Пантера

Пантера.
Пантера. К. Бальмонт.


Она пестра, стройна и горяча.
Насытится, и на три дня дремота.
Проснётся — и предчувствует. Охота
Её зовёт. Она встаёт, рыча.

Идёт, лениво длинный хвост влача.
А мех её пятнистый. Позолота
Мерцает в нём. И говорил мне кто-то,
Что взор её — волшебная свеча.

Дух от неё идёт весьма приятный.
Её воспел, средь острых гор, Грузин,
Всех любящих призывный муэззин, —

Чей стих — алоэ, густо-ароматный.
Как барс, её он понял лишь один,
Горя зарёй кроваво-беззакатной.


Мифическая пантера прекрасна во всех отношениях. Она многоцветна и издает ароматное благоухание, что привлекает к ней всех зверей. Не таков её враг — змей. Что скрыто за противостоянием пантеры и змея? На мой взгляд, пантера и змей — два полюса единой картины космоса и символизируют, соответственно, расцвет и распад в природе, что, в частности, маркируется их «пахучими» свойствами. В сакральной зоологии союз (или вечная война) этих фигур воплощает тайну жизни, оборотной стороной которой является смерть. Многозначность космических символов «пантеры» и «змея» предполагает и иные смыслы, проясняющие взаимоотношения этой пары. В первую очередь, речь идет о божественном браке, где змею принадлежит мужская роль. Иными словами, сюжет, сохранившийся в «Физиологе», имеет несколько уровней, где разыгрываются взаимоисключающие, на первый взгляд, сценарии: смертельная вражда и пламенный союз.

Бесконечная череда рождений и умираний в холодном пространстве космоса утрачивает свой пугающий характер, обретая человеческий масштаб в мнимо понятном противостоянии пантеры и змея. В средневековых бестиариях изобразительная сторона мифа оттесняет на второй план символические сущности, воплощенные в этой космической паре. Речь идет о двух взаимоисключающих стратегиях — мужской и женской, причем победа всегда остается за пантерой, воплощающей женское начало. Отношения этой божественной пары подчиняются диалектическому закону единства и борьбы противоположностей, но, будучи спроецированы в пространство бестиариев, они превращаются в аллегорию, буквальное прочтение которой влечет за собой смерть мифа.

К. Бальмонт. Мои звери
Мой зверь — не лев, излюбленный толпою, —
Мне кажется, что он лишь крупный пес.
Нет, желтый тигр, с бесшумною стопою,
Во мне рождает больше странных грез.

И символ Вакха, — быстрый, сладострастный,
Как бы из стали, меткий леопард,
Он весь — как *гений вымысла прекрасный,
Отец легенд, зверь-бог, колдун и бард.

Еще люблю я *черную пантеру,
Когда она глядит перед собой
В какую-то внежизненную сферу,
Как страшный *Сфинкс в пустыне голубой.

Но, если от азийских, африканских
Святых пустынь мечту я оторву,
Средь наших дней, и плоских и мещанских,
Моей желанной — кошку назову.

Она в себе, в изящной миньятюре,
Соединила этих *трех зверей.
Есть искры у нее в лоснистой шкуре,
У ней в крови — бродячий хмель страстей.

Она проходит в комнатах бесшумно,
Всегда свою преследуя мечту,
Влюбляется внезапно и безумно,
И любит ведьм и любит темноту.

В ее зрачках — непознанная чара,
В них фосфор и круги нездешних сфер,
Она пленила страшного Эдгара,
Ей был пленен трагический Бодлер.

Два гения, влюбленные в мечтанья,
Мои два брата в бездне мировой,
Где нам даны безмерные страданья
И беспредельность музыки живой.


Хищный характер пантеры в александрийском «Физиологе» скрыт. Из текста мы не узнаем, с какой целью звери, привлеченные ароматом голоса пантеры, являются к её логову. Столь же загадочно выглядит утверждение о её вражде со змеем. То обстоятельство, что змей при появлении пантеры удаляется в пещеру, свидетельствует о вытесненной, то есть табуированной ситуации: некогда пантера и змей были неразлучной парой. Заметим, что змей-искуситель (в первоначальной ипостаси — змей-супруг) доставил немало хлопот авторам нравоучительных христианских сочинений.

Возможно также, что мотив избегания змеем пантеры отражает в зоологическом коде ключевой сценарий в малоазийском культе Великой матери, связанный с оскоплением посвящаемых.

В англосаксонском бестиарии «Экстерской книги» пантера — животное кроткое, любящее уединение, обладающее мелодичным голосом и благовонным дыханием. Когда она запоет, толпы людей и животных собираются у её пещеры. Это дало повод Борхесу заметить, что в средневековых бестиариях слово «пантера» означает животное, весьма отличающееся от хищного млекопитающего.

В средневековых поэтических бестиариях прекрасная пантера иногда перевоплощается в прекрасную Даму, но о хищных повадках этого существа нет и речи. Ответ, видимо, следует искать в некоторых латинских источниках XIII в., авторы которых осведомлены о том, что пантера, привлекая своим ароматом зверей, поедает их.

Обращение к Венере-Любви в поэме «О природе вещей» Тита Лукреция Кара иллюстрирует силу женских чар богини любви. Привлеченные красотой богини, за своей повелительницей следуют неисчислимые стада зверей. Тему продолжает Апулей в сочинении, посвященном любовной магии… В таком случае, в «Физиологе» под видом пантеры описана небесная Венера.

Известно, что животное, покровителем которого выступает божество, в большинстве случаев некогда являлось зооморфным его олицетворением (Кибела, Дали, Араньяни). На описание препестрой шкуры пантеры автор «Физиолога» не жалеет красок, сравнивая её с разноцветным хитоном Иосифа,

                * с царицей в офирском золоте.
Многоцветность есть знак жизненной силы. Пантеру и Исиду сближают не только пестрота внешнего вида. В каждой из них сосредоточена энергия космических рождений, и обе они источают волшебный запах. Согласно Плутарху, тело и волосы Исиды излучали удивительный аромат (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 15). То, что Плутарх далее говорит об Исиде, полностью приложимо к Пантере: «Исида есть женское начало природы и она вмещает в себя всякое порождение, почему Платон восхваляет её как „кормилицу“ и как „всеобъемлющую“, а большинство — как „многоименную“ из-за того, что она принимает всяческие виды и формы, изменяясь по воле разумного начала» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 53). Многоцветность пантеры соотносится с бесконечной чередой зачатий, — обстоятельством, умалчиваемым автором «Физиолога». Однако языческая полнота жизни оказалась не до конца скрытой под покрывалом христианского смирения. На миниатюрах средневековых бестиариев шкура пантеры разрисована яркими сочными красками. В этом можно видеть отражение глубинной памяти о сакральной пестроте. «Любовь ко всем зверям», а также то обстоятельство, что дальние и ближние звери слышат голос пантеры и приходят на её зов, позволяет предположить, что речь идет о Хозяйке зверей. Обращение к Венере-Любви в поэме «О природе вещей» Тита Лукреция Кара иллюстрирует силу женских чар богини любви. Привлеченные красотой богини, за своей повелительницей следуют неисчислимые стада зверей.

Тайна пантеры заключена в её ароматном дыхании и хищных повадках. Загадку этого образа можно раскрыть, рассматривая его как космический символ всепорождающей и всепоглощающей природы.

Симметрична образу пантеры фигура дракона сциталиса (scitalis), замечательного красотой узоров своей пятнистой шкуры. В персидской космографии XIII в. сообщается о драконе, имеющем раскраску леопарда, что окончательно подтверждает изначальное космическое единство этих персонажей. В этом плане представляет особый интерес апокалиптический зверь с семью головами и десятью рогами, которого можно рассматривать как синтезированный образ пантеры и дракона. В позднее средневековье в иллюстрированных Апокалипсисах он изображается как четвероногий зверь с семью головами, десятью рогами и подчеркнуто пестрой шкурой. На звере восседает вавилонская блудница, облаченная в порфиру и багрянец, украшенная золотом и драгоценными камнями. Космическая богиня плодородия со своей верной спутницей пантерой объявится в конце времен, чтобы удостоверить конец земной истории. Истинная тайна этого образа заключается в том, что Матерь богов (она же божественная пантера) исчезнет вместе с родом человеческим.
Мифологический образ леопарда в неолитических культурах Малой Азии выступает как знак женского божества плодородия[8]. Публий Овидий Назон в «Метаморфозах» пишет о богине плодородия Церере, которая летает по воздуху в колеснице, влекомой двумя змеями (Овидий. Метаморфозы. V. 642). В этом случае, змея является носителем жизненного начала. В других ситуациях, на первый план выступает хтоническая природа змеи, связанной с подземными силами хаоса. В «Физиологе» вражда объединяет пантеру и змея, и в этом союзе пантера есть жизнь, которую неминуемо подстерегает смерть (ср. Нидхёгг в древнескандинавской мифологии). Не исключено, что противостояние пантеры и змея отражает в зооморфном коде космическую войну божества плодородия со змеем, символизирующем распад в природе. Фрагмент этого мифа (в варианте, когда символ низведен до уровня талисмана) был известен арабскому врачу Ибн Сине, но он отнесся к этим сведениям с недоверием.


М. Цветаева.
(ПЕЩЕРА)
Могла бы — взяла бы
В утробу пещеры:
В пещеру дракона,
В трущобу пантеры.

В пантерины — лапы —
— Могла бы — взяла бы.

Природы — на лоно, природы — на ложе.
Могла бы — свою же пантерину кожу
Сняла бы…
 — Сдала бы трущобе — в учёбу!
В кустову, в хвощёву, в ручьёву, в плющёву, —

Туда, где в дремоте, и в смуте, и в мраке,
Сплетаются ветви на вечные браки…

Туда, где в граните, и в лыке, и в млеке,
Сплетаются руки на вечные веки —
Как ветви — и реки…

В пещеру без света, в трущобу без следу.
В листве бы, в плюще бы, в плюще — как в плаще бы…

Ни белого света, ни чёрного хлеба:
В росе бы, в листве бы, в листве — как в родстве бы…

Чтоб в дверь — не стучалось,
В окно — не кричалось,
Чтоб впредь — не случалось,
Чтоб — ввек не кончалось!

Но мало — пещеры,
И мало — трущобы!
Могла бы — взяла бы
В пещеру — утробы.

Могла бы —
Взяла бы.


В древних китайских источниках сохранились сведения о необычном животном, чья шкура источала волшебный запах. Сюань-цзун владел мехом животного, имя которого на языке «варваров» означало «индиговый и благоуханный»; это было подношение от далекой страны, сделанное во времена Тай-цзуна. Об этом звере говорили, что он является помесью леопарда и легендарного животного, называвшегося в древнем Китае *tsi6u-ngiu. Его шкура была более глубокой синевы, чем персидское индиго, а его запах можно было почувствовать издалека, за много ли.
Пантера, символ шумерской богини плодородия и любви — Инанны, изображена сражающейся со змеей на осколке сосуда, найденном в её храме в Ниппуре; сосуд сделан из хлорита и инкрустирован цветными камнями и перламутром примерно в XXVII в. до н. э. в Южном Ираке. Считается, что он был привезен в Месопотамию торговцами или дипломатами[11]. Оба противника имеют одинаково пеструю раскраску. Ср. с обликом Тифона, в греческой мифологии чудовищного сына земли Геи и Тартара.
Египетские жрецы при погребальных обрядах накидывали на себя шкуры леопардов или пантер, чтобы защититься от Бога Зла — Сета. Звери эти были неизменным атрибутом его изображений.
„Пан“ по-гречески означает „весь“.

Влюбленный поэт, как преданный рыцарь, повсюду сопровождает свою очаровательную повелительницу. Поскольку представление о хищном характере животного окончательно утрачено, виртуальная пантера воплощает бесконечную красоту древней богини любви.

«Хожу за ней, как ходят звери,
Сопутствующие пантере.
Ходил за нею и хожу,
Сопровождаю госпожу.
Влечет возлюбленная, манит,
Дыханьем сладостным дурманит.
Раскрашенная всех пестрей,
Пантера краше всех зверей.
Чарует обликом прекрасным.
Проснувшись, кличем громогласным
Звериный услаждает слух,
И несказанно сладкий дух
Лесные наполняет чащи,
И нет благоуханий слаще.
Зверям приятен запах сей.
Его боится только змей,
Спасается, как от погони,
От этих райских благовоний.
Но каждый, кроме змея, рад
Вдохнуть чудесный аромат,
И потому другие звери
Всегда сопутствуют пантере.
Меня прельстила красота.
Благоуханные уста
Поцеловал я ненароком
И в упоении глубоком
За госпожой хожу весь век,
Взыскуя этих сладких нег»

Энциклопедия.
Пантера.