Фейное творчество...
«Мудрость краткости,- писал Бальмонт в этой статье,- необременение многосложностью, уклонение от гнета многих подробностей, соединенное с такой проникновенностью к одной подробности, что она становится самодовлеющим целым,- это японская впечатлительность, японская душа. И так как умение сделать из одной малости целый зачарованный мир есть способность и свойство Волшебника, есть дар Фея и Феи, Япония кажется мне волшебной и японцы кудесниками. < … >
Я - русский,- продолжает Бальмонт,- и я европеец, потому, конечно, я люблю больше свою поэзию, и она мне кажется более совершенной по глубине и силе. Но в то же время я не могу не признать, что кроме испанцев, создавших подобные же трехстрочные и четырехстрочные песенки, ни один европейский народ не умеет в трех, в четырех, в пяти строках дать целый законченный о6раз, всю музыку настроения, полное прикосновение души к душе, как это умеет сделать японец. И если всем сердцем я люблю русскую народную песню, не должен ли я также сказать, что она длинна и что не меньше по-своему прекрасен кристалл пятистрочной танки, где 31 слог дает целую картину, и трехстрочного хокку, где 17 слогов создают настроение»».
Краткий итог японских впечатлений Бальмонта содержало также интервью поэта корреспонденту московской газеты «Утро России».
«Страна произвела огромное впечатление своей своеобразной красотой, - подчеркнул поэт.- Войны там совершенно не чувствуется (В первой мировой войне Япония участвовала в войне на стороне России других союзников против Германии). Япония не воюет и наслаждается благодатным миром. Увы, это было моим единственным разочарованием, я ждал увидеть там пламенных союзников, а нашел спокойных друзей. Отношение к русским прекрасное. Приятно поражает обилие людей, знающих русский язык. Наблюдается большой интерес к русской литературе. Нечего говорить об изучении Толстого, Тургенева и других классиков. Знакомятся японцы и современной литературой. Так, переведены мои три стихотворения. Профессор Нобори Сиому с большим успехом и знанием читает в Токийском университете куре русской литературы.
Собственно, почти в каждом из своих «японских» очерков Бальмонт демонстрировал образцы японской лирики, переложенные им на русский язык. «Перепевая» японские танки, Бальмонт стремился подчеркнуть древность этой поэтической традиции.
Он переводил в основном стихотворения наиболее значительных поэтов и поэтесс -средневековья, начиная с IX-X столетий (Осикоти-но Мицунэ, Фудзивара-но Кинто, Рёдзэн-хоси, мать Митицуна, Кудзё садайдзин), и гораздо меньше внимания уделял «современности» (Есано Тэккан, Ои). С особой теплотой отзывался Бальмонт о «женской поэзии» Японии. «Женщина,- повторял он,- играла в развитии японской поэзии большую роль, И она, воплотившая в себе всю нежность расы, не могла не наложить своего отпечатка на поэтическое творчество Японии» («Фейное творчество»).
В ряде многочисленных переводов, выполненных Бальмонтом почти за полвека творческой работы, японские танка и хокку как бы теряются, не занимают видного места. Между тем именно переводы Бальмонта из японских поэтов следует отнести к числу его несомненных художественных удач. По своему духу и настроению японская традиционная поэзия была созвучна бальмонтовской лире с ее неизменной импрессионистической окраской.
Подумал я: опавшие цветы
На ветки возвращаются. Но нет:
То были бабочки в сияньи пестроты.
(Аракида Моритакэ)
Это кукушка.
Слушайте, слушайте,
Какими б вы ни были между богов.
(Басё)
Луна едва вставала,
Я терпеливо ждал –
Пришел и лунный свет.
Басё
Но нет! То – мотылек..
Моритаке
Трёхстишия Басё
Перевод Бальмонта.
1.
Туча цветов.
Колокол это Уэно?
Иль Асакусы?[
2.
Это кукушка.
Слушайте, слушайте,
Какими б вы ни были между богов.
3.
Крик цикады не дает
Никакого указанья,
Что она чрез день умрет.
4.
Стрекочут цикады.
Ничто не напомнит,
Что скоро умрем.
5.
На мертвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер.
6.
На перевале
Стою я горном.
Я выше птиц.
7.
Летние травы,
След в вас я вижу
Воинских снов.
Свидетельство о публикации №119122409077