Кадиш
несмело в мякоть нежную нырял,
и перелистывал, как книжные страницы,
её томящиеся лепестки.
Теперь её изнеженные пальцы стали
свечами в шандалах ночных небес,
её остывший пепел стал единым целым
с песком семи стенающих пустынь.
Земная странница дырявых сновидений
послушно растворилась в мираже.
Она солёным липким солнцем поперхнулась,
и рот её – тончайший серп луны,
но я запомнил сок её солёно-томный,
что высыхает на губах моих,
и где-то ангелы с глазами цвета ночи
вещают о фарфоровых плечах.
На грохот шестерёнок времени намотан,
как и она, я ими перетёрт,
но до сих пор из вазы жёлтых два нарцисса
сухими мордочками смотрятся в меня.
Я там, где снег на коже прожигает язвы.
Дождём изрешечён я, как свинцом.
Мне шатко вслед голодные взирают церкви
и липы раздирают створки век.
Среди фекалий, плесени и паутины
молился я о том лишь, чтоб меня
пронзил зелёный ток грядущей зыбкой жизни,
но в вялом мозге притаился червь.
Любовь меня, как червь, по клеточкам сжирает,
неутомимо гложет изнутри,
но я дождусь конца субботы ежедневной.
Теперь мне нужен только новый ток.
_____
[1] Кадиш – вид молитвы в иудаизме, включающий в т.ч. погребальный кадиш
Свидетельство о публикации №120070705461