Глава V. Шумовку Шиншилла на сушке сушила

Печаль тая, Каллиник знал –
Не тот сифонофор
Давече прибыл на вокзал,
Дарить стране рокфор.

Его не отличала стать,
Парфюм и модный лук,
Он счастлив был – ни дать ни взять –
Спасать себя от мук.

И тем спасал, что всякий раз
Разыгрывал пассаж,
О том, как старый Барабас
Выпрашивал массаж

У синевласой инженю,
А славный Артемон
Твердил надменно «ню-ню-ню»
И в скудный рацион

Своих несыгранных ролей
Включал вольтеров лик.
В ночи под танец кораблей
Луны клонился блик.

Сиял до края молоком
Наполнившийся ковш,
А Шмель, махая молотком,
В компанью не был вхож

И от того, Слона за хвост
Желая укусить,
Шмель заманил его под мост
Чтоб строго вопросить:

«О, превеликая ладья –
С надрывом молвил Шмель –
Тебе и лошадь не судья,
И берега – не мель!»

Но Слон, притворство не любя,
Скорбя возопиял:
«Я сам запеленал себя
В сто двадцать одеял!»

На пристань опускалась хмарь,
В подсобке пел сверчок,
Грустил в углу Генсекретарь,
Сжав голову в пучок.

По коммунальному висел
Герляндою чеснок,
Седой болгарин ел кисел,
И доплетал венок.

Идиллию ночных утех
Не нарушал интим,
Он есть у этих, есть у тех –
И мы его хотим.

Но занавес теперь висит
С обратной стороны,
И отощалый одессит
Не тянет бороны.

Растит курёночка хорёк,
А объедает хряк.
Судьбы России поперёк
Раскинулся овраг.

В его зияющую пасть
Возница держит путь,
Но не дадут ему упасть
Единорос и Дудь.

Охапкой ухватив мошну,
Подтянут в закрома,
Что ни аршином в ширину
Ни кубарем с холма…

«Я в коридоре подожду
Свою былую Русь,
Пока забудут про вражду
Кабан Борис и Гусь»

Между собою рассуждал,
Глядяся в зеркала,
Адепт Судьбы и маргинал
Забытого Весла,

Привратник лож, аскет и Лир –
Шмелём убитый Крот,
Что по ночам любил кефир,
А по утрам компот.

Не доставая рукавом
Казённых погребов
Он, как Спартак, вёл напролом
Восстание рабов!

Рабы же думать не могли
Своею головой,
Меняя гречу на рубли
И ухая совой.

Перед властителем цепей
Смешён их контрданс,
Как небоскрёб среди степей,
Как в баре реверанс.

Но око зрит, да зуб неймёт
Кошерный виноград.
Не каждый званый разберёт,
Что здесь не божий град.

Поевши, не легко прочесть
Кумранские листы,
А в ЧебурТорге мясо есть
Совдеповской глисты.

И хоть поган в руке наган,
Работа палача,
Сжимать покрепче ятаган
И центр от калача.

Пусть смысл в этом не простой,
Да хорошо, что есть
Где оставаться на постой,
Что выпить и что съесть.

«Какой нелепый тута слог» -
Промолвит прочитав
Поэму нашу Саша Блок
На цыпочки привстав.

«Однако мысля глубока» -
Взамен кивнёт Бурлюк,
Держась за круглые бока,
Опорожнив бурдюк

С шато лафит ротшильд гран крю,
И наложив вердикт:
Сойдёт для песен "Motley Crue"
И для Пиаф Эдит.

Эх, Муза наша не проста –
Ей лишь бы прокричать
Крестом с куста, из уст в уста,
Печатью на печать.

Я знаю, скоро в монастырь
Придёт пора идти.
Уже сияет башен штырь
И время: без пяти.

Пришла пора о чудесах
И правде рассказать,
О том, что есть на небесах
И нужно ль выживать,

Коль под запретом алкоголь –
И даже в Новый Год,
Ведь ничего делить на ноль
Приучен наш народ.