Уитмен. Песнь о самом себе

ПЕСНЬ О САМОМ СЕБЕ
   Уолт Уитмен

1

Я славлю себя, я воспеваю себя,

И что я принимаю, то примете и вы,

Ибо каждый атом, принадлежащий мне, также принадлежит и вам.

 

Я брожу и призываю мою душу,

Я слоняюсь бесцельно, праздный, и наклонясь, рассматриваю былинку летней травы.

 

Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этого воздуха, из этой земли,

Рожденный здесь от родителей, рожденных здесь от родителей, тоже рожденных здесь,

Я, тридцати семи лет от роду, в полном здоровьи, начинаю эту песню,

Надеясь не кончить до смерти.

 

Догматы и школы, отойдите на минуту назад,

Повремените немного, не бойтесь, мы не забудем вас.

Я — гавань для доброго и злого, я позволяю природе в любую минуту всегда

Говорить невозбранно с первобытной энергией.

 

2

Комнаты и дома пропитаны духами, полки загромождены духами,

Я и сам вдыхаю их запах, я знаю его и люблю,

Но от духов кружится голова, а этого я не хочу.

Воздух не духи, он не сделан на фабрике, он без запаха,

Я глотал бы его вечно, я влюблен в него,

Я пойду на лесистый берег, разденусь и стану голым,

Я до безумия рад, что воздух прикасается ко мне.

 

Пар моего дыхания,

Эхо, струйки воды, журчащие шопоты, любовный корень, шелковинка, дерево с вилообразными сучьями, лоза виноградная,

Мое вдыхание и выдыхание, биение моего сердца,

Движение крови и воздуха у меня в легких,

Запах свежей листвы и сухой листвы, запах морского берега и темных морских утесов, запах сена в амбаре,

Мой голос, источающий слова, которые я бросаю по течению ветра,

Легкие поцелуи, объятия, прикосновения ласковых рук,

Игра света и тени на деревьях, когда колышатся гибкие ветви,

Радость — оттого, что я один, или оттого, что я в уличной сутолоке, или оттого, что я брожу по холмам, по полям,

Ощущение здоровья, трели и рулады в полуденный час, моя песня, которую я пою, встав с постели и увидев солнце.

 

Ты думал, что тысяча акров — это много? Ты думал, что земля это много?

Ты так долго читал по складам, чтобы научиться читать?

Ты лелеял гордые замыслы доискаться до смысла поэм?

 

Побудь этот день и эту ночь со мною, и у тебя будет источник всех поэм,

Все блага земли и солнца станут твоими (миллионы солнц в запасе у нас!)

Ты уже не будешь брать вещи из вторых или из третьих рук,

Ты перестанешь смотреть глазами давно умерших или жить привиденьями книг,

И моими глазами ты не станешь смотреть, ты не возьмешь у меня ничего,

Ты выслушаешь всех и профильтруешь все чрез себя.




3 (фрагмент)


Я слышал, о чем говорят празднословы, они говорят о начале и конце,

Я же не говорю ни о начале, ни о конце.

Никогда еще не было больше начал, чем теперь.

Движение, движение, движение,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Вечно плодородное движение мира!

Ясна и сладка моя душа, ясно и сладко все то, что не моя душа.

Кто лишен одного, тот лишен и другого, невидимое утверждается видимым,

Покуда оно тоже не станет невидимым и не получит в свой черед подтверждений.

Гоняясь за лучшим, отделяя лучшее от худшего, век досаждает веку,

Я же знаю превосходную согласованность и гармонию всего.

Пока они спорят, я молчу, иду купаться и восхищаюсь собою.

Я приветствую каждый орган, каждую частицу меня и каждого человека, простого и чистого.

Нет ни одного вершка постыдного, низменного, ни одной доли вершка, ни одна доля вершка не будет менее мила чем другая.




Вдали от этой подневольной суеты

Стоит то, что есть мое Я,

Стоит веселое, добродушное, участливое, праздное, единое,

Стоит и смотрит вниз, стоит прямо или опирается рукою на неосязаемую опору,

Смотрит, наклонив голову на бок, с любопытством — что будет дальше?

Оно и участвует в игре и не участвует, следит за нею и удивляется ей.

Я смотрю назад на мои минувшие дни,

Когда я до поту спорил с разными лингвистами и спорщиками, пробираясь сквозь туман, У меня нет ни насмешек, ни доводов, я просто смотрю и жду.




Я верю в тебя, моя душа, но другое мое Я не должно унижаться перед тобою,

И ты не должна унижаться перед ним.

Поброди со мной по траве, выйми пробку у себя из горла,

Ни слов, ни музыки, ни рифм, ни лекций мне не надо, даже самых лучших,.

Спой мне свою колыбельную, которую я люблю, убаюкай меня тихим рокотом твоего извилистого голоса.

Я помню, как однажды мы лежали в такое прозрачное летнее утро;

Ты положила голову поперек моих ребер и нежно повернулась ко мне,

И приподняла рубаху у меня на груди и вонзила в мое обнаженное сердце язык,

И дотянулась до моей бороды и дотянулась до моих ног.

Быстро возникли и простерлись вокруг меня покой и знание, которое выше всех рассуждений и доводов,

И я знаю, что Божья длань есть обетование для меня,

И я знаю, что Божий дух есть брат моего духа,

И что все мужчины, когда бы они ни родились, тоже мои братья,

И женщины — мои сестры и любовницы,

И что сущность творения — любовь,

И что бесчисленны листья в полях — и твердые, и сморщенные,.

И бурые муравьи в маленьких кельях под ними,

И покрытый мхом забор, извивающийся подобно червю,

И груды камней, и бузина, и коровьяк, и лаконоска.

 

6


Ребенок спросил: ч т о т а к о е т р а в а? и принес мне ее полные горсти.

Как мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава.

 

Может быть это флаг моего чувства, сотканный из зеленой материи, — цвет надежды.

 

Или может быть это платочек от Бога,

Надушенный, нарочно брошенный нам на память в подарок.

Где-нибудь там в углу есть и метка, имя владельца, чтобы, увидя, мы могли сказать наверное, Чей.

Или, может быть, трава и сама ребенок, младенец растительности.

 

А может быть это гиероглиф,

И может быть он означает:

„Взрастая одинаково в жарких странах и в холодных странах,

Среди белых и среди чернокожих,

И Канука и Токагоэ *), и конгрессмэна **), и негра — я принимаю равно, всем им даю одно".

А теперь мне кажется, что это прекрасные, нестриженные кудри могил.

Кудрявая травка, я ласково поглажу тебя, Может быть, ты выросла прямо из груди каких-нибудь юношей, и, может быть, если бы я их знал, я любил бы их;

Может быть, ты растешь из старцев или из младенцев, только что вынутых из материнского чрева;

Может быть, ты материнское чрево.

 

Но эта трава так темна, она не могла взрасти из седых старушечьих голов,

Она темнее, чем бесцветные бороды старцев, также не взросла она из бледно-розовых ртов.

 

Я хотел бы передать ее темную речь об умерших юношах и девушках, а также о стариках и старухах, и о младенцах, едва только взятых от чресел.

 

Что, по вашему, сталось со стариками и молодыми?

И во что обратились теперь дети и женщины там под землей?

Они живы, и им хорошо, и малейший росток указует, что смерти на деле нет,

А если она и есть, она ведет за собою жизнь, она не подстерегает жизнь, чтобы ее погубить,

Она гибнет сама, лишь только появится жизнь.

Все идет вперед и вперед, без запинки,

Умереть это вовсе не то, что ты думал, но — лучше.



Думал ли кто-нибудь, что родиться на свет — это счастье,

Я спешу сообщить ему или ей, что умереть это такое же счастье, и я знаю это наверняка.

Я умираю вместе с умирающим и рождаюсь вместе с только что обмытым новорожденным,

Я весь не вмещаюсь между башмаками и шляпой,

Я смотрю на разные предметы, ни один не похож на другой, каждый по-своему хорош.

Земля хороша, и звезды хороши, и спутники их хороши.

Я не земля и не спутник земли, я — товарищ и собрат людей,

Таких же бессмертных и бездонных, как я,

(Они не знают, как они бессмертны, но я знаю).

Все существует для себя и своих, для меня существует мое, мужское и женское.

Для меня те, которые были мальчишками и которые любят женщин, —

Для меня — невеста и старая дева, для меня матери и матери матерей.

Для меня губы, которые улыбались, глаза, проливавшие слезы,

Для меня дети и родители детей.

Скиньте покровы! предо мною вы ни в чем не виноваты, для меня вы не отжившие, не старые,

Я вижу сквозь тонкое сукно и сквозь грубое сукно *),

Я возле вас, — упорный, прилипчивый, впитывающий в себя все, неустанный, — меня не откинешь прочь!

.............