Дилан Томас. Песня в октябре. Перевод

Тринадцатым тот год был на моей дороге в небо,   
Разбуженный заливом, близлежащим лесом,   
И собранными мидиями, криком цапли,
Благословлявшей берег;
Меня манило утро
Молитвами воды, грачей и чаек зовом,
И стуком лодок по причалу в паутине из сетей
Вступить   
В ту самую минуту
В пока что спящий город, путешествие начать.

Тот день рожденья начался с картины водоплавающих птиц   
И птиц деревьев, налетавших данное мне имя 
Над фермами и лошадями белыми,
Когда вставал я утром   
Дождливой осенью
Под ливень незабвенных дней; 
Ныряла цапля, был прилив,
И я побрёл, границы памяти пересекая, 
А город, просыпаясь,
Закрывал ворота.

Резвились жаворонки в облаке бегущем
И вдоль дороги чёрные дрозды в кустах свистели,
И солнце октября как летом согревало
Плечо холма;
Вот так внезапно переправился я в утро детства,
Тогда как в то же время слушал на холме
По травам зашумевший дождик 
И ветра свист   
В деревьях подо мной.   

Бесцветный дождь сжимал залив, огородив его, как частоколом;
Над морем церковь мокрая, размерами с улитку,
Туман проткнувшая рожками, старый замок, 
Как совы бурые стояли,
Но все весёлые сады весны и лета
Цвели в моих воспоминаньях
Под облаком, от жаворонков тучным.
Так смог я уносится в изумленье
Того тринадцатого дня рожденья,
Сменив наоборот погоду.

И, от реальности бесстрастной отвернувшись,    
Я попадал в другую атмосферу, в альтернативно голубое небо;
И снова лета чудеса лились 
Посредством яблок, груш,
Смородиновых ягод;
При этом превращении передо мной явились   
Забытые утра ребёнка, когда он с мамой проходил
Через сказанья   
Солнечного света,
Легенды детских искренних молитв,

Открылись мне вторично:
Ребёнка слёзы щёки жгли мне; то, что ему щемило сердце,
    то сердце трогало моё. 
А это были лес, река и море,
Там, где мальчишка,
Осознавая лето мертвых, шептал деревьям и камням,
И рыбам, подплывавшим в час прилива,
Всю правду радости своей.
Звучала безмятежно 
Вживую его собственная тайна   
В воде и песнях птиц.

Вот так я смог вдали тринадцатого дня рожденья в него всмотреться,
Сменив наоборот погоду. Истинная радость   
Давно погасшего горенья
Солнца детства
Пела.   
То был тринадцатый мой год
В пути на небо, наставший летним днём,
Хотя внизу лежал наполненный октябрьской жизнью город.
Пусть правда сердца моего
Ещё поётся на холме высоком   
Под эту времени метаморфозу.

Текст оригинала:

Dylan Thomas
Poem in October

It was my thirtieth year to heaven
Woke to my hearing from harbour and neighbour wood
And the mussel pooled and the heron
Priested shore
The morning beckon
With water praying and call of seagull and rook
And the knock of sailing boats on the webbed wall
Myself to set foot
That second
In the still sleeping town and set forth.

My birthday began with the water-
Birds and the birds of the winged trees flying my name
Above the farms and the white horses
And I rose
In a rainy autumn
And walked abroad in shower of all my days
High tide and the heron dived when I took the road
Over the border
And the gates
Of the town closed as the town awoke.

A springful of larks in a rolling
Cloud and the roadside bushes brimming with whistling
Blackbirds and the sun of October
Summery
On the hill's shoulder,
Here were fond climates and sweet singers suddenly
Come in the morning where I wandered and listened
To the rain wringing
Wind blow cold
In the wood faraway under me.

Pale rain over the dwindling harbour
And over the sea wet church the size of a snail
With its horns through mist and the castle
Brown as owls
But all the gardens
Of spring and summer were blooming in the tall tales
Beyond the border and under the lark full cloud.
There could I marvel
My birthday
Away but the weather turned around.

It turned away from the blithe country
And down the other air and the blue altered sky
Streamed again a wonder of summer
With apples
Pears and red currants
And I saw in the turning so clearly a child's
Forgotten mornings when he walked with his mother
Through the parables
Of sunlight
And the legends of the green chapels

And the twice told fields of infancy
That his tears burned my cheeks and his heart moved in mine.
These were the woods the river and the sea
Where a boy
In the listening
Summertime of the dead whispered the truth of his joy
To the trees and the stones and the fish in the tide.
And the mystery
Sang alive
Still in the water and singing birds.

And there could I marvel my birthday
Away but the weather turned around. And the true
Joy of the long dead child sang burning
In the sun.
It was my thirtieth
Year to heaven stood there then in the summer noon
Though the town below lay leaved with October blood.
O may my heart's truth
Still be sung
On this high hill in a year's turning.