Хафиз аль-Ширази. Диван

                Хафиз аль-Ширази. Диван.
Хафиз аль-Ширази написал сборник стихов (диван) с красивыми иллюстрациями.
Его стихи являются вершиной персидской поэзии.
Они в Иране до сих пор читаются и декламируются.



               «Диван»

Жизнь я растратил, а сколько желаний имел!
Небо вращалось, но что обрести я успел?
Всем, кто встречался мне, я предлагал свою дружбу,
Все становились врагами. Таков мой удел!

Хафиз Шираза.



Жемчужина пути:

Сделав Самарканд столицей своей империи, Тимур отстроил город заново, мечтая создать из него истинный центр мира, и во многом в этом преуспел.
 Однажды ему нашептали стих Хафиза:
«Когда красавицу Шираза своим кумиром, изберу,
За родинку её отдам я и Самарканд и Бухару».
Взбешенный, Тимур отдаёт приказ привести к нему поэта. Хафиза находят в убогой хижине и, одетого чуть ли не в рубище, бросают перед владыкой.
Тимур вопрошает: «Как же ты, нищий, можешь отдать за какую-то родинку мой Самарканд?»
На что Хафиз отвечает: «Ты видишь, государь, до чего довели меня мои щедрые подношения!»



                ***

Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.
От нищеты и бед ища защиту,
Ученый муж скитается по свету.
Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь — вмиг призовет к ответу!
И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, —
Будь сей поэт, как Санаи, искусен —
И черствой корки не дадут поэту.
Мне мудрость шепчет: «Удались от мира,
Замкнись в себе, стерпи обиду эту.
В своих стенаньях уподобься флейте,
В терпении и стойкости — аскету".
А мой совет: «Упал — начни сначала!»
Хафиз, последуй этому совету.

              ***

Душа — лишь сосуд для вмещенья ее,
И в зеркале глаз — отраженье ее.
Вовек я главы ни пред кем не склонял, —
Ниц падаю в миг приближенья ее.
Вам — древо в раю, мне — возлюбленной стан,
Вам — небо, а мне — постиженье ее.
Был в мире Меджнун, — мой черед наступил,
Повторна судьба и круженье ее.
Сокровища нег — вот влюбленных страна,
Вся доблесть моя в достиженье ее.
Не страшен душе сумрак небытия —
Не видеть бы лишь в униженье ее!
Цветник в цветнике распустившийся вдруг —
Нежданное преображенье ее.
Пусть с виду Хафиз непригляден и нищ,
В груди его — изображенье ее.



Хафиз довёл жанр газели до совершенства. Степень его мастерства такова, что каждый бейт (двустишие) газели может существовать отдельно или переставляется местами в одной газели, не разрушая смысла стихотворения.  Стихи Хафиза предельно музыкальны. Он точно выбирает образы, краски, полутона, его язык метафоричен. Поэт продолжал традиции многих великих поэтов: психологизм Низами, рационализм Хайама, возвышенный стиль Руми, мастерство Саади – и вдохнул в этот поэтический сплав дух острословия, свободомыслия и бунтарства.  Некоторые исследователи называют Хафиза мистиком. Но мистицизм поэта – это поэтическое созерцание и прозрение, которые обожествляют и любовь, и красоту, и дух человеческий, это культ человека. Такой подход был враждебен ортодоксии по самой своей сути.  Более шести веков живут произведения поэта.


"Песня, брызнуть будь готова –вновь, и вновь, и вновь, и снова!Чашу пей –в ней снов основа –вновь, и вновь, и вновь, и снова!Друг, с кумиром ты украдкой посиди в беседе сладкой-..."

                ***

Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей!»

Была лёгкой любовь, да становится всё тяжелей.



Хоть бы ветер донёс аромат этих чёрных волос,

Этот мускусный запах опутавших сердце кудрей.



Как мне жить, веселясь, если денно и нощно в ушах

Колокольчик звенит: «Собирайся в дорогу скорей!»



На молитвенный коврик пролей, нечестивец, вино,

Если так повелит тебе тот, кто сильней и мудрей

О, скитальцы в пустыне, что знаете вы о любви:

О бушующих волнах, о мраке, о нраве морей?



Раб страстей, я позором покрыт до конца

своих лет –

На базаре кто хочет судачит о тайне моей.



Бог с тобою, Хафиз! Полагайся на Бога, Хафиз!

«Мир забудь, полюбив. Верным будь.

Ни о чем не жалей»



***


Да не забудется вовек твой взгляд, блиставший янтарём,

Украдкой письмена любви читавший на лице моём.



Да не забудется вовек, как ты склонилась, вняв мольбе,

И воскресила, как Иса, наполнив новым бытиём.



Да не забудется вовек, как щёки вспыхнули твои –

И сердце стало мотыльком, спалённое твоим огнём.



Да не забудется вовек, как обещал блаженство мне

Весёлый кубок губ твоих с расправленным рубином в нём.



Да не забудется рассвет, когда мы оба во хмелю

Не замечали никого. Был только Бог – да мы вдвоём!


Да не забудется вовек, как ты смеялась, опьянев, –

А для меня на том пиру лишь ты была хмельным питьём.



Да не забудется вовек, как ты решилась наконец

И месяц молодой бежал гонцом при стремени твоём.



Да не забудутся те дни, те пьяницы, тот харабат...

Той святости, той чистоты мы и в мечети не найдём.



Да будут вечно жить стихи, которые сложил Хафиз,

Как жемчуг, в памяти людей, идущих

истинным путём!

                ***

Давно моя тетрадь в закладе за вино.

На двери кабаков молюсь уже давно.



Вот виночерпий – маг великодушный:

Нам, пьяницам здесь всё разрешено!



Тетрадь залей вином. Лишь тем немногим,

Кто сердцем зряч, её прочесть дано.



В земной любви, разборчивое сердце,

Ищи высокой истины зерно.

Как циркуль, сердце на оси вращалось,

Покуда точки не нашло оно.



Певец любви сложил такие строки,

Что мудрецу заплакать не грешно.



Я весь цвету от счастья: вдохновенье

Мне кипарисом свыше внушено.



Вино не учит злу! Ругать аскетов

Напившись, я не стану всё равно.



В груди сокрыто сердце у Хафиза,

Преступник ищет место, где темно!


                ***

Лик твой – спутник мой в скитаньях, а дороги – далеки.

К локонам твоим привязан я рассудку вопреки.



Ямочка на подбородке мне лукаво говорит:

«В эту ямочку свалились все Юсуфы-дураки!»



Эти тысячи Юсуфов преградили путь к тебе.

Красота твоя – спасенье и лекарство от тоски.



Если мне не дотянуться до густых твоих кудрей –

Значит, сердце виновато, значит, руки коротки.



Предавайся наслажденьям ты в обители своей,

Но привратнику у входа наставленье изреки:

«Этот путник отразился в зеркале моей души,

Хоть и пыльный он, и скромный, и наряд, и вид – жалки.



Отвори ворота, если постучится в них Хафиз –

Он годами, бедный, жаждал мною утолить зрачки…»


               ***

Пока не будут кабаков забыты имена,

Я буду распростерт в пыли пред продавцом вина.



И будет в ухе у меня блестеть его кольцо.

Каков я был – таков я есмь на вечны времена.



К моей гробнице приходя, о милости проси:

Каабой риндов навсегда останется она.



Веками будут перед ней склоняться мудрецы.

«Земля, хранящая твой след, навек освящена».

Аскет, над тайною не тщись завесу приподнять:

И для тебя, и для меня она равно темна.

                ***

Моя тюрчанка, из-за чьей жестокости всю ночь

Я лью ручьи кровавых слез, – сегодня вновь хмельна.



Мир – постоялый двор. Конец – неведом никому.

Хаджи, хмельных не обвиняй в грехе – не их вина!



От страсти умерев, лежать я обречен и ждать:

Когда же будет встречи весть трубой возвещена?



Молись! Поможет и тебе Хафизова звезда

В цепях пленительных кудрей испить любовь до дна!



Пошёл я в сад поразмышлять на воле.

Там голос соловья звенел от боли.


Бедняга, как и я, влюблённый страстно,

Над розою стонал... Не оттого ли,



Что вся она в шипах? Бродя по саду,

Я размышлял о соловьиной доле.



Из века в век одна и та же песня:

Она – в шипах, а он – в слезах. Доколе?

И что мне делать, если эти трели

Меня лишают разума и воли?



Ни разу люди розы не срывали,

Чтобы шипы им рук не искололи.



Увы, Хафиз! Нет счастья в этом мире,

Нет утоленья нам в земной юдоли...


                ***

Пропавший Иосиф в родной Ханаан возвратится – не плачь.

«Убогая хижина в розовый сад превратится – не плачь».



Вернётся покой в эту душу, хлебнувшую горя,

Смятенное сердце по воле небес исцелится – не плачь.



Настанет весна, и на троне весеннего луга

Нас розы укроют от солнца, о певчая птица – не плачь!



Не может быть вечно враждебным вращение неба,

Навстречу желаниям нашим должно и оно обратиться – не плачь

За тёмной завесою тайна грядущего скрыта,

Но радость, я верю, ещё озарит наши лица – не плачь.



Паломник в пустыне, не бойся шипов мугильяна, *

Шипы не помеха тому, кто к святыне стремится, – не плачь.



Что ты перенёс от людского коварства и злобы –

Всё знает Всевышний, всё щедро тебе возместится – не плачь.



Хоть полон опасностей путь и длинна до Каабы дорога,

Не может она бесконечно всё длиться и длиться – не плачь.



И ты, о Хафиз, в своём нищем, убогом жилище,

Пока есть Коран и пока ещё можешь молиться, – не плачь!


                ***


Просило сердце у меня то, чем само владело:

В волшебной чаше увидать оно весь мир хотело.



Жемчужина, творенья перл – всевидящее сердце

О подаянии слепца просило и прозрело!



Свои сомненья в харабат * понёс я к старцу магов:

Мужей, желающих прозреть, там множество сидело.



Седой мудрец, навеселе, глаза уставил в чашу:

В ней всё, что было на земле, пестрело и кипело.


Спросил: «Давно ли от вина ты глаз не отрываешь?"–

«С тех пор, как этот небосвод воздвигнут был умело!»



Прозренье сердца – свыше нам ниспосланное чудо,

Все ухищрения ума пред ним – пустое дело.



Тот, кто изрёк: «Бог это я!» – по мнению

мудрейших,

Казнён за то, что приоткрыл завесу слишком смело.



А у того, кто в сердце скрыл открывшееся свыше,

О миге истины в душе воспоминанье цело.



И если будет небесам ему помочь угодно,

Свершит он чудо, как Иса, вдохнувший душу в тело.



Всегда и всюду Бог – с тобой, а малодушный суфий

Не знал о том и призывал Аллаха то и дело.

Спросил Хафиз: «А почему любовь тяжка

как цепи?» –

«Чтоб сердце, разума лишась, от сладкой боли пело!»





***


Ради родинки смуглой одной, одного

благосклонного взгляда

Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу –

богатства Багдада!

                ***

Виночерпий, мне чарку налей! Ибо нет среди

райских полей

Цветников Мосаллы*, нет в раю берегов Рокнабада. **



Озорное дрожанье ресниц этих «сладостных

дел мастериц»

Похищает покой из сердец, словно спелую

гроздь винограда.


Красота – как звезда в высоте. И любовь

не нужна красоте.

Не нужны совершенству румяна, духи и помада.



Как Иосиф, пленительна ты! По расцвету

твоей красоты

Понял я, что стыдливость и честь для неё –

не преграда.



Проклинать меня можешь, хулить – я тебя

не устану хвалить,

Ибо в сладких устах и горчайшее слово – услада.



Слушай мудрый совет (всё, что вымолвит

старый поэт,

Для неопытной юности – лучшая в мире награда!):

Музыкантов зови, пей вино! Смысла жизни

понять не дано.

Велика эта тайна – искать объясненья не надо.



О Хафиз! Ты газель вдохновенно сказал –

жемчуга нанизал,

Чтоб от зависти в небе рассыпали перлы Плеяды...


                ***


Сокровища души моей – всё те же, что и были.

И тайна, и печать на ней – всё те же, что и были.



Я тот же задушевный друг, немного захмелевший

От запаха колец-кудрей – всё тех же, что и были!



Я не прошу рубинов в дар и россыпей жемчужин:

Скупцы не сделались добрей – всё те же,

                что и были.



Твои уста, чей алый цвет моей окрашен кровью, –

Всё те же, сколько кровь ни пей, всё те же,

что и были!



Моя религия – любовь, я – основатель веры.

Озёра полных слёз очей – всё те же, что и были.


Хафиз, кровавых слёз из глаз ещё прольёшь немало!

Истоки счастья и скорбей – всё те же, что и были.


                ***


Ты похожа на зарю, я – на тусклую свечу.

Улыбнись – и я тебе душу навсегда вручу!



Полон радостных надежд, распахнул я двери глаз.

Ты уходишь с глаз долой – замыкаюсь и молчу.



В сердце выжжено клеймо вьющихся твоих волос:

В их фиалковом лугу схоронить себя хочу.



Всё прощу тебе за то, что из памяти моей

Не уходишь ты, когда в скорби дни свои влачу.

Хоть черны мои глаза – слёзы светлые текут.

Дни и ночи плачу я – за любовь свою плачу.



О блистательный кумир! Раб коварства твоего,

Раненой своей души я вовек не излечу.



Стану прахом – ветром стань, на Хафизов прах дохни:

Я со смертного одра, саван разодрав, вскочу!




Чтоб дух над землёй воспарил – назначь мне

                свиданье с тобой!

Я – птица, меня этот мир не свяжет своей суетой.



Превыше престола Творца я ради любви поднимусь.

Я буду рабом до конца – ты будь до конца госпожой.



Пролей на меня, о Аллах, с небес наставления дождь,

Покуда ещё я не прах, покуда ещё я живой.



А ты, сладкотелый кумир, свой пояс, молю, развяжи,

Чтоб мог я на жизнь и на мир махнуть напоследок рукой.



Готов я, хотя и старик, тебя обнимать до утра.

Из крепких объятий твоих я встану опять молодой.

К могиле моей не ходи без музыки и без вина,

«Вскочу я, с весельем в груди, танцуя, из тьмы гробовой».



В день смерти моей, о кумир, Хафизу явись хоть на миг.

Чтоб дух над землей воспарил –

назначь мне свиданье с тобой!


              ***


Этот мудрый старик виночерпий,

добром будь помянут,

Мне сказал: «Вот бокал – все невзгоды

на дне его канут!»



Я ответил: «Боюсь – не пропить бы мне

добрую славу…» –

«Пей! – велел мне старик. – Нюхай розы,

пока не увянут».



Всё уходит из рук в этом мире, на ярмарке этой,

Где тебе продадут пустоту, где тебя

непременно обманут.


Где нельзя удержать ничего, к чему

сердцем привязан,

Где и троны царей лёгким прахом

со временем станут.



Да продлятся, Хафиз, твои дни! Пей вино

и не слушай советов.

Прекратим этот спор – он и так уже

                слишком затянут.



Я пьян любовью – дайте мне бокал!

Хмельной от страсти – винопийцей стал.



Я пьян её глазами – где же чаша?

Уста любимой холодны, как лал.


Пусть снимет покрывало, ибо луны

Её ланит не терпят покрывал.


Я стал *дверным кольцом, чтобы соперник

Меня от двери милой не прогнал.


Ты думаешь – я ждал твоих объятий?

Я твоего лишь лицезренья ждал!

Миража блеск, Хафиз, тому, кто жаждал,

Ни разу утоления не дал…