Чарльз Симик - Новоначальный

Был в темных очках Иоанн Креста,
когда по улице мимо шел.
Св. Тереза из Авилы, прекрасная и печальная
повернулась ко мне спиной.

«Родная душа, - пропели они, - Пора».

Я был заводною игрушкою, ребенком незрячим…
Одним из тех мячиков красных у смерти в руках,
что жонглирует на перекрестке, где толчея
суетливых торговцев в разнос.

Огромным кинотеатром город,
огни угасают.
Представленье уже началось.

Расплываются лица, сюжет очень хитро сплетен.

Великая тайна никак не дается мне в руки –
узнать бы, кто я такой…

Искупитель и Дева Мария,
их глаза нараспашку в церкви пустой,
куда киллер пришел укрыться …

Тротуар, припорошенный снегом, следы сохранил,
будто кто-то бродил босиком.
Неизвестный духовный брат направлял меня.
Я воистину не представлял, куда шел.
Мои ноги напрочь замерзли.
Желудок был возмущен.

Мне четверо путь преградили ребят удалых
трое невозмутимы, но лыбился яро один.

Пришлось отдать им черный свой макинтош.

Постоянные мысли об Абсолюте, о Божественной
также Любви, исказили мои черты.
И люди принимали меня за неизвестно кого.
Я слышал, как голоса позади выкликали незнакомые
мне имена.
«Кому бы душу продать?» - забулдыга шепнул,
идущий за мной по пятам,
меня цепким взглядом окинул, смекая, а вдруг подхожу.

По адресу, что мне дали, стоял заброшенный дом,
крест-накрест заколочены окна наглухо были в нем.
Я стучал, все усилия были напрасны.
Вскоре пришла и встала со мной на ступеньку юная негритянка.
В дверь колотила-ломилась, пока кулак не разбила.

Девушку звали Альма*, явно благоприятный знак.
У ее знакомой гадалки был голос древнешумерской царицы,
решала умело загадки жизни, ни перед кем не хвалилась.
Мы долго обсуждали ее и, дрожа,
промокшими ногами топтались.

Ее наставлял: оставаться спокойным должно -
Пускай хоть земля трясется,
И следить за собой продолжай.
Глазами словно бы незнакомца.

Вот, к примеру, однажды в Чикаго,
я в зеркале поймал взгляд, когда брился,
человека с моим лицом и плечами,
Его глаза меня ужаснули и поразили!
Взгляд тяжелый и все на земле познавший!

Мы расстались. Холод, ночь
и ходьба бесконечная
Привели к экзальтированному вдохновению.
Я шагал, как будто меня преследовали, пытаясь согреться.

Вот Гудзон уже, вот и Ист Ривер; их воды
сияли-переливались елеем священных лампад.

Свершалось нечто великое, нечто такое,
чему подходящих слов не сыскать.

П; небу тучи метались и небоскребы,
мчась и клубясь, проносились, но было так тихо,

что в целом городе ты услыхал бы, если булавку кто
обронил бы.
Взаправду.
Мне показалось, звук от паденья ее донесся,
так что отправился я на поиск.

* Альма – исп. «душа».

(с английского)

Charles Simic
The Initiate

St. John of the Cross wore dark glasses
As he passed me on the street.
St. Theresa of Avila, beautiful and grave,
Turned her back on me.

"Soulmate," they hissed. "It's high time."

I was a blind child, a wind-up toy . . .
I was one of death's juggling red balls
On a certain street corner
Where they peddle things out of suitcases.

The city like a huge cinema
With lights dimmed.
The performance already started.

So many blurred faces in a complicated plot.

The great secret which kept eluding me: knowing who I am . . .

The Redeemer and the Virgin,
Their eyes wide open in the empty church
Where the killer came to hide himself . . .

The new snow on the sidewalk bore footprints
That could have been made by bare feet.
Some unknown penitent guiding me.
In truth, I didn't know where I was going.
My feet were frozen,
My stomach growled.

Four young hoods blocking my way.
Three deadpan, one smiling crazily.

I let them have my black raincoat.

Thinking constantly of the Divine Love
     and the Absolute had disfigured me.
People mistook me for someone else.
I heard voices after me calling out unknown names.
"I'm searching for someone to sell my soul to,"
The drunk who followed me whispered,
While appraising me from head to foot.

At the address I had been given.
The building had large X's over its windows.
I knocked but no one came to open.
By and by a black girl joined me on the steps.
She banged at the door till her fist hurt.

Her name was Alma, a propitious sign.
She knew someone who solved life's riddles
In a voice of an ancient Sumerian queen.
We had a long talk about that
While shivering and stamping our wet feet.

It was necessary to stay calm, I explained,
Even with the earth trembling,
And to continue to watch oneself
As if one were a complete stranger.

Once in Chicago, for instance,
I caught sight of a man in a shaving mirror
Who had my naked shoulders and face,
But whose eyes terrified me!
Two hard staring, all-knowing eyes!

After we parted, the night, the cold, and the endless walking
Brought on a kind of ecstasy.
I went as if pursued, trying to warm myself.

There was the East River; there was the Hudson.
Their waters shone like oil in sanctuary lamps.

Something supreme was occurring
For which there will never be any words.

The sky was full of racing clouds and tall buildings,
Whirling and whirling silently.

In that whole city you could hear a pin drop.
Believe me.
I thought I heard a pin drop and I went looking for it.