Луиза Глюк. Семь Небольших Поэм в Прозе

Из сборника: «Полная Веры и Невинная Ночь»
From book: «Faithful and Virtuous Night»

ТЕОРИЯ ПАМЯТИ

Давным давно, до того как я была мятущийся артист, поражённый страстным томлением и все же неспособный к созданию долговечных привязанностей, за долго до этого, я была прославленным правителем объединившим разрозненные части страны - так было сказано мне гадалкой изучавшей мою ладонь. Великие свершения, добавила она, ждут тебя, или, возможно уже позади; трудно быть уверенной.  Но если подумать, добавила она, то в чём разница?  Сейчас ты ребёнок, твои руки в руках гадалки.  Все остальное гипотеза и мечта.

THEORY OF MEMORY

Long, long ago, before I was a tormented artist, afflicted with longing yet incapable of forming durable attachments, long before this, I was a glorious
ruler uniting all of a divided country-so I was told by the fortune-teller
who examined my palm. Great things, she said, are ahead of you, or perhaps
behind you; it is difficult to be sure. And yet, she added, what is the difference?
Right now you are a child holding hands with a fortune-teller. All the
rest is hypothesis and dream.



УТОПИЯ

Когда поезд остановится, сказала женщина, ты должна сесть в него.  Но как я буду знать, сказала девочка: что это мой поезд? Это будет твой поезд, сказала женщина, потому что это время его прихода.  Поезд подошёл к станции; облака сероватого дыма поднимались из трубы.  Как мне страшно, думает девочка, сжимая желтые тюльпаны, которые она должна отдать её бабушке.   Её волосы заплетены в тугие косички для этого трудного путешествия.  И вот, не произнеся ни слова, она поднимается в поезд, из которого раздаются странные звуки, на языке не похожем на ее родной язык, скорее на языке стона или плача.

UTOPIA

When the train stops, the woman said, you must get on it. But how will I
know, the child asked, it is the right train? It will be the right train,
said the woman, because it is the right time. A train approached the
station; clouds of grayish smoke streamed from the chimney. How terrified
I am, the child thinks, clutching the yellow tulips she will give to her
grandmother. Her hair has been tightly braided to withstand the journey.
Then, without a word, she gets on the train, from which a strange sound
comes, not in a language like the one she speaks, something more
like a moan or a cry.



ЗАПРЕЩЁННАЯ МУЗЫКА

Когда оркестр уже играл какое-то время, и завершил анданте, скерцо, маленькое адажио, и первый флейтист положил голову на пюпитр, сыграв свою последнюю ноту он не будет нужен до завтра, подошел момент пассажа запрещённой музыки, названого так потому что он не может, указал композитор, быть сыгран.  И все же, он должен существовать и над пассажем надо пронестись за интервал, оставленный на выбор дирижёру. Но в эту ночь, дирижёр решил, пассаж должен быть сыгран – голод известности захватил его.  Флейтист проснулся в шоке.  Что-то случилось с его слухом, что-то чего он не испытывал никогда раньше.  Сон его унесло.  Где это я, подумал он.  И затем он повторил это, как старый человек лежащий на полу, а не на его кровати. Где это я?

FORBIDDEN MUSIC

After the orchestra had been playing for some time, and had passed the an¬
dante, the scherzo, the poco adagio, and the first flautist had put his head
on the stand because he would not be needed until tomorrow, there came a
passage that was called the forbidden music because it could not, the com¬
poser specified, be played. And still it must exist and be passed over, an inter¬
val at the discretion of the conductor. But tonight, the conductor decides, it
must be played-he has a hunger to make his name. The flautist wakes with
a start. Something has happened to his ears, something he has never felt
before. His sleep is over. Where am I now, he thinks. And then he repeated
it, like an old man lying on the floor instead of in his bed. Where am I now?




ОТКРЫТОЕ ОКНО

Стареющий писатель выработал привычку писать слово КОНЕЦ на страницу бумаги перед тем, как он начинал свои рассказы, после чего он собирал стопку страниц, обычно тонкую зимой, когда солнце садилось рано, и побольше летом, когда его мысли снова обретали свободу и становились ассоциативнее, становились так же всеобъемлющи, как мысли молодого человека.  Независимо от их числа он располагал эти пустые страницы поверх последней, тем скрывая ее.  Только тогда истории посещали его, целомудренные и изысканные зимой, более свободные летом.  И вот таким образом он стал признанным мастером.

Он предпочитал работать в комнате без часов, доверяя свету оповестить его о конце дня. Летом, он любил держать окно открытым.  Как же тогда, летом, зимний ветер проник в комнату?  Ты прав, закричал он ветру, вот чего мне не хватало, этой решительности и непредсказуемости, этого удивления- О, если бы я мог это сделать, я был бы богом!  И он лежал на холодном полу кабинета глядя как ветер переворачивает страницы, перемешивая пустые и исписанные, конец среди них.

THE OPEN WINDOW

An elderly writer had formed the habit of writing the words THE END on
a piece of paper before he began his stories, after which he would gather
a stack of pages, typically thin in winter when the daylight was brief, and
comparatively dense in summer when his thought became again loose and
associative, expansive like the thought of a young man. Regardless of their
number, he would place these blank pages over the last, thus obscuring it.
Only then would the story come to him, chaste and refined in winter, more
free in summer. By these means he had become an acknowledged master.

He worked by preference in a room without clocks, trusting the light to tell
him when the day was finished. In summer, he liked the window open. How
then, in summer, did the winter wind enter the room? You are right, he cried
out to the wind, this is what I have lacked, this decisiveness and abruptness,
this surprise-O, if I could do this I would be a god! And he lay on the cold
floor of the study watching the wind stirring the pages, mixing the written
and unwritten, the end among them.



ЛОШАДЬ и ВСАДНИК

Однажды была лошадь и на лошади был всадник.  Как статно
они выглядели в свете осеннего солнца, приближаясь к странному городу!  Люди толпились на улицах или приветствовали с высоких окон. Старая женщина сидела среди цветочных горшков.  Но если вы будете высматривать другую лошадь или другого всадника, ваши поиски будут бесплодны.  Мой друг, сказало животное, почему бы тебе не оставить меня?  Один ты сможешь найти свою дорогу здесь.  Но покинуть тебя, сказал другой, значит оставить часть себя позади, и как я могу сделать это, если я не знаю какая часть ты?

THE HORSE AND RIDER

Once there was a horse, and on the horse there was a rider. How handsome
they looked in the autumn sunlight, approaching a strange city! People
thronged the streets or called from the high windows. Old women sat
among flowerpots. But when you looked about for another horse or
another rider, you looked in vain. My friend, said the animal, why not
abandon me? Alone, you can find your way here. But to abandon you,
said the other, would be to leave a part of myself behind, and how can
I do that when I do not know which part you are?



ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ

Когда я перевернула последнюю страницу, после многих ночей, волна печали окутала меня. Куда все они исчезли, эти люди, которые казались такими реальными?  Чтобы отвлечь себя я вышла в ночь; привычно, я закурила сигарету.  В темноте сигарета светилась, как костер зажжённый спасшимися. Но кто увидит этот свет, эту маленькую точку среди мириад звёзд?  Я немного постояла в темноте, сигарета вспыхивала и уменьшалась, каждый вдох терпеливо разрушал меня.  Как она была незначительна, и как коротка.  Коротка, коротка, но вот теперь во мне, чего никогда не удастся звёздам.

A WORK OF FICTION

As I turned over the last page, after many nights, a wave of sorrow envel¬
oped me. Where had they all gone, these people who had seemed so real?
To distract myself, I walked out into the night; instinctively, I lit a
cigarette.  In the dark, the cigarette glowed, like a fire lit by a survivor.
But who would see this light, this small dot among the infinite stars? I
stood awhile in the dark, the cigarette glowing and growing small, each
breath patiently de¬stroying me. How small it was, how brief. Brief, brief,
but inside me now, which the stars could never be.



ПАРА В ПАРКЕ

Мужчина идёт один по парку и рядом с ним идёт женщина, тоже одна.
Откуда мы это знаем?  Линия, как на игровых спортивных полях,
лежит между ними.  И все же, на фотографии они могут выглядеть как пара,
муж и жена, уставшие друг от друга и многих зим они вынесли вместе. 
В другой раз, они могли бы оказаться незнакомцами перед первой случайной
встречей.  Она случайно роняет книгу; наклоняясь, чтобы её поднять,
она касается, случайно, его руки и её сердце, вздрагивая, раскрывается
как детская музыкальная шкатулка.  Из шкатулки появляется маленькая балерина
из дерева.  Я создал это, думает мужчина; пусть она может только
кружиться на одном месте, все же она танцовщица, а не просто кусочек дерева.   Это должно
объяснить загадочную музыку, исходящую от деревьев.


THE COUPLE IN THE PARK

A man walks alone in the park and beside him a woman walks, also alone.
How does one know? It is as though a line exists between them, like a line on a
playing field. And yet, in a photograph they might appear a married couple,
weary of each other and of the many winters they have endured together.
At another time, they might be strangers about to meet by accident. She
drops her book; stooping to pick it up, she touches, by accident, his
hand and her heart springs open like a child's music box. And out of
the box comes a little ballerina made of wood. I have created this,
the man thinks; though she can only whirl in place, still she is
a dancer of some kind, not simply a block of wood. This must
explain the puzzling music coming from the trees.