущий бог разрубил пополам тело поверженной Тиамат. Одну половину он поднял вверх и сделал небом, а другую — землёю.
На небе он создал Эшарру — подобие земного жилища Апсу и поселил там Ану, Энлиля и Эа.
Престол почёта ему воздвигли
Он сел для участия в Совете, перед отцами:
“Сколь же славен ты меж богов великих,
Твоё Слово, Ану, несравненно, как и судьба твоя!
Средь богов великих Мардук славнейший,
Отныне твоё повеленье непреложно,
Слова не ложны, твои речи истинны,
Твоих границ не преступит ни один из богов!
Ты — мудрость и опора храмов божьих,
Займёшь ты место отныне в их святилищах!
Наш отомститель лишь ты, о Мардук!
Мы даём тебе царство над всей вселенной!
Твоё Слово владычно, воссядь же в Совете!
Да будет без промаха бить твоё оружье,
Да поразит оно вражью силу!
Спасена того жизнь, о Владыка, кому веришь ты!
Погуби его душу бога, что злое замыслил!”

Звезду меж собою они положили.
И так сказали первородному Мардуку:
“Надо всеми богами ты возвышен, Владыка!
Прикажи умножить, создать, так и будет!
Звезда да исчезнет, только Слово промолви!
“А прикажешь ей вернуться — появится снова!”
По слову его уст звезда исчезла.
“Вернись!” — приказал он, и зведа появилась.
Увидя силу Слова боги-отцы ликовали и радовались,
Только Мардук, властитель был суров!
Дали ему царское платье жезл и трон,
Оружье,что врагов поражает, победное.

“Ступай, жизнь Тиамат прерви!
Пусть ветры развеют кровь её по местам потаенным!”
Как боги-отцы решили судьбу Владыки,
Дорогой успеха пустили, путём удачи.
Оружием в битве он избрал лук,
Тетиву приладил, изготовил стрелы,
Схватил он своею десницей булаву,
На боку повесил лук и колчан.
Перед собою выпустил молнию,
 Пламенем сверкающим тело наполнил.
Чтобы уловить Тиамат, он сделал сеть,
Он четыре ветра поставил, ничто из неё чтоб не вышло,
Вдоль сети он расставил ветры, дар отца его Ану.
Разрушающий Ветер, Ураган и Песчаную Бурю, Разрушающий Ветер,
Он направил ветры, что сотворил, — всю семерицу,
За ним они встали изнутри сотрясая Тиамат.
Поднял Владыка потоп, оружие грозное.
Взошёл на страшную колесницу, непобедимых Вихрей.
Он впряг всю четвёрку коней в упряжку:
Душегубца, Злодея, Топчуна, Быстроскока.
Клыки ядовиты в оскале из пасти.
Убиение знают, но покоя не ведают.
Он поставил направо Бой Свирепый и Натиск,
А налево поставил Отпор — отраженье ударов.
Словно плащом, ужасом он покрылся.
Главу окружил сиянием грозным окружил.
Вышел владыка, вперёд устремился,
Направил свой яростный путь к Тиамат.
В уста свои заклинанье вложил,
Зажал в руке он травы ядовитые.
Боги вокруг него заметались.
Приблизился владыка, заглянуть в Тиамат,
В Кингу, супруга её, разведать планы.
Сбивается его походка,
Мешаются мысли, мутится разум.
И боги-помощники, что с ним рядом стояли,
Ликом потемнели, как узрели героя.
Тиамат не отреагировала на заклинание, только двинула шеей.
В уме её — вероломство, на устах — дикая злоба.
“Что же ты вышел и боги сгрудились так тесно?
С мест своих они на твоё место посбивались?!”
Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

«Тиамат! — Взбешённый, он  крикнул ей. —
Ты добро для виду предлагаешь,
Сама же измышляешь сраженье сердцем злобным?
Отцы презирали своих кричащих сынов,
А ты ненавидишь милость, их праматерь!
Кингу ты избрала в любовники,
В сан, ему не должный, Ану ввела !
Ты уготовила злое владыке богов Аншару!
И богам, отцам моим, ты также зло замышляешь
Да будет поднято оружие, да будут войска твои готовы!
Становись! Ты и мы сойдёмся в сражении!»

Когда это услыхала Тиамат,
Потеряла рассудок, помутилась в мыслях.
Взревела, вверх взвиваясь, Тиамат,
Сотряслась её туша от подножья до верха:
Заклинанья бормочет чары швыряет.
Оружие точат боги к сражению.
Тиамат и Мардук, из богов он мудрейший, друг на друга пошли,
Сошлись в сраженье, ринувшись в биту.
Владыка раскинул сеть, её опутал.
Пустил пред собою злого Вихря, что был позади,
Пасть Тиамат раскрыла — поглотить его хочет,
Он вогнал в неё Вихрь — сомкнуть губы она не может.
Заполнили чрево ей буйные ветры,
Её пасть раскрылась тело раздулось.
Он рассёк ей чрево, пустив стрелу,
Он завладел её сердцем, нутро ей взрезав.
Её жизнь оборвал он, осилив
На труп наступил он, бросив его.
Убил он Тиамат, предвадительницу —
Рассеялось её войско, отряды разбежались.
А боги-соратники, что с ней выступали,
Назад, от страха дрожа. повернули,
Убежали, жизни свои спасая,
Но ускользнуть не сумели — в кольце оказались.
Он разбил их оружие, в плен их взял
Очутились в ловушке брошенные в сеть.
Рыдали тяжко, по углам забившись.
В заключенье попали, понесли наказание.
А одиннадцать, тех, что грозили страхом,
Скопище тварей, что шло с ней справа,
Он связал им руки, бросил в оковы,
Он растоптал под собою всё их войско.
И Кингу, что был надо всеми главным,
Сковал, Демону Смерти предал.
Он вырвал таблицы судеб, что достались тому не по праву,
На груди своей спрятал, опечатав.
Уничтожил он своих супостатов,
Как бык растоптал врагов надменных.
Укрепил над врагами славу Аншара.
Мечты Нудиммуда исполнил Мардук храбрейший,
Он закрепил победу над богами, закованными.
Он снова вернулся к Тиамат, что одолел.
Наступил Владыка на её ноги.
Рассёк ей череп булавой беспощадной.
Он разрезал ей вены, и поток её крови
По местам потаенным погнал Северный ветер,
Отцы смотрели, ликовали в веселье.
Заздравные дары ему посылали.

Усмирился Владыка, оглядел ее тело.
Рассёк её тушу, хитроумное создал.
Разрубил её пополам, словно ракушку.
Взял половину и покрыл ею небо.
Сделал запоры, поставил стражей —
Пусть следят, чтобы не просочились воды.
Обозрел пространство, пересёк небосвод.
Подобье Апсу, чертог Нудиммуда, он измыслил.
Измерил Владыка размеры Апсу.
Эшарру создал — отражение его.
Эшарру, кумирню, что поставил на небе.
Ану, Энлилю и Эйе, в их созвездьях-святилищах, устроил стоянки.

Часть пятая

Мардук сотворил звёзды на небе, дал сияние Луне и Солнцу, определил день и ночь.
Он устроил стоянки  великим богам.
Он подобья богов, он сделал на звёздах-планетах.
Он начертил рисунок и разбил год на двенадцать месяцев:

Двенадцать месяцев звёздных расставил он по три.
Когда ж начертил он на небе рисунок дней года,
Закрепил  стоянку Нибиру, дабы центр указать всем звёздам их место,
Никто не стал бы небрежен!
Он сделал стоянки Энлилю и Эйе, по сторонам Нибиру
Открыл  ворота с обеих небесных сторон,
Поставил затворы, справа и слева.
Во чреве Тиамат поставил зенит.
Хранителю ночи, Месяцу, дал сияние,
Для распознания суток, научил его сотворению дня!
Весь месяц не прекращая, изменять рисунок тиары!
Над страною вздымаясь, рога тиары возносились до дня шестого
В день седьмой появилась половина тиары!
На пятнадцатый день удвоенные половины. и так — каждый месяц!
Когда ж солнце тебя на горизонте садится,

Отступай обратно Уменьшаясь в короне!
Исчезая, к дороге солнца приблизься,
И вновь вставай против солнца, на тридцатый день!”
Когда солнцу назначил он дни, справедливые солнцу,
Стражей дня и ночи поставил,
Истеченье слюны Тиамат
Мардук собрал и согнал её в тучи,
В облака кучевые её сгрудил.
Её слюны истеченье — ветер, дожди и холод, воздымание бури.
Своей власти расрпределение доверил,
На главу Тиамат гору земли насыпал.
Открыл он бездну — устремились потоки.
Сквозь её очи пропустил Тигр и Ефрат,
Накопил воды в её заткнутых ноздрях,
На грудь её гору крутую насыпал,
Устроил ямы, дабы воды собрать,
Скрутил, как верёвку, её хвост —
Под ногами своими укрепил Апсу,
Опорою неба сделал ляжки Тиамат,
Поставил землю отделённую её половину,
Внутри Тиамат прах закрепил,
Освободил её тело размотав сеть.
Так создавал он небо и землю,
Прочно скрепив связь небес и земли,
Затем он установил свои обряды, назначил свои ритуалы.
Велел взять Эйе бразды правления,
Таблицы судеб принёс, что забрал у Кингу, —
Дар заздравный, — одарил им Ану.

Часть шестая

Мардук замыслил создать человеков.
На добычу золота их не хватало.
Он поделился своими планами с премудрым Эа.
Собрав совет богов, он решает принести в жертву коварного Кингу.
Все соглашаются на это.
Кингу убивают, выпускают из него кровь,
Из неё Эа создаёт людей и возлагает на них бремя служения богам.
В благодарность за все деяния боги решили построить для Мардука в Вавилоне храм Эсагилу.
По завершении работ все собираются на пир, во время него устанавливают на небе лук Мардука.
Аншар, Лахму и Лахаму нарекает всемогущего каждый тремя именами и советуют остальным сделать также.
Речи богов услышал Мардук,
Задумал искусное сделать сердцем,
Он молвит Эйе:
«Что в уме замыслил, в сердце задумал?
“Кровь соберу я, скреплю костями,
Назову человеком существо созданное.
Я сотворю человеков, воистину,
Пусть послужат богам, чтоб те отдохнули.
Пути божьи изменю и улучшу:
Два будет рода, но все почитаемы», —
Ответил Эйа.

Чтоб богов успокоить Совет добавил:
“Да будет выбран один из братства,
Люди возникнут а он да погибнет!
Пусть соберутся великие боги —
Один — виновник, отпущение — прочим!”
Богов великих Мардук собрал,
Изрёк указанье, с милостью приняв.
Боги почтительно ему внимали.

Владыка речи обратил к ануннакам:
“Если ваши прежние клятвы верны,
Мне да ответьте истинно ныне —
Кто замыслил сраженье,
Устроил битву, взбаламутив Тиамат?
Устроивший битву да будет схвачен,
Вы мирно живите, его покараю!”

Отвечали Игиги, великие боги:
“Царю-божеству-небес-и-земли”,
Своему господину, Советнику божьему:
“Это Кингу сраженье устроил,
Затеял битву, взбаламутил Тиамат!”
Связали его, притащили к Эйе.
Его кровь излили, объявили вину.
На своей крови людей сотворил он,
Богам дал отдых, а людям бремя божье.
Как Эйа, мудрейший, род людской создал,
Для разума непостижимо это деянье —
Нудиммуд исполнил замысел Мардука!
Мардук, разделил всех ануннаков на дальних и горних ,
Охранять решенья к Ану приставил на небе триста стражей.
Такую же долю назначил Земле.
Приказания когда отдал он,
Ануннакам небес и земли назначил судьбы,
Уста свои открыли ануннаки,
Обратили слово к Мардуку, владыке богов:
“Владыка ты наш, нынче вольности ты нам назначил,
Благодарностью нашей тебе что ещё будет?
Кумирню воздвигнем, наречём ей имя!
Почивальню твою, в ней и мы заночуем, и мы отдохнём в ней!
Мы заложим место престола, святилище!
И отдохнём там в день, когда прибудем!”

Как услышал Мардук эти речи,
Просиял ликом, словно ясный день.
Замахали Ануннаки лопатами.
Кирпичи для храма лепили.
Подобье Апсу, главу Эсагилы воздвигли.
Зиккурат высокий построили при Апсу.
Как и Апсу, поставили там жилища Ану, Энлилю и Эйе
Воссел в величии Мардук перед ними,
Они осмотрели всё, от подножия Эшарру до рогов зиккурата.
Когда же Эсагилу закончил, все ануннаки воздвигли себе молельни,
Триста Игигов земли, триста — небес, шестьсот из Апсу,
Что жильём стало Владыки в святилище?
Он богам, отцам своим, пир там устроил:
“Вот Вавилон —“Врата божьи” — жилье наше ныне там.
Веселитесь нём, радуйтесь ликуйте!..”

Заняли места великие боги,
На пиру воссели, расставив кубки,
Завершили когда весёлый праздник,
В Эсагиле возвышенное сотворили,
Все предначертанья, все уставы назначили,
Места на земле и на небе всем богам закрепили.
Пятьдесят великих богов воссело,
Выносить решенья определили семь богов судьбы.
Положил перед богами Владыка лук, оружие своё боевое.
Отцы его, боги, узрели сеть, что он сотворил,
Форма лука искусна.
Хвалили за лук,
Воздел руки к небу и вымолвил Ану, перед Советом богов,
Поцеловав “Воистину — это дитя мне”.
Лук именами “Долгодрев” и  «Победитель», нарёк Ану.
В небесах он дал ему дал сиянье.
Судьбу, как луку, назначил Ану,
Меж богов престол воздвиг высочайший,
Тот лук поселил он в Совете богов.
Собрались на Совет великие боги,
Упрочили Мардука долю, укрепили —
Обрекли сами себя проклятью,
Горла коснувшись, поклялись водой и елеем:
Дали ему царение над всеми богами,
Власть дали над богами земли и небес.
Нарекал его Асаллухи, величал Аншар.
“К речению уст его склонимся покорно,
Да внемлют боги отверстым устам,
Прочны его указанья горе и долу,
Да будет возвышен наш сын-отомститель,
Да не будет равных славе его и власти
Воистину пастырем он будет, детищ своих черноголовых.
Да назовут они его деянья, во веки веков, да не позабудут.
Великие хлебные приношенья да установят его отцам,
Да позаботятся об их храмах, в благочестии содержать их да будут,
Да будут зажжены воскуренья, да побудят воскурения людей к заклинаньям.
На земле да сделано будет подобье того, что на небе он создал,
Да научит почитать его боязливо черноголовых!
Да помнят люди, что взывают к богу!
По словам его уст да чтят богиню!
Да приносят божествам хлебные жертвы!
Да содержат, без пренебрежения богов!
Пусть храмы свои они воздвигнут, пусть страны возвысят!
Поделят богов черноголовые между собою!
Сколько бы имён мы ему ни давали, главное — он воистину бог наш!
Назовём же пятьдесят имён его ныне!
Да будут равны его деянья, да будут славны его дороги!
Мардук! Так отец его, Ану нарёк от рождения!
Он обогащает он их загоны, создатель водопоев и пастбищ!
Он поражает своих супостатов своим оружием-потопом!
Кто богов, отцов своих, от напасти избавил!
Он, Сын-Солнце, меж богами сияет —
Да будут ступать они вечно, в сиянии его блеска!
Дал он созданным им людям жизни,
Богам он дал свободу, а им — бремя божье.
Создать и разрушить, казнить и простить —
Со страхом почтительным на него да взирают!
Мардук — о да, это бог их, их сотворите,
Он успокаивает Игигов, радует сердца ануннаков!
Мардук — он прибежище стран, городов и народов!
Люди его восславят этим именем навеки!

Мертакушшу — яростный и разумный, разгневанный и великодушный,
С сердцем просторным, с печенью доброй!
Лугальдимеранки имя его, так наречен он был в Совете!
Мы возносим надо всеми богами, его отцами его уст речения!
Владыка он над всеми богами земли и неба! Царь!
Наделугальдимеранки —  всех богов советник, этим именем его мы назвали,   
Он тот, кто нам в  наших невзгодах на земле и в небе дал приюты!
Он тот, кто закрепил стоянки всем Игигам и Ануннакам!
Дрожат и трепещут в кельях боги от его имени!
Асаллухи — имя его, коим нарёк отец его, Ану!
Меж богов Он воистину мудрейший и мощный меж богов!
Стран и богов он дух-покровитель!
Наши обители от разрушенья он спас в двоеборье могучем!
Асаллухинамтила — бог, сохраняющий жизнь,так во второй раз его назвали!
Богов поражённых он исцеляет, как собственные творения!
Светлыми заклинаньями богов умерших он оживляет!
Хвалу ему да вознесём мы!
Асаллухинамру — светоч, так в третий раз его нарекли мы!
Что наши пути наши освещает!”
Так Аншар, Лахму и Лахаму, дали ему потри имени,
И сынам своим, и богам молвили слово:
“Нарекли мы его тремя именами каждый,
Ныне и вы, имена нареките, нам подобно!”
В Убшукине боги обменялись советом, возликовали, приказ тот услышав.
“Сыну-воителю, отомстителю нашему,
Ныне нашей опоры да восславим Имя!”
Одарять Судьбою воссели в Совете,
Нарекать ему Имя, соблюдая обряд.

Часть седьмая

Звучит гимн творцу Вселенной и перечисление его пятидесяти имён.
Великие боги, пятьюдесятью именами величая,
Деяния его возгласили.
Да откроет их Первый,
Да обмыслят их вместе!
Отец повторит их, да сына обучит,
Правителя, пастыря да внемлют им уши!
Да не будут небрежны к богам, Мардуку, Энлилю!
Чтоб они сам  был во здравье, чтоб цвела стана!
Неизменны Приказы крепко Слово его,
Ни один из богов не отменит то, что из уст его!
Если глянет он гневно — не склонит выи,
Бог ни один не перечит его ярости!
Не объять его разум — не постичь его сердца..
Пред очами его предстанут согрешитель, неправедник!
Откровение это, что Первому явлено было, —
Записав, сохранил он, дабы в грядущем узнали.
Отца Мардука, что богов сотворил, Игигов,
Да назовут его имя, да восславят навеки!
Песнь величальную да услышат о Мардуке.


Миф о Гильгамеше и Агге


Шумерская эпическая поэма, 
В ней отсутствует упоминание о каких бы то ни было богах.
Это сказание можно рассматривать как историографический текст.

Агга был последним правителем первой династии Киша.
Она доминировала  в Шумере после потопа.
Агга увидел возвышение Урука, где правил Гильгамеш,
Он отправил туда послов.
Они потребовали прислать жителей Урука на строительные работы в Киш. Гильгамеш обратился к совету старейшин своего города.
И те рекомендовали подчиниться.
Тогда разочарованный Гильгамеш идёт на собрание "мужей города." 
Они поддерживают его стремление освободиться от гегемонии Киша.
Правитель Урука отказал послам.

Вскоре, "дней было не пять, дней было не десять", Агга осаждает Урук. Несмотря на зажигательные речи, в сердцах жителей города поселяется страх. Тогда Гильгамеш обращается к героям города.
Просит их выйти за укрепления и сразиться с царем Киша.
На его призыв откликается главный советник Бирхуртурре (Гиришхуртурре),
Но только он выходит за ворота, его хватают, истязают и приводят к Агге. Правитель Киша заводит с ним разговор.
Тут другой герой, Забардибунуга, поднимается на стену.
Увидев его, Агга спрашивает Бирхуртурре не Гильгамеш ли это.
Тот даёт отрицательный ответ, и люди Киша продолжают пытать Бирхуртурре.
Теперь на стену поднимается сам Гильгамеш.
Весь Урук замирает от ужаса.
Узнав от Бирхуртурре, что это правитель Урука, Агга сдерживает войска.
Гильгамеш выражает Агге благодарность.
Послы Аги, сына Эн-Мебарагеси,
Явились из Киша в Урук, к Гильгамешу.
Гилькамеш, перед старцами своего города,
Слово говорит и ждёт ответного:
"Чтобы нам колодцы вырыть и  работу завершитьть,
Ведро верёвкой прикрепить надо,
Но перед Кишем главы не склоним,ружием его сразим!"

Собрание старцев города Урука
Гильгамешу отвечает:
"Будем рыть колодцы по всей стране,
Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,
На Инанну он надеется,
Слова старцев не принял сердцем...»

И второй раз Гильгамеш, жрец Кулаба,
Перед мужами города слово говорит, ответа ждёт:
"Чтобы нам нам все колодцы в стране вырыть, большие и малые,
Ведро верёвкой прикрепите,
Перед Кишем главы не клоните,
Киш оружием разите!"

Собрание мужей города Урука
Гильгамешу отвечает Гильгамешу:
«О сидящие, о стоящие!
За вождём военным идущие!
Бока осла сжимающие!
Кто для защиты города дышит?
Перед Кишем Главы не склоним перед Кием,
Киш оружием сразим!»

Урук — Божьих рук работа — Урук.
Эанна — Храм, спустившийся с неба — Эанна:
Боги великие всё это создавали
Касанием грозовых туч Великой стены,
Созиданье небесных круч,строения могучего.
Отныне хранитель, военный вождь-предводитель — ты!
Отныне воитель, Аном любимый князь — ты!
Как можешь страшиться ты Аги?
Редеют его ряды — войско Аги мало,
Люди его не смеют!»

Тогда Гильгамеш, жрец Кулаба —
Как взыграло сердце от речей воинов,
Взвеселилась печень! —
Слуге своему, Энкиду, говорит:
"Ныне секира мотыгу заменит!
К бедру твоему вернётся боевое оружие,
Покроешь его сияние славы!
Агу моё сиянье покроет, как только выйдет!
Да помутится рассудок его, да смешаются мысли!"
И пяти дней нет, и десяти дней нет,
А уж на подступах к Уруку Ага, сын Эн-Мебарагесси.
Смешались мысли Урука,

Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,
Молвит слово мужам своим доблестным Гильгамеш:
"Острогляды мои, герои мои!
К Are пойдет отважный!"
Главный советчик вождя, Гришхкутура,
Хвалу возносит вождю своему!
"Воистину, я к Aгe пойду!
Да помутится рассудок его, смешаются мысли!"
При выходе у главных ворот, Гришхуртуру схватили.
Тело Гиришхуртуры враги истязают, к Are приводят.
К Aгe обращается он.
Говорит, а урукский кравчий поднимается по стене.
Голову свесил через стену.
Приметил Ага там его,
Говорит Гиришхуртуре:
"Слуга! Муж сей — вождь твой?"
"Муж сей не вождь мой!
Ибо вождь мой — воистину муж!
Воистину, так, что чело его грозно!
Воистину так, что гнев тура в очах!
Воистину так, что борода — лазурит!
Воистину так, что милость в пальцах!
Разве он он не вознёс бы людей, не поверг бы их?
Не смешал бы людей он с пылью?
Не сокрушил бы страны враждебные?
Не покрыл бы прахом «уста земель?
Не отсек бы ладьи гружёной нос?
Агу, вождя Киша, средь войска его в плен бы не взял?"
Они его рвут его, они его бьют,
Тело Гиришхуртуры истязают,
Гильгамеш на стену поднялся, вслед за кравчим урукским.
Пало его сиянье на малых и старых Кулаба.
Схватились за своё боевое оружие Воины Урука,
В проулочках, у ворот городских, встали.
Вышел из городских ворот Энкиду.
Свесил голову через стену Гильгамеш.
Заметил его там Ага.
"Слуга! Муж сей — вождь твой?"
"Муж сей — вождь мой!
Верно сказано, Воистину так, верно сказано!"
Людей он вознёс людей он поверг, с пылью смешал,
Сокрушил он страны враждебные,
"Уста земель" прахом покрыл,
Гружёной ладьи нос отсек,
Агу, вождя Киша, средь войска его в плен забрал.
Верховный жрец Кулаба, Гильгамеш, обращается к Аге:
"Староста, Ага, у меня, Ага — смотритель  работ, Ага, у меня!
Начальник в войсках, Ага, у меня!
Птицу-беглянку, Ага, ты кормишь зерном!
Ты беглецов, Ага, возвращаешь домой!
Ты вернул мне дыханье, Ага, ты вернул мне жизнь!"


Миф о Гильгамеше и Стране Жизни (Горе Бессмертного)


Повелитель Урука Гильгамеш пребывает в мрачном настроении,
Его мучают мысли о смерти.
Тогда он решает, что если ему и суждено, как всем смертным, погибнуть, то он,  восславит своё имя, прежде чем уйти в "страну без возврата".
Он намерен отправиться в горы, срубить там кедры и доставить их на родину. Гильгамеш раскрывает свои планы верному слуге Энкиду,
Тот советует хозяину вначале оповестить бога солнца Уту,
Ему принадлежит та страна.

Гильгамеш послушался Энкиду,
Он взял жертвенного козлёнка и обратился с мольбами к богу Солнца.
Поначалу бог не понял, зачем это надо,
Молодой правитель рассказал ему о своей смертельной тоске и Уту согласился. Он решил помочь герою, и то ли укротил семь демонов, то ли, наоборот, дал их Гильгамешу в помощь.

Обрадованный Гильгамеш возвратился в город.
Он набрал пятьдесят добровольцев,
Юношей, не обременённых ни семьей, ни матерью.
Вместе с ними он трогается в путь.
Перевалив семь гор, он находит "кедр своего сердца".
Гильгамеш срубает его, обтёсывает топором все ветви и его люди переносят их на вершину холма.

Это разгневало чудовище, охраняющее Страну Жизни, Хуваву.
Хувава насылает на Гильгамеша глубокий сон.
Верному Энкиду все же удалось разбудить хозяина.
Гильгамеш клянётся именем своей матери, богини Нинсун, и именем отца, героя Лугальбанды, что не покинет этого места, пока не уничтожит Хуваву. Слуга в ужасе просит его оставить эту затею,
Он видел своими глазами этого монстра и противостоять ему не возможно, Гильгамеш непреклонен.

Гильгамеш и его спутники настигают Хуваву в его доме.
Чудовище бросало на врагов испепеляющие взгляды, но герои не испугались. Они повалил семь кедров, преградив путь Хуваве.
Гильгамеш ударил монстра по лицу и связал его верёвками.

Хувава начинает униженно просить Гильгамеша отпустить его.
Тот уж было великодушно согласился,
Но Энкиду взялся отговаривать хозяина от такого неосторожного шага.
Он убеждал его: как только чудовище окажется на свободе, оно перебьёт их всех.
Хувава рассердился на слугу за такие речи и попытался броситься на него. Тогда Энкиду отрубил ему голову.

Гильгамеш приносит отрубленную голову Хувавы царю богов Энлилю, Он ожидает получить вознаграждение, Но Энлиль разгневан.
Он обрушивается на Гильгамеша с упрёками,
И герой скитается по горам.

Обратил помыслы жрец к «Горе Бессмерного»,
Молвит слово рабу своему, Энкиду:
"Гаданье на кирпиче не сулит жизни!
Добуду славы в горах!
Себя прославлю, среди славных имён!
Богов прославлю, где имён не славят!"

Раб его Энкиду ему отвечает:
«Господин, если в горы пойдешь, Уту оповести!
Творенье героя Уту, горы, где рубят кедры.»
В небесах диадемой лазурной себя венчал Уту,
Пошёл по небу с воздетой главой.
озлёнка чистого, светлого взял Гильгамеш,
К груди он его прижал,
В молитве руку к устам поднёс,
На небеса богу Уту кричит:
«Помощником мне будь: в горы стремлю я путь!»
Отвечает ему Уту с небес:
"Зачем же в горы стремишься ты, могучий и почитаемый?"
Отвечает ему Гильгамеш:
«К моему слову ухо склони, что-то скажу тебе, Уту!
К моим надеждам слух обрати, о моих замыслах скажу!
Горюет сердце — в моём городе умирают люди!
Сердце сжимается — уходят люди!
Свесился я чрез стену городскую,
Увидел в реке трупы,
Воистину так, воистину так я иду!
Не достигнет небес самый высокий,
Не покроет земли самый огромный,
Гаданье на кирпиче не сулит жизни!
Внял благосклонно Уту мольбам его,
Оказал ему милость, как благодетель:

Семь дивных героев, порождение единой матери:
Первый — старший брат, лапы льва и когти орла у него,
Второй — змея ядоносная, пасть раззевающая...
Третий — змей-дракон, змей яростный,
Четвёртый — огнь поедающий...
Пятый — дикий змей, удушающий...
Шестой — поток разрушающий,
Разбивающий горы и скалы,
Пути назад не ведающий, скорпион жалящий — седьмой.
Семеро их, семеро их, тех, кого воин, герой Уту Гильгамешу дал.
Звезды небесные они,
На земле все пути знающие,
В небесах, среди звёзд, сияющие,
Пути к Аратте указующие,
Купцов в дороге направляющие.
Страны вражьи обозревающие,
Голубями над землёй порхающие,
Страны горные знающие...»

На шестах пред горою их установят.
Срубающий кедры, жрец Гильгамеш, берёт их радостно,
До единого кличет всех горожан.
Откликаются люди, как близнецы.
Пятьдесят из них за ним встало, молодцов одиноких.
Держит он путь к дому кузнеца.

По руке богатырской отлили ему медный топор.
В тёмный сад он держит путь.
Срубили ему крепкое дерево, яблоню самшит.
Его сопутники берут его в руки.
И вот первый, старший брат его,
К горе, воистину, его приносит.
Когда первую гору перевалили, кедров в горах не увидали.
Перевалили семь гор, но где кедры рубят не достигли.
Привал устроил жрец Гильгамеш.
Охватил его сон, словно мгла пустыни.
У подножья горы бьют в барабаны его сопутники!
Это сон, и во сне — виденье!
Спроси его — молчанье в ответ!
Коснись его — он не встанет,
Зови его — он не ответит.
Доколе ты будешь спать, Гильгамеш, жрец, сын Кулаба?
Бросили тени горы, нахмурились,
Свет вечерний заря бросила,
Главу воздев, домой ушёл Уту, к матери своей Нингаль.
Доколе ты будешь спать, Гильгамеш?
Твои сопутники сограждане,
Вокруг тебя, у подножья горы, столпились.
Да не пожалуется на тебя мать-родительница твоя
На улицах города твоего!»

Он проснулся, светел разумом.
Как плащом накрылся своим Словом геройским.
Лёгкое одеянье дорожное берет,
Покрывает им свою грудь.
Как бык "Земли великой" встал.
Зубами заскрежетал, лицо к земле склонил.
"Жизнью матери-родительницы моей Нинсун клянусь,
Жизнью отца моего, светлого Лугальбанды клянусь!
Не взрастал ли я, удивляя всех, на коленях Нинсун, моей
Моей матушки-родительницы? Да свершу сие!»

И второй раз воистину он сказал:
«Жизнью матери-родительницы моей Нинсун,
Отца моего светлого Лугальбанды клянусь!
Доколе муж тот — муж ли он, бог ли он, -
Доколе не будет схвачен он,
В горы буду стремить мой путь, от города -
Прочь стремить мой путь!»

Жизнь сохраняющее слово произносит верный раб...
Своему господину молвит слово:
"Господин, ты мужа не видел того -
Сердце не трепетало?
Трепетало сердце — я мужа видел того!
Зубы дракона — его зубы. Богатырь!
Лик его львиный!
Поток ревущий его глотка!
Жгучее пламя — его чело!
Спасения от него нет!
Мне — в город, господин мой, а тебе — в горы!
О закате светоча твоего матери родимой твоей скажу, заголосит она,
Затем скажу о гибели твоей, завопит она!"

"За меня не умрёт никто другой!
С грузом лодка не тонет в воде!
Нож не режет тройную нить!
Двоих один не осилит!
Огонь не гаснет в тростниковой хижине.
Ты мне стань подмогой, я тебе стану подмогой,
Что нас может погубить?
Когда была затоплена ладья Магана,
Все живое было погружено ладью «Жизнь дающая»!
Давай-ка твердо встанем, на него мы глянем здесь!
Если мы встанем.
Вернись когда увидишь блеск!
Вернись, когда услышишь вопль!"
"Встану я за тебя, воистину!
Не оставлю тебя я одного!"

Он не сделал и шестидесяти шагов —
Перед ним, средь кедрового леса, Хувава.
Во взгляде смерть, гибель в челе!
В крике — проклятия!
Герой-богатырь! Крик его — буря!
Осторожно к нему придвигается Гильгамеш
Обращается к нему с лукавыми речами,
Воистину, горы — логовище твоё, жилище твоё!"
"Я в горы твои да войду, ради потомства моего,
Да войду в плоть твою!
Вступлю в твои владения!
Для малых ног твоих,
Сандалии малые сделаю я!
Для ног твоих, больших,
Большие сандалии сделаю я!"
Луч ужаса, луч сияния, первый свой, Хувава сбросил им.
Сопутники Гильгамеша срубили ветви его, связали,
К подножью горы сложили.
Луч ужаса, луч сияния, свой второй, Хувава сбросил им.
И в третий раз он сказал:
"Жизнью матери моей Нинсун
И отца моего Лугальбанды клянусь!
Неизвестны горы, место жилья твоего,
Пищи богов великих — муки тончайшей,
Воды свежайшей да принесу тебе я в горы!
Не могу я приблизиться к плоти твоей!
Лучи сияния, лучи ужасающие твои отдай ты мне,
Да войду я в плоть твою!"
Луч ужаса, луч сияния, третий, четвёртый пятый шестой и седьмой свои, Хувава сбросил им.
Сопутники Гильгамеша, срубили ветви его, связали, к подножию горы сложили.

Лик Хувавы подобен змее, что в винограднике свернулась
Гильгамеш пощёчиной его ожёг, как огнём палящим!
Зубами Хувава лязгает!
Как быку пойманному, ноги связали,
Скрутили локти, как пленённому воину!
Хувава позеленел, рыдает!

"Дозволь обратиться к тебе Гильгамешь!
Дай слово сказать, господин мой!
Отца-родителя я не знаю, матери родимой не ведаю!
Воистину, ты — родитель мой — в горах я родился!"
Душою небес Гильгемеша заклинал,
Душою земли заклинал недр душою заклинал.
"Перед тобою склонюсь!"
Гильгамеш, сын Нинсун, смягчился сердцем,
Молвит слово рабу Энклиду:

"Пусть пленённая птица, Энклиду,
Вернётся к гнезду своему.
К материнскому лону вернётся воин плнённый!"
Отвечает Энкиду Гигельмешу:

"Если самый высокий огромный и мудрый не сознает деяний,
Судьба, что не знает различий, пожирает его!
Если к гнезду своему вернётся пленённая птица,
Если к материнскому лону вернётся пленённый воин,
Ты не вернёшься к матери, породившей тебя!
Героя пленённого освобождённого, эна пленённого,
В гипар возвращённого, жреца пленённого, весельем полного, -
Кто подобное видел издревле?
Он тебе горные тропы преградит, разрушит пути-дороги".

Хувава слово Энкиду слышит,
Хувава Энкиду молвит слово:
"Злые речи сказал обо мне Энкиду!

Наймит, что за пищу себя продаёт,
Позади соперника идёт,
Сказал обо мне речи злые!"

Как только это он сказал,
Они решили его судьбу.

Сам Энкиду в гневе своём
Срубил ему голову, обвернул тканью.
К богине Нинлиль они пришли, к богу Энлилю.
Когда Нинлиль и Энлиль к ним повернулись,
Когда поцеловали землю перед Энлилем,
Голову вынули, покров развернув, перед Энлилем положили
Энлиль увидел голову Хувавы и воспылал гневом на Гильгемеша,

"Зачем вы совершили это? Перед вами пусть бы сел он!
Вашего хлеба пусть бы поел он!
Вашей чистой воды пусть бы попил он!"
И Энлиль оттуда, где жил Хувава, убрал лучи сиянья.
Луч  первый великой реке отдал.
Второй луч полям отдал.
Третий потокам отдал.
Могучему льву четвёртый луч отдал.
"Камню проклятия"пятый луч отдал.
Великой горе шестой луч отдал.
Богине Нунгаль седьмой луч отдал.

Владыке лучей Гильгамешу, дикому быку,
До гор дошедшему, к морю сошедшему,
Могучему богу Энлилю — слава! Богу Энки — слава!
Верховный жрец Кулаба, Гильгамеш!
Хороша хвалебная песнь тебе!


Миф о Гильгамеше и Энкиду и нижнем мире


Пролог о божественном акте творения,
Об отделении земли и неба,
О низвержении богини Эрешкигаль в подземное царство,
О битве Энки с чудовищем нижнего мира.
Дерево хулуппа было с корнем вырвано безжалостным южным ветром, но его Нашла его Инанна и посадила в своём саду.
Она ухаживала за ним, надеясь в будущем сделать из него трон и ложе.

Прошли годы.
Дерево выросло и окрепло,
Но в его корнях поселилась змея.
На вершине свила гнездо птица Анзуд,
В стволе устроила себе дом безжалостная дева Лилит.
Инанна, видя, что её детище погибает, стала проливать горькие слезы.
Она жаловалась своему брату солнечному богу Уту.
Но Уту ничем не смог ей помочь.

Тогда Инанна обратилась со своей скорбью к Гильгамешу, 
Тот не остался глух к её плачу.
Надел он доспехи, взял огромный топор и одним взмахом отсек змее голову. Увидев это, птица Анзуд подхватила своих детёнышей и унесла в горы,
А дева Лилит сама разрушила своё жилище и удалилась.
Срубил Гильгамеш дерево хулуппу,
Чтобы Инанна могла сделать из него трон и ложе для своего храма.

Из остатков корней священного дерева, Гильгамеш сотворил  себе музыкальный инструмент,  похожий на барабан пукку,
Из макушки дерева — микку — барабанные палочки.
И оказался этот барабан волшебным,
Люди безропотно покорялись Гильгамешу, пока он играл на нем.
Возомнил  он себя герой равным богу, начал использовать жителей Урука без всякой жалости.
Молодых людей заставлял он работать, не покладая рук,
Юных девушек отрывал от матерей их и женихов,
В доме своём держал для утех.

Подняли молодые девы плач великий.
Услышал его справедливый бог Уту.
В единочасье провалились и пукку, и микку в нижний мир.
Тщетно пытался Гильгамеш достать их.
Садится герой у ганзира — ока подземного мира — и оплакивает свою потерю. Увидел его верный слуга Энкиду в таком горе.
Он вызвался спуститься в нижний мир, чтобы принести пукку и микку.

Обрадовался Гильгамеш.
Он стал давать Энкиду указания, как не остаться в "стране без возврата."
Нельзя появляться в нижнем мире в чистых одеждах,
Нельзя умащать себя маслом, брать с собой посох, надевать сандалии,
Нельзя целовать ту женщину, которая полюбилась,
Нельзя ударить ту, что ненавистна.
Очевидно, что только человек,  отрешившийся от земных благ и власти, Победивший в себе и любовь, и ненависть,
Иимеет шанс вернуться из нижнего мира.

Энкиду не внял совету Гильгамеша. Надел чистые одежды, умастил себя сладким маслом, взял копьё и посох, Поцеловал ту, что ему полюбилась, Ударил ту, что была ненавистна.
Он нарушил все запреты подземного мира и остался там навсегда.

Опечалился Гильгамеш, когда понял, что произошло. Отправился он в Ниппур молить всесильного бога Энлиля помочь ему хотя бы повидаться с другом, но великий бог не внял его мольбам. Тогда направился Гильгамеш в Эриду просить Энки, и бог мудрости согласился помочь. Приказал он богу Солнца Уту приотворить дверь нижнего мира, и проскользнула в неё тень Энкиду.

Обрадовались друзья встрече, обнялись, поцеловались, 
Принялся Гильгамеш расспрашивать Энкиду,
Кому как в нижнем мире живётся.

В бесконечные дни, ночи, годы
Когда всё насущное в сиянии выявилось,,
Когда всё насущное нежно вымолвилось,
Когда в домах страны хлеб вкушать стали,
Когда в печках страны плавильные тигли делать стали,
Когда небеса от земли отделились,
Когда земля от небес отодвинулась,
Когда имя человеков установилось,
Когда Ан себе небо унёс,
А Энлиль себе землю забрал,
Когда Эрешкигаль подарком брачным миру подземному подарили,
Когда в плаванье он отправился,
Когда Отец миром подземным поплыл, вот когда,
Когда Энки миром подземным поплыл, вот когда, —
К господину маленькие кидаются,
К Энки огромные мчатся,
Маленькие эти есть камни руки,
Огромные — камни, что заставляют плясать тростники.

Вокруг киля ладьи Энки
Они, как черепахи, рассыпаются,
Все пожирает вода, словно волк,
За кормою ладьи Энки
Словно лев, свирепствует вода.
В те дни, одно древо,
Единственное древо, хулуппу-древо,
Посажено на берегу Ефрата чистого,
Пьёт оно воды Ефрата.

С силою налетает ветер южный,
Ветви его ломает корни вырывает,
Сбивает Ефрат его волной.
Жена, Ана Словам покорная, идёт, жена Ана
Рукою берет древо, в Урук приносит.
Вносит его цветущий сад Инанны.
Жена, рук не покладая, опекает древо.
"Когда на престол великолепный —  воссяду?" — вопрошает.
"Когда на ложе великолепное —  возлягу?" — вопрошает.
Пять лет прошло, десять лет прошло.
Древо взросло, кору его не расколоть.
Змея, в корнях его, заклятий не ведающая, гнездо устроила.
Анзуд-птица, в ветвях его, птенца вывела.
Лилит-дева жилье себе соорудила, в средине его.
Сердце беззаботное, дева белозубая.
Горько плачет светлая Инанна!

Зашумели птицы на рассвете,
Из опочивальни вышел Уту,
Светлая Инанна, к Уту-герою взывает:

"Брат мой, предвечные дни, когда судьбы присуждали,
Когда над Страною излилось изобилие,
Когда Ан небеса унёс,
А Энллиль забрал себе землю,
Когда Гашангаль подарком брачным в Кур подземный подарили,
Когда он отправился в плавание и в подземный Кур поплыл,
Ко владыке малые кидались,
К Аманки великие мчались,
Малые эти есть камни руки,
Великие — камни, что заставляют плясать тростники.

Вокруг киля ладьи Аманки
Как черепахи, они рассыпаются.
Пред носом владыки ладьи
Все пожирает. словно волк, вода,
За кормою ладьи Аманки
Словно лев, вода свирепствует,
В те дни, одно деревце, единственное деревце Худуппу,
На брегу чистого Ефрата посажено,
Воды Ефрата пьёт оно, —

Срубил Гильгамешь древо.
Чистой Инанне, для престола и ложа её он древесину дал,
Из корней барабан себе сделал волшебный, Пукку.
Из ветвей барабанные палочки сделал волшебные, Микку.
Громкоговорливый барабан
На улицы просторные его он выносит,
Заиграли на барабане юноши его града.
Они, отряд из детей вдовьих, что без устали скачут.
"О, горло моё, о, бедра мои!" — так они громко плачут.
Тот, кто мать имеет, — она сыну еду приносит,
Кто сестру имеет — она воду изливает брату.
Когда же наступил вечер?
Он место то пометил. где стоял барабан.
Он барабан пред собою возвёл, он в дом его внёс.

Когда же наступило утро, там, где они плясали,
От проклятий вдовьих,
От воплей маленьких девочек -"О, Уту!" —
Барабан, вместе с палочками барабанными,
К жилью подземного мира упали.
Пытался он их достать, но не смог.
Пред вратами вратами входными подземного мира они лежат.

Гильгамеш позеленел от горя, роняет слёзы.
"О, мой барабан, о, мои палочки!
Роскошью барабана я не насытился,
Не натешился его полнозвучием!

Когда б барабан мой в доме плотника ещё был!
Плотника жену, словно мать родную, бы возлюбил!
Дочку плотничью, что сестру меньшую, бы возлюбил!
В подземный мир мой барабан провалился,
Кто мне его достанет?
И палочки барабанные в подземный мир провалились,
Кто мне их достанет?"

Слуга его Энкиду ему отвечает:
"Как ты горько плачешь господин мой!
Зачем печалишь сердце своё?
Из мира подземного я барабан тебе верну,
Барабанные палочки я, воистину, тебе достану!"

Энкиду Гильгамеш молвит:
«Если ты спустишься в мир подземный,
Прими совет мой,
Обрати свой разум к словам, что я тебе скажу!

В одежду светлую не облачайся.
Они тебя примут за странника-духа.
Свежим жертвенным маслом не натирайся -
На ароматы его они вкруг тебя соберутся.
В Кур брать копья ты не должен —
Вкруг тебя соберутся копьём убитые.
Жезл кизилловый не бери в свою руку —
Духи мёртвых тебя непременно схватят
Обуви не надевай на ноги —
В подземном мире да не сотвори шума.

Не целуй жены своей любимой не целуй,
Тобой нелюбимой жены не бей,
Дитя своё любимое не целуй,
Не бей своё дитя нелюбимое, —
Тебя схватят вопли подземного мира.

У матери бога Ниназу, у той, что лежит,
Бедра прекрасные, не покрыты одеждой,
Светлая грудь её льном не прикрыта.
Голос её, как чистая медь звенит.
Словно солому, она волосы треплет".

Не внял Энкиду словам своего господина.
В одежду чистую светлую он облачился —
За духа-странника его приняли.
Умастился он свежим жертвенным маслом, из каменного сосуда.
Они собрались на ароматы вокруг нег.
В мир подземный копьё он бросает —
Убитые копьём его окружают.
В руку свою берет он жезл кизиловый —
Хватают его духи мёртвых.
Обувь на ноги он надевает —
В мире подземном трещины делает.
Жену любимую он целует,
Жену нелюбимую он побивает,
Дитя любимое он целует,
Дитя нелюбимое он ударяет, —
Вопль подземного мира его хватает.

Когда хотел подняться Энкиду из подземного мира,
 Азаг не схватил его, Намтар, Нергала, страж беспощадный не схватили его,
Схватила его земля.
На поле сраженья мужей он не пал.
Гильгамеш, сын могучий Нинсун,
Одиноко бредёт к Энлилю,
Перед Энлилем он рыдает:
"Отец Энлиль, мой барабан к подземному миру упал,
Мои палочки к Ганзиру упали.
Энкиду вернуть их спустился, мир подземный его схватил».
Он не пал на поле сражения мужей,
Отец Энлиль на слова его не отозвался,
В Эредуг к Энки одиноко он побрёл,

Перед Энки он рыдает,
Отец Энкн на слова его отозвался,
К могучему Уту-герою, богинею Нингаль
Рождённому сыну он обратился:
"Подземного мира дыру открой!
Из подземного мира слугу  подними!"

Он открыл дыру подземного мира.
Порывом ветра слуга его из подземного мира поднялся.
Обнимаются, целуются.
Разговаривая, вздыхают.
"Законы подземного мира видел?"
"Да не скажу тебе, друг мой, да не скажу!
Если скажу тебе о подземного мира законах,

Ты сядешь, рыдая".
"Пусть я сяду, рыдая".

"Тело моё, к которому ты прикасался, своё радовал сердце
Черви заполнили, словно старую тряпку,
Словно расщелина, забитая прахом".
"О, горе!" — вскричал он и сел на землю.
"Ты видел того, у которого один сын?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он тот, кто горько рыдает перед колышком, в стену вбитым,".
"У кого два сына, видел?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он из тех, кто на двух кирпичах сидит, хлеб вкушает".

"У кого три сына, того видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Он подобен тому, кто пьёт воду в степи из бурдюка».
"У кого четыре сына, ты видел?"
"Да, видел".
"Там ему каково?"
"Он веселится сердцем подобно тому, кто запряг четырёх ослов".

"Того, у кого пять сыновей, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Как добрый писец, чья рука искусна.»
"У кого шесть сыновей, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Он весел сердцем, как добрый землепашец".
"У кого семь сыновей, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Сидит он в кресле словно друг богов,
Музыкою танцев наслаждается".
"Того, кто наследника не имеет, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Хлеб, кирпичу разбитому ветром, подобный, он ест",
"Дворцового евнуха видел, каково ему там?"
"Словно, погоняющий криком надсмотрщик, стоит в углу".
"Жену нерожавшую видел?"
"Да, видел".
"Каково ей там?"
"Словно дурнем разбитый горшок, брошена жизнь её,
Никому не приносит радости".
"Отрока юного, кто с лона супруги не срывал одежды, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Верёвку в помощь я ему дал, над верёвкою рыдает".
«Девушку юную, кто с супруга не срывала одежды, ты видел?»
"Да, видел".
"Каково ей там?"
"В помощь тростинку я ей дал, над ней она рыдает».
"В битве павшего видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Его отец голову ему отхватил, над ним рыдает".
"Духа того, о ком позаботиться некому, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Кусками хлеба, что на улицу брошены, он питается».
«Человека, опорною сваею сбитого и ею накрытого, видел?»
"Горе матушке моей!" — он кричал, когда свая его разрезала!"
"Дубинкою крошки своего хлеба он разбивает".
"Того, кто в расцвете умер, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
«Он лежит там где ложе богов».
"Моих младенцев мёртворождённых,
Кто себя не знает, видел?"
"Да, видел".
"Каково им там?"
"Вкруг столов из серебра и злата,
Где мёд и прекрасные сливки, резвятся".
"Брошенного в огонь видел?" — "Нет, я его не видел.
Дым его на небо вознёсся".
Хвала!

"А того, чьё тело в поле брошено, видел?"
«Да, видел"».
"Каково там ему?"
"Его дух не спит в подземном мире".

« А кто с крыши упал, видел?
"Да, видел".
"Каково там ему?"
"Его кости, руки его не работают..."
"Того, кто наводнением Ишкура сбит, ты видел?"
"Да, видел".
«Каково там ему?»
"Едят его слепни, словно бык он трясётся".

"А того, кого в прах бросили, видел?"
"Да, видел".
"Каково ему там?"
"Он воды лишён, отбросы он ест, помои он пьёт он пищи лишён,
За городской стеною живёт".
"А кто слов матери и отца не чтил, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
«Воду горечи он пьёт, воду мутную он пьёт, насыщения не получает».
"Того, кто проклят матерью и отцом, ты видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
" Дух его одиноко блуждает — наследника он не имеет".
"Кто в расцвете умер, видел?"
"Да, видел".
"Каково там ему?"
"Его слова, что плохо ему..."

«Кто ложной клятвой Сумукана клялся, нарушил клятву, ты видел?»
"Да, видел".
"Каково там ему?"
«Он пьёт … в местах водопоев подземного мира».
"Сынов Гирсу в Земле... отцов их, матерей их, видел?"
"Да, видел".
"Каково там им?"
"Марту сынов, что по вершинам гор рыскают,там, в земле видел.
«Шумерийцев, аккадцев ты видел?»
"Да, видел".
"Каково там им?"
"Воду тёмную они пьют, воду лживых мест..."
"Отца моего, мать мою... ты видел?"
"Да, видел".
"Каково им там?"
"Воду чистую, родниковую они пьют, тебя вспоминают."



Эпос о Гильгамеше
Часть первая


Кто всё видел, до края вселенной,
Кто скрытое ведал и всё постиг,
Кто судьбы земли и неба испытывал,
Всех мудрецов глубины познания,
Разгадывал тайны, знал неизведанное,
Принёс нам весть о днях, до потопа,
Ходить он далеко устал и вернулся,
И на камне выбил свои труды,
Урук блаженный обвёл сеною.
Чистого храма, Эанны святой,
Основанье, меди прочнее, золотил
И стены высокие, с которых жрецы не сходят,
Надпись на камне, лежавшую там издревле, заключил в них.
Он мудрый, сильный, и прекрасный —
Божество он, с двумя третями, человек лишь одною,
Как звезда большая, светло его тело,
В искусстве мученья он равных не знает
Людей, что его доверены власти его,
Гильгамеша, не оставит он в покое матери сына,
Не оставит он жениху невесты, мужу супругу, дочери героя.

Днём и ночью он с ними пирует,
Кому он доверен, Урук блаженный?
Он, их хранитель, он и пастырь, мудрый пастырь.
Высокого неба достигла мольба их,
Владыки Урука, небесные боги, сказали Аруру:
«Нет ему равных, твоему сыну, которого ты создала,
Но днём и ночью пируете , а это жестоко Гильгамеша,
Мужу он не оставит супруги, а жениху — невесты,
Кому он доверен, Урук блаженный?»

Внимает их просьбам Аруру,
К Аруру великой они приступают снова:
«Ты, Аруру, уже создала Гильгамеша, Аруру
И его подобие создать ты сумеешь.
Пусть они в силе состязаются, а Урук отдыхает».
Аруру в сердце рождает подобие Ану,
Бросает Аруру пригоршню глины, когда моет руки.
И создаёт героя, силу Ниниба, Эабани.
Он носит, как женщины, косу, в волосах его тело,
Подобно спелым колосьям, пряди кудрей ниспадают,
Одет, как Гира, ни земли ни людей он не знает,
С газелями вместе щиплет травы,
Со скотом Идёт к водопою, со скотом,
Веселится сердцем с водяной тварью.

Искусный ловчий охотник,
Его заприметил у водопоя, и не раз.
Лицо охотника потемнело — он испугался,
Горько заплакал, опечалившись сильно.
Скорбь проникла до чрева, сердце сжалось,
Стадо его и он поспешно направились к дому.
Отцу возвещает охотник, отверзая уста:
«Человек, что с горы спустился, мой отец, —
Велика его сила во всей стране, как воинство Ану —
Свободно бродит по нашим владениям.
Средь газелей, всегда он на пастбище, у водопоя...
Я не смею к нему приближаться.
Он засыпал мои ловушки что я вырыл,
Он вырвал сети, что я поставил,
Зверей пустыни угнал от меня,
Не даёт мне трудиться в пустыне»
Уста отверзает отец, охотника учить:
«В блаженном Уруке царя Гильгамеша найди —
Велика его сила, как воинство Ану, во всей стране,
Попроси у него совета, расскажи, что ты знаешь».
Внимает охотник отцовскому слову,
Пускается в путь, шаги замедляя в Уруке,
Говорит он Гильгамешу, прибыв на пир:

«О царь, Человек, что с горы спустился,о царь,
Свободно бродит в твоих владениях,
Он засыпал мои ловушки, что я вырыл
Он вырвал сети, что я поставил,
Трудиться в пустыне он не даёт мне».

Уста Гильгамеш отверзает, и внимает охотник:
«Возьми с собою блудницу охотник, но для начала возвратись
Человек тот придёт к водопою,
Пусть он возьмёт её зрелость, когда она снимет одежды.
Едва он её увидит, то приблизится к ней
И оставит зверей, что росли средь его пустыни».

И взял с собою блудницу охотник,
В путь отправились оба прямою дорогой
И только на третий день подошли к тому полю.
Села блудница, сел охотник,
Ожидают у водопоя день, другой...
Пьют холодную воду, приходящие звери,
Веселится сердцем, прибегающее стадо.
И он, Эабани — его родина горы —
Щиплет травы с газелямив месте,
Идёт к водопою со скотом,
Сердцем веселится с водяными тварями.
Увидала блудница страстного человека,
Посреди пустыни, сильного разрушителя:
Открой свои груди, блудница, это он,
Пусть он возьмёт твою зрелость открой своё лоно.
Дело женщины — дать мужчине наслаждение.
Блудница обнажила груди и лоно открыла,
Вдохнула его дыханье,
Ткань сбросила и легла, а он лёг сверху,
Направил на неё силу любви своей.
Приходил Эабани шесть дней, семь ночей, забавлялся с блудницей.
Жажду свою насытив, он обратился, как прежде, к зверям.
Умчались газели, отпрянули от него звери
Тело Эабани стало тяжёлым, устыдившись себя.
Когда он гнался за стадом, останавливались колени,
Как он бегал доныне, бежать больше не мог.
Зато новый разум он ощутил,
Возвратился и сел у ног блудницы.
Блудница смотрит а очи его,
И его внимательны уши, пока она говорит:
«Ты как бог, Эабани, силён и прекрасен,
Ты находишься средь зверей пустыни. Что ты делаешь?
Я тебя поведу тебя в Урук высокий,
В священный дом, жилище Ану и Иштар,
Где живёт совершенный силой, Гильгамеш,
И, как дикий буйвол, царит над людьми».

Приятны ему эти речи,
По сердцу друга искать он хочет:
«Веди меня в город, блудница, я согласен.
Я хочу вызвать Гильгамеша и с ним поспорить;
«Это я могучий — закричу я в Уруке. —
Это судьбами людскими правлю,
Велика его сила, кто родился в пустыне!
Пред моим лицом его лицо побледнеет,
И знаю заранее кто будет повержен».

Эабани с блудницей вступают в Урук,
В пышных одеждах встречаются им люди,
Дворец Гильгамеша перед ними,
Не кончается праздник в этом месте,
Пируют там блудницы, юноши пируют,
Все полны весельем, полны вожделением,
Заставляют выйти старцев криками.

Говорит Эабани блудница:
«Теперь ты мудрый, о Эабани.
Гильгамеш пред тобою, человек, который смеётся,
Посмотри в его очи, видишь его?
Вид его благороден, очи сияют,
Возбуждает желанья тело его,
Выше тебя он своим могуществом,
Не ложится спать ни днём, ни ночью.
Свой гнев напрасный усмири, Эабани,
Любит Шамаш Гелькамеша,
Ану, Бел и Эа мудрость в него вдохнули,
Он раньше, чем ты с горы спустился,
В Уруке во сне тебя видел Гелькамеш.
Матери сон рассказал он, пробудившись:

«Мать моя, снилось мне этой ночью
Небо было полно звёздами,
На меня навалилось воинство Ану
Я, человек на горе рождённый, схватил его, но был он сильнее,
Он не качнулся когда я швырнул его,
Вся область Урука поднялась на него,
Ему целовали ноги, но он стоял, как столб.
Тогда на него я прыгнул, как на женщину,
Я  швырнул его к твоему подножью,
Чтобы мы померились силой ты пожелала?».

Говорит Гильгамешу Рамат-Белит, что ведает всё:
«Кто в огромном небе средь звёзд,
На тебя навалился, словно воинство Ану,
К моему подножию, кого ты швырнул,
Всегда выручающий друга, честный и сильный товарищ
Велика его сила во всей стране, как воинство Ану».
Заметил Гильгамеш Эабани с трона,
Говорит с Эабани Гильгамеш,
И, как братья, рядом они садятся…


Часть вторая


Услыхав рассказ Эабани, Гильгамеш омрачился:
«Слушайте меня, старцы, юноши слушайте,
Я плачу о моём Эабани, о дуге моём!
Я, кричу причитанья, как плакальщицы,
Мой топор и мои запястья,
С кудрей украшенья, меч мой с пояса,
Знаки величья, одеяния празненства
Слагаю я и плачу о моем Эабани,
Я плачу о человеке пустыни!»
Высокое сердце обнаружил в себе охотник,
Он привёл к Эабани блудницу, чтобы тот проклял её зрелость:
«Я назначу судьбу тебе, блудница,
В стране она не изменится вовеки.
Тебя я проклинаю великим проклятьем,
Силой проклятья дом твой будет разрушен,
Загонят тебя, как скотину, в дом разврата!
Пусть жилищем твоим станет дорога,
Под тенью стены найдёшь ты отдых,
И пьяный и распутник тело твоё измучает
Эабани, за что ты меня  лишил ты силы,
Эабани, за что ты меня увёл из моей пустыни!»
Уста отверзает, усыхав его, Шамаш,
С высокого неба взывает н нему:

«Эабани, почему ты проклинаешь блудницу,
Что достойные бога дала тебе яства,
Что, достойные князя, дала тебе вина,
В пышные ткани облекла твоё тело,
Привела к твоему прекрасному другу, Гильгамешу?
Теперь Гильгамеш твой товарищ и брат,
В роскошной постели он кладёт тебя на ночь,
Слева от трона сидишь ты в мягком кресле,
Владыки тебе целуют ноги,
Славу тебе поют люди Урука.
Дала тебе слуг блудница,
Я облёк тело её позорной одеждой, по просьбе твоей,
Шкурой собачьей я облёк её тело, и она бежит по пустыне».

Великого Шамаша слово, чуть заблистала заря,
До Эабани долетело, и гневное сердце смирилось:
«Пусть возвратится убежавшая, пусть станет путь её лёгким,
Пусть любви её просят князья и владыки,
Развяжет над нею свой пояс вождь могучий,
Золотом её и ляпис-лазурью одарит».
Так Эабани смирил скорбное сердце.
Он один ложится в постель, в наступившей ночи,
И ночную тревогу другу поведал:

«Этой ночью меня посетили виденья,
Земля отвечала возопившим небесам,
Неведомый муж стоял предо мною,
Лицо его было тёмным, а глаза горели,
Голова была схожа с головою орла,
Орлиные когти на пальцах виднелись.
Высоко, высоко, меж туч, высоко, высоко. он вознёсся,
И меня он вознёс высоко,
Голова моя закружилась от полёта,
У меня были крылья птицы, вместо рук.
В дом мрака опускайся, в жилищ жилище Неграла, опускайся за мною,
Оттуда не выйдет входящий,
В доме том не видят света,
Там грязь да пыль служат пищей
Птицами, в одеянье крыльев, одеваются
Я спустился в жилище праха,
Увидел поднос с ужасной тиарой,
Изо все тиар, что царили в мире.
Готовят жаркое служители Ану и Бела,
Предлагают холодную воду к варёной пище
Там живут священник и воин,
Клятвопреступник и пророки,
Великие боги и заклинатели бездн,
Живёт Гира там, и живёт Этана,
Земли царица живёт, Эрешкигаль;
Белит-сери, дева-писец, пред нею склонилась,
Читает все, что она написала.
Меня увидала, подняв очи,
И попросила вожатого не тревожить её».
Гильгамеш открыл покой потаённый, лишь блеснула заря,
Стол достал он огромный, что был сделан из липы,
Сосуд из яшмы мёдом наполнил,
Маслом сосуд из ляпис-лазури — маслом,
А кубки —  вином, и солнце в тот миг показалось.
Гильгамеш  говорит Эабани:
«Друг, ни людей не щадит Хумбаба,
Ни младенцев, во чреве женщин».
Эабани говорит Гильгамешу:

«Тот, на кого мы идём, могучий,
Это Хумбаа он страшен!»
Отверзает Гильгамеш уста, говорит Эабани:
«Ныне сказал ты правдивое слово, мой друг»…


Часть третья


Сказали царю Гильгамешу люди Урука:
«Эабани, верный другу, рядом с тобой,
Хумбаба, хранитель кедра, против тебя.
Ты выбрал себе дело славное.
Мы тебя, владыка, встречей почтим
И ты почтишь  нас, владыка, за встречу!»
Говорит Гильгамеш Эабани, отверзая уста:
«Пойдём во дверец высокий, друг мой,
К служанке Нинсун, великой царице,
К матери моей, которой тайны ведомы».
Долго внимала Римат- Белит
Речам сына Гильгамеша,
Вошла она поспешно в храм богини,
На тело своё и на грудь украшенья возложила
Своею тиарой увенчала кудри, поднялась на террасу по широким ступеням
По широким ступеням поднялась на террасу,
Положила куренья пред Шамашем,
К Шамашу руки воздела, положив перед ним жертвы:

«Для чего ты дал неусыпное сердце Гильгамешу,
Ты моего сына для чего покорил?
Он уходит, ощутив твоё прикосновение
Дорогою отдалённой, на Хумбабу,
В бой, который ему неведом, вступает
Дело неизвестное затеял ныне.
Когда он уйдёт и вернётся вплоть до того дня,
Когда он достигнет кедров, поразить могучего Хумбабу.
Словно тебя ненавистью, он погубит зло.
Он повернётся к небу,
Айя, невеста, помни — он к тебе повернётся!»
Она сняла тиару, погасила курильницу,

Позвала Эабани, речь к нему обратила:
«Внемли мне Эабани, сильный, моё веселье:
Вы с Гильгамешем ныне победите Хумбабу,
С мольбою для Айи, с приношением для Шамаша».


Часть четвёртая


По Эабани, своём друге, горько плачет Гильгамеш,
Он бежит в пустыню:
«Я умру! Не ужели я не такой, как Эабани?
Скорбью исполнена грудь моя,
Я к богу убегаю, потому что смерти боюсь!
К мощи сына  бога Убара-Туту, Ут-напиштима, я прибегаю
Иду поспешно по пути, который сам предпринял.
Пришел я к ночью к ущельям горным,
Мне страшно — львов увидел безобразных!
Воззову я к великому Сину, подняв голову,
Мольбы мои вознесутся и к собранию богов:
«Спасите меня боги, молю вас!»
Страшными сном он был испуган и лёг на землю
Вновь воззвал к великому Сину, подняв голову.
Мольбы его возносились и к Иштар, небесной блуднице.

И когда к горе Машу он подошёл,
Те, что блюли ежедневно солнечный выход и возвращенье, —
Свод небесный касался их голов,
И доходила до ада внизу их грудь,
Двери хранили люди-скорпионы,
Взоры их были ужасны, а вид их был — смерь,
Их страшный блеск опрокидывал  горы!
Блюли они солнце, при выходе и возвращении.
Он их узрел, и лицо Гильгамеша омрачилось от испуга.
Он склонился пред ними, собравшись своими мыслями

Человек-скорпион крикнул своей жене:
«Тело его, приходившего к нам, как тело бога».
Отвечает мужу женщина-скорпион:
«Бог он двумя третями, человек лишь одною».
Говорит человеку-скорпиону Гильгамеш:
«Где Ут-напиштим, мой отец, обитает знаешь ли ты,
Он, возросший в собранье богов и вечную жизнь обретший?»
Человек-скорпион отверзает говорит Гильгамешу, отверзая уста:
«Но кто прошёл бы такою дорогой, сквозь эту гору, нет таких, Гильгамеш.
Иди, не медли, Гильгамеш. Там мрак глубокий и нет там света,
Ни при возвращении солнца, ни при его выходе.
Но не медли, Гильгамеш в горных воротах,
Да хранят тебя боги. Будь здравым и невредимым».
Вошёл Гильгамеш в пещеру, когда человек-скорпион закончил свою речь
Час двойной он проходит ночною дорогой солнца,
Позади себя ничего не видно, кроме мрака глубокого.
Дует северный ветер а Гильгамеш уж восемь часов идёт,
Десять часов идёт и выходит навстречу солнцу.
Разлилось сияние на двенадцатый час.
Богов деревья он увидел, к ним стопы направил

Гнётся под плодами яблоня,
Видеть отрадно повисшие гроздья,
Выросло райское древо на лазоревом камне,
Совершенны для взгляда на нём плоды.
Изумруды, между ними, рубины, яхонт,
И лунный камень, и кошачий глаз.
Вошёл Гильгамеж в блаженную рощу,
Поднял взоры на благоухающее райское дерево...


Часть пятая


Смотрят в чащу люди-скорпионы, становясь рядом.
Видят тропы лесные и громадные кедры,
Где размеренным шагом бродит Хумбаба,
Пути превосходны — дороги проложены прямо,
Жилище богов, храм Ирнини, видят на кедровой горе,
Разрастается пышно кедр, возносится перед горою,
Полна ликования его благосклонная тень,
В ней мхи притаились и хвощи, и травы пахучие.

Созерцают герои чащу час двойной,
Два двойных часа создают ещё.
Говорит Гильгамешу Эабани, уста отверзши:
«Истинно, время ныне показать силу нашу,
Живёт Хумбаба в месте прекрасном».
Слова Эабани услыхал Гельгамеш,
Он становится поспешно рядом с другом:

«Что ж, отыщем Хумбабу, войдя в эту чащу,
Облёк он могучее тело в семь одежд,
Шесть совлекает, готовясь к бою,
Приходит в ярость, словно раненый буйвол».
Голос Гилькамеша полон угрозы:
«Выходи, Хумбаба!» — зовёт он властителя леса
Три раза прокричал он,
Нейдёт ему навстречу Хумбаба.
Ложится на землю Эабани, и сну предаётся,
О сне, проснувшись, говорит Гильгамешу:
«Был ужасен сон что я видел,
Мы с тобой стояли на вершине горы,
Под нами гора вдруг обрушилась,
С неё, как букашки, мы оба скатились».

Говорит в ответ Эабани Гилькамеш:
«Для нас обоих сон твой прекрасен,
Возвещает он счастье.
Это та гора, что ты видел — Хумбаба,
Теперь я, знаю, что мы одолеем Хумбабу,
В чаще кедров труп его бросим».
Герои стали молиться блеснувшей заре,
Принесли они жертвы умершим, через двадцать часов,
Завершили они причитанья через тридцать часов,
Вырыли ров глубокий, перед Шамашем,
Поднялся на алтарь из камня Гилькамеш
Он бросил зерна, с молитвою в ров:
«Сон к Эабани приведи гора,
Помоги ему бог грядущее видеть!»
Дождь пролился — принята молитва,
 К Эабани, с дождём, сон снизошёл,
Как спелый колос, он преклонил его.
Упал на колени Гилькамеш, держит голову друга.
Свой сон он закончил смотреть посредине ночи,
Он молвил владыке Урука, поднявшись:

«Почему я проснулся? Друг, меня ты окликнул?
Почему я встревожен? Ты коснулся меня?
Моё тело трепещет. Не прошёл ли здесь бог?
Я новый сон увидел, друг мой,
Был вовсе ужасным сон, что я увидел.
Земля мычала,небеса возопили
Вышли мраки, света не стало,
Мрак разлился, вспыхнула молния,
Дождём на землю упала Смерть,
Быстро Она быстро загасила пламя,
В смрадные дымы превратила молнии.
Спустимся, друг, в равнину и там порешим, что делать!»
Говорит Гельгамеш Эабани, отвративши уста:
Твой сон драгоценен. Он возвещает он счастье,
Теперь, мы погубим Хумбабу!»

Выходит Хумбаба — зашатались кедры
Выходит он из под кедров, страшный.
Оба героя ринулись на него, состязаясь в отваге,
С властителем кедров оба схватились.
Судьба помогла Эабани дважды,
И головою Хумбабы потрясает Гельгамеш…


Часть шестая


Оружие омыл, начистил Гельгамеш,
Благовонные кудри по спине распустил,
Чистую одежду набросил на плечи, а грязную — скинул,
Затянулся в тунику, наложил на главу тиару.
Устремила очи на красоту Гилькамеша
Устремила очи на красоту Гильгамеша владычица Иштар:

«Отныне, Гильгамеш, ты мой любовник!
Хочу насладиться твоим вожделением.
Буду тебе женою а ты — моим мужем,
Из ляпис-лазури заложу для тебя колесницу
Со спицами из рубинов, с золотыми колёсами,
Коней огромных в неё запряжёшь ты;
В благовонье кедра, в нашу обитель, войди,
Поцелуют твои ноги те, что сидят на тронах,
Цари, князья и владыки падут перед тобой,
Люди гор и равнины принесут тебе дань.
Станут козы рождать тебе двойни, станут тучны стада,
Под ношей тяжёлой будет мул выступать,
Стремить колесницу будет конь твой могучий
И гордиться, что равных себе не знает».

Гнльгамеш вещает, отверзши уста:
«Сохрани для себя свои богатства,
Тела и одежды украшения,
Питье и пищу для себя сохрани,
Буре подобна твоя любовь,
Дождь и бурю пропускающей двери,
Дворцу, в котором гибнут герои,
Опаляющей своего владельца смоле.
Своего владельца меху орошающему.
Где любовник, которого бы ты всегда любила,
Где он, приятный тебе и в грядущем?
Про твои вожделенья я расскажу
Любовнику первой твоей юности, Таммузу,
Назначила ты стенанья на годы и годы!
Ты полюбила птичку пёструю пастушка,
Ты ей крылья сломала, избила её,
И кричит она из своей чащи: крылья, крылья!..
Ты льва, совершенного силой, полюбила
Вырыла ему ловушек семь и ещё раз семь!
Коня, знаменитого в битве, полюбила
Ты дала ему удила, шпоры и бич хлёсткий,
Семь двойных часов бега ты дала ему,
Ты судила ему изнемочь и тогда лишь напиться,
Ты судила рыданья, силили его матери!
Хранителя стада, пастуха ты любила
Пред тобою курения он всегда возносил,
Убивал для тебя по козлёнку каждый день,
Ты превратила его в гиену, избив,
Его гоняют его же подпаски,
Рвут ему шкуру его же собаки!
Был тебе мил, Ишуллану, отцовский садовник,
Драгоценности сада тебе приносивший,
Украшавший алтарь твой цветами, каждый день,

На него подняла ты глаза И к нему потянулась на его подняла глаза:
«Упьёмся любовью, мой Ишуллыну, исполненный силы,
Протяни свою руку, чтобы наготу мою ощущать».
«Чего от меня ты хочешь?» — сказал Ишуллану,
Я не вкушал ли? Мать моя не пекла ли?
Снедь стыда и проклятий есть должен,
Мне служат одеждой и колючки кустарника».

Ты превратила его в крысу, изрядно избив,
Пребывать в его доме велела ты ему,
Не спустится он в поле, с недосягаемой крыши.
Ты тоже изменишь мой образ, меня полюбив!»

Эти речи Иштар услыхала,
Полетела она на небо, рассердившись,
Пред отцом своим, Ану, появилась Иштар,
Появилась она перед матерью своей и сказала:
«Гильгамеш меня только что проклял, мой отец,
Он рассказал мои преступленья, мои заклятья».

Ану, владычице Иштар отвечает, открыв уста:
«Много причинила ты бедствий, воистину,
Гильгамеш и рассказал твои преступленья, твои заклятья».
Иштар отцу, Ану, отвечает:
«Пусть родится бык небесный, мой отец,
Который убьёт Гильгамеша.
Если ты не исполнишь моей просьбы,
Я взломаю ворота, заключившие воды,
Пущу все ветры по земному пространству,
Меньше живых, чем мёртвых останется».

Отвечает Ану владычице Иштар:
«Чего ты хочешь от меня?
Семь лет отдыхать на соломе можешь, семь лет собирать колосья
И одни коренья семь лет?».

И отцу Ану отвечает Иштар:
«Буду семь лет отдыхать на соломе,
Буду семь лет собирать колосья
И семь лет есть одни коренья,
Если убьёт Гильгамеша бык небесный!

Бык явился небесный, после того, как внял её просьбам Ану,
Швырнул его в Урук с поднебесья Ану, взяв быка за хвост.
В тяжком своём паденье бык раздавил сто человек,
Пятьсот человек умертвил своим дыханьем, на ноги встав,
Увидал бык Эабани и, бросился на героя,
Эабани склонил его морду, ухватясь за рога,
Умертвил бык вторым дыханьем двести человек.
Напрасно пронеслось над землёю третье дыхание быка,
Испустил он дух.

Сказал Эабани Гильгамешу:
«Мы победили небесного зверя, друг мой,
Скажем ли мы теперь, что не будет нам славы в потомстве?»
Прекрасный, как бог, Гильгамеш,
Владыка Урука, могучий и смелый,
Меж рогами и шеей, разрубает быка, вынимает кровавое сердце
Полагает его к подножию Шамша, куда уходят герои.
Как братья, рядом они садятся.

На высокую стену Урука поднялась Иштар,
Сказала своё проклятье, взойдя на уступ:
«Меня облёкшему в траур, Гильгамешу, проклятье,
Моего быка умертвили он и Эабани».

Услышал это Эабани,
Бросил в лицо богине вырванную ногу быка.
«И с тобою сделаю то же, как только поймаю,
Всю тебя обмотаю требухой твоего быка».

Блудниц, и танцовщиц собрала Иштар,
Подняла она с ними стенанья, над бычьей ногой.
И Гильгамеш созвал столяров и плотников,
Длиною рогов бычачьих чтобы восхищались.
Их масса — тридцать мин лазурного масла,
Два двойных локтя — глубина их,
Вместимость обоих — шесть мер масла.
Лугалбанде Своему божеству он их посвящает,
Он вешает их в храме своего властелина.
Умывают руки в Евфрате Гильгамеш и Эабани
И приходят на площадь Урука, пустившись в путь.
Сбираются люди, их созерцают,

Служанкам дома говорит Гильгамеш:
«Среди народа кто блистателен?
Среди народа кто могущесвен?
Гильгамеш блистателен и могущесвен среди народа,

Люди узнали Тяжесть нашего гнева люди узнали,
Весёлого сердцем нет никого,
Путь их сердец я направлю!»
Гильгамеш устроил праздник в доме своём,
Люди на ложах ночных  дремлют,
Видит виденья Эабани,
Он рассказывает их Гильгамешу.


Часть седьмая


Говорит Гильгамешу Эабани:
«Друг, Почему собрались на совет великие боги, друг мой?
Я дверь увидел во сне тревожном,
Испугался, но коснулся её.
Топор боевой поднимает Эабани,
Как к человеку к двери обращается:

«Лишённая разумения, из леса дверь
Рассудок чей не существует,
Я славил дерево твоё двадцать часов пути в округе,
Я видел в лесу Хумбабы кедр вознесённый,
Но с тобою сравниться редкостью он не может.
Двадцать четыре локтя длиною ты и семьдесят пять — шириной.
Властелин царил в Ниппуре тебя он и сделал.
Но ты мне путь заграждаешь и я не знал,
Что красота твоя украшает мою темницу,
Я бы тебя расколол бы в щепы топором».

Обращается вновь Эабани другу Гильгамешу:
«Друг мой, с мы столько трудов с тобою совершили,
Куда бы я взоры ни кинул, тление повсюду,
Свершается сон, вещавший мне гибель друг мой,
Ныне приходит день со сном, о котором я вёл однажды разговор».
Ложится Эабани на свою богатую постель
Не встаёт с неё двенадцать дней,
Всю хворь свою в постели оставляет
И, позвав Гильгамеша, говорит прекрасному другу:

«Какой-то свирепый бог меня проклял, друг мой,
Словно в сраженье я утратил отвагу.
Не выйду в поле поскольку боюсь я борьбы,
Кто боится, друг мой, тот проклят!..»


Часть восьмая


Эабани сказал Гильгамешу, чуть заблистала заря:

«Смерть покорила меня — чувствую себя бессильным».
«Боги сделают тебя сильным, они любят тебя!
Все девы Урука возгласят славу твою,
От своей судьбы и ты не уйдёшь, прекрасный!
День и ночь ты входил в кедровую чащу,
Почести тебе воздавали в блаженном Уруке,
Множество пространств мы обошли и равнинных, и горных,
И больше  я не встану, потому что устал и лежу.
Покрой  одеждой, какую мать твоя носит,
Маслом кедра смочи мои кудри,
Под которым, от нашего гнева, погиб Хумбаба,
Кто на берегу зверей пустыни, играл у воды со стадом.
С тобою рядом он никогда не сядет,
Воды из Евфрата никогда не напьётся,
В Урук блаженный никогда не войдёт!»

Гильгамеш заплакал над своим другом:
«Мой брат мой, пантера пустыни, Ээбани, друг мой,
Вместе всходили мы на горы вместе мы по ним бродили,
Хранителя чащи кедровой, Хумбабу, мы победили.
И умертвили быка небесного;
Что за сон овладел теперь тобою,
Почему ты  мне не внемлешь!»

Но не поднял на друга очей Эабани,
Сердце его не билось.
Как на невесту упал на друга Гильгамеш,
Он рванулся, как рыкающий лев,
Как львица, детёныша которой убили,
Недвижное тело схватил он,
Проливал обильные слезы, рвал одежду свою,
Скорбя о его кончине сбросил царские знаки
Гильгамеш пребывал с Эабани,
И, с зарёй, собрались к нему люди Урука,
И сказали они  владыке:
«Хранителя кедров, Хумбабу, ты победил
В горных ущельях львов убивал ты,
Быка, что спустился с неба, умертвил.
Почему твой взор опущен и мощь твоя погибла,
Прорезают чело морщины — сердце бьётся так быстро,
Грудь скорбью исполнена,
Лицо твоё схоже с лицом уходящего дальней дорогой,
Его изменили боль, печаль и тревога,
В пустынное поле бежишь почему?»

Ответил Гилгемеш людям Урука:

«Эабани, мой друг, мой брат, пантера пустыни,
Ныне свершилась судьба Эабани.
Я плакал над ним шесть дней и ночей
Вплоть до опускания его в могилу,
И боюсь теперь смерти,
Надо мной тяготеет его предсмертное слово.
О, как я заплачу? О, как я утешусь?
Друг мой грязи теперь подобен,
И не лягу ли я, как он, чтоб вовек не подняться?..»


Часть девятая


Восседает на троне моря Сидури Сабеянка,
Благосклонны к ней боги: ожерелье ей дали, пояс,
Покрывалом она скрыта, фатою завершена
Как дикий буйвол Гильгамеш устремился,
Тело его — тело бога, шкурой окутанное,
Исполнена скорбью грудь,
Лицо его схоже с лицом уходящего дальней дорогой.

Издалека видит его Себеянка,
 Себя убеждает говорит с сердцем своим:
«Может быть разрушитель, тот, кто идёт ?
В мои владения откуда он пришёл?»
Двери закрыла Себеянка, увидав его, заложила засовом.
Задумал войти в эти двери Гильгамеш,
Отцепил секиру, поднял голову,
Такое слово говорит Себеянке:

«Что ты увидела? Ты двери закрыла! Что ты увидела?
Я засов сломаю, вышибу двери».

Сабеянка говорит Гильгамешу:
«Почему, взор твой опущен и сердце твоё бьётся,
Почему через поле бежишь ты?»

Обращает к Сабеянке слово Гильгамеш:
«Брат мой, пантера пустыни Ээбани,
Совершилась судьба его ныне,
Не случится ли со мной то же?
Скитаюсь я птицей пустыни с той поры,
В небесах, может быть, светил стало меньше,
Был я спящим столько долгих лет?
Пусть я насыщусь светом, увижу солнце
Кроется сумрак от обильного света,
Да увидит сияние солнца мёртвый!
Путь к Ут-напиштиму укажи мне, Сабеянка,
Расскажи мне его признак;
Поплыву через море, если возможно
Отправлюсь полем, если нельзя».

Сабеянка говорит Гильгамешу:
«Не найти дороги туда, Гилькамеш,
Никто не плыл через море, с древнейших времён;
Никто не решится снова, кроме единожды свершившего подобный путь Шамаша —
Тяжела дорога,
Воды смерти, заградившие подступы, глубоки!
Где же ты, перейдёшь через море, Гильгамеш?
А когда войдёшь в воды смерти, что свершишь ты?
Есть правда у Ур-Эа, лодочник Ут-напиштима,
В лесу он сбирает травы,
Лицо твоё он пусть увидит!
Можешь, —  с ним плыви, нельзя, — возвращайся!
Но для чего ты столько бродишь, Гильгамеш?
Бессмертия всё рано ты не отыщешь!
Когда создавали боги род людской,
Они приказали роду людскому смерть,
А в своих руках жизнь сохранили.
Ты наполняй свой желудок, Гильгамеш,
Забавляйся днём и ночью,
Устраивай праздник каждый день,
Будь доволен и весел,
Пусть будут пышны твои одеяния,
Омыто тело, голова умащена,
Любуйся, твою хватающим руку, ребёнком,
Пусть припадёт супруга к груди твоей!»
Услыхал Сабеянки слово Гильгамеш,
Пошёл на берег, повесив секиру,
Был там лодочник Ут-папиштима, Ур-Эа.
Смотрит в глаза его Ур-Эа,

Я  Ур-Эа, лодочник Ут-напиштима!
 Гильгамеш ему отвечает, отверзнув уста:
«Я — Гильгамеш! Таково моё имя!
Явился я сюда из жилища богов
Далёким путём.
И теперь, когда я лицо твоё вижу, Ур-Эа,
К отшельнику Ут-напиштиму» укажи мне дорогу
Лодочник  отвечает Гильгамешу:
«Руки твои, Гильгамеш, Свершили много руки твои, Гильгамеш,
«Тобой разбиты  «Братья каменьев»;
Свою секиру подними, Гильгамеш,
Выруби жерди в шестьдесят локтей,
Положи на берегу, со снятой корой».

Гильгамеш исполнил.
Взошли на судно он и Ур-Эа, пустились в путь.
На третий день поглядели:
В воды смерти вступил Ур-Эа.
Говорит он Гильгамешу:
«Продвигайся вперёд, работай жердью,
Да не коснутся руки твоей воды смерти!»
Упёрся в дно Гильгамеш, жердями да все сто двадцать их и переломал,

Снял свою одежду Гильгамеш,
Поставил мачту.
Издали смотрит Ут-напиштим,
Произносит слово что засверлило его сердце,
Совет держит с самим собою:

«Жерди судна почему поломаны?
Стоит на судне кто-то мне неподвластный.
Стороною правой — не совсем человек!»

Говорит Гильгамешу Ут-напиштим:
«Взгляд твой зачем опущен? Что случилось с твоей мощью
Почему прорезают чело морщины и сердце твоё бьётся?»
Отвечает Гильгамнш Ут-напиштиму:

«Я сказал, что увижу Ут-напиштима, о нём  несётся слава,
Я прошёл все страны, поднявшись,
Через трудные горы перебрался я,
Все пучины моря переплыл,
В лицо мне не веял добрый ветер,
Я болью исполнил члены и вверг себя в нищету,
Моя одежда истлела! Не вступил я в дом Себеянки.
Лев и шакал, олень и пантера, пища ущелий
Были у меня на службе. Их шурами тешил я сердце
Пусть запирает двери, кто доволен
Достиг я границы скорби и от меня отлетела радость».

 Говорит Гильгамешу Ут-напиштам:
«Навсегда ли мы строим дома?
Друг с другом расстаются братья, на всегда ли?
Входит в сердце навсегда ли ненависть?
Реки заливают равнины, навсегда ли?
Птицы увидели солнце, навсегда ли?
С давнишних пор нет на земле бессмертья,
Спящий друг с другом и мёртвый схожи,
Лика смерти не знают оба.
Властелин и слуга равны пред нею,
Великие боги, ануннаки, её скрывают,
Госпожа судеб, Мамету, управляет с ними,
Жизнь или смерть они указуют,
Смертного часа угадать не дают...»


Часть десятая


Говорит отшельнику Ут-напиштиму Гильгамеш:
«Я созерцаю тебя, о Ут-напиштим,
Ты мне подобен, твой облик не страшен и со мной не различен.
Ты создан, чтобы смеяться в сраженье,
Когда ты спишь, ты ложишься на спину!
Почему ты добыл жизнь в собранье бессмертных и так вознесён?»

Говорит Гильгамешу Ут-напиштим :
«Тайное слово я открою тебе, Гильгамеш,
Расскажу я тебе тайну богов:
Город, который ты знаешь, Шуррипак,
Старинный город — вблизи Евфрата стоит,
Обитают в нём боги,
Подтолкнуло их, богов великих, сделать потоп.
Отец их, Ану, был среди них, Бел воитель, их советник,
Эниуги, Их начальник, Эниуги, Ниниб, их вестник,
Мудрейший Эа восседал с ними;

Повторил он изгороди тростниковой их слова:
«Ограда, ограда! Изгородь изгородь, слушай меня и понимай
Сын Убара-Туту, человек Шуррипака,
Выстрой судно, разрушив свой дом,
Думай о жизни, оставь богатства,
Ради жизни ненавидь богатства,
Во внутренность судна погрузи семена всей жизни.
Его размеры пусть будут вымерены,
Тогда можешь спустить его в море!»

Я молвил Эа, моему господину:
«Все, что сказал ты, о мой властитель, внял я сердцем и всё исполню,
Но что я расскажу толпе и старцам?»
Эа ответил мне:
«Вот, что расскажешь ты толпе и старцам:
Я жить не буду в городе вашем, потому как ненавистен Белу,
Ноги на его землю не поставлю.
С Эа, моим господином моим господином спустившись к морю, буду жить.
В изобилии воды он на вас нашлёт,
Нашлёт он на вас дождь нечистый.

Чуть утро блеснуло, Я начал работать,, чуть утро блеснуло
Чертежи закончил на пятый день:
Стены моего судна должны быть в сто двадцать локтей,
И объёма крыши тоже в сто двадцать,
Нарисовал я очертания потом;
Обшивкой судно покрывал я шест раз,
Разделил его крышу на семь частей,
Внутренность его разделил на девять,
Поставил распоры в середине,
Я руль устроил и все, что нужно,
На дно я вылил шесть мер смолы, три меры дёгтя,
А носильщики принесли мне три меры масла:
Для священной жертвы одну меру оставил я,
Других две меры я спрятал у лодочника.
Быков я резал для народа, каждый день по козлу убивал.
Народ мне приносил мне и маслом, и вином, и соком ягоды,
Как простой водою я поил его;
Как в день новогодний, я устроил праздник.
Достал драгоценную мирру, открыв кладовые.
Судно было окончено раньше заката солнца,
Мачту для судна принесли строители.
На судно погрузил я всё, что имел,
На него погрузил я серебро и золото, семя жизни.
Родных и семейство заключил я во внутренность судна,
Погрузил я скот и зверей полевых.
Время мне Шамаш назначил:
Пошлёт  мрака властитель вечером нечистые воды!
Предрешённый час наступил:
Вечером пролил мрака властитель нечистые воды;

Посмотрел я на образы дня, испугался этой погоды,
Двери захлопнул, войдя в судно;
Доверил  я управление судном лодочнику Пузур-Белу.
Рассвет едва засветился,
Поднялась чёрная туча, Адад рычал в ней
Набу и Царь вперёд выступали;
Вестники, шли через гору и поле;
Опрокинул Нергал мачту.
Ниниб бой ведёт за собою;
Принесли факелы ануннаки,
Они освещали землю.
Адада грохот наполнил небо,
Превращалось в сумрак всё, что было блестящим.
Люди друг друга узнать не могут,
Боятся потопа боги,
Они поднимаются на небо Ану.
Там ложатся на станы, садятся как псы.
Кличет Иштар, громко, как подёнщица,
Это царица богов возглашает:

«Тот день пусть рассыпется пылью,
Когда я злое сказала перед богами,
Чтобы потоп накликать и людей погубить?
Я народ мой для того взлелеяла,
Чтобы, они наполнили море как выводок рыб?»
Боги плачут с нею, в слезах восседают
Тело трепещет, губы их сжаты.
Шесть дней, шесть ночей ураган владеет землёю, бродят ветры и воды.
Спадает ураган в начале седьмого дня.

Потоп прекратился, ветер улёгся, море утешилось.
Голос я свой не услышал, взглянул на море:
Стало грязью всё человечество,
Легло болото выше кровель!
День осветил мне щеку когда я открыл окно,
Я сидел и плакал, и безумствовал,
На пространство моря я взглянул, на мир.

В двенадцати днях пути виднелся остров,

Приближается судно к горе Низир,
Не отпускает судна от себя гора Низир.

Я взял голубку, пустил наружу,
Возвратилась голубка, словно места себе не нашла.
Я ласточку взял, пустил наружу,
Возвратилась ласточка, словно места себе не нашла.
Тогда я ворона взял, пустил наружу,
Ущерб воды ворон увидел.
Вернуться он не желает, хотя ест, порхает, каркает.
Я совершил возлиянье и оставил его четырём ветрам,
На горной вершине поставил жертву — четырнадцать жертвенных урн
Разостлал под ними мирт, кедр, тростник.

Добрый запах почуяли боги,
Они слетелись, как мухи, над приносящими жертву.
Царица богов украшения вознесла, что ей сделал Ану:
«Я не забуду моего ожерелья из ляпис-лазури боги стоящие здесь есть?
Всегда буду помнить эти дни!
Боги пусть подходят к жертве,
Но Бел пусть не подходит.
Потому что потоп он устроил, не размыслил,
Назначил гибель людям моим».

Только Бел примчался, судно увидел он и сделался гневным.
Против Игиги был направлен гнев его:
«Разве смертный какой-нибудь спасся?
Жить не должен человек среди разрушенья!»

 Уста отверзает Ниниб, говорит он Белу:
«Кто, кроме Эа, творец созданья?
Все дело Эа один знает».

Эа уста отверзает, говорит он Белу:
«Ты, воитель, мудрец средь богов,
Как ты, потоп устроил, не размыслив?
На грешного грех возложи ты,
На виновного вину возложи ты!
Прежде чем он уничтожен будет, не отступи!
Почему потоп ты устроил?
Пусть бы лев пришел и людей пожрал!
Почему потоп ты устроил?
Пришёл бы пришёл леопард и людей пожрал!
Почему потоп ты устроил?
Пусть бы голод явился голод, землю разорил бы!
Почему ты потоп ты устроил?
Чума пусть бы явилась, разорила землю бы!
Тайну богов великих не открыл я людям,
Сон поведал им тайну когда я, мудрый, его им послал».
Совета у Бела боги тогда спросили;

Бел на судно поднялся,
Меня за руку взял, вознёс высоко;
И жену мою он вознёс, рядом нас поставил;
Стал он между нами, наших лиц коснулся, благословил нас:

«Прежде Ут-напиштим прежде смертными был,
Ныне он с женою нам, бессмертным, подобны:
Пусть живёт Ут-напиштим в устье рек!
В устья рек меня поселили.
Кто из богов введёт тебя, Гильгамеш. в их собранье,
Которого ищешь, чтобы. благодаря ему, обрёл ты бессмертие?
Не ложись шесть дней, семь ночей!»

Гильгамеш опустился на землю,
И на него повеял сон, словно буря.

Ут-напиштим Говорит Ут-напиштим супруге:
«Видишь ли этого сильного, что хочет бессмертья?»
Супруга отшельника говорит, Ут-напиштиму:
« А ты тронь его, пусть человек пробудится сразу
Невредим, путём, что пришёл, домой возвратится через большие ворота!»

Говорит супруге Ут-напиштим:
«Человечество злом воздаёт за благо, потому что дурно!
Но положи у его изголовья спечённые хлебы!»
И пока он на палубе судна спал,
Хлебы она положила у его изголовья и поведала ему знания:

«Первый его хлеб заквашен,
Второй — выдержан, третий — сдобрен,
Поджарен — четвёртый, он сделался белым,
Пятый сделался старым,
Шестой — проварень,
Седьмой!…»
Он тронул Гильгамеша, тот пробудился сразу!
И говорит отшельнику:

«Простёрли сон надо мною! Я лежал без движения,
Вдруг коснулся ты меня, и я пробудился».

Ут-напиштим говорит Гильгамешу:
«Сосчитай свои хлебы!
Да будет тебе известно качество хлебов!»

Гильгамеш говорит отшельнику:
«Что я сделаю, Ут-напиштимь? Куда пойду я?
Я, похититель чьих-то радостей,
Я там, в чьей спальне кроется гибель?»

Обратился Ут-напиштим к Ур-Эа, лодочнику.
«Пусть тобою море возвеселится, Ур-Эа!
Пусть увидит тот, кто бродит по берегу!
Перед которым пришел ты,
Тело чьё прикрыто одеждой грязной,
Красоту чью шкуры закрывают,
Веди его в баню, Ур-Эа,
Пока одежда чистой не станет пусть он моет её в воде.
Пусть его шкуры с плеч унесёт море,
Пусть возбудит его дивное тело в смотрящем зависть,
Пусть она станет новой, повязка его головы,
Пусть он покроется  непостыдной одеждой!
Вплоть до дня, как он в свой города прибудет,
Вплоть до дня, как он окончит дорогу,
Останется новым его платье, не износится».
Ур-Эа и Гильгамеш взошли на судно,
Отплыли, столкнув судно на волны.

Отшельник так сказал  супруге:
«Гильгамеш устал, истомился, много путешествуя,
Что ты дашь ему при его возвращенье?»
Жердь поднимает, услыхав эти слова Гильгамеш,
Он подводит судно к берегу.

Отшельник говорит Гильгамешу:
«Я открою тебе, Гильгамеш, тайное слово,
Тебе скажу я слово священное.
Видишь на дне моря растение?
Пронзит твою руку шип его, точно терновник,
Если растенье это рука достанет».

Гильгамеш, едва услышал это,
К ногам привязал к ногам тяжёлые камни,
В море погрузили они его.
Растение ему руку пронзило.
Тогда тяжёлые камни отвязал он
И наверх поднялся со своей добычей.
Он обратился к Ур-Эа:

«Это растение весьма знаменито,
Человек получает от него дыханье жизни.
Я возьму его в  Урук, поделю средь сограждан,
«Старик становится юным» имя его.
Я съем его в Уруке и юношей стану».

Принесли они жертву умершим — двадцать часов прошло.
Завершили они причитания — тридцать часов прошло;
Колодец с холодной водою увидал Гильгамеш.
Он водой из него омылся.
Запах растенья змея услыхала, растение утащила.
Крикнул проклятие, возвратившийся Гильгамеш,
Сел и заплакал;

Говорит он лодочнику, Ур-Эа:
«Для кого мои руки терпели усталость и растратил я кровь из сердца?
Не для себя совершал я подвиги, для львов пустыни,
И колышат волны моё растение.

Когда выходил на берег я ,
Видел священный знак: время причалить,
Время у берега судно оставить».

Принесли они жертву умершим — прошло двадцать часов,
Завершили они причитания — прошло тридцать часов,
Тогда и увидали Урук блаженный.

К лодочнику Ур-Эа обратился Гильгамеш:
«Поднимись Ур-Эа на стену Урука!
На кладку взгляни, не прекрасна ли кладка?
Или заложили здесь основание не семь мудрецов?»


Часть одиннадцатая


Уста Гильгамеш отверзает, он спрашивает ур-Эа:
«В обитель мрака как спуститься мне,
Моего друга Эабани как увидеть?»
Говорит Гильгамешу Ур-Эа:

«Если хочешь ты увидеть Эабани, Гильгамеш,
Живущего в царстве мёртвых,
В грязное облекись платье, а чистое — сбрось,
Словно ты был гражданином во дворце Ниназу!
Не умащайся благовонным маслом из урны:
Тени к тебе устремятся, как только запах услышат!
Не ставь на землю лука своего:
Тебя обступят все, поражённые луком!
В руке не держи царского скипера:
Объявят пленным тебя тени!
Пусть не касается обувь ног твоих:
По земле ступая в обуви шума наделаешь!
Жену свою, которую любишь, не целуй,
И жену, которую ненавидишь. не бей!
Ребёнка, своего, которого любишь, не целуй,
И ребёнка своего, которого ненавидишь, не бей!
Тогда ты услышишь жалобу земли!

Мать Ниназу, почиет,
Не покрыты одеждой бедра её блестящие,
Не похожа на урну грудь её!»

Закон Гильгамеш преступает,
Жену, которую любить, он целует,
Ребёнка, которого ненавидит, ударяет.
Не может он услышать жалобу земли:
И мать Ниназу, продолжает почивать,
Не покрыты одеждой бёдра её блестящие,
Не похожа на урну грудь её.

Эабани не может выйти на землю.
Земля не пускает Эабани, Намарту не взял его, несчастье не взяло.
И страж Нергала безжалостный не взял его — земля не пускает.
На месте битвы людей он не пал, земля не пускает.
По своему слуге Эабани плачет Нинсун,
К дому Бела она поспешно приходит,
Бел не сказал ни слова, она к Сину приходит,
Син не сказал ни слова, она приходит к Эа,

Говорит Нергалу Эа отец:
Открой отверстие ада сильный Нергал,
Выйдет тень Эабани к брату!
Внимает веленью Эа сильный Нергал,
Отверстие ада он открывает,
Дыханью подобно, выходит тень Эабани.

Говорит Гильгамеш с Эабани:
«Скажи мне, друг мой,
Закон земли, который ты знаешь!»
«Друг мой, не скажу я!
Закон земли сказал я если бы,
Ты тогда сел бы и заплакал!»

«Что же? Пусть я сяду и заплачу!
Закон земли, который ты знаешь, скажи мне».
«Голова, которой ты касался и которой радовался сердцем,
Червь её пожирает, точно старую одежду!
Грудь, которой ты касался груди моей и  радовался сердцем,
Полна она пыли, точно старый мешок!
Пыли подобно всё тело моё!»

«Кто умер смертью железа, ты видел?»
«Видел! Он лежит на постели, пьёт прозрачную воду».
«А того, кто убит в бою, ты видел?»
«Видел! Отец и мать его голову держат, жена над ним наклонилась». —

А того, чьё тело брошено в поле, ты видел?
«Видел! Его тень не находит в земле покоя».
«А того, о чьём духе никто не печётся, ты видел?» —
«Видел! Остатки в горшках и объедки с улицы ест он».

Заключение

Перед тобой, читатель, мифы о Шумерах, о сотворении мира и несколько эпизодов из жизни царя Урука, Гильгамеша. Всё, что сохранили глиняные таблички с клинописью (письменами Шумеров). Очень помогли переводы текстов Шумеров с табличек Шилейко В.К., Н.С. Гумилёва, Афанасьевой В.К. Если бы не их переводы, то многие мифы о Шумерах, многие эпизоды их жизни не состоялись. Ваш покорный слуга, В. И. Глушков, переводил по-своему все представленные переводы о Шумерах. Большим подспорьем в работе над мифами и эпосом явились книги: Перевод с новошумерского, В.В. Емельянова, и Шумеры «Первая цивилизация на  земле», С. Крамера.

03.03.21г.