Песнь четвёртая

Угасло Светило и Феб уж над небом не властен.
Меж облак седых тихо месяц плывёт круторогий.
Он так же как я безразмерно велик и прекрасен,
И также любуются им олимпийские боги.

Величье, подвластное только богам и героям,
Хранилось от века в нефритовом каменном гроте.
Манипулы спали, а Ромул, томясь геморроем,
Письмо сочинял о любви к незабвенной Шарлоте.

И строки всё также лились аполлоновой песней,
Но не  было в них ни словечка звучащего ново;
Герой ни за что не хотел становиться известней
И подвиг вершить бесполезный всё снова и снова.

Явила весна хорохористый девичий образ,
Оттаял Герой, перед ней преклонивши колени.
И к небу из уст его вырвался радостный возглас,
А над головой сребробокие плыли тюлени.

Едва удалось бы потрафить на лад ему мысли –
Ни в граде Богдан, да в селе не сыскать Селифана –
Да нужно бежать поскорее, пока не отгрызли
Ревнивые зорьки язык у Большого Ивана.